Анастасия Зарецкая
Я приснюсь тебе на рассвете

На самом деле, тринадцать лет – странный возраст. Ты уже не ребенок, чтобы все окружающие были для тебя только друзьями и никем большим. Но и не взрослый, чтобы ввязываться в отношения.

Но если ты любишь?..

До тринадцати лет я любила только маму, папу, собачек и кошечек, которых у меня никогда и не было, а ещё вышивать крестиком и смотреть телевизор вопреки словам папы.

Тринадцать мне исполнилось за четыре месяца до того, как я повстречалась с Вадимом.

Мимо нас прошла работница магазина, – я повернулась в ее сторону и заметила недовольное выражение лица. Осторожно освободила свое запястье от хватки Вадима и нелепо ему улыбнулась.

– Здорово будет, если сейчас наши велики угонят?

– Что? – переспросил он, погруженный в свои мысли.

– Говорю, что идти надо. Проверим, как там велики. Ладно ещё мой… – продолжала рассуждать я, когда мы уже двинулись к выходу, так ничего и не купив. Интересно, папа очень разозлится из-за отсутствия лейки, которая ему была гипотетически нужна? – Но вот твой, такой красивый…

Вадим нахмурился. Велосипедом он наверняка дорожил. И все то время, что мы были в продуктовым, поглядывал в окошко, где стояли наши с ним велосипеды, прислоненные друг к другу. А сейчас вот увлекся разглядыванием леек.

Не знаю насчет Вадима, но внутри меня с каждой секундой паника только нарастала. И к тому времени, когда мы добрались до выхода, я уже чувствовала, что начинаю дергаться.

Вадим толкнул дверь, и мы оказались снаружи.

Верно говорят, что язык мой – мой враг. Порой я могу ляпнуть нечто такое, ужасно несуразное, что сразу же находит воплощение в реальности. И сейчас, замерев, мы с Вадимом наблюдали за тем, как какой-то мальчишка лет восьми, усевшись на черный прекрасный велосипед – ясно, что не мой, пытается по-быстрому смотаться.

Это просто он ещё не знает, что мы здесь…

Вадим опомнился первым.

Он сорвался с места, сбежал со ступенек и помчался спасать велосипед. Мальчишка, завидев преследователей, сорвался с места и усердно закрутил педали. Не догонит, ух, не догонит!.. Уже через секунду, очнувшаяся, я бросила Вадиму в спину:

– Хватай мой!

Вадим понял все правильно и направился к моему велосипеду. Я рассудила так: на одном велосипеде за другим угнаться будет быстрее. Но учесть особенности велосипедов забыла. Вадим подхватил мой велик, запрыгнул, поехал, едва не врезаясь коленями в руль. Ха, думал, это так просто?..

И все вроде бы стало хорошо. Расстояние между преследователем и угонщиком стало сокращаться.

А потом впереди показался резкий поворот и – я ясно это видела – Вадим сжал правую руку, чтобы использовать ручной тормоз и немного замедлиться перед поворотом.

Но никакого ручного тормоза у меня не было.

Поэтому Вадим не затормозил. Следовательно, и не повернул. А упал на зеленый газон. Раздался грохот. Я ахнула и ринулась к нему. Мальчишка-угонщик, заслышав грохот, решил обернуться и посмотреть, что же там происходит. Обернулся, посмотрел. Но не справился с управлением и тоже упал.

Наверное, это было смешно, но мне хотелось только ахать.

Мальчишка громко заревел: он был маленький, а велосипед, упавший сверху, большой и массивный. А Вадим уже почти выкарабкался… Поэтому я поменяла вектор: бросилась к неопытному угонщику.

– Вылезай, – пробормотала, протягивая ребенку руку. Он поднял рыжую голову и взглянул на меня заплаканными глазами. Но руку все-таки взял.

Выбрался, потер ударенные локти.

– Как себя чувствуешь? – спросила участливо.

– Нормально, – он шмыгнул носом. – Только не бейте, тетя.

– Какая ж я тебе тетя? – возмутилась я, никак не отреагировав на слова про побои.

Справа кто-то прикатился. Или не кто-то. Это был Вадим, и он смотрел на мальчишку куда более хмуро, чем я.

– Ну и что же подвигло тебя на такой поступок?

Я повернулась к нему и уточнила обеспокоенно:

– А ты как?

– В порядке, – отмахнулся Вадим. – Честно говоря, я думал, что сначала ты подойдешь ко мне.

– Тебя спасать?

– Свой велосипед…

– Если честно, сначала я и хотела подойти к тебе… – начала объясняться я. – Но не затем, чтобы спасти велосипед, а…

– О-о-ой, замутило что-то-о-о, – протянул мальчишка, прерывая наши разговоры. Он покраснел, прислонил ладони к щекам.

– Господи! – воскликнула я. Схватила его за плечи. Вроде бы, ребенок не собирался падать. Но это только вроде бы. А если упадет? Что-нибудь ещё расшибет себе?

Мальчик дернулся. Похоже, я задела за больное место, оставленное велосипедом Вадима.

Я повернулась к своему спутнику и спросила:

– Может, отведем его к кому-нибудь? Тут до больницы не так уж далеко…

Я вопросительно взглянула на него, чуть ослабив хватку. Вадим в ответ посмотрел на меня.

Через секунду я ощутила легкость. Руки, больше ничего не касаясь, бессильно опустились вниз. Я удивленно повернулась в сторону мальчика. Неужели упал? Но ведь грохота не было…

Как и мальчишки. Он сорвался с места и уже бежал вперед. Резко похорошело, видимо. Улепетывал он резво. Видимо, у молодых все заживает быстро. Даже мгновенно.

– Пусть бежит, – сказал Вадим мне в спину.

– Конечно, пусть, – пробормотала я, – я же за ним не побегу. Как и ты, покалеченный….

И все равно чувство, что меня обманули, никуда не ушло.

– Пф, – отозвался он. – Я каждый день с велосипеда десять раз падаю. Ладно, падал раньше, сейчас чуть поменьше, но… такова уж она, участь велосипедиста.

Я фыркнула и, не выдержав, рассмеялась.

Напряжение стало меня покидать, хотя, и вправду, ситуация заставила понервничать.

Мальчишка вдруг остановился и на этот раз не из-за шума. Навстречу ему шел мужчина в широком пиджаке – или широкими были его плечи – с такими же рыжими волосами, как у нашего недавнего знакомого.

Сейчас ребенку было уже не до нас.

Вадим, поставив мой велик на подножку, поднял с земли свой, бережно отмахнул невидимые травинки, чуть надавил на сиденье, покрутил руль, наклонился, чтобы посмотреть на спицы. Что сделала я? Ну… Быстро взглянула на свой транспорт и поняла, что пополам он не сломан. Значит, доеду.

Когда осмотры – и Вадима, и мой, – были закончены, он взглянул на меня и вдруг предложил:

– Может, чаю?

– А?

– Чай, – пояснил Вадим. – Такой напиток.

– Я знаю… – протянула задумчиво. – А причем тут он?

– Пить.

– Что пить?

– Не могу понять, – Вадим взлохматил длинную челку. – Ты издеваешься или серьезно. По-моему, из нас двоих в последнее время головой ударялся я.

– А я по жизни – того, – пояснила миролюбиво. – Ну давай выпьем. Только где его взять? У тебя с собой термос? – засомневалась я.

– Ага, пятилитровый…

– Теперь издеваешься ты.

– Эх, Лейка, – он покачал головой. – Объясняю. У меня такое предложение. Мы можем ещё немного покататься, а потом… ладно, я официально приглашаю тебя в гости.

– Официально? – я фыркнула. – Ты бы лучше отдохнул… – Я перевела взгляд на его ноги и ахнула.

– Что такое? – уточнил Вадим обеспокоенно. И тоже посмотрел вниз. Голень правой ноги была в точках крови – видимо, он содрал верхний слой кожи, когда летел с велосипеда, а на второй наливался фиолетовый синяк. Даже не синяк, а целая галактика. – А, – отмахнулся он. – Пустяки.

– Господи…

– Говорю же, у меня такое каждый день, – повторил Вадим, но я ему не поверила. И через секунду заметила кровь на лбу и едва ли не схватилась за сердце.

– Что ещё? – вздохнул он.

Я сглотнула ком, застрявший в горле, и ответила:

– Ты пробил себе голову.

Вадим коснулся того самого места, где была кровь, как будто знал, где он именно себе ее пробил, и заметил:

– Ну у тебя и фантазия, Ленка. Вообще-то это не голова.

– А что тогда?

Нервно хихикнула.

Вадим молча показал мне руку с окровавленным пальцем.

Я сделала глубокий вдох и призналась:

– Я сейчас тебя побью, честное слово, хотя мы с тобой знакомы только сутки. Ты весь в ранениях и говоришь, что это пустяк! Надо обработать, вдруг инфекция? Что же это за безалаберность такая? – Возможно, сейчас я была похожа на мою маму, которая частенько выговаривала мне подобное, но промолчать я не смогла. – Так что мы сейчас действительно идем к тебе в гости, но не чаи пить.

– Лена-а-а… – попробовал что-то сказать он.

– А обрабатывать твои ранения. – И добавила жалостливо: – Почему ты не думаешь о своем здоровье?..

– У меня мама медик, поэтому о моем здоровье думает она.

– Но сейчас ее рядом нет.

– Правильно, она на работе…

– Поэтому тебе придется задуматься о себе самому, – припечатал я. – Ты сможешь ехать? Или лучше пойдем? А перекись у вас есть дома?

– Смогу, поедем, есть, – отрапортовал он. – Лена?

– Что? – уточнила я, поднимая голову от велосипеда, на который собиралась залезть.

– У тебя глаза красивые. Ну, когда ты злишься, – признался он.

– Я не злюсь, а беспокоюсь.

– Тогда еще красивее, – согласился Вадим.

На это отвечать я уже не стала: лишь кивнула. И мы поехали. Говоря «мы», я имею в виду и Вадима, который сел на велосипед вопреки моим протестам.

Глава 2. Мамочки

Вадим жил на втором этаже, почти в самом конце дома, в том самом конце, около которого утром стояла я, уставшая и расстроенная. Именно поэтому он смог меня разглядеть. Именно поэтому спустился ко мне. И именно из-за меня или, если быть точнее, лейки, будь она неладна, мы сюда вернулись.

То есть, мы хотели вернуться сюда на чай, но чай пока пришлось отложить.

Вадим спрятал велосипеды, и мой, и свой, в каморке на первом этаже, ключик от которой ему дал сосед снизу. Очень уж ему мальчик понравился. И Вадим, не будь наделенным излишней скромностью, ключик принял и теперь мог каморкой пользоваться.

– Это ж сколько вы тут живете, что ты успел завоевать расположение? – спросила я, пока мы поднимались по лестничным пролетам. Один, два, дверь. Так быстро.

– Чуть больше недели… – ответил он. Потянулся к волосам, но отдернул руку. Как бы Вадим не храбрился, я-то знала, что ранения доставляют ему если не боль, то дискомфорт.

– Быстро ты…

– Я умею быть хорошим, – он посмотрел на меня и фыркнул.

Мы остановились у двери, Вадим стянул с плеча рюкзак и вытащил из него ключ.

– Заметно, заметно…

Он вставил ключ в замочную скважину, сделал два полных оборота, вынул его. А потом ручка наклонилась сама по себе, и дверь, скрипнув, чуть приоткрылась.

Мы с Вадимом переглянулись, но уже через секунду изнутри прозвучал мягкий женский голос:

– Вадим, отойди, чтобы я тебя дверью не задела.

Вадим отошел – сделал медленный шаг назад. Зато я отпрыгнула: не то испугалась, не то… испугалась. Но не двери, а встречи.

Кому ещё может принадлежать такой теплый голос с нотками мудрости, так заботливо произносящий имя? Кому, кроме…

– Открывай, мам, – пробубнил Вадим, подтверждая мои догадки.

Дверь распахнулась, и я увидела женщину лет сорока с золотыми кудрями и черными пушистыми ресницами, одетую в скромное серое платье. Сначала ее губы растянулись в улыбке: ещё бы, ведь она увидела своего сына, наверняка любимого. Но уже через секунду, как бы я не пыталась слиться с тенью лестничной клетки, мама Вадима заметила меня и чуть изогнула тонкую бровь.

– Вадим? – спросила удивленно. – Не подскажешь, кто с тобой?

– Это Лена. Мы катались вместе…

– Так рано?

– Да, и я… – Вадим замолчал. – Мам, а ты почему дома?

– А не должна была? – она качнула головой. – После ночной смены вернулась, но, как понимаешь, не обнаружила тебя.

– Пф-фу… – отозвался Вадим. – Никак не могу привыкнуть, что ты теперь по-другому работаешь. В общем, мама, не ругайся, но я пригласил Лену в гости, а ещё… – Он замолчал, собираясь с мыслями, и вскоре продолжил: – Мы должны были ещё покататься, но произошел один нелепый случай, и я немного ударился.

Он кивнул головой на ноги, и его мама, нахмурившись, произнесла:

– Ах ты, мой горемычный. Заходи, лечиться будем, – она быстро взглянула на меня, как-то по-иному, и я пробормотала еле слышное «здравствуйте». – И ты заходи, Лена, – продолжила она. – Посидишь на кухне, пока мы с Вадимом будем возиться.

– Да я могу и домой пойти… – заметила несмело.

– А велосипед как возьмешь? – Вадим повернулся ко мне. – Заходи, Лен. Понимаю, что как-то все получилось по-дурацки…

– Из-за меня? – полюбопытствовала женщина.

– Из-за меня, мам, – ответил Вадим. – Из-за того, что я с велика полетел.

Мне стало в три раза более неловко, но внутрь я все же вошла.

Вадим развязывал шнурки, его мама ушла на кухню – через несколько секунд я услышала, что зашипел чайник. Я уже скинула кеды, спрятала их в уголок и тихо спросила:

– Вадим, а как мне маму твою называть?

– Можешь тетей Аней, – он хмыкнул.

– А если нормально? – зашипела я.

– Анна Алексеевна. А меня Вадимом Константиновичем. Как звучит, а?

Он распрямился. Я слабо улыбнулась, и тогда Вадим вздохнул:

– Не переживай ты так. Или у тебя мазерфобия? Посидим, чай попьем. Правда, не уверен, что у нас появилось что-нибудь из съедобного… Но у меня там ещё трубочки были, если, конечно, они совсем не рассыпались…

– Вадим?

Анна Алексеевна – вот уж действительно красиво звучит – выглянула в коридор и спросила:

– Ты идешь? Лена, – она обратилась ко мне – ее голос пытался заглушить шум греющейся воды, – а ты проходи на кухню. Скоро чайник закипит. Какой ты хочешь чай: черный, зеленый? Или, может, кофе?

– Зеленый, – ответила я.

Анна Алексеевна кивнула и исчезла. Мы с Вадимом разошлись – он пошел в ванную, скрытой за белой дверью со значком душа, а я чуть дальше, на кухню, где его мама уже налила для меня чай в стеклянную чашку с черным узором и положила в вазочку печенье, которое потом убрала в верхний ящик гарнитура. От сына, наверное.

– Посиди пока тут.

Я кивнула и осталась одна.

Здесь было красиво: покрашенные зеленой водостойкой краской стены, мраморный линолеум на полу, круглый стол, накрытый мягкой скатертью, бело-серый гарнитур. Семья Вадима явно купила квартиру с хорошим ремонтом, может, даже с мебелью – не успели же они сделать и поставить все это сами всего лишь за неделю? И все же пока тут не хватало уюта: каких-то мелких деталек, вроде цветка на окне или журнала на тумбочке, которые указывали бы, что здесь живут люди.

Но ничего. Это придет со временем. Понятно, что за неделю не так-то просто обжиться.

Вадим с мамой о чем-то разговаривали, а я сидела с ровной спиной, маленькими глотками пила чай и жевала печенье.

Минут через семь дверь в ванную открылась, и из нее вышла сначала Анна Алексеевна, которая направилась куда-то по коридору, потом Вадим. Он прошел на кухню и резко сел на стул, вздохнул.

– Совсем плохо? – спросила я тихо.

– Нормально, говорю же.

Он взглянул на меня, но уже через секунду заметил вазочку с печеньем.

– Это что?

– Это меня твоя мама угостила…

– Нет, ну так дело, конечно, не пойдет… – Вадим поднялся со стула, открыл серый шкафчик с посудой и вытащил из него кружку, такую же, как у меня, не закрыв дверцу. Поставил ее на стол, вернулся к гарнитуру. Видимо, в Вадиме проснулась совесть – он выглянул в коридор и прокричал: – Мам, тебе нужен чай?

– Да, – отозвалась Анна Алексеевна, похоже, из другой комнаты.

– А тебе какой? – несколько секунд Анна Алексеевна молчала, и тогда Вадим повторил: – Мам, какой тебе?

– Любой, сын, – ответила она, входя в кухню. – Проще сделать все самой, чем ответить на твои вопросы. Ты же знаешь, что я только зеленый пью.

– Ну откуда мне знать? – пробормотал Вадим. Но чай все-таки заварил. Теперь и у меня, и у Анны Алексеевны черные завитки на кружке удачно контактировали с желтовато-зеленым чаем, зато завитки кружки Вадима почти сливались с налитой в нее жидкостью.

Я сидела напротив Вадима, а его мама – перпендикулярно нам, и пару минут мы молчали, прежде чем Анна Алексеевна, сделав несколько мелких глотков чая, спросила:

– И давно вы знакомы?

– Со вчерашнего дня, – признался Вадим.

Я кивнула, пытаясь скрыть смущение за чашкой чая.

– И как же вы познакомились? – продолжала задавать вопросы Анна Алексеевна. – Так сдружились быстро…

Я хотела убедить ее, что мы не дружим, но это бы лишь смутило меня еще больше. Поэтому я молча пила чай, сожалея, что он вот-вот закончится и щит спадет.

– Лена мне движение тормозила… – протянул Вадим. – Встала посреди тропинки, и я не смог проехать. А потом… Ой, кстати, мам! Тетя Света говорила, чтоб ты ей позвонила.

– Тетя Света? – Анна Алексеевна нахмурилась.

– Ну да, – Вадим кивнул. – Парикмахерша которая.

– Ах, Света… – она махнула рукой. – Я перезвоню ей позже. Даже забыла о ее существовании, столько всего прошло, – отозвалась Анна Алексеевна просто. Забыла. Столько прошло.

Я тогда не поняла ее, но ведь понимание приходит с возрастом.

Бывают в жизни такие периоды, которые стараешься забыть. А вместе с ними забываются и люди.

Мы ещё немного попили чай, и минут через пять я, смущаясь, сказала Вадиму, что все же хочу уехать. А для этого мне нужен, собственно, велосипед.

– А я думал, что ты ещё немного погостишь у меня, – отозвался он. Мы поднялись из-за стола – Вадим поставил свою кружку в раковину, и я последовала его примеру. Анна Алексеевна осталась на кухне, зато мы с Вадимом вышли в коридор.

– Для первого раза я погостила неплохо…

– Ты ещё не съела свою трубочку.

– Чай мы уже попили.

– И я хотел тебе кое-что показать…

– Мы знакомы всего два дня!

Наши взгляды встретились – глаза Вадима блеснули колдовской зеленью – и я, не выдержав, рассмеялась. Вскоре ко мне присоединился и Вадим. Успокоившись, он все же спросил:

– Почему тебе так весело?

– Просто, – я фыркнула. Чуть коснулась его предплечья и произнесла: – Не обижайся, но это так. Мы ещё все успеем. – И добавила тише: – Надеюсь.

– Успеем, – Вадим качнул. – Прости.

– Да ничего страшного…

– Последний месяц прошел в спешке, – продолжил он, – вот я и продолжаю бежать. По инерции. Ну, знаешь, так говорят? – Я кивнула, и Вадим вновь словил мой взгляд, произнес: – Спрошу сейчас, чтобы потом не забыть в этой суете. Лена, ты придешь ко мне на день рождения?

– День рождения? – уточнила я завороженно. – А когда?

В кухне шумела вода: кажется, Анна Алексеевна мыла посуду. Но сердце стучало в пять раз громче.

– Через неделю. Одиннадцатого июля.

– А сколько тебе? – я чуть прищурилась.

– Пока что двенадцать.

– Ха, – я махнула рукой, – а мне больше.

– Дай угадаю, – Вадим нахмурился. – Тридцать?

– Ах ты!..

И мы вновь стали смеяться, поэтому ушла я намного позже, чем хотела.

***

То пусто, то густо.

Об этом я думала одиннадцатого июля, когда ходила туда-сюда по длинному коридору. Сегодня мне нужно было встретить маму с санатория, мы об этом с ней договорились ещё три недели назад. Но также сегодня отмечал день рождения Вадим, и об этом он тоже сообщил мне заранее. На той неделе, когда я побывала у него в гостях. Вот только время назвал лишь вчера, вернее, уже сегодня ночью, когда я позвонила ему после полуночи, чтобы поздравить первой. И его время совпало с тем временем, когда мы с папой должны были поехать за мамой.

Вадиму я в этом сразу не призналась – смутилась, не хотелось портить момент, а теперь вот размышляла.

Хоть разорвись.

Но я не разрывалась, а занималась чем-то третьим, посторонним.

В квартиру вошел папа в красивой рубашке. В руках он держал завернутые в газету цветы. Это наверняка белые хризантемы, мамины любимые. Он посмотрел на меня через круглые очки и спросил:

– Почему ты ещё не готова, Лена?

– Я почти, – отозвалась, смущаясь. – Пап, слушай, а на обратном пути ты меня не высадишь раньше дома?

– С подружками встретиться договорились? – предположил папа.

– Не совсем, – ответила я, – но почти. Меня пригласили на день рождения! А день рождения у этого человека неудачно выпал на дату маминого приезда.

– Тут неудачной, скорее, была именно дата, – папа мне подмигнул. – Собирайся, Ленка. Высажу. Но сначала за мамой.

Да. За мамой.

И я надела голубое платье, сшитое из летящей ткани. Длинная юбка, открытые плечи – я была похожа на нежного мотылька и даже сама себе нравилась. Распустила волосы, которые в детстве казались мне золотистыми. Когда мама была дома, она красиво закручивала их, делая похожими на пружинки. Но мамы не было, и я изо всех тормозила ее появление.

Прихватив рюкзак со спрятанным на дне свертком-подарком, я вновь появилась в коридоре. Папа ждал в прихожей, прислонившись к стене. Завидев меня, он удивленно поднял брови. Я не выдержала, фыркнула:

– У меня двойной праздник!

– Лена, – папа покачал головой. Я быстро надела балетки, и мы покинули квартиру. – Как быстро ты взрослеешь!.. Лет двенадцать назад я и предположить не мог, что пищащее глазастое чудо вырастет в такую красавицу.

Я нажала на кнопку лифта и взглянула на папу с укором:

– Хорошо ты меня охарактеризовал.

– А спустя ещё двенадцать? Тебе будет двадцать пять, и, я уверен, к тому времени ты уже обзаведешься собственными детьми. Главное, чтобы они пищали поменьше твоего.

– Знаешь, папа…

Створки лифта разъехались в сторону, и мы оказались внутри.

– Я всегда буду рядом с вами. С тобой и мамой. Могу попищать, если хочешь, – и рассмеялась.

– Не стоит, – отец страдальчески поморщился, – несмотря на то, что ты уже взрослая, воспоминания об этом до сих пор ярки.

– Ох, папа!..

Мы поехали за мамой на вокзал. Ее поезд прибывал в половину двенадцатого. А мой, везший шанс отметить день рождения Вадима, отъезжал ровно в полдень. На это время Вадим меня и пригласил. И я точно знала, что не успею прийти. До вокзала ехать полчаса, он расположен на самом краю города. Пока мы встретим маму, пока все упакуем, пока обратно… Самое раннее – управимся к часу.

И Вадим об этом не знает.

Нет, просто тихушничать я не собиралась. Хотела написать без пятнадцати минут двенадцать, что не смогу прийти к нему, потому что встречаю маму. Или смогу, но с опозданием, если он меня, конечно, будет рад видеть. Понимаю, очень некрасиво. У него там гости, приготовления. Здорово будет, если я ввалюсь в самый разгар обеда, жаждущая внимания.

Но как я могла поступить ещё?

Другого решения я не видела. Не могла же я бросить маму. Мы с ней три недели не виделись, только созванивались изредка. И мама всегда говорила, что очень по мне скучает, хотя и в санатории ей нравилось. Вот только, упоминала она, как бы хорошо не было вокруг, а с родными людьми лучше.

Мимо нас проносились дома, кустарники, ларьки, велосипедисты… Как я ни вглядывалась в их лица, Вадима не увидела. Да и что ему кататься на велосипеде в свой день рождения?

Мы появились на вокзале в начале двенадцатого. Побродили по мощеной плитками площади, посидели около фонтана. Мне вообще нравился этот вокзал. Он был маленьким, но таким уютным… Двухэтажное светлое здание, окруженное зелеными деревьями. Несколько составов, стоящих на железной дороге. Ряд автобусов, причем за все время, что мы находились тут, отъехал только один.

В более крупных городах вокзалы больше, но и шуму от них… А у нас – почти что тихо и мирно. Чувствуется какая-то гармония с природой. Голуби, вон, вечно кружат рядом: летом на тонких розовых лапах ходят по плиткам, зимой прогуливаются по льду. Совсем ничего не боятся.

Спустя некоторое время диктор объявил о прибытии маминого поезда, и мы с папой, как ещё некоторые встречающие, пошли к третьему вагону. Мама выходила одной из последних: в льняном брючном костюме, с вьющимися волосами и солнечными глазами, голубыми-голубыми, ярче, чем небо. Папа помог спустить чемодан, а я сразу бросилась в мамины объятия.

– Леночка, – прошептала мама мне в волосы. – Я тоже очень по тебе соскучилась, доченька. А платье у тебя какое красивое!..

Вскоре к нам присоединился и папа. Мы стояли так, обнявшись, несколько секунд, пока нас не заменили новые прибывшие. Я шла рядом с мамой и не могла оторвать от нее взгляд. Какая она была красивая тогда! Отдохнувшая, здоровая, улыбающаяся. Счастливая. Действительно счастливая.

И я в тот момент подумала о том, что хотела бы стать такой же, как она. Чтобы у меня был муж и дочка. Чтобы они меня встречали и обнимали. Чтобы я была нужна кому-то, кроме мамы и папы.

Чемодан подпрыгивал на кочках, возмущенно дребезжа, но мы не обращали на это внимания. Мама обнимала меня за плечи – в то время я была совсем чуть-чуть выше ее, а другая ее рука переплелась с рукой папы.

Мама рассказывала нам о том, как прошло ее времяпровождение в санатории и, пусть я слышала некоторые из этих историй по телефону, менее интересными они не стали. Я завороженно слушала мамин голос, улыбаясь и ахая.

Но уже скоро мы остановились у машины. Папа открыл багажник, чтобы спрятать в него чемодан, после они и вовсе отошли с мамой на пару метров – наверное, обсудить какие-нибудь технические вопросы. Этот перерыв нужен был и мне. Я вытащила из рюкзачка мобильник, и, щурясь, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, напечатала:

«Привет. Прости. Встречаю маму».

Кнопки пищали, пока я набирала это сообщение, и я закрывала динамики, чтобы никто ничего не заподозрил. Но, кажется, что-то родители все же заподозрили. Как только я, поколебавшись пару секунд, отправила сообщение, ко мне обратилась мама:

– Лена? Папа говорит, ты хотела к кому-то ехать. Мы с папой думали зайти в какое-нибудь кафе. Мне есть, что тебе сообщить.

Я повернулась и покраснела:

– Ну… Наверное. Меня пригласили на день рождения, но, мам, я хочу побыть с тобой!

Мама улыбнулась и вновь заключила меня в объятия.

– Ленка, Ленка… А кто пригласил? У Кати, насколько помню, день рождения осенью. Какая-то другая девочка?

– Ой, нет, – протянула я. – Не девочка.

– Мальчик? – мамина улыбка стала ещё шире.

– Я хотела тебе рассказать, но не по телефону. Понимаешь, мам… – и я внимательно на нее взглянула. Глаза наверняка воодушевленно пылали. – Его зовут Вадимом! И мы с ним вместе катаемся на велосипедах. Неделю назад познакомились. Они недавно переехали сюда с семьей… Он меня и пригласил.

– Как интересно, – мама качнула головой. – И во сколько все начинается?

Папа, что до этого скромно стоял в стороне, не выдержал и произнес:

– Дамы? Как насчет того, чтобы отправиться в путь? Настя, – он с таким невообразимым теплом посмотрел на маму, что мне захотелось отвернуться – слишком искренним был этот момент, предназначенный только для них двоих.

– Едем, едем, Сашенька, – отозвалась мама. – Одну секунду. Лен?

Распахнулась дверца машина, и почти одновременно прозвучало:

– В двенадцать, – это говорила я, отвечая на мамин вопрос.

– Совсем забыл! – а это восклицал папа.

Зашуршала газетная бумага, и через несколько секунд мы с мамой вдвоем смотрели на папу, почти полностью скрытого за белым пышным букетом хризантем, лишь связанных лентой. Мама никогда не любила шуршащие упаковки – считала, что за ней не видно естественную красоту цветов.

– Какая красота, – восхитилась мама, – спасибо, Саша! Да я ж за ними потеряюсь!..

И она приняла в руки пышный букет, который действительно скрывал и мамины ключицы, и шею, и нос – лишь голубые глаза до сих пор по-доброму смотрели на нас.

Мама опустила букет, поцеловала папу в щеку, а потом произнесла:

– Итак, сначала мы отвезем Лену к Вадиму…

– К какому Вадиму? – нахмурился папа. Я потупила взгляд и покраснела.

– К ее другу, – ответила мама смело. – Из-за которого Лена даже достала велосипед с балкона! А это, Саша, что-то да значит. А уже вечером мы соберемся все вместе, я как раз успею что-нибудь приготовить. И тогда…

– Ты ведь хотела мне что-то сказать, мам, – напомнила я.

– Вот соберемся все вместе, и скажу, – подмигнула мне мама, прижимая к груди букет цветов.

– Ты думаешь, я доживу до вечера, мучаясь от неведения? – рассмеялась я.

– Ладно, – смилостивилась мама. – Уговорила. Я расскажу тебе обо всем сейчас. Итак, Лена. – Она взяла меня за руки. – Я хотела сообщить тебе, что жду ребенка. Мы с папой хотели сообщить. И что скоро у тебя будет брат или сестра, доченька.

Она внимательно смотрела в мои глаза, ожидая какой-нибудь реакции.

– Пищащее глазастое чудо? – пробормотала я.

Папа взглянул на меня и пригрозил пальцем.

Я выдохнула и попыталась улыбнуться в ответ маме – сначала несмело, но потом – более уверенно.

У нас появится кто-то ещё. С ума сойти! Я уже привыкла, что мы всегда втроем, вместе, а тут… новый член семьи, совершенно непонятное существо.

Пару секунд я молчала.

– Поздравляю, мам, пап, – все же сказала я. – Просто все это так неожиданно…

– Знаю, милая, – пробормотала мама, обнимая меня свободной от цветов рукой. – Знаю…

Просигналил мобильник, оповещая о новом сообщении.

«Почему? Ты сможешь прийти позже?»

«Да. Вадим. Кажется, мне многое надо тебе рассказать».