Алистер Макграт
Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Угроза призыва

Тем временем жизнь Льюиса, как и жизнь множества других, покрыла более темная тень. Потери первого года войны вызвали острую нужду в пополнении армии – бо́льшую, чем возможно было удовлетворить призывом добровольцев. В мае 1915 года Льюис в письме отцу излагал свое видение ситуации. Оставалось лишь надеяться, что война закончится прежде, чем ему исполнится восемнадцать, или что у него будет возможность записаться добровольцем до того, как его призовут^[88]. С каждым днем Льюис все отчетливее понимал, что с большой вероятностью ему предстоит отправиться на войну. Это был вопрос только времени. На скорую победу надежды не оставалось, а восемнадцатый день рождения уже приближался.

27 января 1916 года вступил в силу Акт о военной службе, положивший конец добровольному вступлению в армию. Со 2 марта 1916 года обязательной регистрации подлежали все мужчины в возрасте с 18 лет до 41 года, и по мере надобности их собирались призывать. Однако действие Акта не распространялось на Ирландию, и в нем содержалась существенная оговорка: все мужчины этого возраста, «находящиеся в Британии исключительно с целью получить образование», также освобождались от регистрации. Но Льюис понимал, что это временная поблажка. Судя по письмам, он уже пришел к выводу, что действительной службы ему не избежать.

В марте, вскоре после начала действия Акта, Льюис писал Гривзу, цитируя строку Шекспира из пролога к «Генриху V»: «В ноябре мне исполняется восемнадцать, возраст солдата, и меня ждут “обширные поля Франции”, которые мне вовсе бы не хотелось видеть»^[89]. В июле Льюис получил письмо от Дональда Хардмана, соученика по Малверну: Хардман сообщал, что его призовут примерно в Рождество.

А как обстоят дела у Льюиса, интересовался он. Льюис ответил, что пока не знает, но в письме Кёркпатрику от мая 1916 года Альберт Льюис извещает, что сын уже принял решение добровольно вступить в армию, но сначала хочет сдать экзамены в Оксфорд^[90].

Тем временем события в Ирландии открыли перед молодым человеком еще одну возможность. В апреле Ирландия содрогнулась от вести о Пасхальном восстании – мятеже в Дублине, который организовал Военный совет Ирландского республиканского братства с целью положить конец английскому владычеству в Ирландии и провозгласить независимую республику. Пасхальное восстание продолжалось с 24 по 30 апреля 1916 года. Оно было подавлено британской армией после недели боев, вожди мятежа предстали перед военным судом и выслушали смертный приговор. Стало ясно, что придется посылать в Ирландию дополнительные войска для поддержания порядка. Не удастся ли Льюису попасть вместо Франции в Ирландию, когда он поступит на военную службу?

Тем временем о будущем своего подопечного усиленно размышлял и Кёркпатрик. Свою роль наставника он принимал близко к сердцу и старался проанализировать все, что успел узнать о характере и способностях ученика. В письме Альберту Льюису он выражал уверенность, что его сын от природы одарен «литературным темпераментом» и в своих суждениях о книгах уже проявляет поразительную зрелость. Ему, несомненно, суждена значительная карьера. Тем не менее отсутствие сколько-нибудь серьезных знаний в области математики и точных наук не позволяет рассчитывать на поступление в Сэндхерст. Сам Кёркпатрик полагал, что Льюису следует выбрать карьеру юриста. Но Льюис не собирался следовать по стопам отца. Он уже нацелился на Оксфорд и хотел сдавать экзамены в Нью-колледж Оксфордского университета, на классическое отделение.

Поступление в Оксфордский университет

Не совсем понятно, почему Льюис выбрал именно Оксфорд, а в нем именно Нью-колледж. Ни Кёркпатрик, ни семья Льюиса не имели связей в этом колледже и в университете в целом. К этому времени Льюис перестал переживать из-за скорого призыва, эти заботы отступили на второй план. По совету Кёркпатрика Льюис обратился к юристу за консультацией по поводу тонкостей Акта о военной службе. Юрист предложил написать офицеру, ответственному за призыв в этом районе (штаб-квартира находилась в Гилдфорде). 1 декабря Льюис отчитался отцу: формально он изымается из-под действия Акта при условии немедленной регистрации. Льюис поспешил выполнить это требование.

4 декабря 1916 года, уладив дела с призывом, Льюис поехал в Оксфорд на вступительный экзамен. Он запутался в полученных объяснениях и вышел со станции не с того конца. В итоге он дошел до пригорода Оксфорда Ботли и лишь когда увидел простирающуюся впереди сельскую местность, повернул обратно и наконец «увидел вдали шпили и башни, поистине прекраснейшее из зрелищ»^[91] (аллегория неверного поворота в жизни запомнится ему навсегда). Он вернулся на вокзал и нанял извозчика, чтобы доехать до пансиона миссис Этридж на Мэнсфилд-роуд, напротив Нью-колледжа. Там ему и еще одному абитуриенту предоставили общий кабинет для занятий.

Наутро шел снег. Экзамен сдавали в зале колледжа Ориэль. Даже в дневные часы там было так холодно, что Льюис и его сотоварищи писали ответы на экзаменационные вопросы, сидя в пальто и шарфах, иные даже не снимали с рук перчаток. Льюис так погрузился в подготовку к экзаменам, что упустил сообщить отцу, когда они состоятся. Между экзаменами он все же улучил момент написать отцу о том, в какой восторг его привел Оксфорд: «Он превзошел самые причудливые мои мечты, я никогда не видел ничего столь прекрасного, особенно в такие морозные залитые лунным светом ночи»^[92]. Сдав последний экзамен, Льюис вернулся 11 декабря в Белфаст и сказал отцу, что, скорее всего, места в колледже он не получит.

Он оказался прав, но лишь отчасти. Нью-колледж действительно его не принял, но его эссе произвело впечатление на руководство другого колледжа. Два дня спустя пришло письмо от Реджинальда Макана (Reginald Macan, 1848–1941), главы Университи-колледжа, извещавшее Льюиса о том, что поскольку Нью-колледж не внес его в списки отобранных, ему предлагается взамен стипендия в Университи-колледже. Не будет ли он любезен подтвердить свое согласие? Льюис был счастлив.

Но одно облачко омрачало горизонт. Вскоре Макан написал ему снова и дал ясно понять, что в связи с изменившимися правилами призыва было бы «морально невозможно» здоровому юноше старше восемнадцати лет отсиживаться в Оксфорде. Ожидалось, что все молодые люди из этой категории поспешат добровольно вступить в армию. Альберт Льюис занервничал. Если младший сын не запишется в армию добровольно, его могут призвать – рядовым солдатом, а не офицером. Как же поступить?

В январе 1917 года Льюис снова приехал в Оксфорд обсудить ситуацию с Маканом. В письме он сообщил отцу, что решение вроде бы найдено. Самый надежный способ получить офицерское звание в Британской армии – вступить в университетское общество подготовки офицеров и уже на основании этой подготовки подавать заявление на чин^[93]. Университетское общество подготовки офицеров функционировало в Оксфорде и других престижных британских университетах с 1908 года, его задачей было предоставить «стандартный уровень базовой военной подготовки с целью обеспечить офицерский резерв» британской армии. Если бы Льюис сразу по прибытии в Оксфорд вступил в это общество, перед ним бы открылась прямая и быстрая дорога к офицерскому званию.

Однако вступить в университетское общество подготовки офицеров могли только студенты и члены Оксфордского университета. В ту пору поступление в Оксфорд разделялось на две стадии. На первой кандидату следовало обеспечить себе место в одном из колледжей: Льюис, не поступив в Нью-колледж, получил стипендию в Университи, так что этот этап он благополучно прошел. Но приглашение от колледжа еще не означало, что кандидат будет автоматически одобрен университетом. Желая сохранить единые высокие требования к студентам всех колледжей, университетские власти настаивали на том, чтобы абитуриенты проходили дополнительное испытание («публичный экзамен»), дабы убедиться, что они соответствуют общеуниверситетскому стандарту^[94]. К несчастью для Льюиса, в этот экзамен входил также лист по основам математики – предмету, к которому Льюис не имел ни малейших способностей.

Вновь Альберт Льюис прибег к опыту Кёркпатрика. Если «Старый Придира» сумел вбить в голову Льюиса древнегреческий, то уж конечно он обучит его элементарной математике. Итак, Льюис отправился доучиваться в Грейт Букхэм. 20 марта он поехал в Оксфорд сдавать дополнительное испытание и полагал, что вскоре вслед за тем начнется и его военная жизнь. И действительно, из колледжа пришло письмо с известием, что 26 апреля он может приступать к занятиям. Итак, дверь Оксфорда открылась перед Льюисом, но ненадолго.

Прежде чем всерьез учиться в университете, ему придется пройти войну.

Глава 3. 1917–1918
Обширные поля Франции: война

Французский император Наполеон Бонапарт как-то заметил: лучший способ понять человека – выяснить, что творилось в мире, когда ему было двадцать лет. За несколько недель до 28 ноября 1918 года, двадцатого дня рождения Льюиса, закончилась Великая война. Многие уцелевшие чувствовали свою вину перед погибшими товарищами. Окопная война оставила на душах солдат вечные шрамы – пережитого насилия, разрушения, ужасов. Двадцатый год жизни Льюиса прошел под знаком этого близкого, в упор, знакомства с войной. Ровно в свой девятнадцатый день рождения он прибыл в окопы Северной Франции под Аррас, а когда ему исполнилось двадцать, еще оправлялся от полученных ран.

Странный случай «не слишком важной» войны

Если Наполеон был прав, то мировоззрение и жизненный опыт Льюиса должны быть неизбежно и непоправимо сформированы войной, травмой, утратами. В таком случае мы могли бы ожидать, что его внутренний мир до самых основ был сотрясен этим вооруженным противостоянием и частым соприкосновением со смертью. Но сам Льюис рассказывает другую историю. Его опыт войны был, по его словам, «в каком-то смысле не слишком важен». По-видимому, годы в английских закрытых школах показались ему более ужасными, чем время, проведенное в окопах Франции^[95].

На полях сражений во Франции в 1917 и 1918 годах Льюис столкнулся со всеми ужасами современной войны, однако в «Настигнут радостью» эта тема почти не затрагивается. Льюис искренне верит, что детские горести в колледже Малверна значили для него больше, чем весь военный опыт, и даже описывая военный период, сосредотачивается главным образом на прочитанных книгах и новых знакомствах, оцеживая немыслимые страдания и разрушения. Об этом, говорит Льюис, более чем достаточно написано другими авторами, и ему к этому добавить нечего^[96]. И во всем объеме поздних произведений почти не встречается упоминаний о той войне.

Некоторые читатели заподозрят здесь странный перекос, искажение пропорций. Почему три главы автобиографии потрачены на подробное описание сравнительно незначительных горестей Малверна и так мало внимания уделено гораздо более страшному насилию, травме и ужасам Великой войны? Ощущение диспропорции лишь усиливается при чтении всего корпуса текстов, в котором Великая война по большей части обходится молчанием, а если и упоминается, то так, словно все это случилось с кем-то другим. Льюис как будто стремится дистанцироваться от воспоминаний о том годе, отделить их от себя. Почему?

Самое простое объяснение кажется и наиболее правдоподобным: Льюис не мог вынести травму своего военного опыта, бессмысленность этих утрат и разрушений ставила под вопрос смысл вселенной в целом и смысл личного бытия Льюиса в частности. Литература о Великой войне и ее последствиях описывает психологические и душевные раны солдат, сказавшиеся как во время боев, так и уже дома. Многие студенты, вернувшиеся из окопов в Оксфорд, с большим трудом адаптировались к нормальной жизни, многие страдали нервными срывами. Льюис, по-видимому, сумел разделить свою жизнь на отсеки, «закапсулировал» свой опыт, и это помогло ему сохранить душевное равновесие. Разрушительные воспоминания о травматическом опыте оставались под строгим контролем и практически не сказывались на других областях его жизни. Литература, и в особенности поэзия, сделалась непроницаемой оградой, которую Льюис воздвиг между собой и хаотичным, бессмысленным внешним миром. Она уберегала его от экзистенциального уничтожения, которое грозило другим.

Мы видим этот процесс в «Настигнут радостью», где Льюис дистанцируется от «перспективы войны». Его мысли о вероятных ужасах будущих столкновений, по-видимому, отражают его отношение к уже состоявшей реальности:

Кому-нибудь может показаться неправдоподобным или бесстыдным мое нежелание думать о войне; могут сказать, что я бежал от реальности. Я же попросту заключил с этой реальностью сделку^[97].

Льюис готов был предоставить в распоряжение родной страны свое тело, но не свой разум. Эта граница была установлена в его внутреннем мире и строго охранялась, настойчивым и тревожным мыслям не позволялось ее пересекать. Это не было бегством от реальности: Льюис предпочел заключить «договор», согласно которому реальность приручалась, приспосабливалась и сдерживалась. Речь идет именно о «границе», о запрете на определенные мысли.

«Договор с реальностью» сыграет ключевую роль в душевном развитии Льюиса, и нам еще предстоит вернуться к нему в следующих главах. В ментальную картину реальности не так-то просто было вместить травму Великой войны. Как многие другие, Льюис столкнулся с ситуацией, когда устоявшиеся представления о мире, которые почти все в эдвардианскую эпоху принимали как должное, были разрушены самой жестокой и опустошительной на тот момент войной. В первые послевоенные годы главной заботой Льюиса стали поиски смысла – не только возможности личной реализации и стабильности, но и такого смысла для своего внутреннего и внешнего мира, который утолил бы его беспокойный и все подвергающий проверке ум.

Прибытие в Оксфорд. Апрель 1917 года

Чтобы понять позицию Льюиса по отношению к Великой войне, нужно прежде всего разобраться, каким образом он оказался на полях сражений. Начало 1917 года он провел в Грейт Букхэме, стараясь (не слишком успешно, как выяснится) овладеть математикой. 29 апреля Льюис снова отправился в Оксфорд, в Университи-колледж. Оксфорд превратился в военный лагерь – впервые со времен гражданской войны в Англии, когда Карл I размещал в городе свой штаб (1643 год). Парки использовали как площадки для парадов и для обучения новобранцев. Многие из преподавателей помоложе, а также обслуга уже отправились на войну. Лекций было немного, слушателей – и того меньше. Университетская газета, The Oxford University Gazette, в обычное время печатавшая расписание лекций и сообщения об университетских мероприятиях, теперь публиковала бесконечные горестные списки павших. Эти обведенные траурной каймой страницы выразительно передавали ужасы бойни.

Оставшись к 1917 году практически без студентов, Оксфорд вынужден был выживать на существенно сократившиеся доходы. В Университи-колледже, обычно шумном и многолюдном, проживало совсем немного учащихся^[98]. В 1914 году здесь числилось 148 молодых людей, а в 1917-м – всего семеро. На редкой групповой фотографии, снятой в Троицын семестр 1917 года, – лишь десять членов колледжа. После принятых в мае 1915 года законов о чрезвычайном положении Университи освободил от исполнения обязанностей семерых из девяти тьюторов: им просто нечем было заняться.

Столкнувшись с резким сокращением числа студентов, Университи-колледж срочно искал другие источники финансирования. Его собственные доходы упали с 8755 фунтов в 1913 году до 925 в 1918-м^[99]. Как многие другие колледжи, в отношении финансов он теперь главным образом зависел от министерства обороны. Колледж сдавал помещения в аренду под казармы и госпитали. Другие колледжи принимали беженцев из раздираемой войной Европы, особенно из Бельгии и Сербии.

В тот момент значительная часть принадлежавших колледжу помещений использовалась как госпиталь. Льюис разместился в комнате 5 в подъезде 12 во дворе Рэдклифа. Хотя физически он пребывал теперь в Оксфорде, нельзя сказать, чтобы в тот момент началось его университетское образование. Тьюторов не было, лекций во всем университете читалось очень мало. Первым впечатлением Льюиса от колледжа стало его «огромное одиночество»^[100]. Однажды вечером в июле 1917 года он бродил по затихшим лестницам и пустым коридорам, дивясь их «странной поэзии»^[101].

Главной целью переезда в Оксфорд на летний семестр 1917 года для Льюиса было поступление в Оксфордский университетский корпус подготовки офицеров^[102]. Он подал заявку 25 апреля, еще перед тем, как лично прибыл в Оксфорд^[103]. Заявка была без проволочек одобрена пять дней спустя, отчасти благодаря тому, что Льюис успел в свое время отслужить в кадетском отряде при школе Малверн^[104]. Декан колледжа отказался предоставлять новому студенту какую-либо академическую помощь на том основании, что все его время поглотит военная подготовка. Тем не менее Льюис в частном порядке договорился о занятиях алгеброй с Джоном Эдвардом Кэмпбеллом (1862–1924) из Хетфорд-колледжа, который наотрез отказался от платы за свои услуги^[105].

Откуда вдруг такая решимость усовершенствоваться в математике, ведь обычно этот предмет не считался необходимым для погружения в историю и образ мыслей античности? Отчасти причиной тому желание Льюиса пройти дополнительное испытание, но главным образом сказалось совершенно разумное желание Альберта Льюиса пристроить сына в артиллерию – он был уверен, что тем самым шансы Льюиса-младшего на выживание повысятся^[106]. Пусть лучше обстреливает немцев из-за линии фронта, а не ввязывается в губительное окопное противостояние, уже унесшее столько жизней. Увы, королевская артиллерия предъявляла к офицерам такие требования по части математики, особенно тригонометрии, каким Льюис в ту пору никак не мог соответствовать. Вскоре он с очевидностью понял, что с этой задачей ему не совладать, и мрачно уведомил отца о том, что его «шансы попасть в пушкари» крайне малы, поскольку в офицеры принимают лишь «тех, кто докажет наличие у него специальных познаний по математике»^[107].

Хотя в тот раз Льюис провел в Университи-колледже не так уж много времени, впечатления у него остались очень глубокие. Этими чувствами и переживаниями он делился с Артуром Гривзом и не столь щедро – с отцом и братом. Гривзу он писал о наслаждении принимать ванну «без утомительного ритуала купальных принадлежностей» и о замечательной сказочной атмосфере в библиотеке Оксфордского союза (Oxford Union Society): «Никогда в жизни не был столь счастлив»^[108]. Для отца он подбирает другие темы, отчасти стараясь скрыть свой пускающий корни атеизм. Он пишет Альберту о Церкви и конкретных церквях, хотя на самом деле их не посещает.

Не оставалось сомнений в том, что ему предназначена окопная война. Под конец обучения в корпусе в письмах к отцу он обсуждает подготовку к войне во Франции, описывает разные варианты окопов, в том числе «укрытия, воронки от снарядов и – могилы»^[109]. Рассмотрев досье Льюиса, лейтенант Клейпол, адъютант корпуса подготовки офицеров Оксфордского университета, доложил, что он «по всей вероятности смог бы стать полезным офицером, но не успеет до конца июня получить достаточную подготовку для зачисления в Офицерский корпус. ПЕХОТА». Участь Льюиса была решена. Его направляли в пехоту – и почти наверняка в окопы Франции.

Кадет в колледже Кибл

Великая война губила жизни и разрушала мечты, вынуждая многих отказаться от планов на будущее, чтобы послужить своей стране. Льюис – классический пример недобровольного солдата, молодой человек с академическими, литературными интересами и идеями, чья жизнь оказалась направлена в иное русло силами, ему неподконтрольными, которым он не имел возможности сопротивляться. Из Университи-колледжа на Великую войну ушло 770 студентов, 175 из них пало в боях. Даже за то короткое время, что Льюис провел в Университи-колледже летом 1917 года, он должен был понять, как много старшекурсников отправилось на фронт и уже не вернется. Их судьба запечатлена в торжественных строках стихотворения 1916 года «Шпили Оксфорда» Уинифред Мэри Леттс (1882–1972)^[110]:

 
Я видела шпили Оксфорда,
проплыли они за окном
Серые шпили Оксфорда
в небе бледно-голубом
Сердце мое – с теми из Оксфорда,
Кто пал в краю чужом.
 

Льюис проходил военную подготовку бок о бок с другими молодыми людьми, тоже полными идей и надежд. Многие из них рассматривали вынужденную службу как необходимость «выплатить свой долг» стране и надеялись после войны вернуться к прежней жизни. Всех не перечислить, приведем лишь один пример – того адъютанта из корпуса подготовки офицеров при Оксфордском университете, который рекомендовал направить Льюиса в пехоту.

Джеральд Генри Клейпол (1894–1961) служил лейтенантом в Пятом королевском стрелковом полку^[111]. Он подал в отставку 8 февраля 1919 года, сославшись на плохое здоровье. Джерри Клейпол питал любовь к английской литературе и к 1941 году стал завучем по английскому языку и литературе в школе имени короля Эдуарда VII в Шеффилде. В 1958 году он вышел на пенсию и умер в январе 1961 года. Некролог в школьном журнале упоминает его твердую веру в то, «что литературу нужно переживать и наслаждаться ею, а не превращать ее в объект рассуждений и теории» – точно такие взгляды будет развивать и отстаивать Льюис^[112]. Весьма вероятно, что Клейпол читал некоторые произведения Льюиса, в том числе введение к «Потерянному раю». Сообразил ли Клейпол, что он сыграл существенную роль в судьбе Льюиса, ее причудливых поворотах? Этого нам никогда не узнать.

Зато мы знаем, что 7 мая 1917 года Льюис начал подготовку к будущей должности пехотного офицера британской армии. Отныне действительная военная служба стала неизбежностью. Ему повезло в том, что для подготовки не пришлось покидать Оксфорд и оправляться в один из многочисленных тренировочных лагерей, рассеянных по всей Британии. Из оксфордского корпуса подготовки офицеров Льюиса перевели в роту Е Четвертого кадетского батальона, расквартированного в оксфордском же колледже Кибл^[113].

«Школа инструктажа» оксфордских студентов – потенциальных офицеров – была организована в январе 1915 года. Через нее прошло около трех тысяч кадетов^[114]. В феврале 1916 года, учитывая растущие военные нужды, британская армия изменила правила для кадетов. Будущих офицеров отныне готовили в офицерском кадетском батальоне. Принимали в него только молодых людей в возрасте от восемнадцати с половиной лет, уже отслуживших рядовыми или же прошедших корпус подготовки офицеров. И хотя в корпусе подготовки офицеров Льюис числился всего несколько недель, этого оказалось достаточно, чтобы его приняли в один из кадетских батальонов и начали готовить к офицерскому званию.

Два таких батальона базировались в Оксфорде: Четвертый и Шестой. В каждый набрали 750 человек и расквартировали их по опустевшим оксфордским колледжам. В Четвертом кадетском батальоне имелось пять рот, пронумерованных буквами от А до Е. Льюис был распределен в роту Е и размещен в колледже Кибл. Его обрадовала возможность остаться в Оксфорде. Другое дело переезд в Кибл – это радости не вызывало.

Кибл был одним из новых приращений Оксфорда^[115]. Колледж приобрел мрачную репутацию из-за приверженности к Высокой церкви и спартанских условий проживания. Основатели Кибла в 1870 году стремились создать такое место, где оксфордское образование станет доступно «джентльменам, желающим жить бережливо». В результате и в мирные времена условия тут были скромные и даже суровые, а теперь, когда начались еще и лишения, вызванные войной, злосчастные обитатели Кибла не могли рассчитывать даже на самые элементарные удобства.

Льюису пришлось променять довольно комфортабельные комнаты в Университи-колледже на «маленькую келью без ковра и с двумя кроватями (также без простыни и подушки) в Кибле»^[116]. Соседом Льюиса по этой жалкой комнатенке оказался Эдвард Фрэнсис Куртенэ («Пэдди») Мур, его ровесник^[117], тоже зачисленный в роту Е Четвертого батальона, причем в тот же день, что и Льюис – 7 мая 1917 года. Обучавшиеся в ту пору в Оксфорде кадеты в большинстве своем не были студентами или членами университета. Некоторые попали сюда из Оксфорда, другие, как Мур, не получали высшего образования. Хотя в Оксфорд Мур прибыл из Бристоля, родился он в Кингстауне (ныне Dún Laoghaire) в графстве Дублин. Так рано сказалась склонность Льюиса сближаться в Англии с людьми ирландского происхождения – потом это будут Теобольд Батлер и Невилл Когхилл.

Льюис сдружился еще с четырьмя молодыми людьми из роты Е – Томасом Керрисоном Доуи, Денисом Говардом де Пасс, Мартином Ашвортом Сомервиллем и Александром Гордоном Саттоном. Тогда он не мог предвидеть, что через полтора года будет оплакивать их всех. «Нас было пятеро в Кибле, а выжил только я»^[118].

Из переписки того времени явствует, что поначалу Льюиса больше привлекал Сомервилль, чем сосед по комнате Мур. Сомервилль, сообщил он отцу в письме через несколько дней после зачисления в батальон, его «главный друг», хотя он молчалив, но «очень начитан и интересен», а Мур «немного слишком ребячлив для настоящего общения»^[119]. Однако на чтение времени почти не оставалось, ежедневное рытье окопов и марш-броски положили ему конец. Кадетам предоставляли выходные, и тогда Льюис возвращался в комнаты Университи и наверстывал переписку.

Но постепенно Льюис, по-видимому, все более сближался с Муром. Вся эта маленькая группа друзей часто бывала у жившей по соседству матери Пэдди, миссис Джейн Кинг Мур. Миссис Мур, родом из ирландского графства Лаут, разошлась со своим мужем, дублинским инженером, и в ту пору перебралась вместе с двенадцатилетней дочерью Морин из Бристоля в Оксфорд, чтобы быть поближе к Пэдди. Она снимала жилье на Веллингтон-сквер, недалеко от колледжа Кибл. Ей было 45 лет, когда Льюис познакомился с ней – почти столько же было его матери Флоре в 1908 году, когда она умерла.

Переписка подтверждает: Льюис и миссис Мур показались друг другу интересными и привлекательными. Впервые Льюис упоминает «ирландскую леди» в письме отцу от 8 июня^[120]. Миссис Мур написала Альберту Льюису в октябре того же года, восхваляя юношу, с которым повезло вместе жить ее сыну: он-де «очарователен и очень приятен в общении, и все, с кем он встречается, отзываются о нем самым лучшим образом»^[121].

Документы военного времени по Четвертому кадетскому батальону под командованием подполковника Дж. Г. Стеннинга сохранились в виде пожелтевшей пачки бумаг большого формата^[122]. Из документов 1916–1918 годов уцелели далеко не все, и полного представления о составе и деятельности этого тренировочного соединения они не дают. Не все кадеты перечислены поименно, некоторые имела искажены. Например, Пэдди Мур первоначально был внесен в списки как «Э. М. К. Мур», и лишь неделю спустя его инициалы были исправлены – «Э. Ф. К. Мур»^[123]. Тем не менее, при всей неполноте и неточности эти списки и рапорты дают нам достаточное представление о полученной Льюисом подготовке: он обучался стрелять из «льюиса» (народное название ручного пулемета Льюиса), ему объясняли, как выжить в газовой атаке, кроме того, по воскресеньям кадетов строем водили в церковь, предупреждали насчет запрета обсуждать военные дела с гражданскими, организовывали крикетные матчи между колледжами и укрепляли их здоровье физическими упражнениями. Из других отчетов складывается достаточно наглядная картина того, как Льюиса должны были учить обращаться с оружием, особенно с винтовками^[124].

Из документов следует также поразительный факт: летом в колледже Кибл проходили подготовку двое К. С. Льюисов. Наш К. С. Льюис был зачислен в роту Е 7 мая 1917 года^[125]. 5 июля 1917 года другой К. С. Льюис, приписанный к полку легкой пехоты Оксфорда и Букингема, был зачислен в роту С^[126]. Три месяца спустя он был «направлен переводом» в Шестой полк Миддлсекса^[127].

Из переписки за июль 1917 года ясно следует, что Льюис знал о присутствии в Кибле полного тезки. Он постоянно подчеркивает, что письма ему следует адресовать в роту Е, иначе их могут доставить другому Льюису, из роты С^[128]. Кто же был этот второй К. С. Льюис? К счастью, сохранившихся документов достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.

Вскоре после конца войны полный список всех кадетов, проходивших подготовку в роте С Четвертого кадетского батальона, был составлен их командиром капитаном Ф. У. Мейтсоном и сверен с официальными списками британской армии в декабре 1918 года. Затем Мейтсон написал всем своим кадетам и, получив ответ, опубликовал их адреса. Этот ценный документ, опубликованный частным порядком колледжем Кибл в 1920 году, содержит между прочим и такую строку^[129]:

Льюис К. С., младший лейтенант, Шестой Мидлсексский полк, Бринвел, Пентала, Аберавон.

Это однозначно подтверждает, что Мейтсон имел возможность установить после войны контакт с Льюисом из роты С и уточнить его адрес – в Южном Уэльсе. Кстати, возможно, именно из-за путаницы с двумя Льюисами нашему К. С. военное министерство так и не выплатило часть жалования, которое причиталось ему к концу войны^[130].