Алексей Макаров
Когда на плите не кипит молоко

Курку придается дрожание

Курку придается дрожание,
И тут же пуля в полет.
Цели в прицелы заранее
Снайпер в кружок соберет.

И пролистают записи
Важных блокнотов «судьи»,
Телу добавят градусов,
Но холод приклада остудит.

Чертят по крови лицами
Сборщики жертв в перекрестиях,
И застывают птицами
Сводки в последних известиях.

Деньги по кругу вращаются,
Выстрел – и новый «заказ».
Совесть в карман умещается.
Душу бы кто-нибудь спас…

Метель ретуширует брови.
Губы кривят сигарету.
Может быть, хватит крови,
Сухих некрологов в газетах?

С войны

Свечи трещали под ликами светлыми в зале.
Кто-то уснул, ну а кто-то вертелся, не смог.
Поезд пыхтел самоваром на старом вокзале.
Тамбур вагона окутал «Элэма» прозрачный дымок.

Парень присел покурить на большом чемодане.
Молча вздыхал: «Опоздал, а они давно ждут…
Сбой в расписании, впрочем, и в жизненном плане.
Не на метро – на такси завершу свой маршрут».

Что он обычно писал о себе в телеграммах?
(«Все как всегда: безмятежно, почти хорошо…»)
Это не так, и, конечно же, милая мама
Не представляет, какими он тропами шел…

Нужен кому-нибудь он в этом суетном мире?
«Нужен? Да брось! Ты теперь – молодой инвалид.
Тихо надомничать будешь в хрущевской квартире.
Лучше бы пулей шальной был в «зеленке» убит?»

Утром звонок на две трели: протяжно и строго,
Женщина, охнув, в прихожую – дверь открывать.
Сын к ней вернулся! Застыл, словно тень, на пороге —
Только одною рукой теперь сможет обнять.

Бочка дегтя, ложка меда

Бочка дегтя, ложка меда.
Раздробил доспех клевец.
Ловок в сече воевода,
Но быстрее был юнец.

Он ножом не перочинным
Шел чужую рать кромсать,
Что ему меч с два аршина,
Если дом в беде и мать?

Тело грузное осело
В подорожник смятый,
Отходную спело,
Превратилось в вату.

После паренька другие
Поделили рать на мать,
Не стальные, молодые —
Ох, как страшно умирать…

Бочка дегтя, ложка меда,
В черном поле во́роны —
Растащили во́рогов
На четыре стороны.

Кровью крещенная Русь

Кровью крещенная Русь —
Языческой веры закат.
Всякий, сказавший: «Не окунусь…» —
Был перебит, не распят.

Пылала земля – за верстою верста.
От горя ослеп Перун.
Звон колокольный во имя Христа
Глушил плач ведических рун.

И кто-то жег свечи у алтаря,
А кто-то Ярилу ждал.
Павшего в битве богатыря
Не в Вирый – в рай бог новый звал.

И Ящур, увидев ад,
Щурился: «Сколько огня…
Каждый теперь конокрад
Проследует мимо меня?»

В схватке последней волхвы
У идолов насмерть стояли.
Сорвавшись с тугой тетивы,
Их стрелы, как птицы, клевали…

Зачем дразнить шальную пулю?

Зачем дразнить шальную пулю,
«Качая маятник» в бою?
Судьбу испытывать лихую,
Когда тузов не раздают.

Рубаху рвать на новом сердце,
В огне ответов не найдя?
И добавлять все больше «перца»
Туда, где «многое нельзя».

Умыться чистым лунным светом,
Забыв о солнце на года?
И петь под дулом пистолета,
Хоть и не пелось никогда.

Навесить мост меж берегами
Давно уж высохшей реки?
И пробежаться сапогами
По пальцам страждущей руки…

Найти финал в волне прибоя,
Разрезав телом моря гладь?
Чтоб встретить лихо, крепко стоя,
Ну а потом его прогнать.

И парус ветром наполняя,
Курс прямо к дому проложить,
Где ждут, дни длинные считая,
Чтобы любой ценой доплыть.

Часть 5. Внутри себя

По воздушным ступеням

По воздушным ступеням
Ноги словно летят.
Киселем льются тени,
Барабанит парад.

Попадается гравий,
Обжигающий пятки,
Перекрестки расплавят
В пузырьки шоколадки.

В коматозном режиме
Посмотрю на будильник,
Под кровать положили
Для вибрации сильной…

Сон очнется от яви,
Постучится в висок.
Не читает морали —
Не плюю в потолок…

И опять в андеграунд,
Под потеющий пресс.
Загудит метро-саунд:
«Диджействует» рельс.

И опять расчехляю
Карабин для творений.
В полумрак прогоню
Воплощение лени.

Замечаю находки,
Грею «кавой» ладони,
Мимо моря, но в лодке,
Мимо зла – посторонний.

Берега, переправы,
Туман, кочки – болото.
Не дождетесь расправы —
Роет яму мне кто-то…

Обойду тонкой нитью
Ловушки чудил,
Мне не быть волчьей сытью,
Хоть не всем угодил.

Но мой козырь – зовущий
Огонь негасимый.
Нежный, любящий, ждущий,
Дарящий мне силы.