Анастасия Благодарова
День пропавших детей
На работе, самое главное, не забывать вовремя отлучаться якобы на обед и по другим нуждам, как люди. Начальница ещё спрашивала, между прочим, чего это Стас не посещает школу? Тот сказал что-то про помощь семье. Уже точно не мог вспомнить, что именно. Хозяйка магазина не скупалась на похвалу для нового исполнительного работника. Остальные же замечались за жалобами на усталость и жизнь в принципе, за негодованием от непонимания трудолюбия старшего молчуна. Будто ему больше всех надо. Стас же лишь слабо улыбался в ответ. Глупые, не понимают своего счастья. Это же, оказывается, так приятно – работать, делать что-то руками. Не в рабском труде – добывая награду, которую можно обменять на приятные, нужные вещи. Судя по всему, приходится пожертвовать жизнью, чтобы это осознать. Да и, в конце концов, с трудом вспоминая прошлое, с её эмоциями и чувствами, нельзя не согласиться, что укладываться в постель всяко лучше, чем падать в могилу.
2.11.89
Он – договор между светом и тьмой.
Скорее, живой мертвец, чем мёртвый жилец. Ночью – под землёй. Наверху не слышно звуков, даже если прислушаться. Днём – по земле. Время и смерть забыли про него. Тот же мальчишка с фотографии. Бледный, апатичный, словно пребывающий в полусне. Ничем себя не выдаёт. Только прикасаться неприятно. Кожа без крови. Зимой снежинки на его носу не тают, а летом руки тёплые, как у живого.
День – это жизнь. Она даёт свободу. Так она забирает своё. Ночь – это смерть. Она пленит. Так она забирает своё. Но он – не то и не другое.
Дни сменяли друг друга. Всё устаканилось. Стас, работящий, необщительный, при всём создавал о себе приятное впечатление. Определённо старше своего возраста, будто целую жизнь прожил. Никого не обижал, обиженного утешал. При этом сам Стас замечал, что увядает. То, что выдавало в нём человеческие эмоции, изображать становилось всё труднее. Интерес к живому постепенно пропадал, осязание утрачивало ясность. Всё реже вспоминалось прошлое, хоть и клятва найти Петю нерушимым маяком вела его к призрачной цели. Лица людей для него теряли цвет и уникальные черты. Бесстрашно ожидая настоящей смерти, Стас в действительности боялся лишь одного. Что он, по случаю оглупевший, опоздает, когда окружающие начнут стареть, не заметит и останется.
Решено в скором времени менять место работы. Без заработка придётся тяжко – сон вне гроба беспокоен и мучителен. С учётом всех полезных черт, одно в поведении трудоголика было проблемой для начальницы. Стас настаивал на том, чтобы заканчивать рабочий день вместе со световым. Ссылался на занятость. Оттого зимой в магазине оставался меньше положенного. Несмотря на такую странность, ничего не подозревающая хозяйка не хотела терять лучшего своего работника. Но, к её удаче, весной пришёл мальчик лет десяти и попросился «на подмастерье».
Назвался Тимофеем. Начальница купилась на слезливую историю. О родителях, погибших в автокатастрофе, о вредной, вечно пьяной тётке, и новом старом доме, по описанию похожем на притон. Мотивы заработать копеечку понятны. Куда более удивляла улыбчивость, солнечность мальчика. В этом он так походил на Петю. Стас ненароком проникся к напарнику, стал его старшим товарищем.
Весна вернулась с фанфарами. Цветущий май, такой же ласковый, как и последний в жизни Стаса, пестрил палитрой ярких красок. Даже кладбище в это тёплое утро обрело смиренную привлекательность и даже некое очарование, будто сад с причудливыми инсталляциями. Игриво щурясь от солнечных лучей, как бы парадируя живых себе в развлечение, покойник лениво повернулся на неудобных венках, давя свежие цветы. Поднялся на руках, да тут же замер. Блестящие от ужаса глазки впились в него. Гость весь дрожал, но с места сдвинуться не мог. Стас сморгнул, полагая, что ему чудится.
«Тима..? Чего здесь забыл? В такой-то час?»
В первую секунду даже понадеялся, что тот такой же, как и он. Но, судя по реакции – нет, совсем нет. Тень беспокойства легла на бледное лицо. Восставший из мёртвых, прочищая горло, поманил к себе рукой. Мальчик сделал шаг назад, да снова застыл. Представляя, как это выглядит со стороны, Стас мысленно похвалил смельчака за храбрость.
– Тим. Успокойся. – Говорил устало и обрывочно, как всегда прежде. Коллега только теперь понял истинную причину необычной манеры речи. – Всё нормально. Видишь? – парень развёл руками, как бы демонстрируя, что не представляет никакой угрозы.
Видимо, сработало. Тимофей передумал бежать, но из ступора выходил неохотно. Растерянный, напуганный, обратился к немым слезам. Вздрогнул, когда рука легла ему на плечо. Стас хотел помочь, как-то поддержать, но реакция получилась совершенно неожиданной. Тима прижался к холодной груди, намертво вцепившись в ворот рубашки, и разрыдался.
Доверительная беседа раскрыла мотивы мальчика. Настолько достала того жизнь с гнусной тёткой, что сбежал на ночь глядя. Да не абы куда, а к родителям. Их похоронили в открытой части кладбища, у самых ворот, в то время как крест Стаса укрывали тени берёзовых крон. Единственный живой местный житель не догадался бы о связи ребёнка с траурным супружеским ложем. Не знал фамилии Тимофея.
Выговорившись, Тима, едва сдерживая детскую любознательность, не смотря на страх, стал расспрашивать об очевидном. Врать бессмысленно. Да и не уверен был Стас, что ему уже хватит остатков мозгов, чтоб убедительно лгать. Коротко и по делу поделился, как жил, как живёт. На полный восхищения вопрос: «Правда ничего не чувствуешь?», отвечал убитой улыбкой – самый безнадёжный из возможных ответов.
– И как же, не можешь умереть?
Стас отреагировал смешком, двусмысленным и нервным. На то в голове Тимы промелькнула странная, пугающая мысль, что это он должен быть на его месте. Промелькнула и исчезла. Тимофей хотел быть с родителями, Стас – с братом. Они там, он здесь.
Покойник, рассказывая о Пете, заметно оживился. Описав подробнее и красочнее прочего, ненароком спросил:
– Не знаешь?
Собеседник сочувственно помотал головой.
– Вы сверстники, – уже более отстранённо добавил Стас. – Я год его ищу.
Тима нахмурился.
– Год?.. А хотя ты сказал, что забываешь. Значит, только вспомнил? – Опустил глаза. – Мне жаль.
– Я не забывал.
Парнишка глянул на него, всем своим видом демонстрируя, что Стас уже начинает нести какую-то откровенную несуразицу.
– Потому работаю. Чтобы ездить в город. Искать. А сюда возвращаться. – Стас начал что-то подозревать. Осторожно уточнил. – Какой сегодня день?
Не сдержав жалостливой мины, мальчик провёл рукой по табличке на кресте, указывая на последние цифры.
– Посмотри. Двадцать пятое мая восемьдесят третьего.
Пауза.
– Я в магазине с прошлой весны. На первое время меня приставили к тебе. Говорили: «Смотри, как делает Стас. Он здесь уже три года».
В ответ тишина. Проглотив ком в горле, ребёнок продолжил:
– Сейчас девяностый. Третье мая девяностого года.
Тимошка повернулся к собеседнику, ожидая «взрыва». А тот лишь молча склонил голову. Похоже, от человека разумного у него мало что осталось.
Эта реакция добила Тиму окончательно. Как грустный конец в детской книжке о брошенном щенке. Ребёнок не смог скрыть порывов своей незапятнанной души. Так они и просидели, прямо на голой земле. Слушая синичьи трели и шелест листвы, вдыхая весну, мальчик почти познал мудрость жизни. В компании того, кто потерял всякую надежду, кто потерял всё, он почувствовал себя на месте Пети. Он больше не одинок в своём горе. И просто находится рядом, просто вместе молчать о наболевшем – для него в тот момент значило быть в своей тарелке.
Но земля всегда забирает своё. Она и Стаса забрала, на закате. Погружённые в свои мысли, друзья не успели попрощаться. Живой мертвец в последний момент оттолкнул Тимофея. Испугался, что утащит за собой. Этого, к счастью, не случилось.
3.05.89
Стас.
Стас не тревожился, что ребёнок нарочно или ненароком раскроет их маленький секрет. Не потому, что в принципе ни о чём, кроме судьбы Пети, не беспокоился. Просто доверял Тимофею. По крайней мере, выбора не было. Да и он так похож на братишку. Общаясь с ним, Стас чувствовал, будто сосуд души теплеет, как от уголька. Сознание через электрические импульсы закладывало подозрения, что рассудок всё же теряется. Одиночество медленно сводит с ума. Тимошка – спасательный круг.
Но Стас не учёл одного – того, что история может повториться. Буквально спустя пару дней (а может, и больше) он заметил, что Тима пропал. Товарищи заверили, мол, его не видно уже второй день. Всего-то! Вот только Стас, услышав это, стал белее обычного и поспешил удалиться без объяснений.
Ничто не могло задеть его, но безвестное исчезновение Тимофея почему-то ужасно напомнило историю с младшим братом. Ничего похожего, а мёртвое сердце заныло, как живое, словно ведомое предчувствием несчастья. Даже после своего возвращения в мир живых Стас не был столь эмоционален, как в этот, казалось бы, обычный день, в который, по сути, ничего не произошло. Со стороны, непосвящённым в его тяготы прохожим могло показаться, что мальчишка принял пилюлю горькой печали. По каким-то причинам, не кричит и не плачет. Прячет чувства за каменной невозмутимостью.
