Алексей Алексеевич Лукин
Спаси и сохрани
– Ты вообще не одупляешь? Нафиг ему её обнимать? Она же заразная! – пыхтел Огурцов. – Он отбежит от неё на безопасное расстояние и забросает воздушными поцелуйчиками!
– Зато у Крокозябры лазерные лучи из глаз!
– А у Нежного Человека – бомбочки из рафаэлок и бумеранг-валентинка!
Спору их не было конца и края…
Прибившиеся к третьему отряду Лёха Миронов и Мирон Алексеев играли с Владом в «камень-ножницы-бумага». Играли на щелбаны. Вожак всегда выигрывал, и им приходилось щёлкать лбы друг другу. Когда лбы покраснели, налились шишками, принялись за соседей. Не прошло и пяти минут, как ряды вокруг опустели на расстояние, значительно превышавшее социальную дистанцию.
Катя Лисичкина откровенно спала. Рейфшнайдер-Хрюкина пробовала себя на интеллектуальном поприще – изобретала новый мем. В тайне ото всех она сфоткала Архимедова и теперь сочиняла к фотке смешную подпись. Но то ли Ринат оказался немемасным, то ли Ирочке не хватало креатива и опыта, но подпись никак не сочинялась. С горя Хрюкина решила впасть во вселенское горе, но вспомнила, что уже делала это неделю назад. А два горя за один месяц – это гарантировано сухие и ломкие волосы с секущимися концами!
В почётном первом ряду восседало жюри. Больше всех радовался председатель Лаврентий Палыч. Отставной военный млел, как оставленный на солнце мармелад, задорно хлопал в ладоши, шевелил усами и источал настолько приставучие флюиды, что его настроение невольно передавалось сидящим рядом дамам – Ниночке и Изольде Аскольдовне. Секретарша, вытягивая губы, норовила придвинуться к директору ближе. Хозяйка библиотеки, напротив, отодвинулась подальше. Обмахиваясь веером, затейливо замаскированным под хвост павлина, в чёрной блузе с широкими рукавами, поблёскивая перстнем на каждом пальце, позвякивая серьгами и браслетами, она походила на цыганскую баронессу.
Засмотревшись на Изольду Аскольдовну, Ваня чуть не вывалился из-за кулис на сцену.
– Готов? – Рядом встал Михаил Валерьевич. – Сейчас твой выход.
– Как? Уже?
Ваня запаниковал.
– Первым выступал представитель первого отряда. Вторым – второго. Ты – третий. – Вожатый загнул пальцы. – Как видишь, я математику в школе не прогуливал.
– Но я… я… не могу сейчас! Можно, буду последним?
– Можно, если осторожно… Вот, я уже стихами заговорил. Бери пример!
– Мне с детства говорили не брать всё подряд. Но раз так, можете выступить вместо меня.
– Мечталку спрячь и больше не показывай! Сейчас переговорю с Евгенисанной. Если разрешит, выступишь последним. И смотри у меня! – пригрозил вожатый.
– Куда смотреть?
– Смотри, чтоб без фокусов! У нас с тобой уговор, отряд на тебя рассчитывает.
– Знаю… – ссутулившись, вздохнул Сусликов. – Я первый раз на публике. Мне нужно время, чтоб настроиться.
– Настраивают рояли. А ты человек. И надеюсь, человек порядочный.
Михаил Валерьевич перебежал за сценой в противоположную кулису и поманил ведущую. Вожатые зашушукались.
А Ваня закрыл глаза и представил родителей. Что они ему сейчас сказали бы?
Вернулся Михаил Валерьевич:
– Ликуй, мой юный нелюбитель поэзии! У её высочества мисс Должностная инструкция сегодня хорошее настроение. Всё будет, как ты просил.
– Позвонить! – потребовал Ваня. – Мне срочно нужно позвонить домой!
– Опять?! Я смотрю, у кого-то наглость не второе счастье, а единственное, – посуровел вожатый. И отрезал: – Сначала выступление, потом телефон.
– Сначала телефон, потом выступление. А не то откажусь. И плевать мне на отряд!
Михаилу Валерьевичу захотелось сдать Ваню учёным на опыты.
– Всего один звонок. Пожа-а-алуйста.
Вожатый сдался. Пойми этих подростков! Семь пятниц на неделе!
– Жди здесь!
Себяшкина закончила мучить зал, отвесила добротный поклон и удалилась со сцены. Зрители пробудились жидкими аплодисментами. Евгения Александровна объявила следующего участника.
Володя Втулкин – тощий старшеклассник с угристыми щеками, тоннелем в ухе и в модной хипстерской футболке – читал стихотворение Бродского. Про то, как поэт не хочет выбирать ни страны, ни погоста и питает слабость к Васильевскому острову. Читал бодро, порой с выражением, но, как назло, в это время по залу прокатилась волна. «Ай! Ой!» Девочки третьего отряда повскакивали со своих мест.
– Попался, который хватался! – Очнувшаяся Лисичкина юркнула под сиденье и извлекла оттуда Диму Веснушкина.
Сын секретарши отбрыкивался и вопил, что он «пливидение», а «пливидение попасться не мозет».
– А хватать меня за коленку может?!
– Мне он сделал кусь! – наябедничала подоспевшая Балбесова.
– Что ж… Пробил час расплаты!
И подруги взялись щекотать Диму в лучших традициях Нежного Человека.
Втулкин заметил, что его больше не слушают, выбросил из стиха вторую строфу, промямлил под нос третью и раньше времени закончил выступление.
Секретарша Ниночка поспешила к Кате и Вере. Отобрала хохочущего сына, шлёпнула его по пятой точке и вывела в запасный выход. Общими стараниями директора и ведущей порядок в зале был восстановлен.
– А сейчас перед вами выступит представительница четвёртого отряда. Неоднократная победительница конкурса на лучшего чтеца стихов о России. Не побоюсь этих слов, заслуженный чтец нашего лагеря! – вещала Евгения Александровна. – В этом году она представит на суд жюри стихотворение собственного сочинения. Встречайте! Маша Крымнашева!
Отряд и.о. старшей вожатой отрепетировано зашёлся в аплодисментах.
Гул затих. На подмостки лебёдушкой выплыла рослая дивчина в цветастом сарафане и в кокошнике – его гребень повторял контуры московского Кремля и мигал пластмассовой новогодней звездой. Дивчина окинула зрителей ясными очами, взмахнула платком и грянула поставленным голосом:
Во поле берёзонька стояла,
Сок берёзовый она источала.
Край берёзовый — поля с берёзками!
А с берёз серёжки свисают слёзками.
И тут же, воздев руки, проникновенно задалась вопросом:
Что ж ты плачешь,
Русь стозвонная?
Ты ж родная нам,
не забугорная.
Увидев на сцене Крымнашеву, Энжел сжала кулаки.
– Переживаешь, что первое место снова достанется ей? – спросил сидящий рядом Тёма.
– Вот ещё! Мне все эти выступления до лампочки.
– Но если Ваня проиграет, мы вряд ли сможем выбраться в лес и найти там старое кладбище…
– Поживём – увидим, – нахохлилась Энжи и ушла в себя.
Маша перешла к пафосным восклицаниям:
Духоскрепная Россия!
Моя священная страна!
Твои поляне вечевые,
Твои цветики степные,
Твои метанья вековые
и поиск смысла бытия.
Не хотим мы перемен!
Мы хотим вставать с колен!
И с лёгкостью Маяковского перепрыгнула с одного стихотворного размера на другой:
Пребогатые селенья!
Все коттеджи в образах!
И тропинка, и лесок,
По утрам росяный сок.
Ночью в поле звёзд благодать —
Их рожает Россиюшка-мать!
За спиной у Маши с опозданием замаячили двое парней, изображавших дорогие русскому сердцу берёзки. С ног по плечи парней обмотали белой бумагой с вкраплениями чёрных пятен, а в руках у них покачивались на воображаемом ветру хозяйственные веники. Когда деревья сгинули, их место заняли три богатыря – на пластмассовых лошадках они промчались вдоль задника сцены. Первого венчал бумажный шлем, примотанный к вискам и подбородку изолентой. Второго – гусарский кивер из ведра и ёршика. Голову третьего – шапка-будёновка. Двое прикрывались картонными щитами и размахивали деревянными саблями. Третьему щита не досталось, да и вместо сабли он держал шашлычный шампур, выдаваемый за шпагу.
А Крымнашева разошлась не на шутку. Распростёрлась над зрителями, аки буревестник над седой равниной моря, и зыркала встревоженно из-под чёрных бровей:
О чём шумите, иностранные агенты?
Не удастся вам свергнуть президента!
Во глубине сибирских руд
Поёте песнь одну и ту же:
Что пришли вы к нам с приветом…
Ну, а нам от вас лишь хуже!
Неужели всю жизнь надо маяться?
Эх, не пора ли раскаяться?
Лаврентий Палыч переживал острый приступ счастья. Ему вспоминались комсомольская молодость и ухаживания за старостой курса – рыжеволосой дылдой Лизой Морковкиной, поездки студотрядом на картошку, походы на сельскую дискотеку, вкус ГОСТовской сгущёнки и песни у костра. Перед глазами восстали лица сослуживцев: все как на подбор, свежие и выбритые, а ноздреватый политрук – живое воплощение бравого солдата Швейка – по-прежнему тыкал в воздух пальчиком, похожим на сардельку.
Доходягин чувствовал себя помолодевшим лет на тридцать. За его спиной взрастали крылья.
Давай же, Маша! Не останавливайся!
И Крымнашева продолжала:
Автозак в вечерней черни
Очертил стожарый лес.
А у наших олимпийцев
Самый мощный в мире пресс!
«Искандеры» удалые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром говорю я деду:
«Спасибо деду за Победу!»
На сцену выкатили поролоновый каравай. Настолько объёмистый, что тот завалился и рухнул на зрителей. Зал оживился – каравай тут же растащили на куски, начали кидать друг в друга.
– Назад! Нельзя! – активно жестикулировала из-за занавеса Евгения Александровна. – Не швырять хлеб! Хлеб – это святое!
Маша подобралась к краю сцены и выдержала эффектную мхатовскую паузу. Настолько эффектную и настолько мхатовскую, что кто-то из зрителей захлопал раньше положенного. Евгения Александровна подала знак – торопыгу зашикали. Крымнашева ткнула себя в грудь и с наслаждением выдохнула:
Златоглавая Русь!
Тобой я любуЮсь!
Вместе с ней облегчённо выдохнул и Доходягин. Достал из нагрудного кармана носовой платок и тайком смахнул скупую мужскую слезу.
Дело двигалось к развязке.
– А сейчас на сцену приглашается последний участник. Представитель третьего отряда…
Ваня услышал своё имя. Беспомощно оглянулся в поисках вожатого, но Михаила Валерьевича нигде не было. Вообще никого не было – Ваня стоял за кулисой один. В помещении пахло краской и старой, непроветренной тумбочкой. В углу пылились сложенные декорации. У стены с отрешённым видом отдыхали два калеки-стула: одному не доставало правой задней ножки, другому – спинки. Над ними гордо реяла размохнатившаяся от времени наклейка «Не курить!».
– Повторяю! Приглашается представитель третьего отряда Сусликов Иван.
Нетвёрдой походкой Ваня шагнул в объятия публичности.
Ты же грезил быть звездой? Вот ты, вот зрительный зал. Камон, чувак! Жги! Твои мечты сбываются! А если что-то не устраивает, в следующий раз формулируй свои желания точнее.
– Эй Суслик, чё застыл? Опять призрака увидел? – крикнул Влад.
Ваня очнулся.
– Трусоват…
Подошёл к микрофону слишком близко, тот зафонил. Сусликов отступил на метр.
– Трусоват… Трусоват…
– Трусы! – подхватил Лёха Миронов.
– Вата! – подхватил Мирон Алексеев.
– Все слышали? – Влад обратился к зрителям. – У новенького трусы из ваты!
И Рукомойников заржал, как ошалевшая лошадь. Следом захихикали другие.
Энжел от гнева чуть не оторвала подлокотники. Повернулась к Владу:
– А у тебя вместо совести – унитаз! Так что будь добр, смойся!
– Жёстко ты с ним, – поёжился Тёма. – Это называется «мне до лампочки»?
Энжел поняла, что краснеет.
Ваню испытывали сотни немигающих глаз. Ощущал их физически. Они, как стрелы, проносятся над креслами, вонзаются то тут, то там. И никакой защиты. Груз ожиданий наваливается на тебя, давит на грудь – лёгкие каменеют, ладони потеют. Ни вздоха, ни голоса – только хрип.
Тук-тук, тук-тук – надрывается сердце.
Тук-тук, тук-тук – торопится всадник.
Изображение актового зала скомкалось – Ваня убежал со сцены. За спиной раздался свист.
– Мда! Вот уж действительно, полный заслуженный чтец! – выругалась Энжел.
Сорвалась с места и кинулась за занавес.
– Стой! Куда? – Мимо проносились неясные лица.
Ступени, кулисы, пыльный коридор. Удаляющийся Ваня – бредёт медведем-шатуном. Сложила руки рупором:
– Камо грядеши, Суслик-сан? Сбрасываем скорость и жмёмся к обочине!
Ваня ответил затравленным взором.
– Издеваться пришла?
– Пришла поговорить. – Энжел прижала Ваню к стене. – Что случилось?
– Я не могу. Мне страшно.
– А с привидениями по пещерам шастать – не страшно?
– Ты не понимаешь. Это другое.
– Куда-а-а уж мне! – протянула ведьма-самозванка. – Я-то из плоти и крови, в случае чего, могу люлей навешать. Хочешь проверить?
Но Ваня её не слышал и твердил своё:
– Прав был Влад. Я трус! Жалкий суслик! Я думал, у меня получится. Думал, что после встречи с Софьей изменился…
Энжи потрогала его лоб.
– Чё делаешь?
– Температуру измеряю, а то ты всякий бред несёшь. Давно ли мажорик стал твоим крашем?
– Да ну тебя. Уйди.
И Ваня попробовал вырваться.
– Сначала ответь! – Предводительница «Отверженных» снова пригвоздила его к холодной шершавой стене. – Ты хочешь сдержать данное Софье слово?
– Хочу.
– Тогда режим неудачника – на офф. Активируем режим, возвращаемся на сцену и рвём зал, как картины Дали – здравый смысл. Если будешь всего бояться, никогда ничего не добьёшься.
Сусликов покосился на неё с подозрением.
– А тебе-то что? Ты ж мне не веришь. Сама твердила, что рассказ Изольды Аскольдовны – это старушечьи сказки. Тебе это всё не нужно!
– А тебе? – Нос Энжел едва не столкнулся с его носом. Ване почудилось, что её взгляд проник в него аж до затылка. – Тебе нужно?
– Да. Кажется…
– Кажется? Или уверен? – разозлилась Энжи.
– Уверен.
– Громче!
– Я уверен!
– Ти ж мой няш-умняш! – Энжел поправила Сусликову воротник рубашки. – А раз ты в себе уверен, то какого лешего здесь торчишь? Иди, переплюнь эту выскочку Крымнашеву!
– Но если…
– Никаких если! Будет стрёмно – смотри на меня. Я по центру, седьмой ряд, тринадцатое место. Шевели мозгами, дыши носом, говори ртом. Не перепутаешь?
– Н-нет…
– Ок. Чем тебе ещё помочь? Дать пинка для скорости?
– Добрая ты, – усмехнулся Ваня. – Аж до жути.
– Это ещё лайт-версия. Просто я давно уяснила одну важную истину. Понты на хайпе – это трушно. Понты на полном серьёзе – зашквар.
И Ваня провалился в подобие сна.
А когда очнулся, к нему уже лезли обниматься, поздравлять и просто ущипнуть на память.
– Красава, братан! – восклицал Архимедов.
– Топовый чел! – радовался Огурцов. – Фристайла! Ракамакафон!
– Я ничего не понимаю… – Сусликов выскользнул из давящих объятий. – Что происходит?!
– Ты рэпчик зачитал, чувак…
К жюри обратилась Евгения Александровна:
– Протестую! Представитель третьего отряда пренебрёг регламентом конкурса. В его выступлении не было ни слова о России. И потом, рэп – не поэзия! Вместо того чтобы сеять в душах разумное, доброе, вечное, третий отряд насаждает тлетворную моду с Запада. Хватит это терпеть! Я считаю, их участник должен быть исключён из соревнования!
– А кто вместо него? – подоспел Михаил Валерьевич. – Ваш Пушкин-Кукушкин? Шестикрылый серафим ему, видите ли, явился… Закусывать надо! И по чужим жёнам не бегать!
– Как вы смеете? – У наставницы четвёртого отряда дрогнул голос. – Это же классик русской литературы.
– Знаем мы ваших классиков! Крылов мылся раз в год, Гоголь сошёл с ума, Есенин спился, Достоевский все деньги спустил в казино. Чему эти люди могут научить современных подростков? Да вы сами видели реакцию зала! Им ваша Катерина – луч света в тёмном царстве – нафиг не сдалась. С молодёжью нужно разговаривать на её языке. Что и сделал Ваня. Так в чём его вина? В том, что сумел привлечь внимание аудитории? В отличие от вашей Крымнашевой!
– Друзья мои, – робко вставила Изольда Аскольдовна, – это прекрасно, что у каждого из вас есть своё мнение и вы готовы его отстаивать. Но ведь искусство призвано объединять людей, а не сеять раздоры. Лаврентий Павлович, вы позволите?
Растерянный директор облегчённо махнул рукой. Говорите, решение будет за вами. Переложил ответственность на хрупкие женские плечи.
– Благодарю. – Хозяйка библиотеки поднялась с первого ряда и обратилась к залу: – Я полностью согласна с Евгенией Александровной. Наши традиции, наш язык и наша культура – корни, питающие дерево жизни. Если корни отсечь, дерево захиреет и быстро погибнет. Вот почему у всех народов во все века было принято уважать старших и ценить их опыт. А призывы Михаила Валерьевича сбросить классиков с парохода современности – это для нашей страны пройдённый этап. При этом я разделяю его стремление к свободе самовыражения. Как говорил старина Гераклит, всё течёт, всё изменяется. Искусство задаёт вечные вопросы, но всякий раз находит новые ответы. Если б человеческое творчество не развивалось, мы до сих пор довольствовались бы наскальной живописью. И не было бы у нас ни Шекспира, ни Пушкина.
Однако принимать новое всегда тяжело. Мы, старики, оглядываемся назад и произносим: «Раньше было лучше». И жалуемся, что современность деградирует. Ещё Аристофан с печалью глядел на молодые поколения, что уж говорить про Михаила Юрьевича…
Молодёжь любит рэп? Замечательно! Почему бы не употребить такой вид творчества во благо? В конце концов, этот конкурс – не битва тщеславий, не соревнование вожатых между собой, хоть кому-то и могло показаться обратное. Этот конкурс – для детей. И если их что-то заинтересовало, если им что-то понравилось, мы просто не имеем права это отвергать или игнорировать.
Вот почему в качестве исключения я предлагаю объявить не одного, а сразу двух победителей. И присудить первое место третьему и четвёртому отрядам одновременно!
Глава 12
Гроб на колёсиках и автопилоте
Михаил Валерьевич шлёпнул себя по лбу и прибил комара.
– Может, всё-таки остановимся здесь? – предложил кто-то.
Ребята изнурённо переглянулись. Почти два часа бродить по лесу, проламываться сквозь заросли кустов, перебираться через поваленные грозой деревья и чуть не увязнуть в болоте, чтоб в итоге прийти туда, откуда начинали. Их вожатый – прирождённый навигатор. Иван Сусанин и Христофор Колумб завидуют в сторонке.
А всё почему? Потому что соседнюю поляну, метрах в ста, уже занял отряд Евгении Александровны. Разбили палатки, развели костёр, дымили аппетитным.
– Ага, не прошло и года, – тяжко вздохнул Матвей Огурцов. Так вышло, что именно он тащил самый тяжёлый рюкзак.
– Мы есть хотим, – простонала Катя Лисичкина.
– А вы знали, что без еды человек может прожить до двух месяцев? – поделился знаниями Тёма. – Представляете? Два месяца! Это ж почти целые летние каникулы. Выходит, родители могут на нас экономить. Интересно, а сколько получится денег, если не покупать с июля по август продукты? Чисто гипотетически каждый из нас может заработать таким образом на крутой смартфон. Главное, ни в коем случае не отказываться от воды, потому что от обезвоживания смерть наступает гораздо быстрее. Никто не помнит, сколько времени провёл Робинзон Крузо на необитаемом острове?
– Слышь, Пухлый! Если ты щас свою вякалку не оффнешь, я тя сам на необитаемый остров отправлю! Будет у тебя там, как у тусера в клубе, вечная пятница, – пригрозил Влад. И также пожаловался: – Мне не нравится это место. У меня тут вай-фай не ловит!
– Просто здесь твои родственные связи ничего не решают. Как и дорогие шмотки, – встряла Энжел. – Кто ты без них? Фантик без конфетки?
– Гений, миллиардер и филантроп. А ещё я не ведьма!
И показал Энжел язык.
– Не твоя, вот ты и бесишься.
– Капец, вы токсичные, – отозвалась Рейфшнайдер-Хрюкина. – Фу такими быть!
– Тише ребята, тише. – Михаил Валерьевич прихлопнул второго комара. – Зачем вам обзывать друг друга?
– Это называется хейтить, – подсказала Балбесова.
– Ой, спасибо. Чтоб я без тебя делал! – сыронизировал вожатый. И продолжил: – На вас так перемена обстановки влияет, что ли? Неженки. Всего пару часов на природе, а уже устали и проголодались. Ведь мы могли бы пойти дальше…
Вожатого прервало громкое урчание в животе.
Матвей стал ныть, что у него отваливается спина. Лисичкина – что натёрла ногу. Ирочка пожаловалась, что в лесу мало света. А раз мало света, то не проникает солнце. А раз не проникает солнце, то не вырабатывается витамин D. А без витамина D её кожа шелушится и теряет блеск. Ей срочно требуются отдых и соответствующий уход. Верный паж Ринат Архимедов героически тащил целый кейс её кремов.
– Всё, сдаюсь! – Вожатый вытянул руки вверх. – Уговорили. Здесь, так здесь. Располагаемся кому где удобно, ставим палатки. Мальчики идут за хворостом для костра, девочки готовят обед. Но, умоляю, будьте осторожны! Места тут топкие, не уходите далеко. Не хватало мне ещё в расцвете лет из-за вас в тюрьму угодить…
И шлёпнул третьего комара.
Рукомойников заявил: «Пусть нищеброды собирают!», и смотался на соседнюю поляну к Лёхе и Мирону. Архимедов отказался тоже, объяснив, что выступает за гендерное равенство, а потому категорически против эксплуатации себя в качестве грубой физической силы. Скрылся в одной из палаток.
Михаил Валерьевич пожал плечами. Чего только современные подростки не подхватят из интернета. Задумался: а каким был он лет десять назад?
На самом деле, в голове Рината созрел очередной план.
Ведь почему в дикой природе одни находят себе пару, а другие обречены на вечное скитание в одиночестве? Ответ прост: самка выбирает наиболее привлекательного. Поэтому среди самцов всегда существует конкуренция. Кто красивее, тот и женится. В этом залог естественного отбора.
С Владом соперничать невозможно – статус, деньги, модный лук. С жизнерадостным Матвеем – трудно. Он может взять обаянием. Даже Булочкин в своих неизменных ярких носках – каждый раз разных – порой выглядит мило, забавно и привлекает интеллектом. А что остаётся Ринату? Как сделать так, чтоб у него, неудачника, появился хотя бы крохотный шанс?
Правильно. Устранить более успешных конкурентов. Например, отправить их в лес.
Архимедов достал переносное зеркало. Пригладил волосы, пшикнул мятным освежителем рта, понюхал подмышки, обильно полил себя одеколоном, замазал прыщ ВВ-кремом, незаметно умыкнутым у Ирочки…
– Кто красавчик? – просил он у зеркала.
– Ты красавчик! – подмигнуло отражение.
Ринат выбрался из палатки и направился к Балбесовой, трескающей арахис из пакетика.
– Эй, детка, не видела тут коня?
Верка чуть не подавилась:
– Лол!
– Коня – нет. А вот какой-то лось забрёл на нашу поляну, – вставила Лисичкина.
– Просто она не узнала меня без коня, – настаивал Архимедов и вновь обратился к Балбесовой: – Я твой принц, детка.
– П-р-и-н-ц, – по буквам произнесла Верка. Хихикнула: – Целых опять ошибок в слове «лузер»!
При этом Верка заметно оживилась. Зашмыгала носом, будто сначала оценивала человека по запаху, а уже потом – рассматривала полностью. Шея вытянулась раза в два больше обычного. Все, кто знал Балбесову близко, понимали – такое поведение выражает крайнюю степень её заинтересованности.
– Ринат, а скажи: ты Ринат или Ренат?
– Ри, детка. Как и в имени Ирина. – Архимедов натянул свою лучшую улыбку и метнул секундный взгляд в сторону Хрюкиной.
Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом.
– Обычно, когда замечают мою неземную красоту, то слепнут, – неторопливо рассуждала Ирочка. – Но Архимедов, по ходу, уникум и заработал косоглазие. Признайся честно, ты – световозвращатель?
– Нет.
– Тогда иди и не отсвечивай!
Верка засмеялась, а Катя зачем-то приблизилась к юному обольстителю.
– Слышишь, принц, а хочешь, я тебя поцелую?
Архимедов остолбенел. Не послышалось?
– Ты… Ты серьёзно?
– А что тут такого? Или тебе Верка больше нравится?
– Вы все мне нравитесь.
– Вот они, современные парни, – скуксилась Балбесова. – Переключаются с одной на другую быстрее, чем коронавирус.
– Детка, пойми, дело не в тебе, – заученно заговорил Ринат. – Просто я родился под звездой по имени Любовь. И её свет указывает мне путь прямо отсюда, – постучал по груди, – вот туда.
И указал на Лисичкину.
Вот она, совсем рядом. Вытянула трубочкой губы, блестящие от гигиенической помады. Сейчас это произойдёт. Столь мучительно желанный первый поцелуй. Момент, которого он ждал целую вечность – лет примерно с одиннадцати… Аж вспотел от предвкушения.
– А-а-а! Змея!
Лисичкина заверещала и отпрыгнула в сторону. Ринат почувствовал что-то за пазухой.
– Спасите! Помогите! – Архимедов забегал по поляне, стаскивая с себя футболку. Запутался в рукавах. – Оно двигается! Оно меня сейчас ужалит!
БУЛТЫХ!
Задел ногой за толстый корень, потерял равновесие и свалился в грязную лужу – довольно широкую, но, к счастью, не глубокую.
– Не пришёл пацан к успеху, – вздохнула Ирочка. – А вот я – могла бы. Жаль здесь инет не ловит. Были бы все шансы превратить первый видос в настоящий сериал.
– Ты что, действительно ему змею подсунула? – недоверчиво уставилась на Катю Балбесова.
– Ага, щаз! Буду я эту гадость в руки брать… Расслабьтесь, девочки. Обыкновенный шнурок от обуви.
Принца без коня выловили. Отмыли, истратив половину запасов воды, развесили одежду. Завернули Рината в плед и усадили к костру. Со стороны он походил на античного прорицателя, способного узреть в пламени туманное будущее.
Сильно запоздавший обед плавно перетёк в ужин.
– А давайте рассказывать страшные истории? – предложил Матвей, когда стемнело.
– Про то, как ты однажды в зеркало посмотрелся? – Вернулся Рукомойников.
– Не, реально жуткие. Но чтоб правдивые.
– Я знаю историю про гроб на колёсиках, – оживился Тёма, перебирая в голове весь нехилый литературный запас. – Рассказать?
– Пфф! Напугал Телеграм блокировкой! – отмахнулся Матвей. – Этой истории тыща лет. Её вон, олды помнят.
И кивнул на Михаила Валерьевича – так, словно вожатый ещё царя застал. Причём далеко не последнего.
– Не на колёсиках, а летающий! – вмешался Ринат.
– Как он может летать, если там пилота нет?
– А он с самонаведением.
– Дурик ты! С самонаведением бывают только ракеты. А гробы, в крайнем случае, на автопилоте.
– Вы такие няхи, когда спорите. – Лисичкина сложила из пальцев сердечко.
– Милые бранятся – только чешутся, – поддержала Балбесова.
Ирочка промолчала. Она ещё сильней начинала страдать без Инстаграма. Прошлась взглядом по лицам ребят, и в порхающих перьях огня ей грезилась новая сториз: треск сухих веток, искры, её белые развивающиеся волосы… И подпись: «Летний вечер. Чилим на природе».
– В той истории, что я слышал в детском саду, а потом читал в одном сборнике, гроб был всё-таки на колёсиках, – продолжил Тёма. – А у вас тоже был такой сборник? Я его брал в библиотеке. Она располагалась рядом с домом, всего в нескольких шагах. Удобно, да? Такое большое, просторное здание на два этажа. Но потом папе выделили служебную квартиру, пришлось переехать. И там…
– Пухлый, рассказывай уже быстрее!
– Извините, предался ностальгии. Хотя мама говорит, это норма. Все люди с возрастом предаются ностальгии. Как вы считаете, тринадцать лет – это достаточный возраст? – Булочкин поправил очки. – В общем. Однажды родители ушли в магазин, а девочку оставили одну дома. Вдруг по радио объявляют: «Девочка! Гроб на колёсиках приехал в твой город!» Но она не обратила внимания, продолжила играть. По радио вновь говорят: «Девочка! Гроб на колёсиках приехал на твою улицу!» Девочка опять не обратила внимания…
– Что-то твоя девочка не блещет умом, – оживилась Ирочка. – Сидит и ничего не делает.
– У тебя есть план на случай столкновения с катающимися по городу гробами? – заинтересовалась Энжел.
– Конечно! Раз по радио говорят про гробы, это плохое радио. Его необходимо выключить и не подвергать организм стрессу. От стресса забиваются поры. А я всегда говорю: в любой непонятной ситуации нельзя забывать про свой внешний вид!
– Знаешь, Хрюкина, я вот иногда думаю: а что у тебя под волосами? Это голова или шариковый дезодорант?
– Могу научить тебя пользоваться и тем, и другим.
– В конце истории гроб заехал в квартиру, крышка открылась…
– …крышка открылась, – Влад перебил Тёму. – И знаешь, кто там был?
Обратился почему-то к Ване. Отряд затих.
– Кто? – насторожился Сусликов.
– Мамка твоя!
И Влад засмеялся. Энжел захотелось заткнуть его рот яблоком, но тут с соседней поляны прилетела ответочка – смех Лёхи и Мирона. Теперь ей хотелось заткнуть себе уши.
Ваня отодвинулся от Влада подальше.
– Мда, история прямо ужос, – разочарованно подытожил Матвей.
И подложил в костёр ещё веток.
– Я знаю страшилку! – вспомнила Верка. – Про синее пианино. Купили одному мальчику на рынке синее пианино. Сел он играть, а оттуда рука высунулась, волосатая такая. И голос скрипучий: «Дай денег!» Мальчик испугался и выгреб всю копилку. На другой день сел играть, снова высунулась рука. И голос: «Дай денег!» Мальчик побежал, тайно взял у родителей кошелёк, отдал руке. На третий день та же ситуация. Мальчик не выдержал и рассказал всё маме с папой. Те вызывали полицию. Пришёл участковый…
– И что?
– И то. Выяснилось, что это вовсе не пианино, а игровой автомат. А внутри сидел опасный вор и мошенник Носопыркин, который находился в розыске уже пять лет.
– Балбесова, да ты рофлишь! – опять вмешался Рукомойников.
– Не хочешь – не верь, – Верка обиженно надула губы. – А я правду говорю. У меня отец этот сюжет по телевизору видел.
– Так по ящику одни фейки показывают! Ты ещё скажи, он у тебя в Деда Мороза верит. Или в помощь государства малому бизнесу! А если этот твой Носопыркин и реален, то передай ему, что слишком мелко плавает. Все знают, лучший способ разбогатеть – пойти в депутаты. Бабло лопатой гребёшь, а делать нифига не надо. Я знаю, мне брат говорил. Он через пару лет тоже хочет в политику податься. О, кстати! Я на тему выборов страшилку вспомнил. Но там прям совсем жесть!
– Рассказывай! – Матвей уже жадно потирал ручонки.
И Влад поведал леденящую душу историю про красный бюллетень. Один мужчина работал в важном и полезном учреждении федерального уровня. Пришло время выборов, и всем работникам велели голосовать за конкретного кандидата. Строго-настрого велели, с отчётом. А мужчина этот не хотел за него голосовать. Пришёл на избирательный участок, зашёл в кабинку и видит там бюллетень. Но не обычный, а красного цвета. Мужчина взял ручку, собрался поставить галочку там, где было велено, тут раздался голос: «Ты ж не хочешь за него голосовать!» Удивился, огляделся. Больше в кабинке никого нет. Понял, что это разговаривает бумажный листок у него в руках. «Не хочу, – согласился мужчина. – Но что делать? Если не проголосую как велено, потеряю работу». «Если проголосуешь как велено, то потеряешь совесть, – возразил бюллетень. – Работу можно новую найти. А совесть будет угнетать тебя до последних дней». Подумал-подумал мужчина, да и согласился. Страшно ему стало до последних дней жить с угрызениями совести. Проголосовал за другого. И так случилось, что его голос стал решающим. Тот, за кого было приказано голосовать, взял да и проиграл.
– И что было дальше?
– Ничего, – взгрустнул Рукомойников. – К тому кандидату, что не выиграл выборы, потом налоговая пришла. Дали «двушечку». А если б стал депутатом, сто пудов отмазался бы. Так что для него это история о-о-очень страшная. Я б сказал, кошмарная.