Алексей Николаевич Гаранов
Реквием страсти
– Это не мое дерьмо, это твое, посмотри на себя! – так говорят люди и верят в это. При этом они «искренне» хотят помочь «оступившемуся». «Мне можно, я же нормальный! А ей или ему нельзя, пусть терпят, – шепчет им эго.
Дмитрий думал, откуда берется эта наглость в окружении порой успешных людей. Политики, бизнесмены, звезды любых масштабов подвержены этому пороку. Не замечать маленьких людей вокруг, нести любезную околесицу, обещать манны небесные – все это только часть тех вещей, которые они используют в своем арсенале.
– Как легко им пройти по головам других, чтобы черпнуть еще немного славы и успеха. Мир точно не для добрых людей, – вспомнил он жестокий афоризм. – Но может эти обманщики были так воспитаны, не дополучив в детстве любви и не научившись сострадать? Неужели и я такой? Но я рос в семье, где отношения ставились на первое место! – задавался он себе вопросами. – А сейчас живу с одной, мечтаю о другой. Обманываю, использую и причиняю боль им обеим. Как я скатился в эту пропасть?
Дмитрий вспомнил слова писателя Долматова, который написал когда то, что каким бы ни был человек, какой религией не увлекался, какой профессии не освоил, каких бы высот не достиг, он должен рано или поздно задать себе самый главный вопрос и ответить на него, – А не дерьмо ли я? И тогда, внутри должна отозваться и ответить совесть, если она еще не задавлена и не утеряна навсегда.
Глава 2
Дмитрий подошел к окну. Он был растерян и праздничное настроение улетучилось. В спальном районе, где он жил, был поздний вечер перед выходными. В этом благополучном районе Майами жителями уже строились планы на выходной отдых. Везде горели окна, в доме его соседа напротив, тоже. Это были окна Джонни. Он жил вместе с подругой Николь и работал психотерапевтом. По-соседски они не раз встречались, играли в баскетбол и делали барбекю на его заднем дворе. Он был добрым парнем, и они часто заходили друг другу в гости.
– Интересно, чем он сейчас занят? – подумал Дмитрий. – Наверняка штудирует труды очередного гуру.
К нему вернулось игривое настроение и захотелось сменить грустную обстановку. – Пойду и навещу его, – сказал он вслух. – Заодно и поговорим на тему двойных стандартов, он ведь психолог, пусть и ответит откуда все это дерьмо берется. В последнее время Дмитрий полюбил говорить с Джоном на философские темы. Он наскоро одел кроссовки, взял с собой полупустую бутылку виски и вышел из дома. Улица была уже безлюдна, машины стояли запаркованными вдоль дорог, везде горело освещение, а кое где даже мерцала иллюминация. Было тепло. Он подошел к дому Джона и нажал на входной звонок. Через минуту дверь открыл высокий бородатый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке. В руках у него был бокал с вином. Бритый загорелый череп и красивое открытое лицо осветляли живые голубые глаза. Джон вначале удивился столь позднему визиту, потом улыбнулся, пожал Дмитрию руку и пригласил его в дом.
В гостиной негромко играла музыка Брамса. Дмитрию нравился Брамс и он полюбил его глубже, когда услышал его музыку у Джонни. Тогда тот и рассказал ему одну историю про великого композитора. Еще давно два великих гения композиторы Шуман и Брамс были друзьями. И оба любили одну женщину, пианистку Клару Вик. Она виртуозно играла на фортепьяно, лучше их обоих. Шуман женился на Кларе, а Брамс тайно завидовал другу. Их соревнование отразилось позже и в их музыке. Шуман писал ее сложной, назло жене так, чтобы ей было трудно ее исполнить. Он даже придумал специальный аппарат, чтобы разработать свои пальцы, и играть не хуже жены, но сорвал себе руку. Брамс же писал ее, напротив легче и нежнее. Но вот парадокс, когда Шуман ушел из жизни, прошла и страсть Брамса к жене друга, их соперничество затихло. Вся музыка Брамса была как нескончаемый калейдоскоп мелодий в духе Моцарта, щедрого мелодиями гения.
Джонни пригласил Дмитрия присесть к горящему камину. Как приятно было ему смотреть на огонь и слушать треск дров под музыку.
– Извини, что пришел без предупреждения, – сказал Дмитрий. – Я увидел свет в твоих окнах, а у меня сегодня день рождения. Хотелось побыть одному, но долго я не выдержал. Мои уехали в Англию, у тебя горел свет, так что я решил навестить тебя, если ты, конечно, не против, – добавил он.
– Все отлично, я и сам заскучал тут один. Николь сегодня на ночном дежурстве. Давай выпьем за тебя! – ответил Джон и принес два стакана, лед и бутылку содовой. Дмитрий налил виски, они чокнулись и выпили. Джон молчал и смотрел на Дмитрия, ожидая. Есть такой прием у психотерапевтов, ждать, что у пациента выйдет наружу, что его больше всего беспокоит. Происходит это чаще как раз в такие затянувшиеся паузы, когда на поверхность и выходит наболевшая проблема, развивая которую можно докопаться до самой занозы в душе.
Итак, Джон ждал, а Дмитрий все не знал, с чего начать разговор. Наконец, после дежурных вопросов о погоде и здоровье близких, он посвятил Джона в хитросплетение своих умозаключений, о двойственной сути души.
– Ты же психолог, расскажи мне, почему мир так несправедлив, – начал он. – Мы все желаем многого и сразу. Лишь единицы терпят и довольствуются малым. И у многих ничего не получается, и они становятся неудачниками. Остальные же лезут на Олимп по головам остальных. Почему мы предаем семью, отношения и друзей ради карьеры, денег и славы. И в то же время есть книжные герои, которые жертвуют всем этим ради других. Они что – вымыслы? Скажу честно, я таких не встречал! – так начал он свою речь.
Джон выслушал его и повернулся к огню. Казалось, что слова Дмитрия отозвались эхом в его сознании, но он не торопился с ответом, подбирая правильные слова. Он допил свой виски и налил себе воды.
– Видишь ли Дмитрий, – сказал он после паузы. – Все дело в том, что ты ставишь во главу угла. Если ты хочешь быть полезен другим, то в этом и есть твой смысл. А если ты хочешь лелеять свое эго удовольствием и славой, то это совсем другое дело. В этом и заключается компенсация внутреннего конфликта, – он сделал глоток воды и продолжил, – мы с детства хотим удовольствий и власти, но родители и общество насаждают нам свою волю, которой приходится подчиняться. Это воля к добру, терпению и умеренности в желаниях. По-другому – совесть или суперэго. Так видел наш психический аппарат еще дедушка Фрейд. Именно суперэго и проявляется, когда нас заносит в сторону бессознательного эгоизма. Если совесть есть, то будет и чувство вины. Вины настоящей, не придуманной. За нее нам и тяжко, и стыдно. Но если стыд подавлен, если он так воспитан, то человек идет уже одной дорожкой, не замечая всех вокруг, кроме тех, кто ему выгоден, – Джон взял кочергу и поправил дрова в камине. – Это как сущность, – добавил он, – ты уже плохой или хороший в самом своем фундаменте. А дальше, за сущностью следуют уже твои потребности, желания, чувства и поведение. Часто хорошие с виду парни не замечают, что уже давно идут путем зла и наоборот. Главное разглядеть их суть. Все это касается конечно тех людей, кто осознает себя и идет к своей цели не случайно. Психические заболевания как у Гитлера мы тут не рассматриваем, – закончил он.
– Хорошо, но если все так просто, то почему многие успешные люди, не замечая других в своей гонке, счастливы! – возразил Дмитрий. – Почему так упорно они рекламируют себя и проповедуют свои успехи! Неужели ты думаешь, что у них отсутствует совесть? Многие из них занимаются благотворительностью и заботятся о людях!
– Вот именно, – возразил ему Джон. – С виду они счастливы, а где-то глубоко внутри себя у них все как в тумане. И они вынуждены каждый раз подкреплять свою уверенность в себе эгоистическими потугами, чтобы совесть и не просыпалась. Уговаривать себя, что так и надо, так было всегда, со времен Рима, что так надежнее. И только с годами, некоторые сомневающиеся, как ты, например, трезвеют и туман эгоизма рассеивается, открывая для них горизонты эмпатии и другого смысла жизни. Тогда они становятся филантропами и пацифистами, некоторых увлекает философия буддизма или христианство в его милосердии, – продолжал Джонни. Огонь играл на его лице бликами пламени, как будто хотел этим подтвердить всю сложность палитры человеческих чувств. – Ты слышал таких психологов гуманистов как Бьютженталь или Ялом? – спросил он, – их труды печатаются как художественная литература. «Наука быть живым», «Когда Ницше плакал», «Шопенгауэр как лекарство»-эти книги давно стали бестселлерами.
– Слышал, но не читал, – ответил Дмитрий.
– Так вот, большая часть людей находится в состоянии не четкого, а размытого состояния «Я». Они даже не понимают своей сущности. Я бы назвал это смещением «Я», как будто у человека нет опоры на себя, и он не осознает, какой он в данный момент времени, хороший или плохой, жертва или обидчик. В таком состоянии легко можно свои ошибки и недостатки перенести на другого, а самому остаться с «чистой» совестью. Стыд отторгает и не дает им принять себя плохого. И только иногда к ним приходит этакое глубинное озарение, что что-то не так, что зря обидел кого то, и они начинают чувствовать. Чувствовать себя и другого. Но их сознание, защищаясь от непривычного, быстро подавляет эту слабость через обесценивание и критику этих порывов. И вот, снова перед нами ужасный тиран, лицемер и садист с безупречным лицом, – Джон наконец замолчал.
Он чувствовал, что Дмитрий не зря пришел к нему и у него на душе есть другая проблема и не хотел превращать их разговор в лекцию. На самом деле, он как раз писал статью на тему добра и зла. Его как никогда увлекла идея связи простого и сложного в проекции этих понятий. Почему добрые дела всегда ведут к росту, осложнению, очеловечиванию, в то время как зло все упрощает, уничтожает, превращает в жестокость. Почти всегда умная интеллигенция противостояла власти, как знания противостояли грубой силе. И что есть часто власть, как не подавление развития человечества. Здесь и кроются двойные стандарты, когда за словесными обещаниями демократического равенства и братства стоят скрытые амбиции и аппетиты отдельных личностей и структур. И что есть зло и добро в абсолютном смысле? Может холодный мрачный космос и есть состояние покоя, а свет и сама жизнь – это хаос и суета?
Пока он задумался над этим, Дмитрий уже рассказывал ему об Анне и это оживило Джона. Дмитрий коротко поведал о своем романе, о том, как он продолжает мучиться в сложившемся треугольнике и не может найти из него выхода, не причинив боль другому и самому себе. В конце концов он признался, что и сам грешит всем тем, о чем они только что беседовали.
Джон взял паузу. Он прошел на кухню, очистил и нарезал яблоко. Выключил музыку и сел рядом с Дмитрием. Стало непривычно в тишине. Он положил руку на его плечо и сказал, – Не ругай себя, мы все не идеальны. И я порой чувствую себя дерьмом, особенно когда остаюсь один. Быть с самим собой в гармонии позволено не каждому. Мы все бежим порой куда угодно, потому что нам с самим собой неинтересно и страшно. Мне тоже жаль упущенное время и чувства других людей. Но судить себя, если это можно так назвать, надо позитивно. Все мы разные, и все с недостатками. Признать критику в свой адрес, значит признать, что мы и есть не совершенные. А раз мы не совершенные, то мы можем простить себя и исправиться, не отыгрывая эту боль на других. Желание быть белым и пушистым любой ценой и является самым глубоким заблуждением. И вообще, что есть мир людей? – задал он вопрос, выждал паузу и сам продолжил. – Да, мы вправе желать, мы вправе выбирать. Но делать это стоит, соблюдая правила игры в человека. Часто твоя свобода пересекается со свободой твоего партнера, значит свобода относительна. Но она и необходима, как сказал Эйнштейн. Не стоит выбирать то занятие и того человека, где и с кем тебе будет неинтересно. Это приведет к разрыву и обидам за неудовлетворенные потребности. По жизни стоит двигаться экологично, не нанося вред ни себе, ни другим, а это вдвойне сложнее. Ведь чтобы стать радостнее, достаточно сделать приятное другому. Альтруизм, как и юмор – наши самые первоклассные помощники в этом. Как писал философ абсурдист Камю, если уж нет смысла в жизни, то стоит прожить ее с человеческим лицом, а не со звериным -закончил он свою мысль.
– Так-то оно так, но, если я буду думать на работе о других, мне будет тяжелее сделать карьеру, а со временем и уволят! – возразил ему Дмитрий. – Кто тогда накормит моих детей, кто устроит их к хорошему тренеру, кто продвинет их в хороший университет? Что-то я здесь не пойму. Если мы не будем работать локтями, успеху не бывать, как не бывать и достатку. А чужие огорчения и есть обратная сторона нашей радости. Это, как и в политике и мировом господстве, как США и Россия. Уж пусть лучше Россия или Иран будут осью зла, чем мы, разве не так думают американцы? – Дмитрий весь раскраснелся от волнения и готов был продолжать спорить, но Джонни остановил его движением руки.
– Подожди, несомненно, в чем-то ты прав, – попытался он успокоить его. – В этом и есть потайной смысл. Важно чтобы ты сам осознавал и горесть поражений, и радость побед. Только тогда ты сможешь чувствовать себя, как и другого человека. Его боль или его триумф. Оставаясь соучастным, ты не будешь идти напролом и злорадствовать чужим неудачам. Везде нужна осознанная умеренность. Об этом писал еще Сенека и Эпикур. Это исполнял справедливый Соломон и Марк Аврелий. И в то же время мы знаем, чем закончились судьбы тиранов как Гитлер, Наполеон или Цезарь. Они не ведали границ насыщения. Гении, они не смогли вовремя остановиться, разжигая внутри себя пожар мании величия. Только по-настоящему мудрая и развитая нация может быть хорошим соседом другому народу. И в то же время, глупые люди, не осознающие себя, легко поддаются на их провокации. Пойдем, лучше я покажу тебе кое-что, – Джон встал и пригласил Дмитрия пройти на второй этаж.
Поднявшись по лестнице мимо полок с книгами, в маленькой комнате, Дмитрий увидел «уголок славы» Джона. На подставках стояли кубки и сувениры, висели медали и футболки, фотографии и многочисленные грамоты. Глаза Дмитрия округлились, и он удивленно посмотрел на него.
– Так ты играл в хоккей? – спросил он его.
– Давно, еще в колледже, – ответил скромно Джон. – Я был лучшим нападающим, пока не сломал бедро. Кость плохо срослась, травма не дала мне продолжить играть на том же уровне, и я бросил спорт. Но сейчас я об этом не жалею, ведь я не стал бы заниматься своим настоящим любимым делом. Иногда я прихожу сюда и вспоминаю обо всем этом. И мне порой не верится, что это был я. Но потом я беру себя в руки и продолжаю жить в новом амплуа. Цена ошибки всегда высока, пока ты ее не пережил и не отпустил. Также и с некоторыми людьми. Кого-то стоит простить, но очень многих стоит забыть и идти дальше. Чем лучше горят сзади мосты, тем лучше видна дорога впереди, не правда ли? – спросил он с улыбкой.
Они постояли немного, Дмитрий был поражен. Джонни вышел, а он все рассматривал трофеи и фотографии давних лет. Вот Фил Эспозито жмет молодому Джону руку. А вот и сам Гретски обнимает его и вручает кубок. – Грандиозно, -подумал он. – А казался такой тихоней!
Он спустился вниз и сел к камину рядом с Джоном. Оба молчали, им было о чем подумать. Тишину нарушил Дмитрий.
– Ты знаешь, я ведь тоже хотел играть в хоккей в России. Но вышло так, что я пошел в десантные войска. Штурмовая Львовская бригада, два года службы в России. У нас ведь там была обязательная служба в армии, несмотря на учебу. Тридцать прыжков с гранатометом за спиной, были и травмы. Один раз ночью приземлился на забор с колючей проволокой, чудом миновал линию высоковольтных передач, пришлось месяц провести в госпитале. Нелегко там было, особенно в учебном корпусе. Русских было мало, а другие национальности бывшего СССР часто конфликтовали друг с другом. Особенно лютовали кавказцы. У них там своя родня и они, как и чернокожие здесь, не признают никого своими. А после тренировочных прыжков шея до сих пор дает о себе знать, теперь предстоит операция на шейном позвонке, – рассказал Дмитрий и вспомнил свою первую ночную тревогу, бег по рампе из десантного самолета при звуке аварийной сирены. Как уже в воздухе, считал положенные по инструкции «пятьсот один», «пятьсот два» и «пятьсот три», после чего, выдергивал кувыркаясь «рыжую» аварийную чеку запасного парашюта. Как резко взмывал в воздух основной парашют и его подбрасывало ввысь как будто тебя хватали под плечи руки великана. Джон налил еще виски в бокалы.
– Знаешь, – сказал он. – Думаю нам не стоит сидеть взаперти в этот день. Мысли надо развеять. Хоть время и позднее, но мы могли бы проветриться и сходить куда-нибудь. Николь вернется только завтра, в госпитале много работы, давай устроим тебе небольшой праздник. Скажи, где бы ты хотел побывать? Если захочешь, я поеду с тобой, – предложил Джон. Он немного захмелел, но выглядел еще вполне трезво.
– Даже не знаю, – задумался Дмитрий, внезапно его осенило. – Если честно, то мне хотелось бы давно побывать на Кубе, – мечтательно сказал он. – Сейчас туда так просто не попасть. Если только лететь через Мексику, с пересадкой. Говорят, Гавана прекрасна в любое время.
Джон задумался, потом встал, взял планшет и стал смотреть расписания полетов.
– Знаешь, ты не прав, в 2016 году произошли кардинальные изменения в политике двух стран, и они пошли на сближение курсов. Гавана простила штатам свою изоляцию в обмен на обещание инвестиций. Рауль Кастро, брат бессмертного Фиделя, на встрече с Обамой наладил прямые транспортные отношения с США спустя долгие пятьдесят с лишним лет, – рассказывал он.
– Смотри, сегодня есть вылет на 2 часа ночи, прямо из Майами, – сообщил он. -Мы можем успеть, если выедем в аэропорт немедленно. Туда-обратно всего за 500 долларов. Летим? – он вопросительно смотрел на Дмитрия.
– Прямо сейчас? – воскликнул удивленный Дмитрий. – Я только заберу свой паспорт и деньги, сегодня пятница и я свободен до понедельника. Вызывай такси, если это все не шутка. Я буду через 10 минут у тебя, – он был уже в дверях и не мог поверить, что это не розыгрыш Джона.
– Конечно это не шутка, я тоже давно хотел побывать в Гаване. Давай только быстрее, надо еще купить билеты, – весело откликнулся Джон. Он тоже поспешил собирать вещи. – И не бери ничего теплого, там жарче чем у нас! – крикнул он вдогонку Дмитрию, который уже пулей вылетел на улицу.
Через минуту Дмитрий метался по комнатам собирая вещи в дорожную сумку. Он закрыл дом, поставил сигнализацию и быстрым шагом направился обратно. Возле дома Джона уже ждало такси, а он сидел в машине. Дмитрий прыгнул на заднее сидение рядом с улыбающимся другом и такси сразу же понеслось в сторону аэропорта. По дороге ребята развеселились от возбуждения, допили прямо из бутылки все оставшееся виски, взятое Джоном с собой, и обсуждали свой будущий план.
Глава 3
В аэропорту проблем не возникло. Они легко купили билеты, обратный вылет взяли на воскресение на 8 вечера, так что у них были почти два дня на осмотр Гаваны. В самолете решили немного вздремнуть, чтобы не клевать носом на Кубе. Пассажиров было немного и им удалось удобно расположиться на свободных местах лежа. Все разговоры решили оставить на утро.
В Гавану прилетели, когда там был уже рассвет. При выходе из самолета они почувствовали легкий зной и наступающую жару.
– Ничего, у моря будет прохладнее, – подбодрился Джон и ребята спустились по трапу. Внизу их ждал удивительный старинный автобус.
– Забыл тебе рассказать, – сказал Дмитрий. – Гавана-одно из самых поразительных мест в мире. Об этом мне рассказывали еще друзья в Москве. Здесь сохранились машины времен мафиози и гангстеров 50-ых. Также здесь полно старых машин российского производства. Все это было привезено сюда, когда Куба была русской военной базой. Народ здесь бедный, но гордый. Они до сих пор не могут простить, что Россия бросила их в конце прошлого века, ведь Куба получала неплохие деньги от России, говорят до 5 млрд долларов в год. Взамен она давала сахар, ром и лекарства, но этого было так немного. Россия, конечно, списала Кубе долг, но страну сразу резко бросило в нищету. Пройдет может несколько лет и все изменится здесь, как произошло во Вьетнаме, куда уже пришли западные инвестиции. Поэтому я так и торопился посмотреть на этот невообразимый колорит. Тебе тут точно понравится, как нравилось когда-то и писателю Хэмингуэю, – похлопал он друга по плечу.
Кубинцы тем временем с подозрением проверяли их багаж и документы. То, что они прибыли из недавно еще враждебной страны, не могло не сказаться на лицах «борцов за свободу». Куба все еще жила принципами социализма, а их лидер Фидель был еще жив. Он хоть и отошел от управления государством, но иногда появлялся на публике и продолжал в душе свое дело. Увидев в американском паспорте Дмитрия российские отметки, его спросили, что он делал в Москве. И как только Дмитрий сказал, что он родился и жил раньше в России, атмосфера наконец разрядилась. Их с улыбками пропустили, говоря по-русски слова «товарищ» и «друг». Это тронуло душу Дмитрия. Джон удивленно молчал и улыбался.
Пройдя таможню, они взяли такси и поехали в старый город. Остановиться решили в отеле «Капри», построенным еще в далеком 1957 году. Дмитрий читал, что с момента открытия, отель сразу стал местом сбора Нью-Йоркских гангстеров во главе с самим Лански и Лучиано Счастливчиком. В Гаване отмывали деньги в казино не только гангстеры, многие клиенты отеля держали в банках Кубы свои миллионы, а его неповторимое кабаре «Карлайл» было лучшим в столице Карибов. «Капри» упоминался и в фильме «Крестный отец» Марио Пьюзо. Поговаривали, что именно здесь, на сходке мафиози, было решено перенести игорный бизнес в Лас Вегас. И правда, через пару лет, со сменой режима, на Кубе гангстеров не стало. Сейчас же, после реставрации в 2012 году, этот отель встречал их своим великолепием и гламуром.
