Алиса Дрим
Долина вечных. Свет и тени
‒ Да, но Айне будет… непросто под куполом, ‒ осторожно сказал Крайм и добавил: ‒ Без обид.
Айна молчала некоторое время. Я держала ее под локоть: она исчерпала проявляющий зов в зале, и теперь ей нужна была помощь.
‒ С этим не поспоришь, ‒ мрачно сказала она. ‒ Понятия не имею, как я выживу там без глаз.
Едва мы вернулись в комнаты, как к нам пришла приветливая на вид девушка. Она сказала, что работает на академию и занимается организационными делами. Ее звали Эна. Это оказался первый человек, который все подробно рассказал, ответил на вопросы и объяснил, что мы должны делать в ближайшие дни.
Тренировками будет заниматься только наш наставник, от него мы будем получать конверт с цветом нашей команды и распоряжениями внутри. Конверт будет приходить в специальный ящик на территории академии. Обучение всех новых зовущих начнется с завтрашнего дня в общих залах и на площадках. Когда девушка говорила, уголки ее рта все время держали улыбку. Она то растягивалась шире, то сужалась.
‒ Обучение теоретическим основам будут вести наставники. Все, кроме Шейда, ‒ добавила девушка. Тай с Краймом переглянулись. Она рассказала, как попасть в трапезную, еда там предоставлялась два раза в день. Остальное ‒ забота лично каждого.
‒ Вам нужно будет купить все необходимое для занятий и тренировок. Список самых важных принадлежностей, который каждый должен иметь при себе, я вам оставлю на столе.
‒ Купить? Но где и как? ‒ удивился Крайм. ‒ И что не менее важно ‒ на какие деньги?
‒ О, если вы исполнили свой долг перед империей и сдались страже, то подразумевается, что деньги у вас будут с собой. Вы ведь выполнили свой долг? ‒ спросила девушка. Улыбка на ее лице становилась все шире, хотя глаза оставались прежними, немного стеклянными.
‒ Да, разумеется, ‒ натянуто ответил Крайм.
‒ А на вопрос, где все это купить, я отвечу очень просто ‒ в Мараканде. С этого дня все, кто относятся к академии и носят кристаллы стихий, могут выходить с территории через северные врата ‒ сразу в город.
Увидев общее замешательство, девушка улыбнулась еще шире. Хотя мне казалось, что шире уже некуда.
‒ Мараканд обнесен стеной, и стража не выпустит ни одного зовущего. Кроме того, среди охраны городских врат тоже есть зовущие, весьма сильные. Так что никто не ограничивает вас территорией академии. Каждое утро вы обязаны быть здесь в строго определенное время, опоздание или отсутствие приравнивается к преступлению и строго наказывается ‒ физически.
‒ Как именно? ‒ уточнил Крайм.
‒ Плети, ‒ спокойно ответила девушка. ‒ Кроме того, в Мараканде вы можете брать работу в свободное время, если оно у вас будет. И если вам нужны деньги. А они нужны, разумеется, на вещи, еду и одежду. Во всяком случае, нужны деньги тем, кто сам по себе, не имеет средств или родственников и покровителей.
Это поразило всех до единого. Девушка снова широко улыбнулась, соединив ладони вместе.
‒ Я так люблю рассказывать этот момент новым зовущим! Всегда столько потрясения и надежды в глазах! Никто не ожидает некоторой свободы. И вдруг оказывается, что она есть!
Девушка сказала, что сегодня мы сможем выйти только на Аллею ночных лавок, потому что нас лишь к вечеру внесут во все нужные регистрационные книги. Юрай кивнул после слов про ночные лавки ‒ он понимал, о чем речь, а я слышала такое понятие впервые.
Крайм спросил, неужели никто из зовущих не пытался убежать из Мараканда или затеряться там? Девушка сказала, что такие случаи, конечно, бывают, но приказ правителей и лидеров зовущих ‒ убивать таких людей на месте, без суда и особых разбирательств.
‒ Сразу убивать, прямо в городе? ‒ уточнил Крайм невзначай.
‒ Нет, не совсем. Сначала им отрубают обе руки и привязывают к сторожевому столбу у ворот, а через час уже казнят. Если те еще живы, конечно, и не умерли от болевого шока и потери крови, ‒ с извиняющейся улыбкой сказала она, пожав плечами. В наступившей тишине я услышала, как Юрай сглотнул. Мейли нащупала кресло и села в него.
‒ Если зовущие сбегают и прячутся в городе, их находят довольно быстро. При содействии маракандцев, которым за это очень щедро платят.
Девушка пояснила, что серьги с кристаллами не снять никакими силами, только если отрезать их вместе с мочкой. Людей с поврежденным ухом тоже сразу сдают стражам. В серьгах зовущих использован особый металл, очень прочный, при первом застегивании он спаивается сам с собой, соединяясь частями. Так что девушка отсоветовала нам пытаться сбежать или тем более прятаться и с доброжелательной улыбкой сказала, что лучше спокойно и быстро умереть в Долине теней, чем у столба без рук, заливая мостовую кровью, которую кому-то, между прочим, потом еще придется отмывать.
После ее ухода у всех остались смешанные чувства. С одной стороны, она оказалась очень приветливой, с другой ‒ говорила жуткие вещи с милой улыбкой на лице. Даже Крайма это проняло, и он повел плечами, сказав, что все в академии как на подбор странные.
Тай предложил занять Крайму денег, ведь ему не на что будет купить все необходимое. На это Крайм поднял брови, улыбнувшись, и зловеще потер руки. Он сказал: пусть его только выпустят в Мараканд, и он еще посмотрит, кто у кого будет занимать. Айна рассмеялась впервые со вчерашнего дня. От Тая повеяло глубоким неодобрением и чувством попираемой чести. Он сказал, что так нельзя, и это может доставить проблем, если Крайма задержат. Крайм сухо ответил, что за все годы практики его поймали лишь один раз, и то лишь сейчас, когда какая-то темная сила толкнула его сделать доброе дело. Но больше он такой глупости не совершит. Юраю Тай тоже предложил занять денег, если нужно. Ведь того стража поймала в трактире. Музыкант ответил, что заработает себе деньги выступлением этим же вечером. Он был воодушевлен, и в нем читалось облегчение: доступ в город давал ему самое важное ‒ возможность играть.
Едва тревога после распределения немного улеглась, ко мне сразу пришло чувство голода. Все дни дороги мы ели очень мало, Мейли и я делили еду ровно на троих, чтобы Айна тоже могла поесть. Того, что приносили стражники, едва хватало на половину зовущих в повозке. Так империя наказывала тех, кто не сдался добровольно и не имел своей еды. Их кормили скудно, чтобы те просто смогли добраться до академии и не умерли от голода. Но люди, поставленные в суровые условия, были склонны превращаться в животных. Самые сильные юноши в повозке забирали всю еду себе, те, кто был слабее и не желал лезть в драку, довольствовались подачками. А это была самая скудная, плохая или наименее питательная еда. А иногда им ничего не давали вообще. Тех, у кого еда была своей, взятой из дома, не трогали. За этим строго следили стражники. Поэтому я немного потеряла в весе, и штаны сидели свободнее, чем в тот день, когда я покидала дом.
Трапезная оказалась большим светлым залом со множеством окон, через которые виднелись высокие стволы старых деревьев и густая темная листва кустарников. Зданию академии, судя по его виду и территории, было много лет. В помещении повсюду стояли небольшие столы на шестерых человек, за которыми зовущие ели. Еду можно было выбрать, что больше всего удивило меня. Брать ее нужно было в специальном месте и приносить за стол на деревянных плоских подносах, а после окончания трапезы все уносить.
Когда наша команда вошла в зал, и я оказалась на виду, многие присутствующие зашептались, поворачиваясь в мою сторону, а другие, видевшие это, смотрели с недоумением на первых. Люди делились на два типа ‒ те, кто ничего не знал или не верил в то, что все рух ‒ заразные и опасные, и те, кто был в этом свято убежден. Крайм принял угрожающий вид, так что те зовущие, кто стоял поблизости и косо на меня смотрел, отворачивались. От Тая повеяло возмущением и непониманием. Он тоже держался рядом со мной, и я поняла почему ‒ на случай, если кто-то начнет выказывать открытое недовольство тем, что я здесь. Юрай стоял в стороне и беседовал с девушкой из другой команды. Она улыбалась ему.
Такое участие со стороны членов команды оказалось для меня неожиданным и приятным. Мейли взяла меня за руку, едва мы выбрали свободный стол у окна.
‒ Кейра, как ты? Это ужасно ‒ то, как они смотрят на тебя! Они несправедливы, не могу поверить, что люди так предвзяты! Они даже не понимают, что ты из южных рух! Но уже сделали какие-то выводы!
‒ Боги, ‒ вздохнула Айна. ‒ Мейли, да ты совсем не знаешь мир, в котором живешь. Люди ‒ это животные. И лишь некоторые из них ‒ с принципами. Вот и все. Животные не думают. Ими движут инстинкты.
Мейли замотала головой, показывая тем самым, что не согласна с Айной. Она не спорила с ней никогда. Айна усмехнулась, что значило ‒ она использует проявляющий звук и ненадолго может видеть, в том числе и мотание головой.
‒ Я в порядке, Мейли, спасибо, ‒ мне была приятна ее милая забота. Возможно, это встречный жест от нее после того, как я поддержала ее вчера.
‒ Я думаю, что они скоро успокоятся, когда поймут, что все еще живы и ничем не заразились, ‒ слегка улыбнулась я. Крайм окинул меня мрачным взглядом.
‒ Мне нравится твой оптимизм, Кейра. Но я бы предпочел показательно разбить пару физиономий, чтобы они поняли как следует, что так смотреть на члена нашей команды нельзя.
Айна кивнула в сторону дальней стены.
‒ Давай, Крайм. Лорел как раз находится там. Самое время показать себя во всей красе, втянуть в драку Тая, остальных и отправить всю нашу команду в шахты.
Крайм покосился в сторону, указанную Айной. Отдельный длинный стол у дальней стены с гербами предназначался специально для наставников, они тоже здесь ели и, помимо всего прочего, следили за порядком. Я поняла это по их взглядам, скользящим по местам вспышек голосов или шумов. Лорел действительно находилась там, а вот Шейда среди них не было. Но одно пустое место с приборами говорило о том, что оно для него предназначалось.
Крайм посмотрел туда, задумчиво потер подбородок и отправился за подносом. Он взял два и между делом протянул второй поднос Мейли. Крайм даже не обратил на это внимания, будто все еще думал про пустое место Шейда за столом, но Мейли взяла поднос с удивлением и смущением. Как только Крайм ушел вперед, она робко улыбнулась ему вслед.
Мы держались вместе, как и многие другие команды, так что полосы одинаковых цветов на предплечьях и запястьях группами пятен распределились по залу. Я заметила, что такие цветные полосы оказались только у новых команд. Тех, что распределили сегодня. Остальные группы имели серые тканевые браслеты с разными символами и цифрами. Я не знала, что это значит.
Культура питания оказалась здесь совсем другой. Рух ели много овощей, фруктов и злаковых, на столах всегда присутствовало изобилие выпечки, в домах пахло сладким хлебом, сдобой и пирогами. Если готовили мясо, то лишь запеченное и легкое. Здесь же предпочтение отдавалось специфическим пряностям, от которых вся еда приобретала необычный вкус и красновато-желтый цвет, она была более питательной и тяжелой, на столах присутствовала рыба, жирное мясо, жареные блюда, бобовые и твердые тяжелые хлеба с вкраплениями орехов. «Зовущие должны хорошо есть», ‒ заявил Крайм и принес себе целый поднос еды. Культура и свобода питания в этом месте никак не согласовывалась в моем понимании с тем, как сурово с зовущими обращались по дороге в академию. Когда я сказала об этом за столом, Крайм ответил:
‒ Это как раз очень легко объясняется тем, что роль зовущих в империи меняется. Как я и предполагал, мы становимся новой кастой, нас выпускают в город, а не сажают на цепь. Кроме того, в академию пребывают дети аристократов. Здесь не может быть слишком казарменное положение. Часть простых земных благ академия предоставляет сама, а остальное – заботы самих зовущих. Думаю, это сделано для того, чтобы мы были вынуждены крутиться и имели простые цели. Например, купить одежду и еду, ведь того, что здесь дают, явно не хватит. В городе есть работа для зовущих. Академия могла бы нас полностью изолировать и сделать лишь солдатами, натренированными на походы в долину. Но то, что у нас есть часть свобод, кое о чем говорит. Зовущие станут частью жизни города и важной частью империи. Вот, что я думаю.
В академии была совсем другая кухня. Многие блюда оказались жгучими. Еда была слишком непривычна для меня, так что поела я с трудом. Когда мы выходили из зала, на меня снова косились многие зовущие, а несколько человек даже обошли стороной. Крайм проводил их мрачным взглядом. Что бы я не говорила своей команде, такое отношение не оставляло меня равнодушной. Это было очень неприятно.
До вечера мы оставались в комнатах, из гостиной постоянно лилась музыка, на этот раз ‒ полная бодрости и воодушевления: Юрай передавал свое состояние неосознанно, наигрывая те или иные мотивы. И сейчас ноты дышали предвкушением. Мараканд, без сомнения, много значил для него. Айна легла на кровать, скрестив руки, и снова заснула.
Юрай единственный из всей команды отлично знал город и вызвался провести всех к самым подходящим ночным лавкам, но Крайм отказался, заявив, что сам разберется, и сначала ему нужно «провернуть пару дел». Тай подкатил глаза, глядя на него, а затем неловко сказал, что тоже пойдет сам и купит все нужное, если, конечно, Юрай один справится с сопровождением и ему не нужна будет помощь. Возможно, Тай не хотел встретить знакомых людей в городе. Во всяком случае, мне так показалось. Юрай оскорбленно ответил, что никто лучше него не сможет сопроводить девушек.
Когда густые сумерки опустились на территорию академии, мы подошли к северным воротам. Малые створки были распахнуты, стражники выпускали зовущих, проверяя по книгам их имена, и уточняли, дозволено ли им выйти. Меня охватило волнение и предвкушение. Еще вчера утром я ехала в повозке, закованная в металлические тяжелые наручи, как преступник, а сегодня готовилась выйти ненадолго в город. Об этом я и помыслить не могла.
Юрай рассказал, что в Мараканде на больших улицах стоят специальные доски объявлений с символом зовущих ‒ гербом десяти сфер. И там жители вешают свои заказы с суммой оплаты ‒ это работа для зовущих. Многие в академии получали деньги именно таким способом.
Когда стражники проверили нас с Мейли, они спросили имя Айны и уставились на нее, едва увидев слепые глаза. Айна поражала своим видом почти всех, кого встречала, и впечатление только усилилось после того, как в ее ухе появилась серьга стихии звука.
Мочка до сих пор сильно болела, я мазала раны каждые несколько часов составом, который положил мне с собой Эвон. Это должно помочь.
Едва мы вышли за малые ворота, как Мараканд раскрылся перед нами пышным изобилием зелени, белокаменными домами, окрашенными в светло-синий из-за темноты, и высокими шпилями далеких остроконечных башен, по которым ползли вьющиеся растения. Повсюду ‒ в земле и громадных кадках ‒ цвели цитрусы и пряные ореховые деревья. На главных улицах светлели фонтаны, тихо журчащие в шероховатых каменных чашах. От узких каналов, по которым текла вода, поднималась прохлада. Город был очень люден и очень красив. Я никогда не видела такой архитектуры и разве что слышала о ней по рассказам. Многие лавки и вывески буквально утопали в зелени и пышных ползущих кустарниках. Даже крыши казались мне белыми, хотя Юрай утверждал, что они ‒ цвета песка. Просто густые сумерки красят все в свои оттенки.
Некоторые улицы были уже темны и погружались в сон ‒ гасился свет, закрывались двери и чернели окна и витрины лавок, а другие ‒ ночные улицы ‒ только приходили в движение. Мараканд жил все время, и днем и ночью, разные его части пробуждались по очереди.
Юрай сказал, что это время ‒ самое пленительное, потому что воздух наполняется вечерней прохладой, треском маракандских сверчков, распахиваются двери трактиров, льется теплый свет и звучит музыка! На вечернюю прогулку перед сном выходят красивые юные девушки. Айна подкатила глаза, когда он произнес последнюю фразу. Она сказала, что нас всех могут перебить тени под куполом, а он думает о красивых девушках. Это еще одна причина, по которой мужчины так мало живут и так рано умирают.
Юрай не внимал ей, он был слишком одухотворен и чем-то в этот момент напомнил мне Шивона, он взял с нас обещание после всех дел сходить с ним и послушать, как он играет, тем более, что ему нужно было немного заработать. Айна предложила ему усиление звука, и Юрай задумался. Он сказал, что это любопытно. Некоторые музыканты так делают, и за это им платят больше, если такое выступление заводит публику.
В Мараканде одевались совсем иначе, в поселениях рух я ничего подобного не видела. Почти все вещи были скроены необычным образом: они состояли из разных полос ткани, сшитых вместе под разными углами.
Многие маракандцы носили светлые легкие плащи без рукавов и туники, укороченные и длинные обтягивающие штаны, иногда поверх них надевались юбки с большим разрезом спереди, так что их пóлы расходились в обе стороны, или разрезы были почти доверху, по бокам. Реже всего носили платья, тоже простые и ровные, длиной в пол. Иногда встречались и широкие штаны, как у меня, так что я не выделялась так сильно, как мне казалось. Одежда ‒ то, что стоило приобрести обязательно. Кроме того, что я носила на себе, у меня больше ничего не было. Оставалось надеяться, что мне хватит денег на все самое важное.
Юрай отвел нас в несколько лавок, где, по его словам, были самые доступные цены. Лавки оказались совсем небольшими, внутри пахло книгами, свежей бумагой, кожей и стариной. Там мы купили все необходимое из списка, в том числе сшитые вместе листы для записей, письменные принадлежности, чернила, грифельные карандаши, копировальные свитки, конверты и бумагу для писем. В Мараканде все было очень дорого. Выйдя из лавки, я всерьез опасалась, что останусь без возможности купить одежду. Айна ничего не собиралась покупать, сказав, что в ее случае это не имеет никакого смысла. Так что нечего тратить деньги, тем более, чужие, которые придется потом возвращать.
Юраю по пути иногда встречались знакомые люди. Они жали ему руки, хвалили его игру, многим девушкам он целовал ладони, говоря комплименты, и те смущались, краснели и прощались с ним, оглядываясь.
Я все время держала Айну за руку, в сложных местах предупреждала ее о перепадах высот или ступенях. Юрай предложил вести ее вместо меня, но она коротко и сухо сказала: «Нет».
Мейли держалась с другой стороны, иногда хватая меня за локоть и показывая что-то, на ее взгляд, слишком впечатляющее. Она тоже всю жизнь провела в небольшой южной деревне и ничего подобного не видела.
На одежду денег мне едва хватило, вернее, только на один комплект. Нужно было купить что-то для тренировок: удобное, не сковывающее движения. Молодая женщина в лавке держалась от меня на расстоянии, но старалась быть вежливой. Она тактично предложила мне выбрать что-то более удлиненное, чем то, что было на мне, для того чтобы скрыть татуировки на животе, которые начинались у меня ниже пупка. И можно приобрести тканевые полосы на запястья, для красоты. Они тоже скроют татуировки.
«Так будет меньше предубеждения», ‒ неловко улыбнулась она. Я ничего не ответила на это и купила короткую обтягивающую блузу цвета песка с клиновидным вырезом по низу, открывающим пупок и мои татуировки, а также штаны с широким низким поясом, прихваченные под коленями. Никаких тканевых полос я приобретать не стала.
На одежду ушли почти все мои деньги, но она была удобной, что очень важно. Прощаясь, девушка неловко сказала, что хотела как лучше. Я поблагодарила ее и улыбнулась, ответив, что в этом нет ее вины. Предубеждение тоже заразно, как болезнь. Так устроены люди. Но я не буду скрывать, кто я. И тем более, не буду стыдиться этого. Она проводила меня задумчивым взглядом, от нее повеяло озадаченностью.
Едва я вышла из лавки с покупками, как почувствовала себя лучше. Одежда и внешний вид ‒ то, что придавало мне устойчивости, а вещи, которые были на мне, уже слишком громко требовали стирки.
Единственное, что заинтересовало Айну ‒ это трактир. Когда все покупки были завершены, Юрай привел нас к большим распахнутым дверям, Айна услышала гомон трактира, вдохнула полной грудью и сказала: «Наконец-то». Она попросила занять ей немного денег на выпивку, чем привела в ужас Мейли. Но деньги та заняла. Еще один комплект тонкой одежды у Мейли уже имелся, она брала его из дома, поэтому деньги у нее остались.
Трактир назывался «Слезы сбежавшей возлюбленной». Айна фыркнула и сказала, что Юрай не мог бы выбрать место с более подходящим ему названием.
Трактир был весьма людным, и Юрая здесь многие знали. Но серьги в его ухе произвели очень сильный эффект, люди пришли в возбуждение, и многие ‒ совсем не в радостное, это смутило некоторых гостей. Юраю скорее позволили играть, чем попросили об этом. Но все изменилось, едва он тронул струны лютни: трактир наполнился красивой музыкой, так что люди оживились. Айна выбрала маракандский миндальный эль, и когда Юрай играл очень бодрую песню, девушка тихо прошептала имя, и музыка охватила весь трактир и обрела еще большую глубину и громкость.
В этот вечер Айна не только вернула сумму, которую заняла у Мейли, но и заработала сверху, а Юрай смог купить себе почти все необходимое. Они договорились с Айной, что будут иногда работать вместе. Девушка потерла руки и сказала, что сможет в таком случае ходить на свидания с господином элем так часто, как ей захочется.
Вернуться нужно было до назначенного часа, иначе нас не пустят на территорию академии, а отсутствие утром на месте сбора означало преступление и каралось плетьми. Если зовущие не объявлялись после этого в течение трех часов, они приговаривались к казни. Поэтому мы поспешили вернуться обратно.
Тая и Крайма еще не было, они не вернулись. Сидя на своей кровати, я удобно скрестила ноги и достала из сумки помятые листы коричневатой бумаги и грифельный карандаш. Эвон сам сложил мне все это в сумку, чтобы я написала ему сразу, как смогу. У меня теперь были новые листы и письменные принадлежности, но это ‒ совсем другое. В них нет души, которая хранилась в вещах из дома. И теперь я улыбалась, осторожно разглаживая плотные листы рух и думая о том, что всего несколько дней назад руки Эвона касались их. И мне казалось, что плотная бумага с вкраплениями крохотных ниточек и лепестков растений бережно хранит тепло моего дома.
Я собиралась написать письмо и сразу отнести конверт в ящик для писем, он находился на территории академии. Наутро его уже отправят на юг. Нет ничего мучительнее для близких людей, чем неизвестность.
Я написала о том, что со мной все в порядке. Что еда, собранная для меня, помогла добраться до места назначения не только мне, но и моему другу. Так я намекала Эвону на то, что его предусмотрительность выручила не только меня. Я рассказала о том, что попала в академию зовущих и пока остаюсь здесь, и если смогу проявить себя, может быть, буду принята на службу Кристальной империи. Я долго думала, как мне осторожно написать об этом. О Долине теней. Об испытании. Но больше ничего не стала рассказывать в письме. Лишние знания им ни к чему. А понимание того, что я нахожусь рядом с Маракандом и пока не отправляюсь ни на границу, ни в шахты, очень успокоит маму и, хотелось надеяться, самого Эвона. Но я была уверена: он поймет, что я что-то недоговариваю. Эвон слишком хорошо знает и чувствует меня.
Я рассказала, что именно купила на деньги, которые он дал мне, и написала, что их хватило ровно на все необходимое. В конце я спросила, как себя чувствует мама, как она пережила произошедшее, как поживают близнецы и Шивон. Также я рассказала, что нахожусь в команде с другими зовущими. Это хорошие люди, так что Эвон должен быть спокоен за меня. Я написала, что люблю его, и мое сердце ‒ там, с родными. Но пусть он никому об этом не говорит.
Складывая письмо, я надавила на сгибы подушечками пальцев, мысленно сохраняя свое тепло на бумаге. Все аккуратно запечатала, поцеловала заклеенный конверт и отнесла в ящик, представляя, как письмо попадет сначала в сад, где пахнут нагретые солнцем розовые апельсины и южные липы, а затем ‒ в теплые руки мамы.