Алиса Вайцулевич
И пришел дракон

Драконоборцы

20** г.,10 класс, школа г.Санкт–Петербург

Паша

В школе всегда царит беспросветный мрак. Куча заданий, раздражающие учителя, невкусная еда в столовке и дебилы-одноклассники. Я говорил маме, что хочу уйти после девятого класса и заняться программированием, чтобы стать вторым Цукербергом. Но она сказала, что умение играть в компьютер всю ночь еще не делает меня талантливым программистом.

– А счастье было так близко, – я жаловался по телефону, пока шел от метро до школы, – Многие знаменитости бросили учебу, и ничего, сейчас они  звезды, купаются в деньгах. Хочу так же.

– Есть профессия тестировщика игр и приложений. Тебе бы подошло.

– И много ты видишь людей с такой интересной работой?

Из трубки послышался смешок.

– Не очень. Значит, ты будешь первым.

Моя школьная подруга умеет подбодрить. Честно, если б не она, я бы уже давно сбежал, плюнув на все. Ее зовут Алевтина Золотарева, мы учимся вместе с первого класса. Наши мамы подружились, когда водили нас на подготовительные занятия от школы. Мы же все время  лупили друг друга карандашами, мелками, пеналами – что подвернется под руку. Сейчас и не помню, почему мы так делали, потому что потом подружились.

Аля не такая, как другие девчонки. Те вечно ходят стайками, шепчутся, и смотрят на тебя, как на больного. Они могут подойти и вырвать у тебя колу, сделать глоток, а потом еще и облить. Потянуть за капюшон, или начать тыкать ручкой в спину. Меня это бесит. Аля с тех самых пор подготовительного класса больше не бьет меня – даже в шутку. И всегда терпелива к моим шуточкам.

Мы списываем друг у друга – она алгебру и физику, я литературу. На физкультуре я всегда беру ее в свою команду, чтобы прикрыть. Алевтина обычно бегает от мяча, а не бьет по нему. Это усложняет игру всем, но не мне.

Мы часто делаем школьные задания вместе, без помощи Али я  сдуваюсь и захожу в игру на телефоне, а потом ною, что ничего не успеваю. Чем быстрее удастся сделать домашку, тем скорее мы включим фильм. Я обожаю ужасы, а Алевтине подавай сказки. Чтоб там были эльфы, драконы, гномы и другие необычные существа. И всегда говорит:

«Как жаль, что всего этого не существует».

Аля бы вписалась в волшебную движуху. Ей бы пошли эльфийские уши и длинное платье в пол. Когда я говорю ей об этом, она предлагает мне стать ее личным гномом, как во «Властелине колец». Вот уж спасибо!

Если б я умел красиво говорить и писать, я бы написал о ней книгу. Потому что она этого стоит.

20** г

Санкт–Петербург

10 класс, 17 лет

Алевтина

Павел в переводе с латыни значит «малый». Паша… Высокий, спокойный, с темными волосами и серыми глазами. С самым лучшим в мире голосом и дурацкими шутками. Паша. Из-за нашей долгой дружбы многие считают, что мы встречаемся или влюблены друг в друга. И никто не знает, что на самом деле чувствую я.

Мне хотелось любви как в кино или книге. Страстной, стремительной и волшебной. С таинственным незнакомцем, что откроет мне новый удивительный мир – а не серую реальность, в которой я живу.

Знаю, не бывает идеала, принц на белом коне – это все книги и кино, в реальной жизни таких не встретишь. И все же, я мечтала. Ну а вдруг? Вдруг, если я в это  сильно верю, то сбудется? Встретить человека, который бы схватил меня в охапку и унес в другой мир, где есть волшебство, магия, и настоящая любовь. Все это слишком по-детски, наивно, и все же я отчаянно этого хочу. Где он, тот принц, что вырвет меня из железных объятий неприглядной действительности и унесет  далеко-далеко?

Паша не подходил на роль таинственного возлюбленного, слишком прост и человечен, нет в нем загадки, тайного, злого рока. Разве можно такого полюбить? При взгляде на него у меня внутри все спокойно. Мне же хотелось тряски, подкашивающихся ног, сладостного безумия, что кружит голову и о котором я так много читала в романах. Хотелось рока. Хотелось драмы, переживаний, эмоций.

Сны мне тоже снились самые эпические. В них я постоянно сражалась с монстрами, бежала вперед, спасала кого-то. Просыпаясь, я понимала, что все это осталось где-то там, в мире грез. Так несправедливо, что мы не можем вернуться в наши сны.  Наверное, это слишком привлекательно. Я бы не проснулась никогда.

От всех размышлений меня оторвал звонок телефона. Действительность напоминала о себе слишком бесцеремонно. Мне так хотелось побыть одной и еще немного помечтать…Но это была Лера, моя лучшая подруга, для нее у меня всегда есть время.

– Привет, Ал! Я насчет домашки по химии, – веселый голос подруги окончательно заземлил меня, – Ты сделала?

– Ммм…Еще не начинала, – мой старший брат Артур обычно решал домашнее задание за меня. Я ничего не понимала в химии, а он учился на химфаке в СПБГУ, причем на бюджете. Программа десятого класса была для него легкой.

– У меня не получилась задача с алкенами, такая жуть, – посетовала подруга, и тут же без перехода прибавила, – Алла и Кристя снова говорят про вас с Пашей.

Я подавила тяжелый вздох. Алла никогда меня не любила и часто пыталась задеть любыми способами. А ребята и рады подхватить новую сплетню. Такие уж мы – всегда есть дело до другого человека, особенно – до его личной жизни.

Мысль, что о нас с Пашей идут слухи, как о паре, была мне неприятна. Мы дружим с первого класса, и каждый год начинается с одного и того же. С глупых домыслов.

– Надо же людям что-то обсуждать, – я посмотрела в окно на далекие звезды, которые потихоньку вспыхивали на темном небе.

– Пашка за лето изменился. Стал выше и симпатичнее, – поделилась своим авторитетным мнением Лера.

– Да, он хорош. Но только как друг, – я особенно выделила последнее слово, чтобы у Леры также не было сомнений. Ладно другие ребята, но выслушивать такие заявления от близкого человека я была не готова.

Интересно, есть ли что-либо прекраснее луны?

– У тебя все хорошие, – буркнула подруга, которую явно не удовлетворил мой ответ, – А Паша? Ну какой он?

Какие удивительные переливы закатного неба! Оставалась узкая алая полоска, которая вот-вот канет в небытие. А выше уже белела луна в компании легких, будто вуаль молодой невесты, облаков.

– Аля!

Я встрепенулась:

– Хм, Паша. Да, Паша. Он такой…хороший, – конечно, я так задумалась, что совсем забыла, о чем меня спрашивала Лера.

– Опять зависла! – догадалась моя неутомимая подруга, – Золотарева, ну что ты за человек? Я не удивляюсь, почему у тебя завал с математикой и физикой – наверняка думаешь о какой-нибудь дурацкой ветке за окном или о Дине Винчестере.

Я хихикнула:

– Но ведь природа – это так красиво! Разве не удивительно все это? Представляешь, у кого-то же хватило воображения сотворить весь наш мир? Откуда он взял материал? Кто создал  атомы, из которых состоим мы? Меня потрясает эта мысль. Разве Дин не великолепен?

– Мне больше нравится Кас, – фыркнула подруга, – Сколько я тебя знаю, ты с детства все в своем мире. Только бы это не мешало в жизни.

– В смысле?

– Ты слишком мечтательна и ты это знаешь. Когда начинается взрослая жизнь, все идеалы рушатся, – Лера неожиданно посерьезнела, – Никому не до чего нет дела. Только бы его не трогали.

– В каждом человеке есть что-то хорошее! – горячо заспорила я, – Надо только увидеть это самое хорошее. И тогда люди будут чуть добрее!

– И на Земле появятся единороги, – хмыкнула подруга, – Ладно, Аль, созвонимся. Папа чего-то зовет. Вот бы с этим не была связана грязная сковородка.

– До завтра, – усмехнулась я.

И снова взглянула в окно.

На улице было уже очень темно. Ветер нещадно трепал деревья, будто отец дерет провинившихся сыновей. Освещенная болезненно-желтым светом фонаря, в переулок прошмыгнула щуплая кошачья фигурка. Разумеется, черная.

Все вместе: и ночь, и сильный ветер, и мерцающий свет старого фонаря, и проскользнувшая в замызганный проулок кошка – все это внушало тревогу.

Я отошла от окна. Перед глазами настойчиво замелькали картинки,  я отогнала их прочь. У меня слишком буйное воображение, но в такие вечера это далеко не плюс.

Можно было лечь спать, что я и сделала. Родители давно спали, им на работу, а брат сидел в компьютере, мучаясь с очередным докладом на семинар. Как далека я от этих забот. Все земное кажется таким суетным и мелочным. Может ли быть, что я скоро умру, раз не чувствую якоря на Земле? Я ощущаю себя такой легкой и нездешней, что, кажется, поднимется буря, и она захватит меня всю, унесет куда-то далеко, и все будет также. Только меня не будет.

Какие грустные мысли одолевают ночью! Счастливы те, кто сразу засыпают, стоит голове коснуться мягкой и такой желанной подушки. И нет человека несчастнее того, кто, мучась, переворачиваясь с боку на бок, сминая простыни, чувствуя неприятные мурашки в теле, не может уснуть и ждет этого момента, как освобождения. Люди, страдающие бессонницей, видимо, сделали в предыдущей жизни что-то  плохое, раз теперь так мучаются.

Мне было не остановить мысли, хотя  очень хотелось просто закрыть глаза и забыться. Даже не нужен сон – это опять пугающие картинки, которые могут и сбыться. А мне хочется блаженного забытья. Иначе утром я буду вялой, а мне нужно быть бодрой – последний день четверти, как-никак. Потом все, свобода, осенние каникулы. Я подумала о том, как красиво осенью на природе. Сразу вспомнился уютный домик бабушки и дедушки, тропинки, знакомые с детства, бабушкины цветы, веселые глаза и заливистый лай моей собаки…Вечерами мы сидели все вместе в гостиной, и пили чай. А за окном дул сильный ветер, и призраки листьев прилетали в закрытые стекла. И было уютно сидеть в теплом свитере, связанном бабушкой, пить ее любимый, черный, горьковатый чай из пакетиков, и говорить, говорить, говорить…

Мне до ноющих зубов захотелось приехать на дачу. Может, решиться и рвануть сразу после школы? Родители рады будут, их можно и потом предупредить, дедушке до последнего не скажу, сделаю сюрприз! Вот он удивится, но ведь и обрадуется! Дедушка он такой, добрый…

20** г.,10 класс, школа г.Санкт–Петербург

Паша

Последняя контрольная по физике оказалась неожиданно сложной. Я так и не смог решить задачу под звездочкой. К счастью, учительница все равно поставила мне пятерку.

Все время я наблюдал за Алей. Она казалась особенно грустной и задумчивой. А в последний учебный день вообще поникла. Хотя радоваться бы, ведь начинались каникулы.

А еще ее что-то тревожило. Я не мог понять, почему, вроде, все было в порядке, но было у нее беспокойство. И мне становилось еще хуже, потому что я не мог понять причину этого.

– Ал, ты смотрела тот фильм, который я тебе скинул?

– С Киану Ривзом? «Константин»? – ее глаза смотрели на меня, и в то же время не на меня, немного расфокусированные. Наверняка опять задумалась о чем-то своем. Если вы общаетесь с Алей, вам приходится привыкнуть к такой рассеянности. Но есть в этом что-то очень милое.

– Интересно. Конец впечатляет, – она высказалась довольно нейтрально, плотнее кутаясь в свитер с высоким горлом.

– Особенно ад, – с жаром поддержал я, – Мне кажется, он выглядит именно так, как в фильме.

– Не хотелось бы проверять лично, – она смешно изогнула бровь, непринужденно улыбнулась. От этой спокойной улыбки становилось легко и свободно. Я обожал эти моменты, потому что чувствовал себя под лучами солнца. Глупо, но люди разучились улыбаться. Не натянутое фото на камеру или оскал, а именно улыбка.

– А я бы и не прочь, – я постарался скопировать ее улыбку, но получилась лишь жалкая пародия.

– А может, рай проверишь? Есть ли ангелы и какие они? – глаза подруги стали серьезными. Видимо, ее интересовала эта тема.

Я был далек от всего такого – хоть и крещен, но в церковь не ходил, а существование высшей силы…Сложно поверить в это. Ал другое дело. Ей нравится все потустороннее и мистическое.

– Спрошу, если пустят. Вдруг, к концу жизни я стану закоренелым грешником?

– Ложишься спать после полуночи? Да ты опасный парень! – ухмыльнулась Ал.

– И не только.

Вошла наша классная, похожая на сову – толстая, в очках, с круглой головой. Она должна была вручить нам наши оценки, пожелать удачных каникул и отпустить.

В листике было все не так уж плохо. Хотя тройка по алгебре так и бросилась в глаза. А по геометрии четыре…И литература четыре…а я крут. По физике тоже была четверка, и я даже обиделся, что не 5. А вот трояк по химии был неприятной неожиданностью. Нельзя ее прогуливать. Зато пятерка по физре.

Ал сидела ко мне боком, занавесившись густыми волосами, что-то обсуждая с Лерой. Потом откинула волосы, и я увидел белую шею с маленькой родинкой. Отчего-то подумал, что такую шею легко сломать, и тут же содрогнулся. Приходит же в голову.

После школы мы, как всегда, шли вместе. Лера все болтала об оценках и учителях. Активная и эмоциональная, она не могла сдерживать своих порывов. Я прозвал ее «Последний день Помпеи», потому что иногда поток ее информации было невозможно воспринимать, и мне казалось, что я утону в этой лавине.

Ал же по большей части молчала, иногда вставляя «ага» и «угу». Именно такая подруга могла выдержать Последний День Помпеи. Интересно, о чем она думает?

– Вот мне физичка поставила тройку! А ведь я все ей сдавала! Коза, – жаловалась Лера на очередную жертву, – Не понимаю, что ей еще надо!

– Не говори, – согласился я, пиная сухие листья, – Мне ради дурацкой четверки пришлось столько париться. Ползадачника ей решил. Ал, а у тебя что по физике?

– Четыре, – она отозвалась не сразу, будто задумалась о чем-то своем и не слышала наших разговоров, – Мне стоила больших трудов эта оценка.

– Да конечно! Тебя все учителя любят!! – Лера выразительно посмотрела на свою подругу. Та смутилась:

– Лер, ну ты чего? Это совсем не влияет на оценки. У меня вот тоже есть тройка, по физре. Когда мы закончим школу, то даже не вспомним оценки первой четверти десятого класса.

С этим не поспоришь.

Мы дошли до перекрестка, где расходились в разные стороны – нам с Алей нужно было идти еще немного прямо, а Лере на остановку – то есть, направо. Так случилось и в этот раз. Мы распрощались с подругой Ал и пошли своим путем.

Листья хрустели под ногами, напоминая о скором приближении зимы, о том, что когда-то было лето, и что жизнь вообще хрупкая штука.

– Паш, слушай, я сейчас не домой. Мне нужно на электричку, – внезапно сказала Алевтина.

– На электричку? Зачем? – она не словом не обмолвилась о том, что ей нужно будет куда-то ехать. Я бы о таком точно не забыл. Подул резкий холодный ветер, неприятно покалывая шею. Плотнее застегнулся, ожидая ответа Ал.

– Поеду к дедушке и бабушке, навещу их. Думаю провести там осенние каникулы, – спокойно сказала девушка, поправляя свой берет.

– Ты что-то попутала, в деревне отдыхают летом.

– Осенью там тоже красиво. Да и давно у них не была, соскучилась.

– Ты не говорила, – немного укоризненно сказал я. Мне хотелось позвать ее в кафе, или в кино, отметить конец учебы. И тут такой облом.

– Прости, спонтанно как-то, – ее очаровательная, извиняющая улыбка немного ободрила меня.

– Знаешь, – она продолжила говорить, прикусывая губу, – Город в последнее время…Мне неуютно, он давит на меня, я плохо сплю – она повела плечами, будто силилась избавиться от напряжения. Я начинал понимать, что не случайно мне казалось, что она тревожится.

– Слушай, ты можешь рассказывать мне все, правда. Вдруг, смогу чем помочь?

Неосознанно, девушка ускорила шаг, и я поспешил за ней.

– Не надо, все в норме, – она натянуто улыбнулась.

– Опять твои кошмары? – я знал, что ее мучают особенные сны, которые имеют необычные свойства. Они отражаются на ней в течение дня. Если ей снилось, что она тонет, она могла захлебнуться, просто сидя в столовке и болтая с нами. Это было странно, но некоторые ее сны даже сбывались. Увы, мы не всегда могли понять, какой сон сбудется наяву, а какой обыкновенная греза.

– Вроде того. Очень странный сон, – она тяжело вздохнула, – Последние пару дней мне снится, что я бегу по траве, а она ужасно мокрая, и мои ноги промокают. А потом резко темнеет, какое-то существо хватает меня и уносит наверх. Будто я лечу, но…скорее, кто-то летающий уносит меня. Ввысь, в самое небо. Мне немного страшно. Представляешь, если такое сбудется?

– Дурацкий сон. Неделька выдалась не из легких, нас завалили учителя по полной программе. Кто может украсть тебя, да еще и поднять наверх? Ковер-самолет? Ворона-мутант? Все летающие ящеры давным-давно вымерли.

– Может, ты и прав, – Алевтина равнодушно пожала плечами. Не люблю, когда она такая – слишком спокойная и холодная. Я знаю, она может быть другой. Да и она другая, черт возьми.

– Провожу тебя до твоей станции.

– Что ты, Паша, это не обязательно! – она робко улыбнулась.

– Мне не сложно, – я улыбнулся в ответ. – Смотри, возвращайся в школу к концу каникул, а то вдруг захочешь остаться в деревне.

Она засмеялась:

– Конечно.

Мы уже подходили к станции. Алевтина достала телефон из кармана, сверилась со временем:

– Мы успеваем, электричка подходит через 6 минут.

– Ты без вещей поехала? Рюкзак не забит битком, – заметил я, поднимаясь по ступенькам.

– У меня живет там часть вещей, так что в этом нет необходимости, – она сосредоточенно шла, стараясь не наступить в маленькие лужицы.

– Долго ехать до дачи?

– Минут сорок, потом на автобусе. Меня дедушка встретит.

На перроне почти никого не было, кроме старика в неопрятной черной куртке и молодой мамы с ребенком в джинсовом костюме.

– Смотри, не пропадай там, пиши и звони, – я поежился, погода стала ухудшаться, ветер добирался до голого тела. Кроваво-красные листья беспокойно шуршали на ветру.

– Там бывают проблемы со связью, но я попытаюсь, – она солнечно улыбнулась, и на миг мне стало тепло, – Спасибо, что проводил. Знаешь, меня отпустило. Легче на душе стало.

– Рад, что тебе полегчало. На природе вообще забудешь о своих тревогах!

– Да, я уверена в этом.

Через толщу ледяного ветра раздался далекий отчаянный гудок. Сквозь деревья мелькал свет – это подходила электричка.

Мы просто стояли молча, но мне хотелось еще что-то сказать – есть пара минут, пока электричка подходит. А ведь я не увижу Алю неделю. Непривычно без нее.

– Удачно отдохнуть, про нас с Лерой не забывай, – я переминался с ноги на ногу.

– Разумеется, забудешь про вас! – она похлопала меня по плечу, не глядя. Все ее внимание было приковано к подъезжающему поезду.

Я корил себя за нерешительность. Как только я решился обнять ее, электричка подошла и остановилась. Времени не было.

– Созвонимся! – бросила Аля и юркнула в открытую пасть. Мелькнула крутка цвета грецкого ореха, взметнулись непослушные волосы – и вот уже ее нет рядом. Я подошел ближе к краю платформы – было темно, так что я видел отдельные серые силуэты. Аля прошла весь вагон и села в конце, у окна. Она не видела меня. Состав тронулся, увозя девушку, которая даже не заметила, что я машу ей в след и провожаю долгим, грустным взглядом.

20** г.

Санкт–Петербург

дорога до станции П***

Алевтина

Мимо проплывали серые дома-пятиэтажки – сухой остаток города. Все чаще их заменяли луга и деревья, небольшие уютные коттеджи. Я смотрела в посеревшее небо и чувствовала невероятное спокойствие. Шумный город и все тревоги, одолевавшие меня, остались позади.

Совсем скоро я приеду на станцию, пройду вперед по проселочной дороге мимо серых кубиков–магазинов, и сяду в ретро–автобус, который повезет меня к нашей даче.

Быстро написала маме смс: «Уехала к бабушке и дедушке  с ночевкой, не теряй».

Мама будет только за мою маленькую вылазку. Обычно я проводила свободное время дома . С Лерой мы гуляли редко – она общалась с первокурсниками и даже второкурсниками, я в таких компаниях терялась и чувствовала себя лишней.

В вагоне было мало людей. Все смотрели в окно, исполненные своих дум и мечтаний. По напряженным, нахмуренным лицам кружевом скользили тени деревьев. И нельзя было понять, думали люди о смысле жизни или о том, как погасить кредит и стоит ли брать ипотеку.

Я бы могла ехать так вечно, наблюдая, как мелькают и остаются позади великолепные пейзажи.

Пусть это осень, когда на улице слякотно, постоянно идет дождь, небо серее обычного, а деревья скрючиваются в три погибели. Мне нравится это время года – меланхоличное и безрадостное. Всегда можно спастись теплым пледом, горячим чаем или какао, читать книги под приятный убаюкивающий стук дождевых капель. Гулять под дождем слишком сыро. А вот смотреть на него из окон – одно из  любимых занятий.

Наконец объявили мою остановку, и я вышла на перрон, радостно почувствовав твердую землю под ногами. Легкий осенний ветер трепал за щеки, совсем не такой, как в городе. Тот щиплет тебя, как сварливая мачеха провинившуюся падчерицу. А этот ветер мягкий, как любящая бабушка, которая не в силах наказывать драгоценного внука.

Я поправила постоянно съезжающую лямку рюкзака и бодро зашагала к автобусу.

Не только ветром отличалось это место. Здесь все было другое, хоть от города всего 40 или 60 километров. Однако даже небо было гораздо светлее и чище, чем в городе. Дождь не скоро придет сюда.

В автобусе уже сидело пятеро человек. Водитель в черном пуховике кивнул мне и забрал 15 рублей. Так мало для петербуржца или москвича!  Вглубь автобуса идти не хотелось – у задних мест особенно сильно пахнет бензином. Поэтому я села поближе к выходу, тем более, ехать мне каких–то пять минут. Быстро написала sms дедушке, что я села в автобус, и уставилась в замызганное, годами немытое стекло. По углам была противная жирная, почерневшая от времени, грязь, благоденствующая и процветающая не один год. Потертые кожаные сидения также не отличались чистотой. Старые, в пятнах и надписях, кое-где даже продранные.

Но я все равно любила это старый автобус. Его неспешный ход, негромкое, с перебивами, тарахтение мотора. Приглушенную музыку (как правило, песни с дорожного радио). И чуть уловимый запах бензина.

Мы ждали еще минут десять, подошло еще четыре пассажира. Молодая пара и две пожилые бабушки с пакетами.

Небо неожиданно потемнело, я даже не  заметила. Видимо, дождь будет раньше, чем я рассчитывала. Успеть бы доехать.

– Душно как, – сказала упитанная женщина с ярко-алыми губами позади меня. Она достала газету и стала обмахиваться ею.

– Наверное, гроза будет, – сказал сидящий рядом с ней мужчина. По всей видимости, ее худосочный супруг.

Наконец автобус знакомо затрясся, и мы тронулись. Ехать было совсем недалеко, поэтому я следила за мелькающими домами в окне, чтобы не пропустить свой выход. Какие–то тихие и будто неживые, у некоторых стояли старушки. Торговали грибами, укропом и петрушкой, яблоками. Уже совсем скоро я увижу и свою бабушку. Дедушку, любимого пса…

А тучи слетались вместе, как стервятники над жертвой. Удивительно, как быстро может перемениться погода! Я поежилась. Не хотелось бы попасть под дождь, у меня с собой не было ни зонтика, ни дождевика. А надо еще пройти под открытым небом.

Вот мы выехали на ровную дорогу, повернули, и автобус резко затормозил. О, моя остановка!

– Спасибо, – бросила я водителю, выпрыгивая на песок.

Он махнул рукой, что я расценила как «всегда пожалуйста». Двери закрылись, и автобус исчез за поворотом, выпуская чернильное облако дыма. Я удовлетворенно огляделась и зашагала по узкой тропке – прямиком к нашему дому.

Вокруг было огромное поле, трава здесь только начинала жухнуть, хотя был уже конец октября. Мне казалось, что я попала в август, настолько был незаметен здесь приход осени. И только низкая температура и ветер, пронизывающий до костей резкий и холодный, напоминал о том, какой сейчас месяц.

Дедушка встречал меня у самой калитки. Дачи здесь в отдалении друг от друга, так что кажется, будто наш дом стоит один в поле. Прямо за нами, через дорогу, начинаются целые поселения. Дедушке достался этот участок от родителей, сюда они с бабушкой и переехали. Уже больше 20 лет дом стоит здесь, и в него хочется возвращаться снова и снова – настолько он теплый и уютный.

Рядом с дедушкой пританцовывала большая белая овчарка, Дин. Имя придумала я,  в честь обожаемого героя телесериала.

Конечно, стоило дедушке отпустить его с поводка, мой любимец бросился ко мне со скоростью метеорита. Рано или поздно эта  собака собьет меня с ног. Дин прыгнул на меня грязными лапами, весело скуля.

– Привет, парень! И я по тебе скучала, – Я трепала верного пса по голове, пока тот лихорадочно вылизывал своим наждачным языком мои холодные ладони.

– А по мне скучала? – послышался голос дедушки.

Он подошел ко мне пружинистой, почти мальчишеской походкой, лукаво щурясь и улыбаясь.

– Привет! Конечно, – я подошла к нему, обняла. От дедушки пахло его любимым, дешевым одеколоном с пихтой. Мама с папой дарили ему дорогую туалетную воду, но дедушка всегда берег ее для каких–то особенных случаев. А предпочтение отдавал проверенному запаху.

– Бабушка вся всполошилась, уже печет к твоему приезду пироги, – ухмыльнулся дед, – Что ж ты вчера не позвонила, что приедешь?

– А я сегодня решила. Смс тебе на ходу написала, пока из школы шла, – мы завернули к нашей тропинке на  участок. Дин бежал впереди, пушистый хвост развевался флагом. Дедушка шагал тоже довольно быстро. Сзади он похож на моего ровесника – худая, даже мальчишеская фигура, только волосы полностью седые. И ненамного меня выше. Если б не седые волосы, ему можно было бы дать лет 18 – по  фигуре и походке, задору в голубых глазах. Но ему 68. Немного сутуловатый, лицо в морщинках и старечских пигментных пятнах. Однако голос громкий, взгляд ясный. Я видела многих его ровесников – хмурых и серых, как питерское небо. Мой дедушка на их фоне был как цветная фотография рядом с черно–белыми копиями. И я  гордилась, что в таком почтенном возрасте он сохраняет живость и бодрость духа.

Дедушка с бабушкой никогда не любили большие города. Оба выросли в селе, им привычнее близость природы, и совсем не волновало отсутствие некоторых благ мегаполисов. Родители провели канализацию, сделали все, чтобы этот участок стал нашим семейным гнездом. Я любила сюда приезжать, когда была маленькая. Дом казался огромным и сказочным. Сейчас я выросла, но мне иногда кажется, что чудо совсем рядом. Вот-вот из леса выйдет леший, по ночам будут выть волки, а все желания, загаданные на падающую звезду, сбудутся.

Меня до сих пор потрясает дедушкин иконостас. Никогда не видела такое количество разных икон в одном доме. Загадки в этом никакой нет. Дедушкина семья была воспитана в любви к Богу, несмотря на тяжелые годы и атеизм всего государства. Многих удивляет имя деда, но я-то знаю, его так назвали по святцам. В семье прабабушки Кати все дети были названы в честь святого, в день которого родились. У дедушки это 15 января,  день чествования Серафима Саровского. Дедушка ласково называет его «мой святой». Бабушка Нина, его жена, была из семьи преданных  делу коммунистов.  Бабушка изменила свои взгляды на веру после знакомства с моим дедушкой. По воскресениям они даже вместе ходят на службу в храм.

Забавно, но моя мама, которую воспитывали воцерковленной и доброй христианкой, не ходит в церковь.  И постоянно спорит с бабушкой о том, что священники грешат еще хуже прихожан, что целовать останки давно умершего человека – глупо и тому подобное. Бабушка до сих пор считает, что мама делает это назло. Папа не ввязывается в их споры, он предпочитает не говорить на такие непростые темы. Отец настоящий дипломат,  никогда не обсуждает религию, политику и футбол, поскольку не хочет ни с кем ссориться.

Я пока не определилась со своим отношением к религии. Мне кажется, Бог есть. Но чтобы я часто думала о вере, молилась, посещала храм – этого не было. Хотя меня всегда притягивал свет свечи, богато украшенные иконы, строгие лики святых. В церковных службах есть что-то торжественное и сильное, настоящая красота.

Как только мы зашли в дом, я полной грудью вдохнула этот неповторимый аромат свежей выпечки, зажженных свечей, и дерева. ДОМ.

Вот из кухни, еще в фартуке, спешит моя бабушка. Круглолицая и румяная, сама напоминающая сдобную булочку, и крепко прижимает меня к себе.

– Алечка! Какой сюрприз  нам устроила! Мы как раз говорили вчера про тебя. Давненько не приезжала к нам!

– Привет, – я отпустила бабушку, – Добралась наконец-то. А что это у вас зажженными свечами пахнет? Опять с электричеством что-то? – я начала снимать верхнюю одежду.

– Как-то не так пахнет, что ли? – сразу заволновалась бабушка.

– Нам набор свечей дарили на Новый год с  глинтвейном, им и пахнет, не ахай, – успокоил всех дедушка, – Гроза надвигается. Наша бабушка боится, что электричество полетит. Или ворвется шаровая молния.

Я не могла не улыбнуться. Бабушка очень любила слушать новости и выступления каких–нибудь псевдо–ученых. А потом она выдавала свое коронное: «А вот умный человек по телевизору сказал…». Сопротивляться было бесполезно. Шаровая молния, видимо, та же песня.

– Я же за вас беспокоюсь! А вот умный человек по телевизору сказал, что если в грозу включено много техники, то шанс приманить шаровую молнию возрастает на 60%.

– А что не на 65%? – хитро улыбнулась я.

Дедушка ухмыльнулся.

– Алевтина! – бабушка, несмотря на сердитый тон, тоже заулыбалась .

– Пойду, проверю аккумулятор, – Дедушка потрепал меня по плечу, – Нина, вы садитесь есть без меня пока.

– Старый, пироги-то остынут.

– Я сейчас, – сказал дедушка, выходя за дверь.

– Прямо независимый какой, – фыркнула бабушка, – А мы с тобой пойдем пироги есть.

– Если честно, я не голодна, – я попробовала мило улыбнуться, но меня это не спасло.

– Аля, и ты туда же? Нельзя ведь совсем не есть, ласточка. И так кожа да кости.

– Ба, я вешу не 45 килограмм.

– Еще бы, велика радость, – бабушка уже мягко вела меня в столовую, – А я кому наготовила? Дед-то не съест .

– Никто не съест это за один раз, ты так много пирогов делаешь, – заметила я, присаживаясь за стол. Спорить с бабушкой – себе дороже. Особенно, если это касается еды.

Мне пришлось отведать пирогов с капустой и мясом. Бабушка вспомнила, что есть еще и пирожки с луком и яйцом, но в меня уже не влезало.

– Ой, совсем про чайник забыла! К шарлотке-то чай.

Я так и обмерла.

– Ш…Шарлотка?

– А кому я готовила?

Как раз когда вскипела вода, подоспел дедушка. Я была рада, что в бою с бабушкой и ее кушаньями меня не оставили одну. Я люблю пироги, а от шарлотки просто без ума, но едва могла проглотить кусочек, настолько  объелась.

– У нас же еще и курица! Может, курочки хочешь? – заботливо осведомилась бабушка, подкладывая мне кусочек шарлотки побольше.

– Спасибо, я едва дышу, – пробормотала я, не в силах остановить бабушкины манипуляции.

– Как знаешь.

– А я вот не откажусь, – дедушка азартно посмотрел на бабушку, – Неси, Нина, пир закатим!