Алиса Спарроу
Красная лисица
Глава 3. Ветер, кровь и серебро.
Ни кнут, рассекающий кожу, ни механическое сердце часов в унисон с моим, а именно рычание двух волков, которые делили меня, словно уже зарезанного барашка, снилось мне в кошмарах той ночью. Это зрелище укрепило мою решимость бежать из замка. Куда угодно, хоть к чертям в пекло, хоть в королевскую гвардию, но подальше от холодного звериного оскала вервольфа.
Первое, что я сделала с утра, это украла изящный серебряный сервировочный нож с подноса и скрыла его под подушкой.
Несколько лет назад, я точно так же спрятала в постели нож после домогательств очередного нанимателя – мелкого дворянчика, баронета в какой-то глуши в Суссексе. Мне было жаль покидать талантливого воспитанника – мальчишку лет 7 – из-за несдержанности его папаши. Поэтому однажды ночью, когда это ничтожество появилось у меня в спальне, я просто приставила к его горлу нож. Он ни на минуту не усомнился, что я пущу нож в дело, и мы договорились. Он не мешает мне работать и достойно исполнять обязанности, за которые мне платит. «Никогда – слышишь – никогда не позволяй им делать из тебя идиотку».
Однако надо сказать, что занятия мои в том доме продлились недолго – папаша счёл нужным отправить сына в закрытую школу. А меня как неудобную свидетельницу его похоти вышвырнули с глаз долой.
И так дом за домом, безрадостное унылое существование леди из обедневшего дворянского рода. Свою маму, ушедшую рано, я помню только на дагерротипах. Родовая горячка. Отца, лорда мак Алистера, офицера, ветерана колониальных войн, нашли как-то на берегу реки за городом без следов насилия на теле. Как пса, на берегу, в тине. Наш знакомый врач зафиксировал смерть от сердечного приступа. Я помню как я рыдала, а рядом стояла Элоиза, и в глазах её не было не слезинки, только ненависть. Она была уверена, что отца убили. Что дало её повод так думать, она мне так никогда и не сказала.
Спустя два года Элоиза умерла от чахотки. После её ухода всё что мне осталось – это очень небольшое наследство и уменьшительное Мардж от моего имени – Маргарет Редфокс. Слащавое «Мегги» мы с ней никогда не любили. Так и начались мои скитания по стране. Пока два дня назад меня, ехавшую к дальнему родственнику на заработок, не выкрали, как скаковую лошадь. Но лошадь может и смотаться от конокрадов.
Последующие впечатления отвлекли меня немного от моих печалей, воспоминаний и страхов. Однако о побеге я не забыла. К счастью, я не сидела уже целый день в своей тюрьме, а мне позволили ходить по замку и заняли работой. Надо сказать, работа мне мало подходила, ничем подобным я до сих пор не занималась, но это было интересно.
Днём за мной зашел один из надсмотрщиков. Я легко узнала его лицо. Это был тот человек с кнутом под моими окнами. Палач, как я его «окрестила». Он ни взглядом, ни словом не выдал, что помнит нашу с ним «встречу».
– Я принес Вам одежду, леди, – ничего себе, он отвернулся, что бы не видеть мою обнаженную грудь, все еще пылающую после экзекуции снейк. – Оденьтесь, я провожу вас.
После всего, что я пережила, мне было смешно его смущение. Смущение человека, который ежедневно кнутом подвергает наказанию рабынь возле столба.
Я повернулась к палачу спиной и, прогнувшись, стала расстегивать пуговицы на костюме, который он бросил на кровать. При этом я кожей почувствовала его желание и снова смущение. Смущение палача. Мне ужасно захотелось вдруг, что бы он протянул руку к моей саднящей груди. Чтобы он положил меня на эту кровать в этой глупой темнице, и мы на несколько часов забыли об этом кошмаре. Но он, разумеется, этого не сделал. Куда уж ему, слуге своего хозяина.
– Я, конечно, не встречал еще ни одной рабыни более соблазнительной, – вдруг мерным спокойным голосом сказал палач, – но вы сейчас провоцируете меня. Вы – чужая собственность, и вы провоцируете меня украсть. Для меня это смерть. За эту выходку вы должны быть наказаны. Что бы никогда не забывать, чья именно вы собственность.
Я с удивлением взглянула на него. Ни капли эмоции в голосе.
– Я сделаю так, что бы вы в течение всего дня помнили, кто ваш хозяин и думали о нем, – он что-то достал из напоясной сумки. Странный конусообразный предмет. Серебро, увенчанное все тем же агатом по плоской части фигуры. На столе после завтрака остался поднос с булкой и сливочным маслом. Палач взял немного масла на палец правой руки. – Вы так красивы в изгибе. Повторите, – приказал он мне. Через минуту, я почувствовала, как ягодицы мои мягко раздвинули, а внутри меня металлическим холодом ощутила тот самый предмет – пробку, увенчанную агатом. Было некомфортно, и я боялась выпрямиться. Однако сделав это, я почувствовала себя более уверенно. Предмет оказался небольшим, и со временем я перестану его чувствовать. Но палач был прав. Я всегда помнила, что он там. И всегда я думала при этом о вервольфе. Но когда при ходьбе внутри меня поднималось напряжение и нарастающее чувство экстаза, я думала о палаче. Наверное, он предвидел и это.
Костюм, который я, наконец, надела, походил на рабочий комбинезон и летный костюм одновременно. Я уже отвыкла чувствовать обычную, нормальную ткань на своей коже. Грудь садни́ло, но в целом я чувствовала себя удобно. Костюм облегал фигуру и не стеснял движений.
Костюм, который я, наконец, надела, походил на рабочий комбинезон и лётный костюм одновременно. Я уже отвыкла чувствовать обычную, нормальную ткань на своей коже. Грудь саднило, но в целом я чувствовала себя удобно. Костюм облегал фигуру и не стеснял движений.
Палач отвел меня по изгибам коридоров замка в большой внутренний двор. Там моим глазам предстало удивительное зрелище. Конечно, все уже привыкли к грузовым и военным дирижаблям в наше время. Но увидеть настоящий немецкий цеппелин, к тому же на расстоянии вытянутой руки – впечатляющее ощущение. Это была новейшая модель LZ (эл зед) жесткой системы с паровой машиной силовой установки. Я никогда не видела ничего подобного, и никто мне не помешал обойти и осмотреть весь аэростат. Каково же было мое удивление, когда ко мне подошел дварф в рабочем косюме и сообщил, что хозяин приказал мне работать с ним здесь, обслуживать и ремонтировать машину.
Может быть, самый удивительный опыт за все время пребывания в замке я получила за последующие несколько недель, занимаясь мелким ремонтом и чисткой палубы великолепной машины. Меня никто не трогал, и это было мне на руку. Я изучала замок и готовилась к побегу. У меня даже была мысль угнать цеппелин, но это, несомненно, был абсурд. Одна я с ним бы не справилась. Кроме того, в этом случае поплатился бы дварф, как главный смотритель. Честь не позволяла мне его подвести. За время совместной работы у нас сложились сносные отношения. Он был почти единственным в замке, кто не обращался со мной, как с рабыней или объектом желания, что, для разнообразия, было приятно.
Я выяснила, что цеппелин находится в ангаре, который был пристроен к замку с восточной стороны. Ангар, в который также подвозили извне инструмент и запчасти с окрестных деревень и разграбленных военных колонн, имел служебную дверь. Он полностью выходил за замковые стены в сторону пустошей, тянущихся на несколько миль от замка до ближайшего тракта.
Если бы мне удалось достать ключи от служебной двери, я бы, пожалуй, получила шанс по темноте добраться до дороги и дождаться утреннего дилижанса. Хотя идти пришлось бы почти всю ночь. А может и дольше. Я имела только смутное представление об удалённости замка от тракта. К тому же сторона восточная, а летние ночи очень короткие. Надо будет торопиться. Благо замок практически не охранялся от побегов рабов. Видимо, не предполагалось, что кто- то из них этого захочет. В пустошах можно и потеряться. Места вокруг, похоже, были болотистые.
Несколько раз я встречала и Айлу. У нас даже получалось поболтать на кухне за обедом или чашкой чая в перерывах между работой. Фейри по моей настоятельной просьбе («пожалуйста, я буду тебе вечно благодарна») учила меня гипнотизировать взглядом.
– Главное, – говорила она мне, – не обнаруживать никому, даже самой себе, что тебе требуются какие-то усилия – всё должно происходить само собой. Смотри своей жертве, как своему любимому человеку, в глаза. О чём он думает? О чём мечтает? Чего вожделеет? Пусть о поймёт и поверит, что только ты – воплощение его желаний, что помощь тебе, выполнение всех твоих прихотей – цель его жизни. Дыши с ним в унисон, чувствуй биение его сердца. Стань ему матерью, сестрой, возлюбленной, стань на мгновение им самим, растворись в нём.
Конечно, по началу я плохо воспринимала, что от меня требуется. Это было сложно. Но после нескольких таких наших с ней уроков я стала тренироваться на единственном живом существе, которого видела ежедневно – на моём коллеге дварфе. И – удивительно – у меня начало получаться. Сначала какие то простые задания – напеть мою любимую мелодию (дварфы не любители песен, разве что за столом за доброй пинтой), простоять на одной ноге, сделать какую-то нелепицу…А затем я уже начала думать о том, что он поможет мне при побеге.
Ни палача, который вызывал у меня противоречивые чувства, ни хозяина замка я все эти долгие недели не видела. На работу меня отводили и после неё встречали другие надсмотрщики и слуги. Но я часто возвращалась мыслями к тому вечеру в каминном зале и к тому странному рыжебородому вервольфу со злобным взглядом узких глаз. Что-то в нём пугало меня, подстёгивало побыстрее обрести то, что у меня так бесцеремонно отняли – свободу и возможность защищаться.
К побегу я готовилась заблаговременно. Наконец, собрав в сумку для инструмента и кое-что необходимое, включая серебряный нож, я наметила одну из лунных июльских ночей для побега. Тогда я не знала, что окончится он не так, как я ожидала.
Накануне вечером мой знакомый дварф допоздна возился с каким-то новым механизмом в ангаре и уже с радостью отпер мне техническую дверь, рассказав, как лучше добраться до основного графского тракта, где я точно встречу экипаж. Я не рассчитывала на такую эффективность уроков фейри, но дварф снабдил меня и небольшим количеством серебра на дорогу. Я, в свою очередь, отблагодарила его тем, что ударила по голове доской. В реальных условиях мой слабый удар никаким образом не повредил бы дварфу, череп у них очень крепкий, но по крайней мере это оставит следы борьбы и, возможно, спасёт его от наказания.
Я вышла в час волка, надеясь к утру все же увидеть тракт и обойти стороной деревни, чтобы остаться незамеченной. Там я собиралась сесть в дилижанс до города, где меня никто не будет искать. Не учла я только одного. Ночь действительно была лунной. Стояло полнолуние.
Я шла быстрым шагом около часа, когда я увидела на горизонте кромку леса. Идти было приятно, ветер обдувал лицо. Ве́реск уже отцвел, и степь была наполнена запахом цветов и сухих трав. Свобода опьяняла. Я боялась только, что в степи меня легко увидеть, и поэтому надо было спешить к лесу. Я направилась туда.
Как вдруг из темноты ко мне выступила нечеловеческая фигура. Он или оно было гораздо выше человека и любого существа, которое я знала. Я последнее время так часто падала в обморок, что удивилась, что еще смотрю в здравом уме на волчью морду, тело в черной шерсти, когтистые полу-лапы –полу-руки. Я резанула ножом воздух, поцарапав существу предплечье. Густая, черная в лунном свете кровь закапала на землю. В следующую минуту дурнота комом все же подкатила к моему горлу, потому что оборотень начал трансформи́роваться.
Из книг я знала, что минута трансформации, несомненно, отвлечёт существо, и вот сейчас надо бежать, бежать как можно быстрее. Но я словно вросла в землю то-ли от ужаса, то-ли от каких-то других чувств. Я стояла и смотрела как волк, словно отряхиваясь, срывает с себя шерсть, куски плоти, постепенно становясь похожим на человека. Откровенно говоря, пренеприятное, но завораживающее зрелище.
Через минуту передо мной предстал сам господин, прекрасный в своей мощи и абсолютно голый. Тут я безотчетно попыталась дернуться в сторону, но время я, разумеется, уже упустила. Сомнительно, что я могла оказаться быстрее его. Из горла вервольфа раздался то ли стон, то ли рык, и ноги мои ослушались, став ватными. Падая, я осознала, что он подхватил меня на руки, и мы двинулись к замку. В ту минуту я даже не думала и не сожалела, что попытка моего бегства так бездарно провалилась. Шел ли он за мной и специально заставил смотреть на его превращение? Или я спровоцировала его ударом ножа? Мне было все равно. Он нес меня легко, как будто я весила не более степной бабочки, а он не был ранен. Я каждой клеткой тела чувствовала его власть. Стойкий запах сандала и зверя туманил мой разум. Мне было приятно его владение мной. Во рту пересохло, и я поминутно облизывала губы. Я забыла свои опасения. Мне была смешна сама попытка бежать от него, моего господина. Мне вдруг захотелось, чтобы он подтвердил свою власть силой, болью, всем, что я смогу вытерпеть, и обладанием мной. Я была его рабыней и жаждала понести из его рук наказание за свой проступок. Может быть он тоже мог гипнотизировать и подчинять волю? Кто знает. По крайней мере о таких способностях вервольфов я никогда не слышала.