Алексей Шерстобитов
Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книга 1, Книга 2, Книга 3. Самая полная версия

1989 год. Выпуск из военного училища. После прощального парада. Слева направо: двоюродная сестра мамы, тоже Татьяна, автор, мама, сестра автора, будущая супруга

Зато растут новые имена в «Форбсе», единичные богатеи и властные чиновники, ничуть их не лучшие, и подобные нам… Есть и другая когорта отставников, вяло сидящих, жиреющих и тупеющих – в ЧОПах, при входах магазинов, кабаков, баров и тому подобных заведений, возможно, с одним вопросом: как я здесь оказался? При этом странно утверждать, что тогдашние ЧОПовцы не имели должной подготовки – ведь большинство из них бывшие офицеры, отучившиеся по пять лет в специализированных ВУЗах и имеющие не только военное, но и высшее гражданское образование. Некрасиво было бы с моей стороны не вспомнить и об огромной армии прапорщиков, мичманов, старшин и сержантов, в том числе и сверхсрочников, которые составляли огромную часть военнослужащих с теми же судьбами впоследствии, как и у офицеров…

Больше повезло тем, кто нашел работу по профессии, но, думаю, таких совсем немного. Никого не хочу винить, кроме себя, но, кажется, тяжело найти государство, которое столь беспардонным образом относится к преданным сынам Отечества. Заметьте, что последняя фраза относится к периоду конца советского и началу постсоветского времени.

Однокурсники, товарищи, сослуживцы, друзья. Зима, 1988 год

В любом случае, всё тогда произошедшее имело сходство с «разрезанием по живому» и зашиванием подобно патологоанатому. Никто не задумывался о боли, о том, как сойдутся разорванные места и какими будут последствия для людей, скорее всего, оставшихся искалеченными, с изуродованными душами. Если есть удачные примеры «выздоровления», то нужно ставить памятники, бюсты и памятные таблички их мужеству, терпению и целеустремлённости. Более того, уверен, что они от любови и преданности Родине не потеряли ни капли от прежде имеющихся.

Нет, я не мог, как большинство, сидеть и ждать чего-то от государства, чиновники которого, ради быстрейшего сокращения армии и меньших финансовых потерь при этом, изобрели статью «По уходу в народное хозяйство»! Я знал, что ничего не будет, и я ничего не дождусь. А после нападения обычных граждан в метро на двух офицеров в форме, меня и ещё одного, мне незнакомого, через несколько дней после восхождения Бориса Николаевича на «броневик» и допущенных им нескольких фраз, уничтожающих всё достоинство армии и их представителей, многое стало вообще непонятно. Сплочённость армии с народными массами перестала существовать, так же, как и заинтересованность государства в военных, которая тоже не то, чтобы пошла на спад, а прямо-таки упала, что впоследствии и подтвердило время.

Хотя при чём здесь страна? Во всём виновата не земля, которая нас кормит и поит, которой мы любуемся и которую любим, а именно мы, людишки, которые заселили этот, непередаваемый по красоте и насыщенности историей, край. Именно из нас, человеков, выходят не только «матери-героини» или «отцы-командиры», но и чиновники, и предатели и, конечно, преступники. И слава Богу, что в большинстве своём вырастают, всё же, порядочные люди, которым, правда, вряд ли есть до всего этого дело…

В принципе до этого ультиматума, произнесённого на «Лианозовских кортах», мы (я имею в виду, себя и «крылатских парней» – «Шарапа», «Ушастого» и «Тимоху») не делали ничего более криминального, что делают обычные хулиганы, которыми мы почти все в юношестве были, хотя только редкие попадались, наводняя лагеря – «малолетки» Советского Союза. При желании, а так и делается зачастую, любого участника групповой драки (два на два, три на три, «стенка на стенку») можно засадить за нанесение тяжких телесных повреждений. Это уже была граница, и выхода я не видел – не в-и-д-е-л!

Как бы ни было, но к следующему утру решение было принято и оформлено в жёсткие рамки. А раз решив, смысла менять решение, без особых на то оснований, я не видел, да и не привык. Мытарства с выбором остались позади, и наверняка моё подсознание включило интуитивный механизм оправдания действий.

Для начала мне показали этого человека, и, как часто бывает, рассмотреть его удалось лишь со спины. Встречался он с «Иванычем» – вот того я рассмотрел во всех подробностях. Далее, мы ещё раз съездили на место, и теперь уже взгляда с пониманием задачи хватило, чтобы понять бредовость предлагаемого. Револьвер системы «Наган», семизарядный, работа механизма самовзводом, огромный, больше самого револьвера, самопальный ПББС (прибор для бесшумной и беспламенной стрельбы, в простонародье «глушитель»), который только мешал своей громоздкостью, а лиц с противоположной стороны – не менее пяти (при явной цели – один человек), однозначно вооруженных и с быстрой реакцией. Одним выстрелом не обойтись. И так как о людях мы привыкаем судить по себе, то и я всегда ориентируюсь на обязательный отпор, оборону и возможное преследование. Короче, с этим оружием и в такой ситуации мне предлагали самоубийство с двумя – тремя попутчиками на тот свет.

Долго пришлось переубеждать, но рациональность, а, главное, уверенность в результате взяла своё. И начался поиск другого оружия. Напрочь отказавшись в данной ситуации от непосредственного соприкосновения, что усложнило задачу. Найденная кавалерийская винтовка Мосина, образца 1937 года, с уже стоявшей оптикой, доставил мне истинное визуальное удовольствие, но, расшатанный долгой эксплуатацией механизм и уже почти без следов нарезов на внутренней стороне ствола, он совершенно отказывался бить точно даже со ста метров, а было двести. Короткоствольный «калашников» с откидным прикладом тоже не подошёл из-за короткой прицельной планки, хоть и был почти новый. И здесь уже подключились Гриша и «Культик» (Ананьевский Сергей, расстрелян П. Зелениным у американского посольства 4 марта 1996 года), на тот момент правая рука «Сильвестра». Видимо, ситуация была напряжена до предела, и судьбы – и моя, и человека, по которому я должен был «работать», – оказались не только на ниточках, но мало того, в прямой зависимости друг от друга. Нашли РПГ 18 – «Муха»^[33]. Поразмыслив, понял, что отговариваться дальше некуда, любые слова уже воспринимались без улыбки, и я решил согласиться, хотя жертв могло быть ровно столько, сколько людей находилось в машине. Но всё же надежда была, что эти 4–5 человек рассядутся, как минимум в две машины, которые я всегда наблюдал.

По всей видимости, я так и не начал вселять доверие в смысле желания исполнять порученное. Ездили отстреливать с новой «фигурой», которую мне приставили в виде контролёра – интеллигентного вида, постарше меня, с явной и редкой в этих рядах отметиной высшего образования, с неважным зрением, но с машиной и великолепным умением ею управлять. Стрелял он неважно, хотя и прошёл срочную службу в ВДВ. Впрочем, ему это и не требовалось. Был он близким человеком «Усатого», и его предназначение вопросов у меня не вызывало – контроль моих действий. Иногда проходили и другие мысли, так как стоял он первое время всегда сзади или на пути отхода, о другой его возможной задаче… Но её я гнал, останавливаясь на самой разумной и в данном случае необходимой – этим людям необходимо знать каждый мой шаг и каждую мою мысль! Что и подтвердил гораздо позже Григорий, когда я просил его освободить меня от Павла – свою лояльность к его (Гусятинского) методам я доказал, а лишние глаза и память только портят дело и мешают. На что и было получено разрешение, но это случилось уже гораздо позже, после третьего или четвёртого дела. А пока автомобиля своего не было, его машина не только нас возила, но и позволяла ему узнавать мои новые места проживания, хоть и выходил я за два-три квартала. И вообще – знать, насколько быстро идёт процесс, и как усердно я им занимаюсь.

«Мухи» изначально было две, и одной я обновил мышечную память, а вторую привёз на выбранное место, которым оказался строящийся концертный зал. Каркас и крыша были уже возведены, и он монументально возвышался над окружающей его мелочью. Работы велись вяло, на чердаке мы с Павлом, поначалу всегда бывшим рядом, никого из рабочих не встречали. Чердачное помещение было огромным, с покатым к центру полом, с огромными балясинами и проёмом, куда очень хорошо помещалась для хранения «базука». Слуховые окна небольшие, примерно 30х50 см, давали удобную возможность для обозрения и производства выстрела. Реактивной струи из заднего сопла можно было не опасаться, помещение больших размеров и объёмов, задняя стена – метрах в 30, а вот мощный хлопок уши заложить должен, их защитить возможности не было, ведь каждый шорох, каждый звук, должен быть услышан и распознан, дабы доподлинно знать окружающую тебя обстановку.

На «Тишинке»^[34], бывшей тогда барахолкой, мы приобрели и робы, и подшлемники, и строительные каски, сапоги, варежки, не забыли и монтажный пояс. Переодевание, ставшее моей страстью, открывшейся только-только, и приносившее невероятную пользу в безопасности мне и необычную путаницу милиции впоследствии. Свидетелей преступления почти никогда не было, а встречавшие меня на «отходе» случайные прохожие могли описать кого угодно по искусственной внешности, но не меня настоящего.

В этот раз у меня были волосы средней длины, почти полностью скрытые под подшлемником, сварочная маска, одевающаяся сверху, естественно, не на лицо, но задранная так, чтобы закрывать лоб и брови, большая борода с усами, роба, монтажный пояс и сварные рукавицы. Венчала замечательный вид грязь, размазанная по лицу.

Рации, древние как мир, но безотказно работающие, тот самый ПМ (наверное, единственный раз, когда я взял оружие страховки, будучи не уверен ни в «заказчиках», ни в контролёре и вообще ни в чем, кроме удачного выстрела), ну и, конечно, как обойтись без воды и «Сникерсов»…

Здесь, и всегда позднее, я набирал сигаретные окурки, желательно одних марок и одним человеком выкуренные, фантики и обёртки от пищи, какую-нибудь бутылку, желательно всё с отпечатками пальцев, по возможности билет – проездной, в кино, театр, электричку – не важно какой, чеки – лишь бы пустить ложный след. Могли подойти волосы или даже, пардон, плевки на что-нибудь, клок замазанной ткани, важно было оставить множество фальшивых отпечатков, даже от обуви, которую сейчас носил, желательно не своего размера, ведь сразу всё использованное, либо надёжно выбрасывалось, либо позже уничтожалось, вплоть до нижнего белья. Интересным вариантом могла стать и кровь, разумеется, не своя, и даже фекалии, но ничего своего, ничего!

Самое важное во всей схеме – это личная безопасность, и наипервейшее в ней – отход. Путей отхода должно быть несколько, все они просчитываются по временным, световым рамкам: день – ночь, светло – темно, учитывается и время года – покрытие земли, листва, ее отсутствие, снег, как указывающий направление отпечатков следов. Пешеходная загруженность, автомобильная, видеокамеры, обязательно понимая с подсветкой или без. Конечно, тогда их было совсем мало, но чем дальше, тем сложнее, а сегодня ещё и банкоматы и всевозможные регистраторы (подумайте, прежде чем браться – сможете ли вы хотя бы повторить все это на память).

Найти место, где переодеться, а одежда должна быть быстросъемной и также быстроодеваемой, не особо броская, но сильно отличающаяся по имиджу от предыдущей. Определить места, куда её прятать, чтобы удобнее брать, или носить на себе под «рабочим комплектом» даже летом в жару, как минимум – один сменный комплект, пусть и спортивный. Это всё вкратце, но главное – не иметь с собой ничего компрометирующего на «отходе»: лишних документов, телефонов или пейджеров, если того не требует обстановка, никакого оружия, даже перочинного ножа. Кстати, это одна из причин того, что использованное оружие оставляют на месте. Можно оставить по ходу движения на всякий случай хоть кувалду, чтобы выбить дверь или окно или заранее поменять в них замок, так же, как и на чердаках и на подвалах, и каждый раз проверять. Никогда не понимал оставления машины ближе двух-трёх кварталов. Иное дело «работа» из минивенов, автобусов и грузовиков. Но это отдельная тема, вряд ли нужная для обсуждения…

Поездки наши продолжались больше месяца – около двух. Разумеется, поиск, передача и пристрелка оружия заняли большую часть этого времени из-за непродуманности ранее этих вопросов. Но все имеет конец, что имело начало.

Итак, «Филин» (Михаил Фомин, в прошлом – замначальника одного из спецподразделений ГУВД Москвы, принимавший участие в аресте «Сильвестра», после помогавший ему, но впоследствии, уже на «гражданке», имея свою «бригаду», столкнувшийся с ним, уже на криминальной почве), именно так называли человека, жизнь которого я согласился променять на спокойствие и безопасность моей семьи и свою жизнь.

В день покушения «Усатый» с Пашей решили оставить на «точке» ненадолго меня одного. До самого исполнения, последний, по уговору с Юрой, должен был, якобы, «прикрывать» меня лишь в момент выстрела. А сейчас они сидели у перекрёстка в БМВ «Усатого», в ожидании приближения тёмного Мерседес-Бенса, на котором передвигался «клиент», дабы вовремя дать об этом знать мне. Разумеется, всё должно было произойти по выходу, а не по входу, о котором меня тоже должны были предупредить. Смысл радийного сигнала был в том, чтобы не маячить на месте, с которого должен был быть произведен выстрел, и исключить случайных свидетелей, которые иногда шлялись к этому месту выстрела (рабочие из-за отсутствия туалетов устроили там одно из отхожих мест) по всевозможным нуждам, а также минимизировать моё нахождение вместе с РПГ у окошка-отдушины.

Была и ещё одна загвоздка: труба, в которой находился «выстрел», вставая на самовзвод, в обратное положение не возвращалась – таково устройство. Предохранителя же в одноразовой «базуке», как известно, не существует. И раз взведя, надо было палить. Поэтому, получив сигнал, я начал готовиться: проконтролировал приезд, обратив особое внимание на место в машине, где сидел этот человек, во что одет, как выглядит сегодня и что держит в руках.

Приехавший был просто огромен, высок, с окладистой русой бородой. Не знаю, кем он был, но мне показалось, что с него Врубель писал «Богатыря». Понимая, что у меня ещё час-полтора, начал приводить своё место «в порядок», в соответствии с планом оставления вещественных доказательств. Даже одел сеточку на голову, что бы на подшлемнике вдруг не остались мои волосы, чужие же были вклеены в него на случай, если потеряю его (так и произошло). Хорошо, с собой была вязаная шапка, на неё потом и одел каску по выходу из строения.

Через 30 минут, ещё раз все проверив, просчитал возможные варианты отхода. По идее, нас должны были забрать «Усатый» с кем-то, через квартал от места нахождения, но ему веры не было, да и Паша был чересчур подозрителен своим напуганным поведением, которое пытался списать на невозможность и неизвестность – ведь если я промахнусь, он тоже пострадает.

На всякий случай, я просил подъехать одного из «крылатских» к месту, обозначенному заранее, и находящегося чуть дальше и в стороне от места ожидания «лианозовских». Предупредительность не помешала. Время занятий спортом для этого богатыря было постоянным, соответственно, и время выхода также. Уже подготовившись и взведя гранатомёт, находясь в стойке положения «товсь», я запрашивал по рации «Усатого» или Пашу. Ответов не было. Списав всё на разряженный аккумулятор в их «Гольфстриме» (название рации), хотя заряжал сам, решил все же стрелять, к тому же дублирующий вариант с отходом к другому автомобилю был уже на месте.

Не хотелось думать, что Паша может подкрасться сзади после выстрела (ведь на запросы по рации он не отвечал) и сделать свой, но осмотреться как следует я уже не мог и просто надеялся на пару секунд, которые мне даст реактивная струя от выходящего «выстрела» (сама граната в гранатомете называется «выстрел», поэтому иногда можно слышать «выстрел пошел» или «или вставил выстрел в ствол»). А дальше… ПМ был под рукой, за поясом.

Далее все осталось в памяти, как и оставалось всегда потом в виде фотографий – покадрово, с достаточно чётким изображением.

«Филин» вышел в сопровождении двоих, ветра не было – ленточка (по колебанию, углу, относительно вертикали и положению направления этой ленточки или чего угодно, специально прикрепленного невдалеке от предполагаемого местоположения цели, определяется скорость, направление и порывистость ветра, для правильного определения поправок, при выстреле), привязанная к ветке дерева у его машины еще ранним утром, даже не колыхалась. Дождя тоже не было, да это и не имело особого значения.

Выстрел должен был произойти сразу, как захлопнутся двери, тогда, при закрытых стёклах, плазма кумулятивного заряда создаст вакуум с высокой температурой и всё довершит взрыв, скорее всего, неполного бензобака. Бородач был на пассажирском переднем сиденье, водитель слева от него. Их я видел четко, двери, закрываясь, приближались к кузову, всё застыло или двигалось очень медленно, верхний угол треугольника прицела точно на выбранной точке соединения лобового стекла и крыши, строго посередине машины. Плавное нажатие на тангенту… Спуск, хлопок сработавшего двигателя, толкавшего выстрел, похоже, сработал одновременно с закрытием дверей, всё должно было совпасть чётко, ведь севшие в машину могли почти сразу начать открывать окна, несмотря на имеющийся кондиционер, чего нельзя было допустить. Меня окатило жаром, в память врезалась поднимающая задняя часть «мерена»^[35], открывающийся багажник и…

Далее было неинтересно и, как казалось, предсказуемо. В голове стучало: свободен, свободен, свободен… И, как по пунктам, все в заранее определённых местах: здесь остановиться посмотреть, здесь прислушаться, здесь вообще, ни на кого не глядя и быстро, через забор, в проходняк, одетым рабочим, из него – уже интеллигентом в плаще и с пакетом, в поворот за углом, ещё один – из-за него уже без плаща, в свитере и бейсболке, с чуть большим другим пакетом. Тачка на месте – домой, по пути – звонок Григорию и в ответ его команда без одобрения – послезавтра к вечеру явиться в офис. Поеду, с надеждой разойтись миром не только по поводу пропавшего оружия, но и всего остального, и с уверенностью того, что больше подобного тому, что я сделал 5 минут назад, делать не буду.

Но это был совсем не конец, кто-то рогатый глумился надо мной, затягивая всё туже и туже и так запеленованную свободу принятия решения. «Вечер послезавтра» обернулся утром следующего дня и Пашиным звонком с требованием Гриши приехать как можно быстрее. Заподозрив неладное и не став спрашивать у подъехавшего уже, в чём дело и где они с «Усатым» вчера пропадали, так и не дождавшись моего выхода, почуял очередную «прокладку». Сначала настоял на том, чтобы подъехать к бассейну «Дельфин». Но не по причине, по которой считают психологи, будто преступник всегда возвращается на место своего преступления, а для того, что сами они, Гриша и компания, сделать не додумались, и обнаружил почерневший от высокой температуры асфальт на месте стоявшей машины – было очевидно, что она сгорела дотла. Ленточка моя, как сигнализатор ветра весело развевалась, намекая на то, что если и не получилось, то не по моей вине. Чашечка кофе и мороженое в кафешке рядом многое прояснили: машина сгорела, но взрыв был не сразу, хоть и сильный. Все живы, но легко ранены двое.

Каково же было моё удивление, когда Гусятинский, не поздоровавшись, прокричал вопросительно: «Почему я не стрелял?». Выслушав ещё многое, но спокойно дождавшись своей очереди, сказал всё о выстреле и о выясненном только что, то же подтвердил рядом стоящий Павел, по всей видимости, переживая из-за опасения быть уличенным в преждевременном исчезновении и нарушении плана моего отхода, что могло повлечь тяжёлые для него последствия. Что касается «Усатого», то он бы, скорее всего, отбрехался. Окончание разговора завершила секретарша, принёсшая вместе с чаем и «Московский комсомолец», подтвердивший своей статьёй наши слова. По всей видимости, поднял настроение шефа и звонок «Сильвестра», с восторгом отозвавшегося о хоть и не получившемся, зато произведшем бешеный фурор покушении. Бандитская Москва, по слухам, долго об этом говорила, ибо гранатомёты ещё не только не вошли в моду, но и не начали применяться, тем более с такого расстояния.

Мое публичное наказание было отменено, я получил порцию лести и обещание премии, совсем не лишней на тот период. Через пару дней назначили встречу у нового дома, где жил Григорий. Он обещал сделать предложение, от которого я не смогу отказаться. Восторгов это не вызывало, а вот настороженность – ещё какую. Но всё, что оставалось – ждать. Перестиранная куча накопившегося белья, какой-то фильм на видеокассете, плотный обед-ужин и приятные воспоминания о вчерашней «крылатской» бане с Миленой погрузили мою перегруженную психику в глубокий сон примерно часов на десять. Последняя мысль с нейтральной интонацией, которую я помнил – никого не убил.

Подошло назначенное время встречи. Полгода назад, в Капотне^[36], основа нашего «профсоюза» влезла в долю то ли какого-то кооператива, то ли строительной фирмы и через несколько месяцев получила пять квартир в личную собственность, сразу разобранных между собою же. Пока шёл ремонт и последующие пару месяцев – место встречи было именно там, но, после поездки на очередной отдых, на острова какой-то восточной страны, все они, наши замечательные «у руля стоящие», загорелись идеей купить хотя бы по маленькому домику на отдалённой, но тёплой земле. Для начала этим кусочком стал один из островов Канарского архипелага – Санта-Круз де Тенериф, принадлежащий королевству Испания.

К «Северному» (Грише) я подъехал в условленное время, он был окружён на улице десятком «звеньевых» (каждый из них возглавлял пять – семь человек, «звенья эти выполняли разные функции, от сбора платы за места на рынках, до развоза денег и охраны всевозможных точек, у каждого такого коллектива были ежедневно свои встречи, планы, соответствующие проблемы, которые координировал Григорий, если вопросы были крупные, поменьше были в состоянии решать находящиеся между ним и звеньевыми, начальники средней руки «Усатый», «Женек», «Африканцы», Пылевы, правда эти были его правой и левой руками, и еще несколько человек) и что-то им втолковывал, увидев меня, прекратил общение и пригласил жестом подняться домой.

Ремонт был окончен, и меня после пяти-шести, одной за другой сменённых съёмных квартир, с сильно потрёпанными и пошарпанными стенами, удивило спокойствие окраски тонов стен, соединенное с роскошью мебели, тяжестью штор и гардин. Новоиспечённые нувориши, только окунувшиеся в появившуюся возможность, рвали, что называется, и ртом и тем местом, которым уцепился «Шарап» за сиденье своего автомобиля после того, как разрядил свой ПМ при перестрелке у музея «Вооружённых сил».

Очень редко интерьер был оформлен со вкусом, здешнему обиталищу это не грозило, но было не очень заметно, лишь с точки зрения нравится – не нравится, так как при «совке» (СССР) и близко ничего подобного не было. Да и сейчас, чтобы подобрать всё в соответствии со вкусом, нужно было потратить не только кучу денег, но и уйму времени и усилий. Всё исправилось через год с небольшим на вилле, купленной Гришей за миллион долларов, беспардонно изъятых из «общака».

Похоже, что в отделке тенерифского дома, в котором я смог побывать уже после его смерти в гостях у его супруги со своей Ольгой, без дизайнера не обошлось. Но пожить там удалось уже не ему, а вдове и дочери. Кстати, этот «лимон» не был единственной суммой, утаённой из столь тяжело и скрупулёзно собираемых денег, так как параллельно строились ещё два дома, хоть и меньшего размера – Пылёвых, старшего и младшего, которые после были проданы и приобретены новые, в Марбелье и Жероне соответственно.

Войдя за мной в квартиру, он показал и подробно рассказал о ценах, о материалах и о планах. Конечно, меня поначалу поразила и дороговизна, и красота, да и вообще всё, что я увидел. И все это принадлежало в таком множестве одному человеку. Так он показал мне возможности и перспективы, которые вполне могут ожидать и меня, если… Говорить дома он счёл невозможным, и мы вышли на улицу. Прогуливаясь вдоль каких-то низких кустов у торца дома, он рассказывал, как понравилось «Сильвестру» то, что я сделал.

Высокопоставленные милиционеры, с которыми тот общался, о сработавшем отозвались, как о профессионале, правда «насорившем» на месте преступления. Об этом мусоре Гусятинский всё объяснил «Иванычу», над чем тот посмеялся. Подобные предложение исходит якобы от него самого, Тимофеева-«Сильвестра», и отказать – значит… Сам понимаешь. Внимательно слушая и с ужасом осознавая, куда он клонит, я ощутил, насколько влип, и влип, кажется, навсегда. Лишь одно могло меня временно успокоить – долг прощён, для «Усатого» и его компании я теперь недосягаем, но предлагаемые обязанности штатного киллера меня никак не устраивали, мало того, что греха таить, просто пугали. Через день я приехал с положительным ответом – «Сильвестру» не отказывали, тем более находясь в розыске. Я понимал, что безопасность семьи оставалась на прежнем месте. Это положение могли поколебать лишь смерть Гусятинского и моё исчезновение, желательно с женой и моим мальчиком. Но об этом и мечтать было нечего без денег, готового отхода и документов. Всё это будет позже, и то не получится.

Радости Гриши не было предела – то ли идея личного «чистильщика», которым я ещё не был, но был теперь уверен, что стану, то ли удачно провёрнутое задание по вербовке, поставленное «Иванычем», прибавляли хорошего настроения и оптимизма, то ли были ещё причины, которые заключались, скорее всего, в каких-то других задачах, выполнимых теперь, вероятно, не без моей помощи.

Зарплата для начала была положена в 2000 долларов, плюс премии и некоторые суммы на расходные материалы – патроны, амортизацию и на закупку «оборудования», пути доставки которого, как и продавцов, приходилось начинать искать самому. Было положено обязательство научиться управлять легковым транспортом, а в армии до того я научился управлять лишь тяжёлой техникой, что, в принципе, не составило труда.

Некоторые условия, поставленные мною, если так можно выразиться, были выслушаны, но не все услышаны, и ещё с меньшим их числом согласились. Подчинение одному человеку – одобрено (разумеется, Грише), работа в одиночку – к сожалению, нет (по недоверию), опять мне придавался в усиление Паша, пока с объяснением отсутствия у меня автомобиля, но ещё некоторое время меня это устраивало. Полная автономность от остальных, первоочередное обслуживание на нашем сервисе при появлении у меня соответствующего автомобиля, самостоятельные, ни от кого не зависимые закупки оружия и спецсредств. Свой арсенал, со временем, конечно, и место для его хранения – последнее тоже повесили на меня, как обеспечение себя поддельными документами, что очень меня устраивало и гарантировало конфиденциальность и ограничивало в этой информации даже Гусятинского. Но не всё было просто и сразу.

Особо я предупредил, что не хочу видеть «Усатого» с его парнями, а если увижу кого-то или услышу от супруги, что она видела кого-то из его людей, – застрелю, как собаку, и жалеть не буду. В ответ услышал: «Имеешь право». Откуда мне было знать, что обязанность контроля за моей семьёй взял на себя сам Григорий.

Две недели прошли в ожидании и подготовке к новому поприщу, будь оно неладно. Вопросов было больше, чем ответов. Обещание от «Северного» прикрытия в случае чего, вплоть до вмешательства «конторы» и предоставления коридора для выхода из любой ситуации, а также обещание познакомить с человеком, каким – я так тогда и не понял, возможно, речь шла о том, в ком я узнал «покупателя» ещё моих училищных времён. Почему я так думаю? Оказалось, он знал Гришу и был им недоволен, но к этому мы ещё вернёмся.

Как общаться с людьми, родственниками, что можно, что нельзя – в принципе все понятно, какая-то базовая подготовка имелась, а для начала я решил не делать очень быстрых шагов и все обдумывать десять, а проверять двадцать раз. Эта хорошая привычка периодически спасала меня. Но ничего не было и ничего бы не получилось без терпения, обладание которым можно ставить во главу угла качеств любого человека, занимающегося не только сбором информации, её обработкой и анализом, но и использованием их конечного продукта, в моём случае – устранением найденного человека. Я умею терпеть, и умею ждать! Всегда знаю, что дождусь, пересиля даже обстоятельства, хотя обстоятельства обстоятельствам рознь. Некоторые заставляли либо ускориться, либо отказаться, а бывало, что приходилось идти ва-банк, как при выстреле у «Доллса».

Миром владеет не тот, кто осторожнее, а тот, кто успевает!

Если вы слышали, что везде можно найти, даже среди плохого, хорошее, вы не ослышались, это действительно так. Анализ обстановки и данных вошли скоро в мою привычку – я радовался, когда, обобщив кучу информации, делал правильный вывод, единственный из множества. В поиске был азарт, и такая редкая у нас интеллектуальная работа. Искать было нелегко, сначала добывая огромный массив, а затем, переваривая его, запоминая лица, разные мелочи и подробности, характеризующие всё и вся, адреса, имена и даже голоса с их интонациями. Приходилось вживаться в десятки жизней и пытаться представлять, как эти люди думают, поступают, на чём основываясь принимают решения, просматривать сотни фотографий, тысячи номеров телефонов, огромные кипы распечаток пейджеров и мобильных телефонов, позже уже на цифровых носителях, и подготовленные программы для их анализа, что облегчало работу, но не умаляло азарта. Там же сотни часов прослушанных телефонных разговоров и десятки толстых тетрадок – выписок из них, иногда целые разговоры. А также состояние дел, тем более – настоящих, в семьях людей, через которых я добывал информацию и о которых я знал лучше и подробнее любого постояльца, обладая всеми их секретами, тайнами, изменами и так далее, но всегда держа это только в своей памяти… А ведь мог на шантаже заработать кучу денег. Но это уже поганая лирика.

Всё это мне нравилось, занимало подавляющую часть моего времени вместе со слежкой. Конечно, позднее я нашёл помощников, или, точнее, мне «помогли» их найти. Их профессиональный уровень был более чем высоким в техническом отношении, но, как всегда, мешала хромающая дисциплина алкогольных паров. Что ж, все идеально не бывает.