– Читайте вслух, – приказывает Василий Васильевич.
– Вслух так вслух, – седая голова декламирует с выражением и с выражениями. А в заключении зачитывает резюме: «Ад не резиновый».
– Подпись? – интересуется Василий Васильевич.
– Вот, – показывает тот бумагу .
– От кого? -интересуется дотошный следователь.
– От того, кто по водной глади рая на яхте гоняет.
– А вторая от кого? – интересуется Василий Васильевич.
– От того, кто в аду жар в жаровню поддает.
– От него самого? – недоверчиво перепрашивает следователь.
– От него самого.
Василий Васильевич вертит бумагу в руках. – Шутки шутками, но на самом деле места все вышли. Нет как нет. Все забронировано. – И повернувшись ко мне, задает риторический вопрос. – А ты что считаешь, что у нас есть? Есть?!
– Есть! – бодро отвечаю я. – И для меня, надеюсь, тоже..
– А ты считаешь, что если демократия, – возмущается Василий Васильевич, – то значит…
– Обязаны, – подсказываю я.
– Обязаны,– ловит он автоматически мою подсказку, – обязаны подбирать все, что плохо лежит – острова, идеи, людишек? И мы берем! -Василий Васильевич громко хлопает ладонью по столу.
Его коллега от неожиданности вскакивает с места. Вода из тазика выплескивается на пол.
– Только не жмите на красную кнопку! – умоляюще просит он.– Еще не время, еще не час! Он падает на стул и вытирает рукавом пот со лба. – А вот по существу данного вопроса. Как полагаете
– Обязаны, – грустно повторяет Василий Васильевич. -Не оставаться же ему нигде и ни в чем. Распилят.
– А нам что? Снова санкции? Как всегда неработающие?
– А хрен его знает. Может, на этот раз будут и работающие.
– Я не хочу, – подаю я голос, – чтобы по-живому пилили. Больно.
– Да ты уже не живой.
– Все равно больно, – говорю я. – И маму жалко.
– Раньше надо было думать о маме.
– Сначала о Родине, – возражаю я, – а потом о себе. Нас так в школе учили.
– Сволочь? – спрашивает Василий Васильевич у своего коллеги, указывая на меня пальцем.
–Сволочь, – соглашается тот. – Да еще какая!
Какая? – мне становится даже интересно. – Назовите, пожалуйста, степень.
– Степень свою ищи в таблицах Брадиса.
– А это кто такой? – не унимаюсь я. – Прокурор из Челси или…?
– Каких-то пять минут назад в академики кто-то метил, – ехидно замечает белая голова.
– Брадис – в академики? – удивляюсь я. – Не знаю. Не был. Не привлекался.
– Родственников за границей тоже нет, – дополняет список Василий Васильевич, качая головой.
– Да, – киваю я.– И шмыгнув носом, плаксиво ною. – Я хороший. А они там не берут, здесь не берут. Видите ли, мест у них нет. Распилить каждый может.– Сказал и замолчал.
– Воняет? спрашивает Василий Васильевич своего коллегу.