Анатолий (Анри) Семенович Шварц
Ковид, как доктор прописал
– Я? – спрашиваю я с тревожно. – Это еще я?
Он смотрит на меня безнадежно, качая своей седой головой, и молчит.
–Это еще я? чуть ли не кричу я.
– Не кричи, – говорит он. – Ты – зто ты. Но ты уже и не ты.
– Я не понимаю, – удивляюсь я и развожу руками. – Неужели скурвившийся я -это не я?
– Понимаешь, – объясняет он мне, – если бы ты оставался самим собой, то у тебя был бы шанс стать членом нашего коллектива и поболтаться здесь наверху. Но так как ты прятался за обстаятельства и возводил это в свое оправдание, то умножая это на степень содеянного, сам понимаешь, дорога тебе вниз, в самую что ни на есть Жосминду.
– В самую что ни на есть? – ужасаюсь я.
– Еще глубже, чем ты думаешь, – подтверждает он.
И тут я замечаю, что свою-то жосминду он аккуратно опускает на три подушки. А ноги свои пристраивает поудобнее в тазик с водой, чтобы грибки на ногтях не подсыхали. Я хихикаю.
–Накувыркаешься здесь с вами, – реагирует он на мой смех. – Не то что голова в вареную репу превращается, но и ноги начинают ходуном ходить. Ведь не каждый из вас от нас по своей воле уходит. Кто-то для ускорения и в хорошем пинке под зад нуждается. Заметь, служу-то я не в театре,– вздыхает он тяжело.
Так и быть это я замечаю, а еще замечаю, как дверь отворяется и в помещение входит непонятная мне личность, облаченная в такой же белый балахон. Личность подходит к столу и о чем-то долго и нудно перешептывается с моим визави. Затем поворачивается ко мне тем, что называлось лицом и я понимаю, что дела мои пропащие, потому что передо мною стоит знакомый мне до боли следователь Василий Васильевич.
А ты что здесь делаешь? – удивляется он и тут же захлебывается от смеха.-
Твое место в самом что ни на есть низу. Внизу! Внизу! Внизу! Правда, если тебя там примут, дружок.
– А ежели нет? – жалобно вопрошаю я.
– А если нет, тогда распилят,– обнадеживает меня Василий Васильевич.
«Сказать ему, кто он есть?» – думаю я: «Так не поверит. Правду все принимают в штыки. Заныть? Не услышит. Себе в жилетку поплакаться? А если..? А вдруг он захочет еще больше меня унизить? Жертву жалеют, чтобы еще больше унизить. Может все-таки похныкать?»
И я хнычу. – Мне что, вообще места нигде нет? Я хочу здесь быть.
– Выходит, нет, – отвечает он мне. – Все места заняты.
– Как заняты? -возмущаюсь я. Ну откуда во мне живет эта ересь? Но надо же обязательно спросить.– Неужто оплачены?
– Не юродствуй, – отрезает он и поворачивается к своему коллеге. Полагаете, он хочет узнать о каком-нибудь мало-мальском месте для меня? Так нет, видите ли, я для него мордой не вышел.
–Почему этот юноша здесь? Не ржавеет железный Феликс?
– Да вот бумага из ада прилетела, – отвечает тот нехотя.
