Анастасия Король
Марина. Код силы
Глава 5
Филипп
Год назад. Февраль.
Филипп замедлил бег и подтянул черную шапку.
Клубы пара вырывались из легких при каждом выдохе. Расплывчатая верхушка солнца показалась на горизонте там, где виднелись шпили Вестминстерского дворца, окрашивая небо в бледно-розовый цвет.
Задрав манжету перчатки, мужчина проверил пульс на часах и, ступив на мост, перешел на шаг.
Дымка морозного утра уже почти развеялась. Тонкое одеяло снега, выпавшего ночью, стало подтаивать.
Редкие машины и автобусы проезжали по мосту.
Это было любимое время дня Филиппа. Иногда ему казалось, что он бы мог бежать так вечно, пока его сердце бы не остановилось, но поднималось солнце, просыпались люди и наполняли улицы, – волшебство рассеивалось.
Мороз забирался под одежду, охлаждая разгоряченное от бега тело. Филипп попрыгал на месте и собирался вновь перейти на бег, как спортивная машина, проехавшая мимо, резко остановилась в нескольких десятках метров.
Стрелок остановился, готовый к атаке. Рука молниеносно расстегнула жилет и потянулась к пистолету в кобуре.
Из машины выскочила женщина в вечернем алом платье. Шелковая ткань, подхваченная морозным воздухом, разлетелась по вскопанной шинами слякоти. Подол сразу же впитал в себя грязь и налип на ноги в тонких чулках.
Глаза в удивлении расширились, и Филипп замер пораженный.
Незнакомка, зашипев, подобно змее, схватила шубу, маленькую сумку и выскочила на бордюр.
– Том, ты козел! – закричала она, и ногой пнула дверь дорогой машины.
В ответ водитель что-то крикнул ей, перегнувшись, захлопнул дверь и рванул с места.
– Дурак! – закричала она вслед машине и помахала кулаком. – Да как он смеет!
Незнакомка взмахнула черными, словно сама тьма волосами и, просунув голые руки в рукава шубы, резко повернулась и одарила Филиппа нелестным взглядом.
– Что? – резко вскрикнула она.
Филипп моргнул, разжал пальцы с рукояти пистолета. Не часто встретишь в пять утра женщин на дороге в вечернем платье. Помотав головой, он отвернулся и быстро застегнул жилетку.
Тем временем Алессия порылась в сумочке и поняла, что оставила мобильный телефон в консоли машины и разочарованно скривилась.
В туфлях, в тонком платье, она уже чувствовала, как ноги начинали замерзать. Хорошо, что дом ее был недалеко.
Подняв ворот соболиной шубки, она быстрым шагом направилась в сторону дома.
Филипп повернулся и увидел, что незнакомка уходила. Следы ее туфлей на белом нетронутом ковре снега бросались в глаза. Стрелок побежал, но бежал он очень медленно в шаг незнакомки. Она то и дело недовольно одергивала влажный подол платья, который прилипал к ногам.
“Куда она идет в таком виде? Может, ей предложить денег на такси?” – возникали вопросы в голове Филиппа.
Он не сводил взгляда с ее фигуры, волос, что отражали еще не выключенные фонари улиц. Она была красива. Возможно, самая красивая женщина, которую когда-либо видел Филипп. Тонкая ткань платья обрамляла округлые бедра.
О, как она ими виляла!
Филипп сглотнул.
Незнакомка покосилась через плечо на него и ускорила шаг. Филипп вдруг понял, что пугал ее и замедлился.
Но что он мог сделать, если их дороги были в одном направлении?
“Это ведь глупо менять маршрут из-за какой-то незнакомки”, – подумал он и вновь ускорил шаг.
Незнакомка нервно подхватила раздражающий ее подол платья и перебежала дорогу на пешеходном переходе.
Филипп засмотрелся на ее длинные ноги и резинку чулков, что показалась при беге. Он нервно хмыкнул: ему ведь тоже, чтобы попасть домой надо было перейти дорогу. Что ему делать? Перейти дорогу в другом месте?
– Черт! – тихо выругался он и перешел следом за незнакомкой.
Молодая женщина, уже не скрывая своего страха, взбежала по лестнице. Она остановилась у двери подъезда и судорожно искала ключи в маленькой сумочке.
Филипп замедлился, не понимая как действовать. У него еще не было такого, чтобы кто-то принимал его за маньяка, когда его помыслы чисты и невинны. Обычно было совсем наоборот.
Незнакомка трясущимися руками пыталась приложить магнитный ключ домофону, и как можно быстрее вбежала в подъезд.
Филипп застыл у двери. Ключи от квартиры в его руках сверкнули в первых лучах солнца. Он благоразумно подумал, что лучше зайти чуть позже, чтобы не смущать девушку еще больше. Дверь в подъезд закрылась.
Алессия с облегчением вздохнула, чувствуя себя, словно только что вышла из клетки с тигром.
Все еще чувствуя дрожь в руках, она прильнула спиной к стене и нервно рассмеялась. Глубоко вдохнув, она вытащила почту из почтового ящика и направилась по лестнице на третий этаж.
Тем временем нервно, недовольно Филипп сложил руки на груди и, чувствуя себя полным идиотом, посмотрел на дверь и ключ в своих руках.
“Да какого черта!” – подумал он и открыл дверь подъезда. Легко взбежав по лестнице на третий этаж, он замер, увидев незнакомку напротив соседской двери.
Она была его соседкой?
Медленно молодая женщина повернулась, рот ее приоткрылся, готовый извергнуть крик.
Стрелок не мог позволить ей привлечь к нему внимание полиции. Недолго думая он в два шага преодолел расстояние между ними и зажал ее рот рукой в перчатке.
Незнакомка испуганно пискнула и, обмякнув, начала оседать в его руках.
– Я ваш сосед. Я из квартиры 36! – растерянно прокричал он, боясь, что она сейчас потеряет сознание.
Рука преследователя зажала рот. Алессия подумала, что все: это ее конец. Ее труп теперь найдут где-то в канаве… или еще хуже: в собственной квартире. Соседи через пару недель вызовут полицию из-за вони. А лежать она будет в ванной. Почему в ванной? Алессия не знала. Почему-то ей показалось, что однозначно ее труп будет лежать в ванной…
Филипп растерянно схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.
– Девушка! Девушка! Придите в себя.
Алессия медленно подняла глаза на него и заторможено осознала, что сидела на бетонном полу, облокотившись на собственную дверь, а ее преследователь махал перед ней ключами и указывал на квартиру напротив.
Она закрыла глаза и вновь открыла. Ей точно надо было сегодня меньше пить.
Филипп скривился и, встав с корточек, пошел открывать свою квартиру. Надеясь отыскать нашатырь или, может, виски для себя.
“Чокнутая!” – думал он.
“Это же маньяк”, – крутилось у нее в голове.
Увидев удаляющуюся спину маньяка, она еще раз моргнула и проследила, как он открыл дверь квартиры напротив. И вдруг до нее дошло, что же произошло, и выругалась так смачно, как любила. На итальянском, с подбором слов, которые выдавали в ней итальянку, хоть она и говорила на идеальном английском.
Филипп ошарашено обернулся, не успев ступить на порог. Ругательство, которое звучало из этого прекрасного рта, окрашенного красной губной помадой, звучало как музыка, если бы он не понимал смысл слов.
Алессия захлопнула свой рот, увидев вытянувшееся лицо соседа. Как правило, британцы, да и не только, не понимали, что она говорила, но этот мужчина, которого она приняла за маньяка, однозначно понял, куда она его послала.
– Простите, – пискнула она. – Я не вас имела ввиду… Я ругалась на саму ситуацию. Я вас приняла за маньяка-насильника.
Алессия покраснела и, вскочив на ноги, быстро скрылась за своей дверью. Захлопнув ее, она ошарашено посмотрела на себя в зеркало и разочарованно ударилась об него лбом. Ей было жутко стыдно.
Рот Филиппа отвис. Он всякое видел в жизни, но такого у него еще не было.
Он прошел вглубь квартиры, которая наполнялась рассветными лучами солнца. Почему-то его мысли были до сих пор прикованы к соседке с красивыми, блестящими, словно живой шелк, волосами, почти черными глазами и таким манящими губами…
Стрелок встряхнул головой, пытаясь отогнать возникшие в голове мысли. У него было важное задание и точно нельзя было отвлекаться на всяких… соседок, даже и очаровательных.
Невольно губы растянулись в улыбке, вспомнив как она смачно его обложила ругательством на итальянском.
Он открыл холодильник. Из глубины пустого холодильника на него грустно взирало одно яйцо. Он вздохнул, осознав, что забыл позаботиться о завтраке и скучающе разбил жалкое яйцо на сковородку.
Яйцо только подогрело аппетит и заставило желудок требовать продолжения застолья. Пообещав себе, что зайдет на вокзале в забегаловку и позавтракает, он прошел в спальню. Кроме кровати и письменного стола в ней ничего не было. Филипп достал из-под кровати сумку и, разложив снайперскую винтовку на столе, стал ее прочищать и готовить к работе.
Рука провела по холодному металлу и в голове возникли черные гладкие волосы девушки, длинными пальцами он пробежался по прицелу. Он любил свою М-200 и забота о ней была успокаивающей медитацией.
Кто-то, приходя после тяжелого рабочего дня, гладил кошку или выгуливал собаку, а Филипп отдыхал, когда заботился о своем оружии.
Тут пронзительно заверещал звонок. Филипп резко развернулся, нахмурился и быстрым, но тихим шагом подошел к двери.
В дверном глазке показалась черная макушка соседки.
Скривившись и бросив взгляд на наручные часы, он резко открыл дверь. Соседка отпрыгнула от открывшейся двери и скромно потупилась.
Ее роскошные волосы были собраны в неряшливый пучок на голове, а вечернее платье заменил спортивный костюм.
– Я хотела извиниться, – начала она быстро, протягивая нечто, напоминавшее то ли пирог, то ли чью-то отрыжку.
Ноздри Филиппа расширились, улавливая на удивление приятный мясной аромат.
– Это лазанья. Не смотрите на ее внешний вид, она вкусная. Я вчера готовила, но не успела к ней притронуться. Ее надо просто разогреть в микроволновке, – продолжала она говорить, пытаясь протиснуться в проем двери.
Филипп, обалдевший от такой наглости, выставил руку в проеме, преграждая ей путь, но она благополучно нырнула под его руку. Глаза стрелка расширились от удивления до размера блюдец. Он поспешил закрыть дверь в спальню перед ее носом, ведь там была разложена винтовка.
Соседка нагло порыскала глазами по узкому коридору и, толкнув бедром Филиппа, прошла на кухню.
– Кстати, мы не познакомились. Я – Алессия.
Она окинула взглядом идеально вымытую кухню, чистый стол, голые окна.
– Мда… Не хватает здесь женской руки. Сразу видно, вы живете один.
Филипп отошел от первого шока и, нахмурившись, кинул взгляд на дверь, ведущую в спальню.
– Я сейчас занят и вас не приглашал.
Алессия весело рассмеялась и, махнув рукой, непринужденно начала по очереди открывать верхние шкафчики.
– Где у вас тарелки? Мы бы сейчас позавтракали вместе… за знакомство… Вы, кстати, так и не сказали как вас зовут, – она очаровательно улыбнулась и вытащила две тарелки с верхних полок. – Нашла!
– Мисс Алессия, я прошу вас уйти. Мне скоро выходить на работу, – хмуро произнес Филипп, чувствуя себя странно: ее наглость одновременно раздражала и завораживала.
Алессия изумленно подняла глаза с приборов, что раскладывала на столе, на Филиппа.
– Но я уже все разложила. Не упрямьтесь. Я хочу извиниться за то, что приняла вас за маньяка.
“И теперь сами смахиваете на маньячку”, – подумал Филипп, но оставил свои мысли при себе. Он начал понимать водителя автомобиля, из которого Алессия выскочила. Если она вела себя столь же нагло с ним, то ничего удивительного, что он оставил ее на мосту.
Сейчас, без вечернего платья и идеально уложенной прически Филипп понял, что ей было около двадцати пяти, может быть больше.
Дзвянкнула микроволновка. От аппетитного аромата слюна наполнила рот. Желудок заурчал.
Алессия через плечо кинула на него довольный взгляд:
– Лазанья по рецепту моей мамы очень вкусная.
Филипп, заворожено следил, как Алессия поставила стеклянный противень перед ним, достала лопатку из шкафчика, о существовании которой Филипп не знал, и стала раскладывать лазанью.
Журналистка довольно смотрела, как Филипп с аппетитом поглощал лазанью, и ковыряла вилкой свою порцию.
Ее сосед был красив: глаза блестели желтыми бриллиантами, мужественный подбородок, легкая щетина. Единственное, чтобы она изменила: кучерявые волосы, собранные в хвост, не любила она длинноволосых мужчин, но почему-то ее соседу так шел хвостик, что она на минуту задумалась, а был бы он так интересен, если бы была короткая стрижка?
Филипп понял, что ел воистину вкуснейшую лазанью в своей жизни. У него даже слезы на глаза навернулись.
– Так как же вас зовут? – махнув ресницами, улыбнулась мисс Амбре. Она знала, что вопросы мужчинам надо задавать на сытый желудок. Поев, мужчины становились податливыми и неповоротливыми как тюлени.
Филипп моргнул, вспомнил, что находился не один и встретился глазами с девушкой перед ним.
Должен был ли он говорить ей свое имя? Какое из его имен использовать?
Алессия улыбнулась еще шире, оголяя белоснежные зубы. Тонкие руки поглаживали керамику кружки, большой палец повторял изгиб ручки.
“Она ведь всего лишь человек. Ничего же не будет, если я скажу ей свое имя?”
– Фил.
– Приятно познакомиться, Фил.
Глаза девушки очаровательно заискрились одобрением. Филипп резко опустил взгляд на тарелку и доел восхитительную лазанью.
– Мне уже пора выходить на работу…
– Я поняла вас, – резко встала она.
Стрелок изумленно замер. Он думал, что ее придется выгонять из квартиры. Алессия махнула рукой на лазанью. – Когда доедите, занесите мне форму, пожалуйста.
Филипп кивнул и проследил, как девушка подошла к двери. Алессия махнула ему рукой, и тут ее взгляд упал на консоль.
Свеженькая газета “Davless-news” лежала скрученная на столешнице вместе с платежками за квартплату. Изумленно Алессия уставилась на газету и так резко повернула голову, что шея хрустнула.
– Ты дэвлесс? – изумленно вскрикнула она. – Это, кстати, моя газета… То есть, я главный редактор.
Филипп растерянно замер. Рот удивленно приоткрылся. Ему потребовалась вся выдержка, чтобы не скривиться от разочарования: ну как она могла оказаться дэвлесс? Да и к тому же главред “Davless-news”? Худшим раскладом могло быть только соседство с агентом АКД или Дмитрием Аскендитом.
Алессия же, напротив, испытала прилив радости. Сосед ей понравился как мужчина, но с людьми у нее не ладилось. Они были из разного теста, и так или иначе, ее тянуло к дэвлесс, как иностранцев на чужбине тянет друг к другу.
– Ты из какого Дома?
Веки Филиппа дернулись. Он до отрезвляющей боли прикусил кончик языка, пытаясь вспомнить что-либо о главном редакторе “Davless-news”, нервно улыбнулся и произнес:
– Дом Лилий.
– Вот это да! А где учился? – От этого неожиданного допроса стрелок напрягся. Алессия почувствовала, что соседу не понравилась ее настойчивость и вздохнула: – Прости… Это вся моя журналистская сущность… Не надо отвечать. Я пойду. Может, как-нибудь выпьем?
Филипп кивнул и проследил, как дверь за ней закрылась.
Густые черные брови образовали линию. Эта девушка вызвала в нем противоречивые чувства: она его одновременно привлекала и пугала.
Он закрыл дверь на замок и поторопил себя – он должен был выходить из дома. Он разобрал винтовку, аккуратно сложил ее в подготовленную спортивную сумку со специальными прорезями для деталей.
Застегнув куртку, он закрыл на ключ дверь квартиры и сбежал по лестнице вниз.
Перед миссией он всегда был совершенно спокоен и серьезен. Час в такси, два часа в поезде, еще час в такси и три часа ожидания.
Филипп лежал на крыше здания, готовый в любой момент выстрелить. Он не использовал музыку в работе, потому что терял концентрацию.
Напряженный, подобно волку на охоте, он ждал свою жертву.
Филипп рассчитывал все заранее. Ветер мог отклонить пулю, от температуры на улице колебалась скорость.
Выстрел был всего лишь кульминацией подготовки. Настоящая работа проводилась до выстрела.
Нельзя было через винтовку концентрировать зрение на одиночной точке прицеливания, иначе образ запечатлевался при смене положения.
“Вот, посмотри, – нахлынули воспоминания на Филиппа, и голос отца возник в голове, – если смотреть на черную точку двадцать или тридцать секунд, то при перемещении взгляда на белую стену можно увидеть образ точки. Это называется запечатление. Это запечатление можно принять за истинное расположение точки прицеливания”.
Именно поэтому, как только Филипп увидел директора АКД, он сконцентрировался на точке прицеливания между глаз, и почти сразу же сделал вдох, выдох, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок.
Как только Филипп выстрелил, он собрал вещи, поднял гильзу и, накинув капюшон, вышел из здания.
Он только что убил человека, но внутри него было пусто. Он уже давно перестал что-то чувствовать.
Первый раз, в тринадцать лет, когда он застрелил первого человека он помнил как плакал. Выл, словно раненый зверь. Его вывернуло наизнанку прямо после выстрела. Отец тогда схватил его за шкирку и доволок до машины. Фил смутно помнил то чувство ужаса, глубинного стыда и понимания, что обратной дороги уже не было. Он был проклят.
Он чудовище.
Это ощущение сопровождало его еще много лет и угасало с каждым выстрелом, пока не выжгло все его чувства. И ему казалось, что все человеческое в нем уже выгорело и осталось только чудовище.
Рожденный, чтобы убивать, солдат Анирама Мортиса.
До первого убийство Филиппу нравилось внимание отца к себе. Анирам Мортис – жесткий, не терпящий неповиновения человек, но он был его отцом и Фил изо всех сил пытался ему угодить.
Но после первого убийства, Филипп часто фантазировал, что бы было, родись он у обычных людей, хотя бы простых пьяниц, которые бы сплавили его в приют. Он бы все отдал за это… Эта, еще детская фантазия, иногда вспоминалась ему и болью отзывалась где-то внутри.
Спустя каких-то пять часов, перекинув сумку на плечо, Филипп выбрался из такси. Промозглый ветер к вечеру усилился, и он мечтал только о горячем ужине, холодной бутылочке пива и мягком диване, но как только он вставил ключ в замочную скважину своей двери, как черт из табакерки возникла Алессия.
– Привет, – наклонила она голову вбок, втискиваясь между стеной, Филиппом и дверью.
Стрелок хмуро скосил глаза на нее. Он хотел сейчас побыть в одиночестве, и не испытал радости при виде приставучей журналистки. Он проигнорировал ее и сделал шаг за порог.
– Я устал, – буркнул он и хотел закрыть за собой дверь, но маленькая ножка на головокружительно высоком каблуке вставилась в щель.
Филипп вскинул хмурый взгляд и спрятал за спину сумку с винтовкой. Сумка со стороны выглядела как обычная спортивная сумка, но, все же, он не хотел рисковать.
Алессия улыбнулась шире и протиснулась в коридор его квартиры, оттеснив соседа.
Он был ее типажом идеального мужчины: брутальный, небритый, хмурый, не пугливый. Он выглядел как рокер, сошедший со сцены к ней. Он так отличался от мужчин к которым она привыкла в выглаженных дорогих костюмах, бритых, как Том. Он был словно свободен от оков офисной жизни. Она смочила языком нижнюю губу и сглотнула:
– Я бы хотела тебя пригласить посидеть где-нибудь. Ты, наверное, любишь пиво… Мы могли бы пойти в паб. Как смотришь на это?
Алессия повела плечом, соблазнительно – по ее мнению – потупила глаза и взмахнула пару раз ресницами.
Филипп обомлел. Эта девушка его пугала. От нее исходила такая сильная подавляющая энергетика, что не поддаться ей было сложно.
– У меня сегодня было много работы, – попятился он. Алессия, не растерявшись, сделала шаг в его сторону.
– Так отдохнем. Это же ни к чему не обязывает. Я просто хочу извиниться за то, что приняла тебя за маньяка.
Стрелок нервно кинул взгляд на дверь ее квартиры и вздохнул:
– Ладно. Мне надо принять душ и переодеться. Только подожди меня в своей квартире. Хорошо?
Алессия прищурилась и подозрительно произнесла:
– А это не предлог выгнать меня из квартиры, чтобы потом запереться здесь и делать вид, что тебя нет дома?
Филипп хохотнул.
– Вот блин. Разгадала мой коварный план.
Алессия пригрозила ему пальчиком.
– Нет. Я подожду тебя здесь. Обещаю ничего не трогать.
Фил скосил глаза на спальню, где в шкафу за второй стенкой хранил оружие, документы, наличку, потом посмотрел на комод в гостиной, где оставил пистолет в одном из выдвижных ящиков.
– Пес с ним. Пошли прямо сейчас, – произнес он и, закинув сумку с винтовкой в спальню, обернулся к Алессии.
И только сейчас он обратил внимание на то, что она была одета в короткое алое платье, поверх которого была накинута соболиная шубка, та самая, в которой она была с утра. Она цокнула каблуком высоких сапог и заправила за ухо прядь длинных волос. Алессия широко улыбнувшись, прильнула к его руке
– Такси уже ждет нас внизу, – пропела она.
Стрелок опустил взгляд на нее и вздохнул. Алессия даже не поставила под сомнение, что он поедет с ней. Она была невероятно самоуверенной и… жутко привлекательной. Не возможно было сопротивляться ее напору.
Губы Фила дрогнули в улыбке, и он подставил локоть для ее руки.
Эта женщина не могла оставить мужчин равнодушными – ее или ненавидели, или любили. Третьего было не дано.
Закрыв дверь квартиры, они спустились вниз и сели в такси.
– Дай угадаю, ты уже и столик забронировала? – вскинул широкую темную бровь Фил.
Алессия скрючила хитрую мордочку и, рассмеявшись, кивнула.
Он помотал головой, но не сдержал улыбки.
Она была похожа на ураган, который вопреки метеопрогнозам, вдруг ворвался в его жизнь. И Филипп позволил себе один день отдаться во власть этой красивой женщины.
Покачиваясь на тонких шпильках и держась за широкое предплечье Филиппа, Алессия вошла в “The Old Bell Tavern”.
Алессия улыбнулась, вспоминая времена ее молодости, когда она работала в типографии и частенько зависала в этом пабе с друзьями.
Заведение, построенное в 1670 году Кристофером Реном, было сердцем Лондона. Каменный пол, коричневый фасад здания, матовые окна с цветными стеклами – ничего не изменилось здесь даже спустя пятнадцать лет.
Они сели за столик в дальнем углу паба, забитого до отвала.
Алессия поблагодарила официантку, открыла меню и посмотрела поверх листов на Фила. Он рассматривал заведение, словно не бывал здесь ни разу.
Для Алессии, что провела в Лондоне студенческие годы, было удивительным, что кто-то мог не знать “The Old Bell Tavern”.
Алессии нравилось проверять свои дедуктивные способности на незнакомцах. Она пыталась понять как живет человек, до того как спросит его об этом. Фил говорил без акцента, то есть, скорее всего, он был из южной части Соединенного королевства. Смуглая кожа, обласканная солнцем, словно кричала о недавнем посещении южных стран. Воображение Алессии сразу представило Фила катающегося на доске где-нибудь на Бали, голый торс его обдувал ветер, с влажных волос стекала вода…
Алессия облизала губы и, моргнув, вернулась в реальность:
– Ты недавно в Лондоне?
Фил отвлекся от разглядывания светильников и посмотрел на нее. Он настороженно нахмурился и кивнул.
– Я здесь по работе, – уклончиво ответил он.
Алессия прикусила нижнюю губу и опустила глаза на меню. Его ответ раззадорил ее, словно собаку подкинутая палка. Она обожала загадки, и журналистское чутье говорило, что Фил не так прост, как кажется на первый взгляд.
Алессия очаровательно улыбнулась и быстро заговорила тонким голоском, подобно певчей птице:
– А я вот со студенческими друзьями часто зависала здесь в период практик в издательствах и типографиях. Ночь кутили, а потом на работу еле вставала и спала под лестницей… Как-то раз начальник меня застукал спящей на коробках с книгами, – хихикнула она. – Ох, и крику было. Хорошо, что я с директором типографии в хороших отношениях была, он не уволил меня, а то не видать мне диплома как своих ушей… Хорошее было время.
Филипп в ужасе уставился на Алессию. Она уловила его шокированный взгляд и махнула рукой:
– Ты так смотришь на меня, как будто сам не кутил в студенческие годы.
Филипп приподнял бровь, не зная, что ответить. Нет. Он не кутил. У него не было студенческих лет. Под контролем Владыки, он освоил программу академии в тринадцать лет и с четырнадцати, когда стал выглядеть старше, чтобы летать самостоятельно, стал выполнять задания.
У него никогда не было друзей. Он не задерживался больше нескольких месяцев в одном месте. Он был киллером и членом “Dominus Mortis”.
Конечно, иногда он приходил в какой-нибудь бар выпить и подцепить кого-нибудь на одну ночь, а иногда просто заказывал проститутку…
– Фил? – позвала его Алессия. – Ты выбрал что будешь?
Стрелок вскинул глаза на официанта и произнес:
– “Meantime London” мне… И что-то поесть. Я не ужинал еще, – он кинул взгляд на Алессию.
– Рекомендую каре и картошку фри, – произнес официант, указывая в меню.
– Да, пожалуйста.
– А вы, мисс? – обратился юноша к Алессии.
– Мне, пожалуйста, “Meantime Pale” и салат, вот этот, – тыкнула она пальчиком.
Официант ушел и Алессия, скрестив пальцы, подперла подборок. Она все не могла нащупать точки соприкосновения с Филом. Тему студенчества он поддержать не захотел, тему работы тоже… Ох, как ее заводили молчаливые мужчины…
Алессия сидела, закинув под столом ногу на ногу, и покачивала носком сапога. Она опустила голову к плечу и, не стесняясь, гладила лицо Филиппа взглядом.
Они молчали, и смотрели друг на друга, и в этом молчании им было комфортно, словно в теплом пуховом одеяле. Это было так странно – они ведь не знали друг друга.
Официантка поставила перед ними по бокалу эля.
Не сводя взглядов, они сделали по глотку, и Алессия прервала молчание:
– Какое твое хобби? – произнесла она таким томным с придыханием голосом, что Филиппу потребовалось несколько секунд, чтобы до его мозга дошла суть вопроса.
– У меня нет хобби, – округлил он глаза и сделал еще один глоток, только чтобы прервать с этой невероятно соблазняющей женщиной зрительный контакт.
– Как это? У всех есть хобби! – воскликнула Алессия. – Чем же ты занимаешься, когда приходишь домой после работы?
– Сплю, – не задумываясь ответил он.
Рот Алессии отвис. Несколько бранных слов слетело с ее языка, и она в сердцах раскинула руки:
– Да ты просто невозможен!
Филипп хмыкнул, сделал еще один глоток и добавил:
– Перед сном я читаю. Наверное, это ты называешь “хобби”?
Алессия встрепенулась и вся вжалась в стол, приближаясь к Филу. Читающие мужчины были ее слабостью. Филипп выглядел таким грубым, неотесанным, словно камень, а-ля молодой канадский лесоруб. А тут он еще и читал…
“Похоже, Алессия, ты пропала”, – сказала она себе и широко так, что чуть не треснуло лицо, улыбнулась:
– А что ты последнее читал?
– “Тень горы” Грегори…
– …Дэвид Робертса, – перебила его Алессия. Она все еще сомневалась, что он говорил правду. Некоторые мужчины, узнав, что она редактор газеты, набивали так себе цену. – Как тебе?
– Первая часть была лучше, – улыбнулся он, почувствовав, что Алессия проверяет его. В этот момент подошел официант и поставил перед ними блюда.
Рот Филиппа наполнился слюной, а желудок заурчал от восхитительных ароматов. Разом забыв об Алессии, он накинулся на еду потому, что был дико голоден. Он не ел почти весь день.
Проглотив каре из ягненка и картошку фри, он допил залпом остатки эля. Фил подозвал официанта, попросил повторить эль и только после этого вновь посмотрел на Алессию, которая так и застыла с открытым ртом и занесенной вилкой с наколотым помидором черри.
Фил съел все буквально за несколько секунд.
Расслабившись и облокотившись на спинку стула, он довольно улыбнулся. Слабая боль в висках, которая всегда появлялась у него от голода, исчезла.
Увидев реакцию Алессии, он махнул плечами:
– Прости, но я был жутко голоден.
“Я такого не прокормлю”, – подумала Алессия и, усмехнувшись своим же мыслям, засунула в рот ломтик помидора.
– Мой папа был таким же. Правда в памяти уже мало что осталось, он ушел из семьи к любовнице, когда мне было лет тринадцать… Я тогда винила себя во всем произошедшем, а теперь понимаю, что он ушел из семьи по своим причинам.
Фил насупил густые черные брови.
– Почему ты винила себя?
Алессия манула плечами и перевела взгляд на играющих в дартс мужчин.
– Хоть я и дэвлесс, – сказала она тише, – сила во мне так и не проявилась и отца это бесило. Он все обвинял маму, что это она виновата во всем, потому что она была из слабого клана.
Алессия покосилась на Фила. Она привыкла, что после того, как она сообщала, что пустая, многие мужчины-дэвлесс начинали смотреть на нее по-другому. Она привыкла к этим пренебрежительным взглядам с самого детства. Дети жестоки. Когда она поступила в Академию сила так и не проявилась. Она была пустой, третьим сортом дэвлесс. Она чувствовала себя инвалидом. В Академии те, кто обладал силой, были элитой, а тот, кто был из правящих семей – почти богами.
Всю жизнь Алессия доказывала, что она чего-то стоила.
Во взрослой жизни, конечно, были другие правила: кто владел деньгами, тот и владел большей властью.
Она стала самым молодым главным редактором “Davless-news” из-за своего таланта и потому, что она привыкла усердно работать и не полагаться на свою силу.
В ее подчинении были и дэвлесс с силой и пустые, такие же, как она.
“Пустая” – какое же унизительное слово. Неужели в дэвлесс не могло быть ничего другого кроме силы?
Ничего не добившиеся в жизни дэвлесс кроме силы ничто не имели. Они кичились ей и не забывали указать на свое превосходство в этом.
Это дико злило, раздражало Алессию в юности и сейчас, хоть и не с такой силой. Поэтому она всегда проверяла мужчину перед собой, сообщая в лоб, что она пустая.
Как правило, этой новости, хватало, чтобы понять какой человек перед ней.
– Дурак твой отец, – произнес Фил.
Алессия прищурилась, наклонила голову вбок и помешала эль трубочкой. Фил не выглядел удивленным. Он обладал или актерским талантом, или и в самом деле ему было все равно на то, что она пустая.
– А какая у тебя сила? – это был совсем не тактичный вопрос. У дэвлесс было неприлично об этом спрашивать.
Но чем старше она становилась, тем больше свидания становились похожи на собеседования.
Играющие в дартс мужчины за спиной галдели все громче, Алессия бросила на них недовольный взгляд.
Филипп поднял бокал с элем и пригубил его – он сделал это намеренно, чтобы дать себе время обдумать, что ему ответить.
Он не мог сказать правду. Алессия вообще не должна была узнать, что он дэвлесс, но глупо было отрицать очевидное, если она увидела газету. Он должен соврать и сказать, что он пустой… Но почему ему не хотелось врать? Он устал от постоянной лжи. Да и смысл врать, если они больше никогда не увидятся? Телекинез – не такая уж редкая сила в рядах дэвлесс.
– Телекинез, – тихо ответил он и, улыбнувшись, кинул взгляд по сторонам. Он приподнял бокал и переместил силой пробковый бирдекель к Алессии.
Журналистка выдохнула. Как бы она не уверяла саму себя, что сила не важна, но видя, как использовали силу другие по ее коже бежали мурашки.
– Но я многое отдал бы за то, чтобы родиться без силы, – задумчиво добавил он, и улыбка сползла с губ Филиппа, когда он понял, что сказал эти слова вслух.
