Амир Гаджи
Последний

Друзья удобно расселись по креслам, и Веригин начал:

– На первый взгляд, в этом деле нет ничего необычного. Банальное преступление выжившего из ума маньяка. Однако в том, что я сегодня увидел, много некоего символизма. Я бы даже сказал – избыточно много. Хотя не исключаю искусственного нагромождения смыслов… Этот старик был убит предположительно между тремя и пятью часами вечера, и не в этом парке, а в другом месте. Уже после смерти несчастного ему в упор стреляют в сердце, а затем аккуратно отрезают голову. Возникает вопрос: с какой целью? Это обезглавливание мертвеца не похоже на проявление садизма. Это скорее демарш со стороны палача, манифестация чего-то большего и значимого. Зачем убийца, рискуя попасть кому-нибудь на глаза, доставил остывающий труп в людное место?.. Почему именно сюда, в центр города, в двух шагах от зданий МВД и КГБ, хотя и бывших?.. Думаю, тот факт, что рядом Уйгурский театр, – простая случайность.

Дальше начинаются уж совсем странные вещи, как будто готовится театральное представление. Труп тщательно укладывают внутри нарисованного круга, который, в свою очередь, вписан в квадрат. Тем самым создают «художественную композицию» с явным подтекстом. Хочу напомнить тебе, мой друг, – подчеркнул Веригин, обращаясь к Шехтеру, – что подобную картину много веков назад написал античный архитектор Марк Витрувий Поллион, проиллюстрировав таким образом, существование пропорциональности в нашей Вселенной. Позже Леонардо да Винчи, находясь под впечатлением от предложенного Витрувием образа Вселенной, решил дополнить его мыслью о существовании в природе цикличности глобальных процессов и изобразил витрувианского человека^[1] в своей книге, посвящённой архитектору. Мне интересно: о чём думал наш садист и убийца, цитируя гениальных мистиков?.. Какой знак он подаёт нам?.. Неужели решил напомнить, что в окружающем нас мире всё подчинено всеобъемлющей логике пропорций и закономерностей?..

В этом месте Веригин специально сделал паузу – чтобы полковник смог правильно оценить его выводы относительно значения сигналов, посылаемых преступником.

Через минуту он продолжил:

– С какой целью он намалевал на теле несчастного слово «Цербер» латинскими буквами? При этом, заметь, палач повторил известный приём Леонардо да Винчи, которым тот пользовался, делая записи в своих дневниках. Для самого Леонардо смысл такого письма заключался в том, чтобы эти записи могли прочесть только посвящённые люди, используя для этого зеркало. В наше время этим приёмом никого не удивишь. Мне кажется, убийца был уверен, что мы легко прочтём эту надпись. Тогда к чему огород городить? Что он хотел этим сказать? В современном мире любой подросток знает, что Цербер – это персонаж древнегреческой мифологии, многоголовый пёс, охраняющий подземное царство мёртвых. На какие наши ассоциации рассчитывал палач, используя такое эпическое понятие? Чего он ждёт от нас, непросвещённых грешников?

Веригин нашёл в телефоне фото жертвы, чтобы показать Шехтеру, и вновь представил себе увиденную им надпись на теле убитого.

– Это слово было аккуратно нанесено акриловой краской чёрного цвета. Не у каждого человека в доме есть акрил, и не каждый человек знает о том, что эта краска быстро сохнет и удобна для надписей на гладкой человеческой коже. Мало у кого в доме есть кисточки профессионального художника. Следовательно, убийство не было спонтанным. Палач готовился к преступлению и загодя купил краску и кисти. А может, не только это… Уверен, что даже чёрный цвет был выбран не случайно. Меня занимало – почему палач выбрал чёрный акрил? Я не поленился и прочёл несколько умных статей об интерпретации цветов в древнегреческой культуре и даже выписал кое-что… вот послушай, – Веригин прочёл вслух: «Чёрный цвет символизирует распад, разрушение, неравновесие, переходность состояний». Каково? – Он посмотрел на Шехтера, ожидая его реакции. – Я убеждён, что такая характеристика заслуживает особого к себе внимания.

Не отпуская эту мысль, Веригин встал, чтобы сварить кофе себе и внимательно слушающему Шехтеру. Разливая кофе по чашкам, задумчиво заметил:

– Кем же надо быть, чтобы сначала убить старика, потом выстрелить в сердце, отрезать ему голову и, подражая гениальному мистику, написать слово на латинском языке…

И вдруг его осенила мысль: «Цербер – не просто слово. Это личная подпись палача, его факсимиле! – Он запрокинул голову, прикрыл глаза и, устремив взор к плывущему в его сознании палачу, молча прокричал: – Ты думаешь, что мифический Цербер и ты, простой смертный, самовольно взявший себе это имя, – одно и то же?.. Ты ошибаешься!»

Наблюдавший за поведением Веригина прагматик Шехтер видел перед собой страдающего логореей^[2] друга. Тот стоял, нервно покачиваясь взад-вперёд, его мышцы были напряжены, а закатившиеся глаза напоминали сексуально озабоченного студента.

– Стоп! – прогремел голос полковника, от которого Веригин даже вздрогнул. – Ты что несёшь, Верига?! Ты не видишь, как тебя разводят?.. Какой-то придурок, начитавшись заграничных книжек, вознамерился прославиться на весь мир. Придушил несчастного пенсионера, пустил в него пулю, отрезал башку… и дальше по списку. И этого достаточно, чтобы заморочить нам голову? Опомнись и берись за дело!..

– Минуточку… – заёрзал в кресле Веригин. – А что ты скажешь по поводу странного вида палки? И мешка, которым накрыли обезглавленное тело?

– Промолчу!

– Тогда мы спросим у доктора искусствоведения, специалиста по Древней Греции.

Веригин набрал домашний телефон Леонида Шехтера.

– Алло! Надюша, привет!

– Добрый вечер, Ванечка.

– Как дела?

– Всё хорошо. Внучка растёт. Домашние все здоровы. Правда, всё хорошо, слава богу. Ты чего звонишь-то?

– Мы тут с твоим полковником поспорили по одному делу. Просвети нас, пожалуйста: что может означать с точки зрения искусства древности холщовый мешок из натурального льна с тремя прорезями и длинная палка с загнутым концом?..

– Холщовый мешок с отверстиями для головы и рук похож на рубище – символ свободы суфия, – сообщила Надя. – Длинная палка с загнутым концом, – скорее всего, пастушеский посох. В рубище и с посохом изображались странствующие монахи, паломники. Между прочим, в Древней Греции в дохристианские времена в каждом доме на каком-нибудь колышке висело рубище, а в углу стоял посох. В то время мужчина имел право без объяснения причин навсегда покинуть свой дом. Сегодня это можно интерпретировать как символ абсолютной мужской свободы. Но если вы с Шехтером решитесь воспользоваться правом на такую свободу и сбежать, важно помнить, что дом следует покинуть налегке, то есть босыми и в рубище. А, и ещё! – добавила супруга полковника. – Согласно традиции, Лёня будет обязан финансово обеспечивать меня до конца моих дней, а если вдруг умрёт раньше, на мне будет обязан жениться его младший брат, чтобы заботиться обо мне дальше. Вуаля!

– Спасибо тебе большое, Наденька. Если Лёня навострит лыжи, у меня есть для него запасное рубище. Целую тебя, дорогая.

После беседы с женой Шехтера поток новых мыслей полностью захватил Веригина. Он замолчал и уставился в одну точку.

Телефонный звонок вернул его в реальность.

Это звонил судмедэксперт, и прежде чем ответить, Иван включил громкую связь, чтобы их разговор слышал полковник.

– Слушаю вас, Виталий Алексеевич.

– Извините за поздний звонок, Иван Дмитриевич. Я закончил предварительное обследование убитого. В желудке обнаружены непереваренные остатки пищи. Значит, жертва была убита во время или непосредственно после окончания трапезы. Ел он копчёную рыбу, вероятнее всего сазана, и овощной салат. Употребил также алкоголь, – думаю, не меньше двухсот грамм. Надо заметить, что у погибшего было отменное здоровье. Все внутренние органы, несмотря на возраст, находятся в прекрасном состоянии. Примерно неделю назад он перенёс лапароскопию, ему удалили желчный пузырь. Кроме того, у погибшего давнишний широкий зигзагообразный шрам на предплечье. У меня сложилось впечатление, что наш клиент был отравлен. Каким ядом, смогу сказать только завтра к вечеру. Ещё у него под ногтями следы чёрной акриловой краски. Пока всё.

– Виталий Алексеевич, большое вам спасибо! Я знаю, каким ядом отравили старика, это был аконит.

– Почему вы так решили? – заинтересовался судмедэксперт.

– Согласно древнегреческому мифу, из пасти Цербера постоянно течёт белая пена. Из этой пены на земле растёт ядовитая трава аконит. Если его и отравили, то только аконитом. Для «Цербера» это естественно и символично.

– Иван Дмитриевич, я учёный-прагматик и не верю в мистические догмы. Впрочем, завтра проверим вашу версию. Кстати сказать, впервые в жизни я пришёл к парадоксальному выводу: обезглавленный труп с простреленным сердцем и следами отравления не имеет следов насилия… Всего вам доброго, до свидания.

– Ну вот, ты всё слышал, – обратился Веригин к Шехтеру. – В любом случае мы имеем дело с птицей высокого полёта и, если мы в этом разберёмся, ты получишь свои генеральские погоны, а Валера Тулекеев станет наконец майором.

– Чего ты хочешь? – по-деловому спросил полковник.

– Самостоятельности в принятии решений, всевозможной поддержки и, при необходимости, финансовой помощи.

– Договорились. Я прикажу Тулекееву, чтобы он все свои действия согласовывал с тобой, – сказал Шехтер, пожимая на прощание товарищу руку.

После ухода полковника Веригин набрал номер телефона капитана Тулекеева и наговорил ему на автоответчик необходимые сведения:

– Неделю назад нашему старику удалили желчный пузырь. Нужно найти больных, которым сделали в это время подобное хирургическое вмешательство. Обычно в клиниках остаётся много следов о проведённых операциях, в частности паспортные данные больного. Хранятся сведения о медперсонале, исполняющем протокол лечения. Кто-то из них может дать характеристику старику. Известно, что непосредственно перед смертью старик ел овощной салат и коктал^[3] из сазана где-то за городом, в центре такое блюдо никто не готовит.

Возможно, у него была дача – это идеальное место, чтобы убить и расчленить человека. Нужно найти эту дачу. На сегодня достаточно информации для анализа. Готовимся встретить завтрашний день. Удачи тебе!..

* * *

В понедельник Веригин проснулся в хорошем расположении духа. За окном было тепло и солнечно.

Любой день, кроме светопреставления, для Веригина начинался одинаково. В шесть часов утра – подъём. Далее пробежка по аллеям ближайшего сквера, китайская гимнастика цигун и пятнадцать минут игры с Аттилой.

Он вернулся домой, позавтракал и привёл себя в порядок: чёрный костюм, белоснежная рубашка, итальянский галстук и начищенные туфли.

Ровно в девять часов Веригин вошёл в офис через парадный подъезд.

В 10:30 позвонил Тулекеев.

– Иван Дмитриевич, докладываю! За прошедшие сутки были осмотрены подвалы домов, гаражей и других подобных помещений в радиусе двухсот метров от Соснового парка, но ничего подозрительного не обнаружено. Вместе с дворниками проверили все мусорные баки неподалёку от парка, однако отрезанную голову не нашли. Во время опроса жильцов свидетелей не выявлено. Просмотрены все записи с камер наружного наблюдения вокруг места преступления. На одной из них видно, как старенький автомобиль ВАЗ-2110 номер 564 AW 02 медленно проезжает по улице Наурызбай батыра мимо парка и на следующем перекрёстке поворачивает направо. Машина принадлежит гражданину Дедалину Глебу Евгеньевичу. Лицо водителя видно плохо, но наши компьютерщики обещают к концу дня каким-то образом его обличье проявить и нам показать. Камеры наружного наблюдения не зафиксировали момент появления в парке злоумышленника. Возможно, тот знал угол обзора камер и воспользовался этим. Однако на одной записи чётко виден человек, выходящий из Соснового парка. Возможно, это и есть преступник. Сейчас эти записи привезут мне в отдел для анализа. Мы обнаружили автомобиль, принадлежащий Дедалину, припаркованный с другой стороны. И наконец, в Алма-Ате среди мужчин славянской национальности возраста семидесяти – семидесяти пяти лет, перенёсших за последние две недели лапароскопию по удалению желчного пузыря, есть наш потерпевший – Дедалин Глеб Евгеньевич.

– Ты уверен, что это Дедалин?..

– Абсолютно уверен. Я сам был в больнице и беседовал с оперировавшим его хирургом. Он помнит некоторые особенности тела этого пациента. У него заметный шрам на руке. Я по телефону соединил хирурга с Виталием Алексеевичем, оба убеждены, что прооперированный и убитый – одно и то же лицо. Кстати, в Алма-Ате зарегистрирован только один человек с такой фамилией. По моему запросу из паспортного отдела мне прислали копию регистрационной карты Глеба Евгеньевича Дедалина с его фотографией. В прокуратуре мы получили санкцию на обыск его квартиры.

И последнее… – сделал паузу Тулекеев. – В пятницу к Дедалину в больницу приходил странный посетитель. Дежурная медсестра не пустила его в палату, потому что было слишком поздно: около девяти вечера. Посетитель поинтересовался состоянием здоровья Дедалина и передал ему один апельсин и одну красную розу. Я беседовал с этой сексуально озабоченной медсестрой, и она сообщила, что это был высокий молодой и симпатичный иностранец. Его одежду она не видела, он был в белом халате и шапочке. На вопрос, почему она решила, что посетитель иностранец, медсестра ответила: «Во-первых, у него был жуткий акцент. Во-вторых, разговаривал очень вежливо, не пытаясь заигрывать. Наши мужики так не говорят. И в-третьих, от него приятно пахло. От наших мужчин так никогда не пахнет. А ещё он принёс больному только один апельсин и шикарную алую розу. Наши несут продукты в литровых банках, где тебе и винегрет, и борщ, и пельмени, и даже водка. А этот человек культурный – принёс один дорогущий апельсин, явно купленный на Зелёном базаре, а не в затрапезном овощном магазине, и всего один цветок. Вы видели, чтобы у нас больному мужчине приносили цветы?» Кроме того, медсестра сказала, что у посетителя был очень красивый голос, который трогает девичью душу. Такой, мол, никогда не забудешь… За последнюю неделю в Алма-Ату прибыли рейсы из Амстердама, Франкфурта и Стамбула. И совсем последнее: Дедалин сбежал из больницы сразу после получения апельсина и красной розы. У меня всё.

– Я думаю, надо опросить всех девушек-пограничников, сидящих «на прилёте» иностранных рейсов за последние две недели, – сказал Веригин. – Мы попросим полковника Шехтера организовать для тебя собрание пограничников женского пола алма-атинского аэропорта. Ты подробно им расскажешь о сути проблемы и попросишь помощи.

Если этот человек попал в Алма-Ату самолётом и, дай-то Бог, на паспортном контроле была девушка, уверен – она обязательно припомнит такого обаяшку. Гостя что-то связывает с Дедалиным, и думаю, он находится в Алма-Ате не больше двух недель.

– Есть! Я понял. – Тулекеев положил трубку.

Веригин сделал себе кофе и развалился на турецком диване, положив ноги на кожаный пуфик. Ему нужно было переварить полученную информацию.

В комнату вошёл Аттила и лёг рядом с пуфиком, всем своим видом показывая, что готов слушать хозяина. Тот понимающе улыбнулся и неторопливо заговорил.

– Мне кажется, этот апельсин – некий условный знак. На Востоке это символ бессмертия, а у французов апельсин знаменует судьбу. Может быть, этот доброжелатель приехал из-за границы, чтобы предупредить Дедалина об опасности?.. Но тогда почему он не сделал это простым, традиционным способом… К чему этот выпендрёж? Надеюсь, в своё время мы это узнаем. Но сейчас меня больше интересует подаренная Дедалину роза. Красная роза на кресте – один из символов тайного Ордена Розенкрейцеров. Если этот цветок не проявление порочной нежности к партнёру, а действительно некий сигнал от ордена, тогда нам предстоит понять, какого чёрта этот иностранец делает в Алма-Ате и какова его роль в убийстве Дедалина.

* * *

Через час Веригин изложил полковнику Шехтеру идею обратиться за помощью в погранслужбу аэропорта.

Шехтер с другого телефона позвонил знакомому командиру отряда пограничного контроля и изложил свою просьбу о встрече с сотрудницами его подразделения. Пограничник ответил, что в принципе не возражает, но должен получить приказ непосредственного начальника.

– Всё в порядке, я договорился, – обрадовал Ивана Дмитриевича Шехтер. – Завтра можно ехать в аэропорт на свидание с пограничными барышнями.

– Э, нет, дорогой! Всё не так просто, – возразил Веригин. – Сейчас запрос твоего друга медленно, словно черепаха Тортила, поползёт вверх по вертикали согласований, и результат следует ожидать через два-три дня.

– Пожалуй, ты прав, – подумав, согласился Шехтер.

Вся суть воинской службы заключается в исполнении приказа вышестоящего командира. Поэтому в военных структурах сложилась система, при которой естественное стремление службиста вверх по карьерной лестнице постоянно выносит его на уровень собственной некомпетентности. Доброта шехтеровского приятеля не выйдет за рамки его собственных интересов. Никакой пограничник не возьмёт на себя риск принятия нестандартного решения, рискуя своей карьерой. Он переложит это на плечи вышестоящего начальника и потом старательно исполнит его приказ. Решение провести собрание с девушками будет идти по ступенькам военной бюрократии до тех пор, пока не упрётся в того человека, который возьмёт на себя ответственность за такое решение. На эти согласования уйдёт два дня, не меньше. Только после этого приказ покатится вниз к исполнителю – значит, плюс ещё один день. Таким образом приказ исполнят не раньше, чем через три дня. Так работает бюрократическая система. Изменить её не может никто.

– Я передам наш разговор Тулекееву, а там посмотрим… – Шехтер положил трубку.

Через два часа он перезвонил Веригину.

– Слушай сюда, умник. Со своими теориями мы застряли в прошлом веке. Нам следует учиться делать дела у наших детей. Оказывается, Светлана – лучшая подруга нашей невестки и крёстная мать моей внучки – работает старшей смены «на прилёте» в аэропорту. Тулекеев с ней созвонился и поставил задачу. Света тихонько, без лишнего ажиотажа, опросила своих коллег-девочек.

Три сотрудницы вспомнили случаи прибытия иностранцев, подходящих под наше описание. Одна из них рассказала о двоих: первый мужчина с итальянским паспортом прибыл в пятницу из Амстердама. Второй был француз, прилетевший рейсом из Стамбула неделю назад. Две другие девушки вспомнили ещё двоих симпатичных молодых иностранцев. Один прибыл в Алма-Ату девять дней назад, а другой – пять, из Франкфурта, граждане ФРГ. Копии их паспортов, находящиеся в базе данных пограничной службы, Света переслала Тулекееву. Он их распечатал и помчался в больницу показать медсестре. Сейчас перезвонил мне и назвал фамилию человека, который приходил навестить Дедалина. Его зовут Адонис Джакомелли. Это тот, что с итальянским паспортом. Прилетел пятничным утром, а в шесть утра воскресенья улетел обратно. Другими словами, этот гусь вполне мог убить Дедалина и безнаказанно слинять. Нам его не достать. Осталось закрыть дело и напиться…

– Не спеши, Лёня, закрыть дело всегда успеем. Спроси у крёстной своей внучки: как вёл себя этот Адонис?.. Был он спокоен или нервничал?.. Как выглядел его багаж?.. Казалось ли что-то необычным в его поведении?..

– Уже спросил. Даже в том же порядке, что и ты меня сейчас. Итальянец приехал в аэропорт задолго до регистрации, что называется, на взводе. Его привезла женщина на дорогом «Лексусе». Из багажа – только сумка для ноутбука. Всё время ожидания посадки на рейс итальянец копался в своём компьютере и нервно разговаривал по телефону.

– Это не убийца, Лёня. Или я ничего не понимаю в убийцах… Пока!

– Подожди, это ещё не всё. Света сказала, что в пятницу была её смена. Она выходила в зал прилёта и запомнила этого итальянца – потому что его встречал бывший офицер КГБ по фамилии Силок. Он часто появляется в аэропорту, чтобы проверить чемоданы некоторых вылетающих пассажиров. Я немного знаком с ним. Он всю жизнь проработал в Пятом управлении. Сейчас Силок – полковник госбезопасности в отставке.

Глава вторая
Силок

Михаил Евсеевич Силок в органы НКВД попал по рекомендации председателя Курковского горсовета Смоленской области в канун Великой Отечественной войны. Получив офицерское звание «младший лейтенант», он быстро понял суть службы в органах госбезопасности и принцип карьерного продвижения.

Недостаток своего образования – «семилетка и коридор» – Михаил компенсировал природной смекалкой. Силок хорошо себя проявил в июне 1941 года в операциях НКВД СССР, проводимых в соответствии с директивой, подписанной товарищем Берией: «О выселении социально чуждого элемента из республик Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии». Позже, в сентябре 1941-го, он привлекался к депортации поволжских немцев в Сибирь, а в феврале 1944 года завозил в Казахстан чеченцев.

За безупречную службу Михаил Евсеевич неоднократно поощрялся начальством, имел правительственные награды, в том числе именное оружие – пистолет ТТ образца 1933 года. По окончании войны майор госбезопасности Силок командовал в Западной Литве подразделением МГБ СССР в борьбе с «лесными братьями», мечтающими о возрождении Великой Литвы. В 1948 году получил тяжёлое ранение в бою с литовской партизанской армией Йонаса Жямайтиса-Витаутаса и был отправлен на лечение в Алма-Ату.

В 1949-м майор госбезопасности Силок был демобилизован по состоянию здоровья. В этом же году он женился на Прасковье Бизюк – дородной солдатке, работавшей прозектором больничного морга. Через девять месяцев у молодожёнов родился сын Василий. Год спустя Михаил Евсеевич умер и был похоронен на аллее ветеранов войны Центрального кладбища Алма-Аты.

Декретный отпуск в те времена не полагался, и вдова, не желая оставлять сына дома одного, брала младенца с собой на работу. Поэтому детство Василия прошло среди покойников. Постоянное пребывание в помещениях, куда не попадал солнечный свет, сделало его кожу мертвенно белой и неестественно прозрачной – как у медузы. Позже в подсобном помещении анатомички Прасковья поставила сыну письменный стол с лампой под зелёным абажуром, за которым Василий готовил уроки.

Учился мальчик старательно, учителя были им довольны. Окружающий мир Василия не интересовал, и настоящих друзей у него не было. Умиротворённая атмосфера прозекторской стала ему по-настоящему близка. Здесь всё для него было понятно, приземлённо и целесообразно, без лишнего пафоса. Заботливая мама научила его технологии вскрытия человеческих тел, и парень наглядно понял, что в теле человека нет места для души: всё это выдумки идеалистов.

Прасковья хотела, чтобы Василий всегда был у неё на глазах: он невероятным образом походил на своего отца. Внешность, голос, походка, манеры, характер, привычки… Василий, как и его родитель, смотрел на человека вприщур, слова цедил сквозь зубы. Мог соврать, не моргнув глазом, и даже чихал и сморкался так же громко. Но главное – юный Силок умел виртуозно льстить кому угодно, а это немаловажно для карьериста.

После окончания средней школы Василий поступил в пединститут. Через два года на него обратил внимание куратор из КГБ. Поводом послужило письмо юноши в органы госбезопасности «Об антисоветской деятельности преподавателей педагогического института». Хотя сведения, указанные в письме, не представляли оперативного интереса, сам факт подобного поступка открывал Василию перспективу сотрудничества с органами в будущем.

По окончании вуза Силок был зачислен в штат КГБ с присвоением звания лейтенанта. Вскоре его направили в Москву на курсы повышения квалификации оперативного состава при Высшей Краснознамённой школе КГБ при СМ СССР имени Ф. Э. Дзержинского (ВКШ). На учёбу он был принят под псевдонимом «Зубков».

Василий Силок с отличием окончил курсы ВКШ и получил назначение на работу в недавно созданное Пятое управление КГБ Казахстана. Накануне отъезда к месту прохождения службы лейтенант Силок был приглашён на беседу к начальнику школы генерал-лейтенанту Грешину. Такое приглашение было для неизбалованного молодого человека весьма неожиданным, и пока Василий добирался от общежития на Шаболовке до генеральского кабинета на Ленинградском проспекте, он перебрал в голове много всевозможных причин такого внимания к своей персоне.

Однако удобоваримого ответа на своё «почему?» так и не нашёл.

* * *

В кабинете начальника ВКШ помимо самого Грешина находился незнакомец в штатском – высокий брюнет лет сорока пяти, безукоризненной внешности: белоснежная рубашка с шёлковым галстуком, завязанным виндзорским узлом, и твидовый костюм шоколадного цвета с паше Hermes^[4] в нагрудном кармане. Модная причёска и щегольская бородка – волосок к волоску, на ногах красовались лакированные английские туфли. От него веяло неуместным в этом помещении запахом Dior Homme.

Штатский смотрел в окно и через плечо что-то тихо говорил генералу. Он не отреагировал на стук в дверь и повернулся только тогда, когда вошедший начал свой уставной рапорт:

– Товарищ генерал-лейтенант! Лейтенант Силок по вашему приказанию прибыл!

Всегда строгий Пётр Григорьевич принял молодого офицера очень тепло, можно сказать, по-отечески. Заулыбался, приобнял его и, обращаясь к стоящему у окна человеку, заметил:

– Разрешите вам представить – Василий Силок. Я знал отца Василия. Во время войны Михаил Евсеевич был капитаном госбезопасности и приезжал с инспекторской проверкой к нам в пятую гвардейскую танковую армию. Хорошо помню, как начальник Управления контрразведки СМЕРШ Западного фронта, генерал…

– Хорошо, Пётр Григорьевич, спасибо! – незнакомец холодно оборвал воспоминания стареющего генерала. – Я хотел бы побеседовать с лейтенантом наедине, и попросите своего адъютанта принести мне двойной чёрный кофе без сахара.

По тону, каким выпроваживают генерала из его кабинета, Василий понял, кто в этом доме хозяин, и весь превратился в слух. Принесли одну чашку кофе.

– Зовите меня Регентом. – Незнакомец сел за приставной столик напротив Василия и поднял на него взгляд.

Лейтенант впервые в жизни видел такие глаза – властные и безжалостные, к тому же разного цвета. Безотчётный страх рябью пробежал по телу Василия.

Регент как будто не замечал реакции собеседника. Он не спеша достал серебряный портсигар с инкрустацией на крышке (флорентийская лилия), вынул сигару марки Arturo Fuente по 125 американских долларов за штуку и прикурил. Ароматный дымок сигары лишний раз подчеркнул атмосферу тайны, витающую вокруг Регента.

– Разговор будет долгим, так что садись удобней и, как говорится, пристегни ремни безопасности. То, что я хочу тебе сказать, крайне важно и конфиденциально. Этому предшествовал тщательный анализ твоих физических, интеллектуальных, психологических и иных характеристик. Кроме того, я внимательно изучил твои донесения – как на друзей-однокашников, так и на преподавателей ВКШ. Похвально. Хорошая работа. Конечно, было немало доносов и на тебя…

Реакция лейтенанта на неприятную новость не осталась Регентом незамеченной. Если ты живёшь в обстановке тотального недоверия и пишешь донесения на окружающих, то должен быть готов к тому, что кто-то доносит и на тебя. Не меняя тона, незнакомец продолжил:

– Я выбрал тебя из ряда других для участия в весьма деликатной операции, которую мы ведём на протяжении многих лет. Если у тебя возникнут вопросы по ходу нашего разговора, пожалуйста, задавай.

Получив от ошалевшего Василия утвердительный кивок, Регент вкрадчивым голосом духовника на исповеди начал свой монолог:

– За всю историю человечества на Земле не было и дня, чтобы где-нибудь не шла война. В далёком прошлом решалась задача расширения жизненного пространства, поэтому развязывались битвы за территории. Потом были сражения за обладание природными ископаемыми. Так решалась задача выживания людей. Сейчас настало время глобализации мировой экономики, при которой человеческое измерение попросту теряется. Этот демонический процесс завершился, и созрела необходимость контроля над поведением людей. В мире создано единое информационное пространство, и управление сознанием человека стало доступным как никогда. Сегодня важнейшим ресурсом является сознание человека. На Земле разворачивается смертельная схватка за поистине бесценный ресурс. Победитель в этом побоище получит безраздельную власть над населением планеты. Нет на свете ничего выше этой цели. Как говорил Фридрих Ницше: «Суть сущего – воля к власти!»

Регент сделал паузу на очередной глоток кофе. Кроме того, ему показалось, что лейтенант потерял нить разговора, и он решил сделать краткий экскурс в историю вопроса.

– Когда-то в Европе зародилось глубоко законспирированное сообщество учёных-мистиков, распространяющих учение эзотерического христианства. Они называли себя Невидимыми Философами, или розенкрейцерами. Своё мировоззрение члены Ордена Розы и Креста всячески скрывали. Чтобы распознать единомышленников, они повсюду оставляли определённые знаки-символы. Писатели, например, в текстах своих книг, живописцы – на картинах. Хм! Они даже ввели в моду ношение белых шарфов…

Внезапно Регент умолк и задумался, как будто боролся с неожиданной мыслью. Он медленно встал, убрал левую руку за спину, а правую привычным жестом заложил за борт пиджака. Этот жест, являющийся символическим изображением знака, данного Моисею самим Богом, позволял членам тайного общества распознать своих собратьев. Невидимая за тканью кисть руки была намёком для непосвящённых на закрытый характер Ордена.

Бесшумно, тигриным шагом прохаживаясь по ковру и не обращая внимания на застывшего лейтенанта, Регент заговорил вполголоса, как это делают люди, размышляющие вслух о чём-то сугубо личном.

– Александр, несомненно, был розенкрейцером… или желал им быть. В 1912 году он решил написать сценарий балета «Роза и Крест» на музыку Глазунова. Показал сценарий композитору. Однако что-то у них не сложилось. Позже, шлифуя текст, он переделал его в оперное либретто – и вновь неудача. В конце концов у него получилась пьеса-драма из жизни провансальских трубадуров. Этот спектакль публика не приняла. Сочинение было обречено на забвение. Автор болезненно переживал своё фиаско. А четыре года спустя, поддержав Октябрьскую революцию, написал знаменитую поэму «Двенадцать», чем совершил настоящую революцию в поэзии.

 
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди – Исус Христос.
 

За эту поэму о пророке и двенадцати апостолах власти удостоили автора неофициального звания «первого поэта революции». Однако вся российская интеллигенция подвергла несчастного автора обструкции. В августе 1921 года в квартире 23 дома № 57 Офицерской улицы Петрограда сорокалетний поэт, так и не познавший своего места в Пространстве, сходя с ума от невыносимой боли, требовал от своей жены, Любови Дмитриевны Менделеевой, сжечь все экземпляры поэмы «Двенадцать». Неизвестно, отрекался ли он в этот момент от философии розенкрейцеров или, наоборот, глубоко уверовал в неё… Но хоронить поэта будет весь Петроград, и гроб понесут на руках до Смоленского кладбища.