Алексей Кузнецов
Храм Фемиды. Знаменитые судебные процессы прошлого
5. Сценарий, написанный жизнью
Суд о признании Арно дю Тиля мошенником, выдающим себя за Мартена Герра, Франция, 1560 г.
«Кино!» – с усмешкой говорим мы, сталкиваясь с недостоверным, чрезмерно «закрученным» сюжетом. Однако иной раз реальность выдаёт такие «коленца», что сценаристам приходится со вздохом забывать о выдумке и записывать с натуры, как в деле Мартена Герра… Итак, «Франция, XVI век…»
Экспозиция
Сельскохозяйственные условия Страны Басков далеки от идеала. Местные жители пасут скот, выращивают просо, ремесленничают (здешняя керамика славится далеко за пределами Басконии), но нередко отправляются искать лучшей доли. Вот и Санкси Дагерр в 1527 г. покинул родной дом на побережье Бискайского залива и отправился с младшим братом Пьером, женой и трёхлетним сыном Мартеном в Южную Францию. В Лангедоке он поселился в деревне Артига́ в 60 км к югу от Тулузы, сократил свою фамилию до Герра и принялся хозяйствовать.
В те времена в крестьянских семьях женились рано. Для состоятельных семей главный смысл этого таинства – объединение капиталов, поэтому по прошествии десяти лет юному Мартену подбирают невесту из другого зажиточного семейства, Бертранду де Рольс (приставки «де» и «дю» пока ещё не имеют никакого отношения к дворянству, просто «оттуда-то», «из такой-то местности»). За невестой дали сносный по деревенским меркам капиталец в 100 с лишним ливров, виноградник, домашнюю утварь, бельё и сундук – вполне достойно. Новоиспечённая мадам Герр ещё моложе своего 14‑летнего мужа (позже в судебной жалобе она заявит, что вышла замуж «будучи девочкой девяти-десяти лет»); в этом ли, в чём ли ином кроется причина, но полноценной семейной жизни у супругов не получается: в течение 8 лет брак остаётся бездетным. Герры усердно молятся о ниспослании потомства, ходят по знахаркам, и наконец в 1547 г. рождается долгожданный сын, которого назвали в честь деда. Жить бы да жить, добра наживать…
Завязка
Несколько месяцев спустя в ходе невесть отчего возникшей ссоры Санкси-старший обвинил сына в краже мешка зерна. Не дожидаясь, пока «ложечки найдутся, но осадочек останется», Мартен исчез. Совсем. С концами.
«В отсутствие супруга жена не может вновь выйти замуж, если у неё нет доказательств его смерти… даже если муж отсутствует 20 лет и более… Смерть же должна быть подтверждена письменными показаниями свидетелей или исчерпывающими и убедительными основаниями для предположений».
Решение Тулузского парламента (суда) от 1557 г.
Проходят годы. Бертранда живёт в доме свёкра. Развестись с мужем она не может, единственный вариант – признать его умершим, а для этого должны появиться веские основания полагать, что его больше нет в живых. Умирает старый Санкси, перед смертью простивший старшего сына и оставивший ему долю в наследстве. Его младший брат Пьер, дядя Мартена, женится на матери Бертранды, капиталы Герров и де Рольсов окончательно объединяются. Овцы плодятся, зреет виноград, работает семейная керамическая мастерская, растут дети – жизнь неспешно течёт своим чередом. И тут из расположенной неподалёку деревни Пеле приходит сногсшибательное известие: один мужчина, плача, рассказал трактирщику, что он – Мартен Герр и что он очень соскучился по своей семье, но не решается переступить порог родного дома…
Развитие действия
Первыми в Пеле бросаются сёстры Мартена – и радостно узнаю́т брата; затем – Бертранда, которая застывает в остолбенении и приходит в себя только после того, как показавшийся ей сначала чужим человек шепчет ей на ухо подробности, которые не может знать посторонний. Она обнимает мужа и клянётся, что не сразу признала его из-за бороды. Дольше всех колеблется Пьер, но племянник напоминает дяде некоторые детали их хозяйственных взаимоотношений, и глава рода простирает к нему объятия. Деревня Артига празднует: не каждый день случается Чудо Господне!
Правда, разговоры «он – не он» на деревенских улицах будут звучать ещё долго, но объект повышенного внимания ведёт себя безупречно, постоянно при встречах с односельчанами заводя разговор о прежних деньках и припоминая красноречивые детали. А главное – его жена светится от счастья. «Уж она-то знает, – судачат местные кумушки. – Уж жена-то мужа ни с кем не спутает!» Да-да, подтверждает Бертранда, мой Мартен отсутствовал так долго, потому что был на войне, он сражался далеко на севере, а потом выздоравливал от ран в Испании. Теперь у нас всё хорошо! Настолько хорошо, что одна за другой рождаются две девочки; одну, правда, прибрал Господь, но другая, названная Бернардой, растёт живой и смышлёной и радует родителей…
Вернувшийся домой Мартен с большой энергией берётся за дела и демонстрирует смекалку, ранее у него не замеченную; так понятно, на войне всему быстро учатся! Он сдаёт земли в аренду, успешно торгует, тщательно ведёт расходные книги. Рано или поздно у него должны были возникнуть вопросы к дяде, распоряжавшемуся во время его отсутствия всем имуществом. Они и возникли.
Кульминация (начало)
По всем расчётам выходило, что между тем, что получал от эксплуатации принадлежащей Мартену и его жене собственности дядя-опекун, и тем, что он выдавал на прожитьё Бертранде, имелась существенная разница. Мартен мягко и льстиво, но настойчиво просил Пьера произвести расчёт и «закрыть вопрос». Пьер каждый раз находил причины этого не делать, и в конце концов племянник предъявил в суд иск.
Вопреки нашим представлениям о серости крестьян раннего Нового времени, на самом деле их правовая грамотность (по крайней мере, в практических вопросах) была довольно высока, нотариус имелся в каждом уважающем себя городке и даже крупном селении, и составление брачных контрактов, ку́пчих, подробных завещаний и договоров аренды было обычным делом. Демарш Мартена активизировал мыслительные способности Пьера, и тот предпринял контрвыпад – заявил о том, что имеет дело с мошенником, выдающим себя за его племянника.
Флешбэк[1]
Увы, так оно и было.
Арно дю Тиль родился в деревне Сажа́, примерно в дне конного пути к северо-западу от Артига. В наше время он с большой долей вероятности стал бы известным актёром: талант перевоплощения, мгновенная реакция и колоссальная память обеспечили бы ему сценическую и экранную славу. А вот в лангедокской деревне XVI в. этим можно было заработать разве что стаканчик-другой вина от благодарных за потеху односельчан; разумеется, если жить честно. А вот если нет… Буян и картёжник, пьяница и мистификатор, дю Тиль по прозвищу Пансет («брюхо») рано приобрел на ярмарках и в тавернах дурную славу. Как-то, бродя по дорогам в поисках, чем бы поживиться, он был остановлен двумя мужчинами, принявшими его за Мартена Герра. Порасспросив новых знакомых о событиях в Артига, Арно крепко задумался.
Повествование о деле Мартена Герра (публикация 1565 года)
Несмотря на кажущуюся легкомысленность, он был сторонником не импровизации, но тщательной подготовки. Более двух лет ушло у него на сбор информации; и только вооружённый знаниями о привычках и прошлом не только самого Герра, но и его родственников и односельчан, он решился на премьеру.
Вопрос с мотивами Бертранды остаётся открытым. Кумушки из Артига правы: вряд ли она могла добросовестно обманываться. Что же побудило её признать в самозванце мужа?
Замечания на полях главной женской роли
Первое и очевидное: признав «Мартена», Бертранда обретала в деревне достаточно высокий статус, переставая быть «соломенной вдовой» на птичьих правах в доме дяди мужа (он же по совместительству её отчим); у неё появлялась жизненная опора, у маленького Санкси – отец. Однако наша героиня неглупа и богобоязненна, она не могла не понимать, что становится соучастницей мошенничества, прелюбодейкой и клятвопреступницей, то есть губит свою бессмертную душу так бесповоротно, что вряд ли отмолишь.
Надо полагать, что в личном Божьем мире Бертранды Герр Господь и заступница Пресвятая Дева много прощали за искреннюю любовь; разве не её Он проповедовал, разве не ею Она руководствовалась? Будем исходить из того, что Бертранда горячо и чистосердечно полюбила Арно – тому есть множество свидетельств; возможно, даже сочла его Даром Небес. И он, циник, шалопай и мошенник, похоже, тоже полюбил свою «жену» с неменьшей силой. Так бывает.
Кульминация (окончание)
Пьер Герр подготовился основательно. Его аргументы выглядели так: во‑первых, «племянник» умудрился позабыть баскский язык; во‑вторых, у местного сапожника сохранилась обувная колодка Мартена – у «пришельца» стопа была чуть меньшего размера; наконец, проходивший через деревню старый солдат как-то божился, что встречал реального Мартена Герра на войне, и тот потерял там ногу. Каким-то образом истцу удалось уговорить Бертранду поддержать его претензии (весьма вероятно, что она надеялась на провал иска в суде, что укрепило бы их с «Мартеном» позиции). К барьеру!
Низшая инстанция – общинный суд – рассматривать иск отказался, ссылаясь на недостаточную компетентность. Дело перешло к окружному королевскому судье в городе Рьё, который проделал титаническую работу, опросив десятки свидетелей и послав уйму запросов (в том числе в недружественную Испанию). Столкнувшись с неустранимыми противоречиями, он счёл ответчика мошенником, но, по-видимому, совершенно сознательно: оставил несколько процедурных «дырок» для кассационной жалобы, каковая и ушла в Тулузский парламент для принятия окончательного решения.
Парламент Тулузы (фр. Parlement de Toulouse) – один из высших судов Франции в XV–XVIII вв. Он был создан по образцу парламента Парижа в качестве апелляционного суда по гражданским, уголовным и церковным делам для региона Лангедок. Это был первый судебный орган такого рода на юге Франции, и он приобрёл большое значение как из-за своей удалённости от Парижа, так и из-за различий между правовой системой южной Франции, основанной на римском праве, и северной Франции.
Второй по значению (после парижского парламента) судебный орган в стране также подошёл к делу со всей ответственностью. Судьи заслушали полторы сотни (!) свидетелей, которые разделились на три примерно равные группы: «точно Мартен», «точно не Мартен» и «Бог его знает». Сам обвиняемый держался великолепно, давая всему рациональные объяснения (баскский забыл из-за контузии, колодка изготовлена некачественно и сапоги мне были велики, солдат наврал спьяну и т. д.) и на всех очных ставках выглядел уверенно и достойно. Даже появление в зале односельчан Арно дю Тиля, которые божились, что перед ними прекрасно им известный пустобрёх, пьяница и бабник, произвело обратное впечатление. «Наш не такой!» – заявили жители Артига. Бертранда, вроде бы державшаяся стороны обвинения, ничем последнему не помогла: она упоминала только те эпизоды, в которых её «муж» прекрасно ориентировался. Суд готовился вынести оправдательный приговор, когда в его двери вошёл человек на деревянной ноге.
Развязка
Мартена Герра, искалеченного ветерана войны, признали и сёстры, и жена. Немудрено, ведь он и был настоящим сыном баскского крестьянина Санкси Дагерра.
Уйдя из дому в 1548 г., он отправился в испанский Бургос, где стал лакеем кардинала де Мендоса. Через какое-то время его преосвященство уступил слугу своему брату, командовавшему войсками, направленными против мятежных Нидерландов. Он был ранен в ногу в страшном сражении при Сен-Кантене в северной Франции в августе 1557 г. и в полном соответствии с уровнем тогдашней медицины и условиями в армейских госпиталях должен был бы отдать богу душу, но… как известно, медицина нередко оказывается бессильна, когда пациент очень хочет жить. По возвращении инвалида в Испанию его покровитель-кардинал выхлопотал ему необременительную должность при одной из обителей ордена св. Иоанна Иерусалимского. То ли заскучав от однообразия монастыря, то ли услышав каким-то образом о процессе в Рьё, он вернулся и, обуреваемый жаждой мести, поковылял восстанавливать Справедливость, как он её понимал.
Когда в соответствии с приговором суда Арно дю Тиль перед казнью каялся перед жителями Артига, вся деревня рыдала. Суд мудро отказался обвинять Бертранду в злоумышлении и признал девочку Бернарду законнорождённой наследницей своего настоящего отца. Мартен Герр жену не простил. Титры. Конец фильма.
А фильм снимут, даже два. Историю невероятной любви воплотят на экране две пары незаурядных актёров: Жерар Депардьё и Натали Бай в «Возвращении Мартена Герра» и Ричард Гир и Джоди Фостер в «Соммерсби». И странное дело: что в кино, что при чтении документов XVI в. гораздо больше сочувствуешь жулику и проходимцу дю Тилю, чем суровому католику Герру. Не потому ли, что история отношений первого с Бертрандой гораздо больше похожа на то, что мы называем «любовью» и «семьёй», чем то, что сумел буквально вымучить из себя и других человек на деревянной ноге?
6. Дело о теле
Судное дело о гибели царевича Дмитрия и попытке мятежа его родственников по материнской линии, Русское царство, 1591 г.
В полдень 15 мая 1591 г. над Угличем поплыл густой набат. Звонили на колокольне Спасской церкви. Позже колоколу припомнят его участие в событиях и на 300 лет сошлют в Сибирь. Немуд-рено: дело было страшное, государственное…
Родовое проклятие
Потомкам «мужеска полу» грозного царя Ивана Васильевича на свете не жилось. Первый, Дмитрий, погиб во младенчестве в результате несчастного случая. Второй, Иван, уже взрослым то ли умер от болезни, то ли был убит отцом во время ссоры. Третий, Фёдор, страдал от многочисленных недугов и с юных лет думал преимущественно о спасении души, что также долгой жизни не обещало. Правда, самый младший, от последней, не признаваемой (впрочем, шёпотом, почти молча) церковью жены Марии Нагой, тоже Дмитрий, был шустрым и смышлёным; одна беда – подвержен был припадкам «чёрной немочи», «падучей болезни», сиречь эпилепсии.
После смерти отца Дмитрию Ивановичу был дан в удел волжский городок Углич. Формально уделы пользовались широкой автономией, но на практике Иван IV эту систему окончательно «добил»; вот и теперь семья Нагих (помимо царицы и её сына в почётную ссылку отправились её братья и дядя) правила номинально, но реальное управление и финансы сосредоточились в руках московского «назначенца», дьяка Михаила Битяговского.
«Следствие было произведено недобросовестно. Не ясно ли видно, что спешили собрать побольше свидетельств о том, что царевич зарезался сам в припадке падучей болезни, не обращая внимания на противоречия и на укрытие главных обстоятельств».
Соловьев С. М. История России с древнейших времён
Мальчик рос… собственно, каким рос мальчик, мы не знаем. Сохранилось одно свидетельство, принадлежащее английскому дипломату Джайлсу Флетчеру, о том, что царевич рано начал проявлять фамильную жестокость: «Русские подтверждают, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нём начинают обнаруживаться все качества отца. Он находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течёт из него кровь, и бить палкой гусей и кур до тех пор, пока они не издохнут». Впрочем, Флетчер Дмитрия не видел, русского языка не знал, миссия его в Москве окончилась провалом, так что – сами понимаете. Другое дело, что нет оснований подозревать шустрого англичанина в намеренном искажении действительности: он лишь передавал то, о чём говорили промеж себя русские, в чём признавался открыто и недвусмысленно.
…И как следствие – следствие
15 мая 1591 г. около полудни царевич и четверо мальчишек играли в ножички. При этом вроде бы были трое взрослых: «мамка» Волохова, постельница Колобова и кормилица Тучкова. В какой-то момент со двора раздались крики, зазвучал набат, и прибежавшие первыми угличане увидели, как царица Мария поленом бьёт «мамку» Василису Волохову, старшую няньку мальчика. Та была доверенной слугой, бывшей в своё время «при самом» царе Иване Васильевиче (она заведовала постельными принадлежностями царской опочивальни), и в своё время вместе с вдовой царицей отправилась в Углич. Мгновенно распространился слух, что мальчика убили «москвичи»: сын Волоховой Осип, сын Битяговского Данила и его двоюродный брат Никита Качалов. Вспыхнули беспорядки, в ходе которых было убито полтора десятка человек во главе с Михаилом Битяговским.
«Следственная комиссия, посланная в Углич во главе с князем В. И. Шуйским, тайным врагом и соперником Годунова, вела дело бестолково или недобросовестно, тщательно расспрашивала о побочных мелочах и позабыла разведать важнейшие обстоятельства, не выяснила противоречий в показаниях, вообще страшно запутала дело».
Ключевский В. О. Курс русской истории
Как только в Москве стало известно о происшествии, фактический правитель государства, царский шурин Борис Годунов «наладил» в Углич следственную комиссию, составленную «по высшему разряду»: боярин Василий Шуйский, окольничий Андрей Клешнин, думный дьяк Елизар Вылузгин и митрополит Геласий. При этом «человеком Годунова» безоговорочно мог считаться только Клешнин, а Шуйский вообще принадлежал скорее к «противной партии». Следователи допросили практически всех, кто что-либо знал, в общей сложности около ста пятидесяти человек; единственный важный свидетель, которого формально не допрашивали – Мария Нагая (по-видимому, на вдовствующую царицу у комиссии не хватало полномочий), но и она передала через Геласия свою «повинную», признав, что с убийством Битяговских и прочих получилось нехорошо: «…и то дело учинилось грешное, виноватое».
Как ни удивительно, само следственное дело превосходно сохранилось до наших дней. Несмотря на имевшиеся подозрения, что с ним «поработали», сегодня большинство исследователей полагает, что это всё-таки угличский оригинал: в деле нет явных пробелов и нестыковок, оно писано шестью разными почерками, сличение пятен на разрезанных листах (судя по всему, это сделали архивные служащие в петровское время: они разрезали оригинальные свитки для удобства хранения) позволяет определить изначальный порядок. Имеются подписи свидетелей, и они явно свидетельствуют, что их оставили разные люди: почерк, уровень грамотности… Противоречий в показаниях немало, но это как раз абсолютно нормально: любому следователю хорошо известно, как по-разному воспринимают разные люди одни и те же события. Не будем забывать и о том, что некоторые угличане пытались отвести от себя или своих близких подозрения, а другие передавали чужие слова как свои впечатления. Это ещё одно, пусть и косвенное, свидетельство того, что Шуйский и его подчинённые фиксировали, а не выдумывали: кабы сочиняли, вышло бы гораздо «глаже».
«Нарисованная следствием картина гибели Дмитрия отличалась редкой полнотой и достоверностью. Расследование не оставило места для неясных вопросов. Но наступило Смутное время, имя «царственного младенца» принял дерзкий авантюрист, овладевший московским троном, и смерть Дмитрия превратилась в загадку».
Скрынников Р. Г. Борис Годунов
Внимание: Нагие!
Комиссия не пыталась сделать вид, что версии о подосланных Годуновым убийцах (той самой, с которой мы с лёгкой руки Карамзина и Пушкина знакомы лучше всего: «…И мальчики кровавые в глазах») не существует. Они прямо спрашивали мальчишек: «Да Осип, Василисин сын, Волохов, да Данило, Михайлов сын, Битяговского, в те поры за царевичем были ли?» – на что те отвечали: «Были за царевичем в те поры только они, четыре человеки жильцов <статус незнатного служилого человека. – А. К.>, да кормилица, да постельница, а Осипа Волохова и Данила Михайлова сына, Битяговского, в те поры за царевичем не было и за царевичем не хаживали». Алиби убитых было подтверждено и другими людьми, в том числе священнослужителями. Вскрылась и неуклюжая попытка Нагих сфальсифицировать доказательства: по их распоряжению один из приказчиков измазал куриной кровью несколько ножей и подбросил их к мёртвым телам.
Дмитрий царевич убиенный (Михаил Нестеров, 1899)
Не в меньшей (если не в большей) степени москвичей интересовали и другие подробности поведения царицыной родни. Дело в том, что помимо угличских беспорядков, которые можно было бы списать на аффект, семья последней жены Грозного попыталась поднять мятежи в Ярославле и Москве. Причём в последнем случае речами дело не ограничилось: в конце мая имели места пожары, сопровождаемые слухами о том, что столицу подожгли Годуновы, дабы отвлечь внимание от злодейского убийства царевича. Произведённые по горячим (во всех смыслах) следам облавы выявили некоторое количество поджигателей, причем все нити сошлись в банщике по имени Лёвка, который на допросе показал: «Прислал к ним Офонасей Нагой <дядя царицы, живший в Ярославле и сильно мутивший там воду после смерти внучатого племянника. – А. К.> людей своих – Иванка Михайлова с товарищи, велел им накупать многих зажигальников, а зажигати им велел московский посад во многих местах… и по иным по многим городам Офонасей Нагой разослал людей своих, а велел им зажигальников накупать городы и посады зажигать».
