Алексей Васильевич Губарев
Казачья думка
Погодь-ка, дитятко, мынуточку. Сичас маленечко не до тебя будэ. Ось, дозорные возвернулыся с разведки и с командыром о чем-тось балакают. Можа добралися до врага, а мабудь че и увыдали упереди?
Ага, сбор далы. Щас докладут шо и как далее будэ. О, видать шось серьезно образовалося. Ось и Стерва напряглася. Животина безмозгла, а чуе шо горячо будэ. В мэне сердце тожа трохи мыкнуло. Ни як беда крадется чи шо, не пийму.
Тильки солнушко, як ни в чем не бывало, высунулося и зайграло. Надо же! Не погода, а красота. И чо воеваты? Невжель заняться нечем немцу? Ни як не дает покоя врагам Россия, ни як! Че так мир встроен, шо кажин гад на Русь зарится? Вродь вучени вси сталы, книги читають, пышуть грамотно, а драться лезуть. И шо им неймется ни як?…
Усё… Далы команду приготовиться. Чутье не подвело. Драка будэ смертна. Слух иде, шо за перелеском лавой пийдемо рубать немца. Ох, горюшко. Кому цэ потрибно вбивати друг друга, хто его вражину пригнал на землицю нашу? Наверно поругалысь, чи договориться о чомсь не смогли з нимцем у Москви, вин и лэзэ напролом, бис его дери у душу.
О, забигалы, загорланилы казаки. Рассредотачивають эскадроны на исходны позиции.
От, унучек и до моих дружков очередь дойшла. Ми з перелеску от холма довжни по команде прысоединиться к лаве. Тревожно на душе-е-е… Но, то ничего. Бывало хуже и це як ни будь переживем.
Чу-у… Свистят… Ну полетели наши хлопци… Як птичья стая… Вот и мы пийшлы. Тпру, тпру, Стерва. Куды, мать тя в ребра! Не рви, зараза… Ну-у-у, проклятуща, вперед. Пийшла, пийшла! Ау-й-яй-яй.
Батюшки, як же несемси! И Стерва глянь як стелет. Уши прижала, будто скакун породистый. Ай умница, ай и Стерва. Не вдержусь, засвищу.
Тю-ю-ю, фью-ит-ить-ить!!! Гарно! Душа пое.
А цэ шо таке? Свят, свят, свят! Ни як пулеметы стрекочуть? Ох, ты ж беда! Ой,ой… Лава посыпалась. Шо ж делается? Казачки як колсья с под сэрпа сыплются. Ох, ты-ы-ы… От шо нэмец прийдумал, заманил падлюка. То ж надо…?
Стерва, шо стала? А ну-ксь вперед! Вперед, грю! Шо вертишьси, зараза? Тпру, тпру… Бис тебя за цирлы цапни! Не крути, казав, не крути… Тпру… А ну вперед! Не бойсь! Смотри, смотри, зараза така, наши-то ребятки очухались! Радость то кака! Разобрались, справились с сумятицей. Понеслись родненькие мои, понеслись. А ну, шашку наголо! Впере-е-ед!!! Впере-е-ед!!!
О, цэ другэ дило. Смотри, Стерва в струну вытянулась, пойняла шо драки не обойти. Ось умница моя, ось красотка…
Та-а-ак… Де тут хто и шо? Ага, вона откель пальба. Тарахтят як прокляты. Подготовились… Ну не чого, щас и вы нанюхаитесь златоустовской сталюшки. То вам не с пулеметов палить по людям. Щас вит тильки доберсь до вас гадов…
Ой! Шо цэ таке приключилося? Внутри як оторвалося что-то. Невужто вбили деда? Ай, беда. Намокло шось пид гимнастеркою, та горячо як-то. А бильно то як, Пресвята Богородица! Як же ж бильно! Господи, Спаситель наш, за каки ж прегрешения это меня? Ныкола Угодник, шо цэ?
Ангел Хранитель, не отворотися. Шось слабость навалилась, як во сне и мутит… Глянь, Стерва косится. Шо косишьси, девонька? Тики не стань, не стань. Неси как несла на врага, за мэне не думай. Неси быстрее. Я же не вспокоюся. Як же так запросто пропадать. Таке не гоже казаку. Геть, геть! Неси!
Ага, вот где вы повыползали? Та много вас як. Наряжени, як на парад. Шо ж вам так интэресно? Думали шо если пуляитэ так усе в ваших лапах? Покосили казаков и усё? Не, так не выйде.
Господи, а рожи-то в вас яки пусты. Без выражения. Ага, вот и первый. Не солдат, а так, куренок пустоокий…
Ну, й шо зенки бесцветни вылупил? Напулялси? А ну, Стерва поджимайсь к йому! Сил то рубануть немаэ. Ну не чого, я тя счас пид ухом почешу. Усе як по казачьей навуке ежели ранен. Шашкой снизу от уха. Э-эть! Так-то, знай наших! Тики подивиться-то и вспел на казака и упал. Видать дюже страшное в мэнэ изображение.
Ох, и жаль же немца. Пацан ще. А шо мэни делать прыкажите, когда я сам вбитый? Ой, Стерва, яка ж ты вумница. Сама жмет на следующего. Батюшки шо твориться, один молодее другого. Вас бы не рубать, а плашмя для навучния перетянуть пониже спины, молокососы.
Ага, вин наши, хто доскакал, рубают немца. Та яросно як, свистят, матом гнут. От, унучек яки тут дела! Диду тож не отступит. Хучь и вбит я, а подлюкам спуску не дам. Хай знають, шо и вбитый казак – казак. А як же ще?
Силы прям утекают. Не впасть бы з седла. Стерва як понимае шо туго мэне, летит будто в колыбели дитя качает. Держись, держись, диду! Пиджимай, пиджимай, Стерва. Этого тоже прыйдется по за ухом. Эть, эть… Славно. Лихоманка не пидвела. Тютелька в тютельку зарезала беднягу, тики слегка дернулся и впал як пидкошенный….
Давай, Стерва, гони к следующему. Гони, да побыстрее. Силушка покидает. Голова так и кружится, словно на карусели укачалси. Ну вот и третий. Боже милостливый, за сынка, за унучка мово дай отомстить! Не дай сгинуть неотмщенному. Стерва, пидожми ще малость, биюсь шо не дотянется шашка. Ну-к, ну-к… Пиджемай, горемычная мия, пиджемай. Тики бы хватило сил на замах. Ох, бы рука не пидвела. Як же качается земля та голубое небочко. Свят, свят… Ось враг ни як нарисовалси. Ого, энтот откормленный. Боров, а не солдат. Глянь, рэмнями перетянут, сапоги аж переливаются…
Не торопись, казак, не торопись. Так, Стерва, чуть левее возьми. Та-а-к, вумница… Давай, милая, пидожми энтого кабанчика.
Э-э-э-эть… Стой, Стерва, стой!! Ну-к погляжу. Не пойму, стоить немец чи шо? Стоить? Невжель не дотянул? Невжель умения не хватило? Ай, беда… Жалость то яка… Вре-е-ешь… Упал, упал окаянный… Поцеловал его собаку шашечкой як того и желал. Слава и спасибочко тебе, Господи.
Унучек, сонышко миё, не пидвел диду святу Родыну. Усе як надо сделал, сообразно умению и назначению свому казацкому.
Осподи, бладодарю тебя вечно за любовь и помощь, за снихождение твое к грехам нашим! Молю, защити Россию, Кубань нашу, диток та унукив. Отвороти их от войны та крови.
Ох, вмираю я… Вмираю… Думав шо ранен, ан нет. Вбили, вбили мэне…
Унучек, ты прости шо диду не сможет устретится з тобою та побалакать та свистулю вырезать. Вбили немцы твово диду, вбили у Беларуси пид Могилевым. Так уж случилося. Колы бы диду не вбилы, так усе бы желання наши сбылися. Чось слезы закапалы сами собою…
Э-э-х, жалею, шо на коленке тебя вже не поняньчу, голосок твий не послухаю всласть. Не прилепишься ты ко мне, павучок мий желанный. Та ще шибко жаль, шо косточки мии не в кубанской земле теплой отдыхать будуть, а у болоте билорусском погниють. Ах, и размахнулась же наша Русь, широка нет спасу…. Диво божественное а нэ страна…
Ты, дитятко мие светлое, не горюй и не суди дида свово. Диду твий кубанский казак и дрался вин як казак. А шо поначалу скуксился та заартачился, так то не со страху, а от непонятности. Така суматоха була, такэ кровавое месиво, шо не сразу йи признал где хто и находится.
И помираю я, унучек, як казак – в бою возля коня, при полной амуниции и з шашкою в руке.
Прощевайте же, милые мии. А коли сподобится, помяните, шо бился ваш дид та отец за Русь необъятну, за Родину славну, за вас, мии родненьки, и погиб як и полагается христианину и по надобности кубанского воинства… О-оо-ох….
ХАТА
Солнце палило нещадно. С самого утра палило. Казалось, оно было кем-то обижено и, обуреваемое справедливым гневом мщения за нанесённые душевные страдания, просто пылало желанием испепелить обидчика. Пекло было настолько тяжелым, что даже подсолнухи, противясь природе, к обеду отвернулись от светила и, поникши книзу, опустили квелые, сочного желтого цвета венки и свои измятые шершавые листья к земле.
В тени орехового дерева, в неглубокой пыльной вмятине, смежив глаза, пристроилась дремать рябая курица. Ее облезлый вид не взывал к проявлению у случайного наблюдателя каких-либо гастрономических грёз.
Кирпичного цвета петух с крепкими круто изогнутыми шпорами, подойдя к покосившемуся забору у палисадника, свалил голову набок; с безразличием оглядел его, произнеся невнятное «ко-ко». Постояв, два раза лениво хлопнул крыльями и, отчего-то отказавшись взлететь наверх, важно пошагал прочь, куда-то за дом, белый квадратный саманный дом, крытый состарившимся серым шифером.
Над станицей в неясном ожидании курилась раскаленная сонная тишина.
Отрадо-Кубанская словно вымерла. Даже воробьи, обычно снующие вокруг огородных пугал, по верандам и возле собачьих мисок куда-то исчезли. И только в небе и возле покосившегося выцветшего колодца кипела жизнь.
Здесь проявления буйного характера южной жизни порождали юркие пискливые белогрудые ласточки, проворные черно-радужные стрижи и никогда не высыхающая лужа, начинающаяся от колодезного полусгнившего сруба, мирно возлежащая вдоль тропинки и оканчивающаяся в бурьяне у акаций.
