Алексей Шишов
Полководцы Петра Великого

Через три дня Карл XII занял город Могилев. Он задержался там на четыре недели в ожидании подхода Лифляндского корпуса рижского губернатора генерала Левенгаупта. Головчинский успех, который в кампании 1708 года особо значимым не оказался, для короля «свеев» оказался последней серьезной удачей в его многостраничной полководческой биографии.

Царь Петр I был крайне недоволен обидным поражением при Головчино, и Шереметев это почувствовал, хотя его ни в чем не винили. Главный виновник проигранного сражения, каким оказался князь А.И. Репнин, был лишен генеральства и разжалован в рядовые пехотные солдаты лейб-гвардии Преображенского полка с материальным возмещением утраченных пушек. Но в то же время Петр I в поисках правды отметил, что в головчинском деле только треть русской армии противостояла всей шведской. Разумеется, верх одержать в том бою она не могла.

В боевых действиях наступила некоторая тревожная передышка. Командованию русской армии было важно упредить новое движение королевской армии. Главнокомандующий собрал в Шклове на «генеральный консилиум» военачальников. Военный совет принял следующее решение:

«Всю кавалерию расположить по Днепру от Шклова до Могилева, а пехоте всей идти к Горкам с артиллерией и обозами; в случае наступления, коннице отступать до Горок и, соединяясь там с пехотою, смотреть на неприятельские обороты и куда обратится – к Смоленску или Украйне – трудиться его упреждать».

Так в начале июля 1708 года главный театр Северной войны получил новое географическое начертание. После неудачного сражения при Головчино русские войска отступили от линии реки Бабич, а затем отошли у Могилева за Днепр. К тому времени король Карл XII понял, что Московский поход удачным не будет, и повернул армию на Украину, куда тайно звал его изменник гетман Иван Мазепа, обещая огромную «казацкую армию» против «москалей» и самую благоприятную зимовку на «верной» ему Гетманщине. Мазепа уже был готов стать в истории клятвопреступником.

В последующих победных для русского оружия сражениях 30 августа у села Доброе и 28 сентября при деревне Лесной Борис Петрович не участвовал. По воле государя генерал-фельдмаршал решал другие задачи, исходившие из петровской стратегии. И делал это весьма успешно.

Русские войска все это время бдительно «стерегли шведа», который оказался в стратегическом окружении, окончательно растеряв в войне инициативу. В этом немалая заслуга была петровского полководца Б.П. Шереметева. Он умело оперировал действиями отдельных воинских отрядов, рассылаемых от главных армейских сил для разгрома сторонников шведов и новоявленного короля Станислава I в приграничье Речи Посполитой.

Начало Московского похода короля Карла XII заметно оживило действия сторонников его ставленника на польском престоле Станислава Лещинского. В столкновениях с ними русские войска, стоявшие под командованием генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева на белорусской земле, приняли самое деятельное участие. Один из таких наиболее значимых боев состоялся 13 мая 1709 года при Лудухове.

Здесь сводный русский отряд, в котором оказалось много драгунской кавалерии, столкнулся со шляхетским (польским) войском старосты Бобруйского графом Яном Казимежем (Казимиром) Сапегой. Магнаты Сапеги, самые влиятельные и богатые в Литве, в отличие от почти всех других литовских магнатов, являлись сторонниками монарха Швеции. В ходе недолгого боя при Лудухове прошведские поляки потеряли в общей сложности 2 человек и бежали, преследуемые эскадронами русских драгун, потеряв в бегстве еще 500 человек.

Сапега под Лудуховым растерял почти все свое немалое войско. Сам граф с небольшим числом людей спасся, хотя драгуны настойчиво преследовали его. Тогда он и потерял свой гетманский бунчук, который стал почетным трофеем русских. Бежать же Сапеге пришлось через «опустошенные им же места своей родины».

Наголову разбитый ясновельможный граф Я.-К. Сапега в короткое царствование Екатерины I станет известной личностью. Временщик А.Д. Меншиков «выбрал» его в женихи для своей дочери Марии. Именитый Сапега, тогда занимавший в Польском королевстве «должность» сына старосты Грудзинского, был вызван в Санкт-Петербург и был там, на удивление всем иноземным дипломатам, щедро «обласкан».

По убедительной просьбе светлейшего князя Меншикова императрица 10 марта 1726 года вручила польскому вельможе, ни дня не служившему в русской армии, фельдмаршальский жезл. Польский граф награждается орденами Святого апостола Андрея Первозванного и Святого Александра Невского и миниатюрным драгоценным портретом Екатерины I для ношения на голубой ленте. Невесте княжне Марии государыня пожаловала 100 тысяч рублей серебром из государственной казны и несколько деревень в различных губерниях России и в Лифляндии. При этом никто в стольном городе на Неве не вспоминал о том, как Я.-К. Сапега долго воевал на стороне шведов.

Неожиданная смерть императрицы Екатерины I погубила все жизненные планы седьмого по счету российского генерал-фельдмаршала. И изменила планы мечтаний всесильного А.Д. Меншикова: он решил теперь обручить свою дочь с воцарившимся юным Петром II…

О славной победе при Лесной Шереметев узнал, находясь в своей ставке под Стародубом, где располагались главные силы русской армии. Она продолжала «сопровождать» главную королевскую армию, идя теперь параллельным курсом к востоку, закрывая пути-дороги к российской границе. Велась «малая война». Шереметев был одним из тех, кто занимался стратегическим окружением армии Карла XII, уже далеко зашедшей на восток и оторвавшейся от своих тыловых баз в Прибалтике и Польше.

Когда в середине сентября 1708 года шведская армия в своем наступательном движении «нацелилась» на Стародуб, главнокомандующий Б.П. Шереметев со своими полками занял города Почеп и Погар, отправив часть сил в Стародуб. Когда шведы стали приближаться, войска из Почепа были переброшены к Стародубу.

Командовавший стародубовским гарнизоном полковник И.С. Феленгейм получил приказ «чинить отпор неприятелю до последней меры». Когда же он стал жаловаться Шереметеву на то, что крепость «зело слаба», то получил повеление город «сколько возможно крепить». К работам были привлечены не только солдаты, но и местные жители, казаки.

Шереметев усилил гарнизон и соседнего со Стародубом города Новгород-Северский, который тоже должен был встать на пути королевской армии. Укреплять и защищать город от шведов был послан полк Г.П. Черышева. Несколько позднее сюда были отправлены «старый» Бутырский полк, один из лучших в русской армии, и пехотный батальон полковника Афанасия Астафьева.

Поскольку события разворачивались на земле Малороссии, генерал-фельдмаршал Шереметев старался в противостоянии шведам опираться на местное население, разоряемое войной. Он требовал от войск высокой дисциплины. Солдатам под страхом смертной казни запрещалось чинить «обиды и разорения». А за все продовольствие, привозимое в походные лагеря русской армии, приказывалось платить деньги. Все, кто чинил насилие над местными жителями, подлежали суровому наказанию: «…Для постраху иным казнить смертию».

К весне 1709 года русская армия в главных силах (преимущественно пехота с артиллерией) под командованием Бориса Петровича Шереметева стояла походным лагерем у Миргорода. Она находилась в готовности совершить новый маневр. Драгунская кавалерия под начальством генерал-лейтенанта А.Д. Меншикова держалась в удалении – на левом берегу реки Ворскла.

Они продолжали соперничать между собой. Если Меншиков действовал решительно и дерзко, то Шереметев продолжал осторожничать, проявлял медлительность и порой нерешительность. Он не рисковал и старался как можно меньше нести потерь в людях. Когда Петр I поручил ему стремительно и сильно атаковать шведский отряд генерала Крейца, то у генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева ничего не получилось: противник вовремя ушел из-под удара. Но в том деле при Рашевке успех все же был.

Главнокомандующий, наблюдавший за перемещением шведской армии и ее отдельных частей, старался там, где это можно было, нанести ей урон. В начале февраля он получил данные о том, что неприятель «ослабел» на правом фланге своей позиции. Здесь у местечка Лохвицы в деревне Рашевка стояли войска генерал-майора Крейца, которыми командовал полковник Альфендель: драгунский полк и «отдельные команды от двух пехотных полков». По местоположению им на скорую помощь рассчитывать не приходилось, хотя такого поворота событий надлежало опасаться.

Шереметев сформировал сводный отряд под командованием генерал-майора Бема в составе 4 драгунских полков, двух батальонов лейб-гвардии Преображенского полка, Астраханского полка и двух гренадерских рот. Драгунская кавалерия предназначалась для развития успеха и для преследования противника. Отряд Бема, совершив ночной марш-бросок, подошел к Рашевке в 8 часов утра 15 февраля.

Деревня Рашевка оказалась со стороны атаки окуруженной рогатками, «в три ряда обметанными», за которыми расположились шведы. Преображенцы были спешены и отправлены в атаку. После двухчасового огневого боя русская пехота прорвалась сквозь рогатки и, неотступно преследуя бежавших шведов, ворвалась в устроенное ими полевое укрепление, которое в реляции было названо «замком», и овладели им. Неприятель, прежде всего королевский драгунский полк, был почти весь «побит». Только человек 50 конных сумели вырваться из Рашевки и уйти к Лохвицам.

В плен попало 162 шведа, в том числе 8 офицеров вместе с полковником Альфенделем. Почетными трофеями стали два знамени, не считая личного оружия побежденных. У Рашевки было захвачено до 3 тысяч (!) лошадей верховых, артиллерийских, полковых (обозных) и собственных фельдмаршала Рёншильда и «разного рода багаж». Масса лошадей «кормилась» здесь уже не первый день.

Потери победителей оказались на редкость малы: 16 человек убитых (14 из них были преображенцами) и 80 раненых. В число погибших не вошли тяжелораненые, умершие от ран.

Генерал-майор Крейц, узнав о «разбитии» в Рашевке отряда полковника Альфенделя, поспешно отступил из местечка Лохвицы к главным силам королевской армии. Быстро наступившая оттепель и разлив рек не давали возможности его преследовать. Это и вызвало царское неодобрение исходом дела: он ожидал от экспедиции генерал-майора Бема больших успехов, прежде всего атаки самих Лохвиц. Шереметев на том настоять не смог, поскольку Крейц имел разрешение на самостоятельность действий у Рашевки, чем он и воспользовался.

После рашевского боя генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев, перейдя с главными армейскими силами реку Сулу, встал временным лагерем в Глинске. Весеннее половодье и «бескормица» заставили и короля Карла XII изменить местоположение своей армии: во второй половине февраля его войска встали на беспокойный постой между реками Ворскла и Псел.

…Наступало время генеральной баталии двух армий. В конце мая 1709 года Борис Петрович Шереметев прибыл под Полтаву и сразу же приступил к исполнению обязанностей главнокомандующего, которые с него не снимались. Такова была воля царя Петра I. Он вновь отличался распорядительностью и пониманием сложившейся ситуации, продолжая стягивать армейские силы воедино. Когда к армии прибыл царь, то главнокомандующий армией вновь оказался на вторых ролях, хотя формально и стоял во главе всех армейских сил, собираемых под Полтаву по распоряжения государя.

Полтавское сражение связано с одной интересной формальностью в отношениях высших генералов, которые оказались в присутствии своих полновластных монархов во главе готовых сразиться армий. Между Б.П. Шереметевым (по указанию царя) и королевским генерал-фельдмаршалом бароном Карлом Густавом Рёншильдом (Рейншильдом), пославшим русскому полководцу соответствующее письмо, было заключено, по обычаю той эпохи и по инициативе шведской стороны, соглашение о генеральной баталии в день 29 июня:

«…Утвердили за поролем военным, чтобы до оного сроку никаких поисков чрез партию и объезды и внезапными набегами от обеих армий не быть».

Стороны стали деятельно готовиться к сражению, не мешая в этом деле друг другу, но точно зная, что ему быть в назначенный день. Вопрос был только в том, кто первый пойдет в наступление, а кто битву начнет с оборонительного варианта.

Ночью главнокомандующему Б.П. Шереметеву доложили, что из лейб-гвардии Семеновского полка исчез унтер-офицер «немчин», который что-то знал о диспозиции русской армии и, перебежав на сторону шведов, мог сообщить им узнанное. В силу этого ночью по указанию Петра I был созван новый военный совет, который внес в диспозицию ряд изменений.

К слову говоря, и в русский стан из вражеской армии явился поляк-перебежчик, который сообщил, что шведы пойдут наступать ночью. Вопрос здесь был только в том, поверили ли им в чужом стане, поскольку принесенные данные могли быть дезинформацией.

Однако мало чем подтвержденные слухи о том, что к русским со дня на день ожидается подход значительных подкреплений в лице калмыцкой конницы, заставили короля Карла XII начать битву на рассвете 27 июня. Он повел шведскую армию, усиленную казаками Мазепы и запорожцами, на русский полевой лагерь в ночь перед сражением.

Полководец граф Б.П. Шереметев в генеральном сражении Северной войны обязанности главнокомандующего исполнял номинально: при армии находился сам государь «всея России». Личное участие генерал-фельдмаршала в Полтавской битве как полководца выразилось в следующем.

Когда шведская армия на рассвете пошла в наступление и напоролась на редуты русских, Шереметев во главе главных сил стоял в укрепленном полевом лагере в готовности вступить в дело. Но кровавое дело до пехоты, не считая героически сражавшихся гарнизонов редутов, пока не доходило: сражение начала драгунская кавалерия А.Д. Меншикова, выведенная в поле перед лагерем.

В шесть часов утра, после нескольких часов сражения, когда первый натиск шведов был успешно отражен, царь Петр I приказал генерал-фельдмаршалу Б.П. Шереметеву вывести пехотные полки и вместе с гвардией построить на поле битвы перед укрепленным лагерем в две боевые линии. Они должны были стоять лицом к Будищенскому лесу, откуда ожидался неприятель, спиной – к своему лагерю.

В целях наилучшей взаимной выручки каждый пехотный полк был построен в следующий боевой порядок: один батальон – в первой боевой линии, другой – во второй боевой линии. (Больше такого построения в русской армии никогда не будет.) На флангах встала кавалерия из конных солдат-драгун. В резерв было выделено 9 батальонов пехоты, которые оставались в лагере, будучи в готовности выйти в поле. Артиллерия распределялась по всему фронту впереди боевого порядка.

Царь Петр I, объезжая выстроившиеся полки перед продолжением битвы, обратился к Борису Петровичу с такими словами:

«Господин фельдмаршал!

Поручаю вам мою армию и надеюсь, что в начальствовании оною вы поступите согласно предписанию, вам данному, а в случае непредвиденном, как искусный полководец.

Моя же должность – надзирать за всем вашим начальствованием и быть готовым на сикурс во всех местах, где требовать будет опасность и нужда».

В 8 часов утра шведская армия (пехота в одной линии, кавалерия на флангах – в две линии) вновь пошла в атаку. Русские (1-я боевая линия) двинулись ей навстречу. Дойдя на дальность прямого ружейного выстрела, они остановились, «как неподвижные стены, во всякой исправности регула, и не слышно было никакого шума, кроме командующих повелений». Раздались залпы русских ружей и пушек. Шведы отвечали ружейным огнем.

Такое огневое противостояние долгим быть не могло. Шведы, продолжая наступать, ринулись в штыковую атаку, настойчиво стремясь прорвать первую боевую линию русской армии. Правое крыло шведов стало теснить передовой порядок Новгородского пехотного полка, его 1-й батальон. Линия оказалась прорванной почти в самом центре.

Видя это, Петр I оказался здесь в самой гуще рукопашной свалки. Царь лично повел в контратаку 2-й батальон Новгородского полка, стоявший во второй линии. В это время ожесточенный рукопашный бой шел уже почти по всему фронту. Русские драгунские полки стали охватывать фланги боевого порядка королевской армии и угрожать ее тылу. Шведы дрогнули и повсеместно стали отступать от русской передовой линии.

К 11 часам историческая Полтавская битва окончилась блестящей победой русского оружия. В сражении участвовали русские батальоны пехоты первой линии, «а другая до того бою не дошла». Если, разумеется, не считать контратакующий ввод в бой 2-го батальона Новгородского полка. Драгунская кавалерия же трудилась с самого рассвета и до конца баталии.

Полтавская битва закончилась полным разгромом главной королевской армии Швеции, которая через несколько дней на днепровской переправе у Переволочны, капитулировав, прекратила свое существование и больше в своей прежней силе не воссоздавалась. В сражении генерал-фельдмаршал Борис Павлович Шереметев умело руководил действиями центра русской позиции. Русская пехота держалась стойко, не дав инфантерии и кавалерии шведов, наступавшим сперва колоннами, а затем линией, никаких шансов одержать над собой верх.

В наградном списке его имя не случайно стояло первым. Свой долг перед Россией и государем полководец в день Полтавской виктории исполнил с честью. За Полтаву граф Шереметев получил в собственность деревню Черная Грязь и личную признательность государя Петра Алексеевича.

Заслуги петровского полководца Б.П. Шереметева в сражении при Полтаве отмечались не только отечественными историками. Так, американский исследователь Р. Мэсси писал о том викториальном для русского оружия дне:

«Европейские политики, которые раньше уделяли делам царя немногим больше внимания, чем шаху Персии или моголу Индии, научились отныне тщательно учитывать русские интересы. Новый баланс сил, установленный тем утром пехотой Шереметева, кавалерией Меншикова и артиллерией Брюса, руководимых их двухметровым властелином, сохранится и разовьется в XVIII, XIX и XX веках».

…После Полтавской битвы генерал-фельдмаршал граф Б.П. Шереметев получает царское повеление с полками пехоты и небольшим числом драгунской кавалерии идти вновь в Прибалтику, под город-крепость Ригу. Вместе с генерал-адмиралом Ф.М. Апраксиным ему ставилась задача изгнания шведов с балтийского побережья от Нарвы до Риги и с Карельского перешейка.

Осенью того 1709 года благодаря исторической виктории под Полтавой был восстановлен Северный союз. В июле о том договорились в Потсдаме короли Польши, Дании и Пруссии. Россия вновь обрела союзников. Полтава стала своеобразным «водоразделом» Северной войны: теперь русская армия только наступала далеко за пределами российских границ.

Началась осада Риги. По тому времени она считалась одной из сильнейших городских крепостей в Европе. Ее защищали мощные стены бастионного типа, перед которыми по всему периметру шел широкий и глубокий ров, наполненный водой. На противоположном берегу реки Западная Двина находился отдельно стоящий форт Кобершанц, выполнявший роль предмостного укрепления.

Шведский гарнизон насчитывал 13,4 тысячи человек во главе с генералом Нильсом Штромбергом. Вооружение крепости состояло из 563 пушек, 66 мортир и 12 гаубиц. Рига имела удобный выход в Балтику, защищенный в речном устье отдельно стоящей крепостью Дюнамюнде. Если боевых припасов гарнизон имел вполне достаточно, то с запасами провианта дела оказались намного хуже.

Петр I запретил брать Ригу штурмом, чтобы избежать излишних людских потерь: солдаты были ему дороги. В ходе бомбардировки защитники города оказались в «великом ужасе». Ответная орудийная пальба крепостной артиллерии желаемого результата не давала. В декабре от попадания бомбы взлетел на воздух крепостной пороховой погреб, отчего в осажденном городе погибло много людей.

«В 12 день в самой цитадели взорвало лабораторию с пороховою казною, о чем после показывали вышедшие из Риги, что в то время многое число людей погибло и землею засыпало».

Осада Риги затягивалась, требуя все больше усилий для подвоза боеприпасов и провианта. Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев как командующий осадным корпусом в ходе бесконечных переговоров и переписок убеждал рижское гарнизонное начальство и градоначальников:

«Гордость уже неприлична шведам, и неужели бедствия не вразумляют их, что время побед для них прошло безвозвратно…»

С наступлением холодов под Ригой для ее блокады с суши остался корпус князя А.И. Репнина. Остальные полки Шереметев распустил по зимним квартирам, назначенным свыше по местам так, чтобы по весне осадные войска собрались в полном составе достаточно скоро.

Зиму генерал-фельдмаршал провел в любимой первопрестольной Москве и своих подмосковных вотчинах. В осадный лагерь под Ригой вернулся весной 1710 года. В войсках свирепствовал голод: Шереметев же писал царю, что запасов провианта хватит до лета. Опустошенные Лифляндия и Курляндия в достатке обеспечить продовольствием русские войска могли только с большим трудом. Море же продолжало оставаться в руках шведов.

Затем началась эпидемия чумы, жертвами которой стало около десяти тысяч солдат и офицеров русских осадных войск. Эпидемия попала и в стан осажденных шведов и горожан. По некоторым данным, в Риге от эпидемии и голода умерло до 60 тысяч человек. Вероятнее всего, эта цифра сильно завышена.

С началом эпидемии чумы Б.П. Шереметев приказал ввести в войсках карантин. Заставы, учрежденные на дорогах, не пропускали людей «из моровых мест». Больных военных людей изолировали от здоровых, из осадного лагеря удалили гражданских лиц. Жгли «очистительные костры» из можжевельника, дымом от которых окуривали курьеров, прибывавших в лагерь, и их почту (письма). Несмотря на эти достаточно жесткие меры, чума устрашающе косила людей.

Петр I, недовольный затягиванием осады Риги, в середине апреля, чтобы выправить положение, послал к Риге светлейшего князя А.Д. Меншикова. Тот, прибыв на место и имея полномочия от царя, ужесточил осаду: Западную Двину перегородили цепями, чтобы воспрепятствовать шведам морем снабжать и подкреплять осажденный гарнизон города. На речном берегу поставили новые артиллерийские батареи. Через месяц деятельный Меншиков уехал из-под Риги.

Рига сдалась 14 июля 1710 года: осада велась русскими настойчиво. Большие людские потери от артиллерийских обстрелов, эпидемии чумы, нехватки съестных припасов, плотная блокада принудили до этого стойко державшийся шведский гарнизон к капитуляции. Повлияло на это и крайнее недовольство горожан, в том числе вооруженных ополченцев. Извне помощь осажденной Риге прийти не могла: устье реки Западной Двины оказалось закрыто для любых морских судов из Балтики.

Согласно условиям капитуляции, королевский генерал-губернатор граф Штромберг и чиновники были выпущены из крепости с личным имуществом, городской библиотекой и архивом. Горожане могли облегченно вздохнуть: самое трудное для них военное время оставалось позади. Русский главнокомандующий от имени своего монарха обещал рижанам сохранение прежних привилегий, законность и порядок.

Шведы выходили из Риги во главе с генералом графом Штромбергом с распущенными знаменами и барабанным боем. Остатки шведского гарнизона, ополовиненного эпидемией чумы (моровой язвы), были отпущены домой в Швецию из Динамюнде на гражданских судах. За время осады в гарнизонных трех рейтарских, 7 драгунских и 12 пехотных полках осталось всего 5132 человека, из которых 2905 значились больными, не способными сражаться людьми.

Последние из гуманных соображений отпускались на родину: «Те больные отпущены на родину по трактатам с нашим штап-офицером в Динаменде-шанцам, которых там приняв, отправили морем в Швецию на транспортных судах».

Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев принял решение оставить часть сдавшегося рижского гарнизона в качестве военнопленных. Такой мерой предполагалось побудить официальный Стокгольм отпустить из плена русских солдат и офицеров, захваченных в нарушение договоренности под Нарвой в 1700 году по приказу короля Карла XII. Всего было задержано 250 человек и «знамен 12».

Но это было еще не все. «Понеже в капитуляции постановлено, которые лифляндцы и других городов (бывших Короны Швецкой, взятых чрез оружие российское) обретаются, те могут назватися росийскими подданными, и потому Выборгской и Карелской полки задержаны, ибо тогда оные крепости уже был взяты».

Из рижского гарнизона на завоеванной русской армии прибалтийской территории после капитуляции с соизволения генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева осталось «природной» лифляндской шляхты, то есть местного дворянства, 110 человек. В их числе были: один генерал, 5 полковников, 20 подполковников «в том числе от фортификации один», один королевский генерал-адъютант, 19 майоров, один комиссар, остальные – младшие офицеры и «асессоры», а также один шляхтич в чине рядового драбанта. Они стали «новоподданными лифляндцами», то есть гражданами Русского царства.

В крепостной город для занятия караулов вошли четыре полка русской пехоты – Гренадерский, Бутырский, Псковский и Устюжский. Задачу обеспечения порядка в оставляемой шведами Риге командующий возложил на генерал-майора Савву Айгустова. В «Гистории Свейской войны» официальная капитуляция Риги описана так:

«И когда приближился фельтмаршал к воротам, тогда ему рижский ма(г) истрат при отдании комплемента поднесли на подушке бархатной 2 ключа золотые. И по принятии ключей в самый въезд палили со всего города и цитаделя из всех пушек…»

После этого в королевском дворце, в его кирхе генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев принял присягу от знатных людей города Риги: «…Шляхта и духовныя особы учинили публичную присягу, в которой подписались все своими руками и печати приложили». В городской ратуше перед генерал-фельдмаршалом на верность России публично присягнул весь состав рижского магистрата.

Торжественная церемония приведения уже бывшего владения Шведского королевства города Риги к присяге на верность государю «всея России» Петру Алексеевичу закончилась следующим актом: «А потом в городе вместо швецких гербов по воротам и у двора королевского поставлены гербы российския».

О капитуляции города-крепости Борис Петрович Шереметев незамедлительно сообщил Петру I в Санкт-Петербург, зная, что тот с нетерпением ждет от него желанное известие. Подробнейший рапорт о взятии Риги, сдаче гарнизона и приведении города к присяге на верность России будет отправлен царю несколько позднее.

«Письмо Ваше о здаче Риги, – благодарно сообщал Петр I творцу виктории Борису Петровичу, – я с великой радостию получил (и завтра будем публично отдавать благодарение Богу и триумфовать). А за труды Ваши и всех, при Вас будущих, зело благодарствую и взаемно поздравляю. И прошу огласить сие мое поздравление всем».

Петру I было о чем вспомнить город Ригу, часть Шведского королевства. Вспомнить свое неудачное пребывание в ней в 1697 году, во время Великого посольства, когда ему местные власти не показали крепость и ее фортификации: «Правда, Вам веселее на нее глядеть, как нам было за 13 лет, ибо ныне они у Вас, а тогда мы у них были за караулами».

После Риги пала крепость Динамюнде, находившаяся на острове в устье реки Западная Двина. Ее гарнизон состоял из 1900 человек (половина вымерла от эпидемии чумы) и имел 198 пушек, 14 мортир и 13 гаубиц. Море плескалось прямо под крепостными стенами. В начале августа остатки осажденного гарнизона Динамюнде капитулировали.

Обстоятельства взятия этой шведской крепости, сторожившей подступы к Риге со стороны Балтийского моря, таковы. После падения Риги коменданту Динамюнде было послано письмо генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева с предложением капитулировать на почетных условиях. Тот ответил отказом, после чего «оную фортецию (стали) бомбардировать». После этого последовала сдача крепости Динамюнде. В «Гистории Свейской войны» о том говорится так:

«А камендат, видя, что город Рига уже взята, и сикурсу ожидать неоткуды, а в Динаменде во всем имеетца скудость и изнеможение, то в 1 день августа прислал он капитуляцию к фельтмаршалу з депутатами…

И оную фельтмаршал высмотря и поставя на мере, что прилично, подписав, послал в Динаменд. И по той капитуляции в 8 день августа оная крепость здалась».

В крепости Динамюнде русскими трофеями стали 225 различных орудий, в том числе 6 «порченых», более 43 тысяч пущечных ядер, 130 бочек с порохом, 130 ящиков с мушкетными пулями, 1779 фузей «годных и негодных», много прочего оружия, боевых припасов, различного имущества и… почти ничего из запасов провианта.

Рига стала девятой взятой шведской крепостью в полководческой биографии Бориса Петровича. В ознаменование ее взятия царь подарил ему ключи от городских ворот, изготовленные из золота, весом в три фунта. Они стали семейной реликвией графов Шереметевых наряду с кавалерийским седлом короля Карла XII, взятого с поля Полтавской битвы. Такими реликвиями в кругу высшего генералитета можно было только гордиться.

Через неделю после взятия Динамюнде генерал-фельдмаршал получил царский указ – спешно ехать в Польшу и возглавить стоявшие там русские войска. Ожидалось нападение турок и крымчаков, которые хотели восстановить на польском престоле Станислава Лещинского (Станислава I), изгнанного из Речи Посполитой. Разумеется, это было делом короля Карла XII, который, потеряв армию, укрылся во владениях Оттоманской Порты.

Было ясно, что вокруг России, армия которой успешно воевала, затевается опасная по возможным последствиям интрига. Царь Петр I, который мог опять лишиться союзника в лице польского короля Августа II Саксонского, в письме графу Б.П. Шереметеву отмечал крайнюю важность возлагаемого на него поручения:

«Хотя б я не хотел к Вам писать сего труда, однако ж крайняя нужда тому быть повелевает, чтоб Вы по получении сего указу ехали своею особою в Польшу».

Путь из-под Риги в польские пределы был опасный, поскольку эпидемия чумы своей силы еще не потеряла. Борис Петрович, которого самого судьба в чумной год хранила, проезжая со всеми мерами предосторожности по «моровым местам», потерял некоторых «людей дому своего» (из прислуги) и лучших лошадей. О том и другом он сильно сожалел.

В частном письме своему старому боевому товарищу генералу Я.В. Брюсу генерал-фельдмаршал жаловался на случившееся: «Николи такого страху и нужды не подносил и николи так беспокоен не был, как сего времени». Было от чего беспокоиться: чума унесла в тот год очень много человеческих жизней.

Стать во главе русских войск на польской территории графу Шереметеву не довелось. Он еще не успел доехать до места своего назначения, как его догнал царский курьер с приказанием возвратиться в Ригу. Причина тому по военному времени оказалась веской. В действующей армии дела со снабжением провиантом оказались настолько плохи, что нужно было добывать его всячески всюду, где стояли войска. Они, оторванные от пределов России, где находились тыловые армейские магазины, испытывали крайнюю нужду в доставке продовольствия.