Алексей Алексеевич Абрамов
Государство, или Дневник проигравшего
Важным стало сохранить здоровье, а значит и жизнь, и не потерять рассудок. Как и герой Даниэля Дефо он, возможно, оказался на какой-то необитаемой территории. Но в отличие от молодого повесы, который сознательно искал приключений, сел на борт деревянного, резного «Галеона», он оказался не на тропическом острове, изобилующем пресной водой, фруктами и дичью, куда перо автора поселило своего героя на долгих двадцать восемь лет. Прототип героя Дефо, некий моряк прожил на необитаемом острове намного меньше – четыре года. Оба срока все равно были кошмарно длинны.
Вот поэтому все остальное стало настолько ничтожным, что об этом было невозможно задуматься, даже применив силу воли. Повлиять на килограмм или чуть больше нейронов, помещенных природой в черепную коробку было невозможно, и мозг сам отбросил не нужное.
Вместе с телом проснулись и инстинкты. Не те человеческие потребности, как принято говорить в обществе, а именно тот первобытный инстинкт, потому что он был всего один и охватывал все существо – о себе дало знать растущее чувство голод.
План как можно быстрее покинуть этот склеп был сметен чувством голода и распался. Неизвестно на какие частицы распадаются мысли. Взять и выйти отсюда точно не выйдет и Павел, перекинув сумку за плечо, выдвинулся исследовать местность. Вчерашняя самая первая вылазка для обустройства стоянки не прошла бесследно. Машинист уже довольно сносно ориентировался на площади в один гектар и научился ловко скользить между завалами и нагромождениями. Чутье уже подсказывало, и он часто угадывал, где между вагонами есть проход, и с какой стороны лучше обойти поезд, чтобы не тратить драгоценное время на возвращение назад.
Пока чаще всего попадались грузовые составы, которые большого интереса не представляли. Модели эпохи Советского союза и, собранные в более раннее время. Целый музей. Правда экспонатам не помогла бы и очень глубокая реставрация. Заглянув в пару вагонов, убедился, что они пустые и больше на них свое время он не тратил. Обходил и кабины «старичков», так как найти там что – то съестное было маловероятно.
Возможно, удача улыбнется здесь. Преодолев очередное препятствие из покореженного железа, Павел наткнулся на относительно целый пригородный электропоезд темно-зеленого матового цвета. Не торопясь дошел до конца поезда, к нему он был ближе, и забрался внутрь с целью обследовать его с хвоста до головы.
Глаз замыливался – разбитые вагоны, оторванные сиденья. Ни чем не примечательная картина. Она была здесь повсюду. Крошево из стекла, с частями букв «Не прикасаться», заклинившие двери, иногда их удавалось открыть, а иногда и нет.
Тогда приходилось выбираться наружу и разными путями проникать в следующий вагон. Один за другим они были пустые – пустой, пустой, и снова ничего. В некоторые он даже не влазил, а просто осматривал сквозь оконные проемы. Осмотрев все вагоны, добрался до кабины машиниста и приготовился увидеть привычную картину, но она оказалась абсолютно пуста. Никого.
Только на крупных остатках лобового стекла виднелись засохшие желто-зеленые подтеки из насекомых, которых на скорости разбила электричка. Иногда это было крупные насекомые: стрекоза, шмель, слепень и тогда на стекле образовывалось жирное пятно – кашица.
Часы, нацепленные поверх рукава и должным образом заведенные, а именно – до щелчка, показали, что в поисках он провел более трех часов. Он даже приложил их к уху, чтобы услышать звуки тиканья. Хронометр отщелкивал секунды, и этот звук казался до того приятным и родным. Вылазка не принесла результатов, и обратно в импровизированный лагерь Павел шел неудовлетворенным и понурым. В глазах рябило от однообразия, а приступы голода заявляли о себе все сильнее. Пробравшись в щель, он быстро развел костер и, свернувшись в позу эмбриона, попытался заснуть. Физическая разбитость и накатившая усталость одолели желание поесть.
Снова утро. Крепко зажмурил глаза, открыл их и моргнул еще несколько раз, чтобы снять пелену и муть – глаза сфокусировались. Обшарил взглядом периметр, пересек его по диагонали – и не нашел за что можно зацепиться – конечной точки не было. Потолок утопал во тьме. Попытался представить район Москвы, под которым он мог бы сейчас находиться, но не удалось.
Он так много проехал и прошел в неизвестном направлении, что сказать даже навскидку, что над ним было не мог. Может нефтеперерабатывающий завод в «К», а может и Кремль или одна из сталинских высоток. Из тех, что стоят не у реки. Тут большой водой и не пахло. На этой мысли захотелось пить. Насчет высоток и исторического центра он кажется – переборщил. Единственное, что смог представить так это солнце, дерево, у корней которого стоял мелкий белый с рыжими пятнами ризеншнауцер и зажмурившись от удовольствия – ссал, брызгая во все стороны. Псу хотелось позавидовать.
Слева, наверху, раздался шорох, от которого сердце забилась раз в сто сильнее. Павел испугался. Здесь в кромешной тишине – звук мог быть предвестником самых разных событий с разным концом. Может быть это одна из тех жирных неизвестно на чем отъевшихся крыс из метро. Чудовищных размеров, о которых писали на заре эпохи диггерства – первопроходцы, исследователи коммунальных глубин.
Им, как и всем людям, впрочем, видимо, было свойственно гиперболизировать и героизировать стометровый поход по канализации.
Метро притягивало. И в разное время в подземке обнаруживали крыс – мутантов, крокодилов, пираний, огромных тропических сороконожек, многометровых змей и всякую другую нечисть. Все рассказы были написаны с чьих – то слов. Самих очевидцев, описываемых событий почему – то никогда не находилось. И те, кто своими глазами видел всех этих тварей – пропадали в безвестности.
Сейчас вся эта писанина совсем не казалась фантастикой и выдумкой. В следующий момент он в полной тишине даже услышал дыхание – сопение и звуки, как будто кто – то не сильно царапал железную обшивку.
Поблизости от него кто-то находился, скорее всего, животное и, возможно, оно даже рассматривало его самым нахальным образом. Очень не хотелось быть чьей – то добычей, но расклад сил, а что стояло за неизвестностью, было неизвестно – был именно таким.
Медленно, чтобы никто не заметил, он повернул сначала глаза, а потом и голову – влево. Ничего. На уровне глаз ничего не было, а сопение все более отчетливое размеренно раздавалось сверху. Неужели нечто гигантское? Он задрал подбородок, и сильно сморщив лоб, вывернув глазные яблоки, через него глянул наверх. Медленно выдохнул сквозь губы, сложенные трубочкой.
Метрах в восьми от него на краю перевернутого вагона, который стеной лежал напротив его стоянки сидела птица с отвратительно плоской рожей и скалила мелкие острые зубы.
Клюва на морде не было, и вместо перьев ее покрывали жесткие черные волосы, в которых утопали бусинки глаз. Птица передернула правым кожистым крылом – летучая мышь.
В следующий момент в нее полетел какой – то кусок железа, который он нащупал рукой. Кинув, он резко поднялся и не смотря на заметное головокружение побежал в сторону мяса.
Снаряд, который он метнул благополучно пролетел мимо и через пару секунд где-то через два поезда раздался звук бьющегося стекла. Мышь взлетела, кувыркнулась в воздухе, перевернулась и полетела. Он бежал следом. Недолго.
Решения за него принимал инстинкт охотника. На бегу нашел самое высокое место, им оказались несколько машин, упавших четко друг на друга, вмиг забрался на гору металлолома, чтобы узнать, куда проследует неприятная птица.
Летучая мышь ничуть его не испугавшись, медленно, покачиваясь в воздухе, летела между столбами. Пару раз она исчезала, и он уже отчаивался вновь ее увидеть, но снова появлялась.
Он наблюдал за ней до тех пор, пока крылатый зверек не долетел до стены, юркнул в темноту, провалился словно в трещину и исчез. Оставалось надеяться, что там у нее гнездо и сородичи. Много сородичей, целая стая – есть хотелось ужасно.
Запомнил направление полета и вернулся в лагерь – планировать поход на охоту. Теперь чувство голода – бодрило. Выдвинуться решил сегодня же. До завтра можно было не дотянуть. Полчаса на сборы. На сборы в прямом смысле. Он с дотошностью золотоискателя обшаривал местность, выискивая и собирая в сумку мелкие детали – болты и гайки, железные обломки, иногда попадались куски камня.
Набрав десятка три предметов для метания быстро пошел между вагонами по направлению, по которому летела мышь. По пути исправлял ломаную траекторию полета в прямую линию и твердо двигался к заданной точке.
10
Он уже достаточно ловко научился передвигаться по хламу. Ноги не застревали и не вязли в мусоре. Порой ему казалось, что он идет по болоту, а места куда ступала его нога – это спасительные кочки – твердыня, встав на которую можно было не опасаться за свою жизнь.
Это был его второй поход, вторая большая вылазка в пределах пещеры. Многие вещи вроде хлама под ногами и столбов – исполинов интереса не представляли. Поэтому он шел, не оглядываясь, – быстро, да и все получалось ловчее, когда внимание сконцентрировано на одном. Когда он миновал несколько колонн, часы показали – в дороге он минут сорок. Вот и последний.
Вступил в полосу темноты. Сюда не проникал даже тот небольшой рассеянный слабый свет, который кое-как освещал центральную часть подземелья. А может быть его зрение просто адаптировалось к вечной темноте. Подождал, и в ночи проступила стена, сложенная из блоков циклопических размеров.
Тут был край мусорной кучи, она заканчивалась, и Павел спустился вниз, впервые за все это время, ступив на твердую землю с высоты пять или семь метров. Под ногами был абсолютно ровный вытесанный камень.
Сделал несколько шагов, и по округе разнеслось эхо каблуков. Еще через несколько метров, вытянутая вперед рука уткнулась в холодный, рваный по краям камень, который судя по размерам выкладывали гиганты. Огромные, плотно подогнанные умелыми мастерами большие гранитные кирпичи составляли единый монолит. Ни щелочки.
Куда могла ускользнуть мышь можно было только догадываться. В этих условиях опять встал очередной сложный вопрос, от которых в последнее время болела голова. Здесь любая мелочь могла поставить в глухой тупик. Идти направо или налево? Стена тянулась настолько насколько видели глаза. Была бы монетка можно было бы, поддев ее большим пальцем ловко кинуть, сняв с себя бремя выбора, но мелочи не было.
Ноги сами пошли влево. Ошибка могла стоить ужина – тут он сглотнул густую слюну и привести к результату, думать о котором не хотелось. Умирать от голода, долго и мучительно хотелось меньше всего. Он шел в задумчивости и когда услышал шорох и возню, не представлял сколько провел в этом задумчивом пути.
В черноте, на высоте в два человеческих роста – Павел приподнял голову – зиял еще более черный квадрат. Напротив, на полу лежали нескольких целых и один расколотый надвое гигантских блоков, которые неведомая сила выдавила из стены.
Под ногами неприятно заскрежетала гранитная крошка, и он приподнялся на цыпочки и затаил дыхание. Звуки возни и шорох, похожий на шорох сухой листвы шли из черного провала. Он понимал, кто там находится, но это не удержало нервы под контролем – под межреберную перегородку пробралось чувство страха, которое сжало сердце и обдало волной холода все тело.
Осторожно, чтобы ее содержимое не звякало переместил сумку из-за спины на живот. Потом зачерпнул и достал горсть железок и камней, и, собрав последние силы, освободившись от страха и с некоторым озлоблением с яростью стал метать снаряды в провал. Резко и часто.
Первые массивные, толщиной с несколько пальцев болты, затем гайки и камни улетели в черноту просто так. Для летающих крыс, на которых никогда не нападали это было в диковинку, и они не знали, как реагировать.
В следующий момент из пещеры раздался громкий писк сотен маленьких клыкастых глоток, и из расщелины со свистом, разрезая воздух, хлынул черный, извивающийся поток мышей.
Живая струя хаотично бросалась из стороны в сторону, упала на пол и, не долетев до него несколько сантиметров, взвилась вверх, едва не сбив с ног охотника.
Одна из мышей на немалой скорости врезалась в плечо из-за чего он пошатнулся, отскочила и медленно почти вертикально упорхнула в высоту. В эту секунду в размытую мишень улетел последний камень с острыми краями, а обессилевшая правая рука заныла и повисла от усталости. Снова воцарилась мертвая тишина.
Все, кто мог избежать расправы покинули место, в котором безмятежно жили поколения летучих гадов. На полу лежало несколько тушек. Одна из них неестественно вздрагивала левым крылом и пыталось взлететь. Он наступил на мышь ногой, раздался слабый треск и она затихла.
В другое сытое время поступить так жестоко – мягкий, обходительный романтик никогда бы не смог. Сейчас маленькое убийство беззащитных животных воспринималось как обыденность.
Мужчина подобрал с пола мертвых мышей, сложил распростертые порванные крылья и отправил добычу в сумку.
Часть мышей, скорее всего, осталась в разломе. Спаниеля, который ловко таскает подстреленных уток из болота, затянутого густозеленой тиной под рукой у охотника не было и ничего другого, кроме как лезть на стену – не оставалось. Он провел по ней рукой и на высоте вытянутой руки нащупал щель. Затем забрался на блок – он лежал ближе всех к стене – и шагнул навстречу, постаравшись задрать ногу как можно выше.
Пальцы ног уперлись в стену, соскользнули вниз и на треть стопы вошли в щель как пазл в практически готовую картинку. В следующее мгновение он оттолкнулся другой ногой, и, вытянув руки в стороны, распластался на стене. Немногим выше его головы находилось основание пещеры. Взял паузу, чтобы отдышаться.
На висок что-то капнуло, медленно потекло, преодолевая морщины к переносице. Густое как сироп. Что это он не видел, но догадался – кровь. Тут же пальцы, которыми он ощупывал гранитную кромку пещеры в поисках углублений – за них можно было уцепиться – попали в целую лужу жидкости, которая сочилась из гнезда.
Вцепившись в край, он одним сильным движением, потому что на вторую попытку сил бы не осталось подтянулся до пояса, занес ногу и уже целиком ввалился в черноту. Тут можно было ориентироваться только на ощупь.
Пара минут ушла на то, чтобы соорудить факел. Дерево, добротно пропитанное спецраствором от жучков-короедов, обмотанное технической ватой с грубыми комками быстро занялось, завоняло и осветило ломаный искусственный грот.
Неизвестная чудовищная сила выдавила несколько блоков и сместила те, что были вокруг. Они выпирали, нависали, но в целом сохраняли монолитность конструкции. Все это угадывалось за толстым слоем свежих и старых спрессованных черно-белых отходов жизнедеятельности стаи. Здесь добычи было намного больше.
На полу лежал с десяток мышей, которых пришлось даже утрамбовать, чтобы вместить в сумку. Он быстро прошел вперед в надежде, что пещера не закончится и выведет за пределы ловушки, но через метров девять взгляд уперся в красный с белым зерном гранит, на котором бликовал огонь факела. Тысячи светящихся кристаллов невероятной красоты. Такой же невероятной была и толщина стен. Человек с тлеющим факелом отправился в обратный путь.
Некоторое время в темноте светилась бордово-красная чадящая едким дымком головешка, которая вскоре затерялась среди колонн.
Мясо было жестким и непонятным на вкус и его было мало. Человек у костра обдирал тушки и кидал лоскуты кожи с жестким ворсом волос и крыльями в костер. В огне останки пузырились, вскипали кровью, съеживались до очень маленьких размеров и превращались в уголек, который тут же рассыпался в прах.
Эстетика приема пищи питания тоже делась неизвестно куда. Освежевав очередную партию «птичек» повар, не разбирая, проткнул их прутом, который нашел в окрестностях. Самодельный шампур разместился над огнем, и скоро мясо зашипело, пробудило аппетит и заставило сглотнуть слюну. Съев первую порцию, он не наелся и ждал продолжения банкета так же сильно, как и первую.
В уцелевших окнах поездов горели такие же как у него костры. Казалось что у поезда плановая стоянка, окна были живые и светились домашним, хоть и временным теплом. Казалось там, в купе или плацкарте едут пассажиры, которые поглощают курей, пью воду или алкоголь.
Еще немного лязгнут сцепки, состав вздрогнет, и кто-нибудь проявит дежурный интерес к маленькой станции и на миг выглянет в окошко, чтобы увидеть разбитый перрон и старое здание вокзального помещения, обшитое деревом.
Увиденное, естественно не вызовет никакого интереса и обезличенное лицо вновь скроется в уюте вагона и продолжит нарочито вежливый разговор с некрасивой соседкой в годах.
Нос вдохнул запах подгоревшего мяса. Человек очнулся. Несколько раз открыл и закрыл глаза и стащил прут с костра. Ничего, никуда не ехало. И тем более из окон никто не выглядывал. Поужинав, свалился спать. Долгий путь и акробатические упражнения не прошли даром.
11
Такого легкого пробуждения не чувствовал давно. Впервые за долгое время Павел ощутил в теле силу и упругость.
Так отчетливо, что захотелось вытянуться как сильно натянутая струна, что он незамедлительно и сделал. Откинул руки далеко за голову, выгнул грудь колесом вверх. При этом ноги самопроизвольно напряглись, вытянулись в единую линию и где-то даже хрустнул сустав. Взгляд уперся в промасленные железные ребра вагона, а он глубоко до самых окраин легких вдохнул настоянный на машинном масле родной запах метродепо. Тут специфический аромат казался менее резким, но очень похожим.
Это иногда помогало успокоиться и отвлечься от серых мыслей. Среди них как-то проскользнуло неизвестно кем подкинутое предложение покончить жизнь самоубийством. Такие думы он тут же гнал прочь, хотя мозг продолжал предоставлять сопротивлявшемуся хозяину варианты как это можно сделать.
Способов вокруг – масса. Пожар из всего это хлама получился бы отменный. Его бы точно заметили. Павел основательно вдохнул, и очередной прилив спокойствия накрыл каждую клеточку тела. Запах машинного масла помогал почувствовать себя если не дома, то хотя бы на работе, которую он возможно даже любил. Дремота спала. Человек приподнялся.
– Надо доесть вчерашнюю добычу, – выдал мозг, – которая начала портиться из-за постоянного тепла. Температура по его наблюдениям все время держалась на одном и том же уровне. Без колебаний. Так как будто ее кто-то поддерживал.
Для хранилища мусора, где кругом только камень и железо это воспринималось по меньшей мере странновато. Впрочем, времени размышлять об этом не хватало.
С температурой везло. Человек чувствовал себя комфортно. В остальном предстоит разобраться, когда придет время. Пока же жизненноважно исследовать местность. Несмотря на то, что он совершил пару выходов на значительное расстояние от стоянки, большая часть всего этого непонятного места оставалась тайной, даже не за семью, а за гораздо бОльшим числом печатей, которую предстояло разгадать.
Он мысленно пытался набросать план, по которому будет действовать, но объем информации был так велик, что вскоре он взял уголек и, выбрав, относительной ровный бок вагона стал набрасывать что – то вроде карты. По памяти это получалось плохо, но все же ему удалось изобразить и представить не большой, подконтрольный ему участок. Тот, что был пройден и помечен, как безопасный.
Рука отметила место падения. Потом первый переход до свалки. Точки он так и подписывал – «катастрофа», «путь №1», «стойбище». На стоянке рука самопроизвольно задержалась и поставила большую жирную точку как у столиц государств, которые таким образом выделяют на политических картах мира в масштабе один к двухсотдвадцати тысячам. От нее проложил пунктиром маршрут до охотничьих угодий. Туда кстати можно наведаться еще не один раз. Скорее всего, стая мышей вернется на обжитое место.
Что касается остального пространства, то стоит держать ухо востро. Представители фауны – крысы и их летучие собратья как выяснилось, здесь присутствуют, и в не малом количестве.
– Что ты еще прячешь молчаливое подземелье? – Павел оглянулся. Выяснить это можно было только опытным путем. Предстояло много ходить, наблюдать и запоминать. Возможно, это будет серия вылазок, а может и один большой многочасовой, а может быть и многодневный поход. Человек продолжал размышлять как лучше поступить.
В горле пересохло. Сухо, ободрав горло, кашлянул. О себе вновь с большей силой напомнила жажда. В мышах, их он обглодал до белых миниатюрных, пустотелых костей жидкость была, но не в том количестве, что нужна человеку.
План тут же обрел конечную или промежуточную цель – найти источник воды. Любой, но лучше, конечно же, пригодной для питья без кипячения. Павел уже шел, когда решил, как ему следует поступить. Вода там, где низина и ориентироваться надо на направление, которое идет под уклон. В этих условиях это представлялось невозможным, так как почти все, что он видел до этого сплошь забито отходами.
На этих мыслях он обошел последний поезд и покинул границу «кладбища». Взглянув налево, отметил, что чем дальше, тем барханы мусора становятся все меньше и они не такие крутые. Возможно, он ошибался, и истинные размеры куч скрадывало расстояние. Туда и двинулся. Сначала приходилось много петлять. Он несколько раз поучительно сказал под нос, – Умный в гору не пойдет – умный гору обойдет, – и приободренный народною мудростью, примерно запоминая направления, откуда пришел, шагал все дальше и дальше.
В последние дни средства для поднятия духа и настроения приходилось искать в любых мелочах. Сейчас нутро согрела поговорка. Чутье и расчет не подвели. С каждой сотней метров кучи пресного, высохшего до состояния трухи мусора становились все меньше и меньше. Иногда ему казалось, что он видит следы грубых протекторов между холмов. Но, действительно, ли это были следы тракторов или мощных машин определить было не возможно. Рваные отрезки никак не хотели складываться в прямые линии колеи.
Озадаченный остановился у холма очень правильной формы. Подошел ближе и увидел, что это практически правильная пирамида с относительно ровными краями, состоящая из сотен или даже тысяч красно-бело-синих треугольников. Он взял треугольник в руки и близко поднес к глазам. На боку очень легкой, сделанной из толстой бумаги геометрической фигуры было написано синими буквами не замысловатого шрифта – «Мо-Ло-Ко», – Павел читал по слогам.
Когда – то лет двадцатьпять, а может и больше назад, он слышал, что молоко в гастрономах продавалось именно в такой упаковке. На одном из боков была указана цена – 12 копеек.
Павел пнул кучу, и пакеты разлетелись. Все они были абсолютно пусты. Ни капли. На высоте груди из груды тары торчал конец бумажной, похожей на плотную туалетную бумагу ленты. Выдернул ее и прочитал, – «Брак».
Похоже, что какой-то мастер конвейера зазевался или оборудование дало сбой, и огромная партия упаковки отправилась на свалку, а ошибку списали за счет средств госбюджета. Он сильно сжал пакет рукой и он, продержавшись секунду, сложился в кусок плотной бумаги, который тот час же был отброшен в сторону.
Следовало идти дальше. Еще несколько завалов и чистое, ходок удержался, от того чтобы сказать, – Чистое поле. Поля не было. Только пустое пространство и сумерки. Перепад высот сильно заметен не был, но по неизвестной причине этот сектор не был захламлен. Еще один марш-бросок и его ноги почувствовали знакомую твердь бетонного, местами поблескивавшего ровного пола.
Не далеко от него в основание наполовину были вмонтированы железные трубы разного диаметра. Они находились в отличном состоянии, переплетались и разбегались в разные стороны. Прятались под мусором, а несколько ниток упирались в стену, аккуратно загибались, шли вдоль нее и неожиданно уходили в гранит.
Если бы на все это можно было посмотреть с высоты, то точно бы получилось нечто похожее на плату электронного устройства зеленого цвета.
В кристальной тишине, ухо едва различило тонкий шум, источник которого было не определить. Пока есть силы он решил распутать клубок. Определив на глаз площадь начал осмотр от стены. Проходил вдоль каждой трубы пока она была видна в надежде найти кран или механизм для спуска воздуха. Но все было тщетно – монолит.
Постучал по трубе, и она глухо ответила металлическим звуком пустоты. Первый трубопровод, второй, третий… Приходилось чуть ли не в обнимку ползти по сотне метров рядом с каждой ниткой, но время шло, клубок становился все меньше, а он все ближе к свалке.
Оставалось изучить всего несколько труб, чтобы покончить с осмотром, когда он на миг уже вполне отчетливо услышал журчание воды. Будто жидкость переливали из стакана в стакан.
– Шум, действительно, есть, но что толку? – думал Павел, ощупывал трубы, – Все трубы абсолютно целые.
Он приложил ухо к трубе, из которой доносились сладкие звуки и точно знал, где течет вода или что – то другое, но средств добраться до нее не было. Он подошел к месту, где над трубой начинался нарост спрессованного, как питательный силос в единую массу – мусора.
Здесь шум был сильнее и сомнений, что это водопровод не осталось. Ни на что не надеясь он схватил кусок, лежавший над трубой, и с треском вывернул его из пласта. Потом перевернул следующий и еще один. За ним уже был виден приличный отрезок магистрали. Плиты мусора становились все увесистее и тяжелее, шум то пропадал, то снова появлялся, а временами даже нарастал.
Скоро он дойдет до того куска, который будет не в силах поднять. Еще один пласт и в углу пещеры раздался громкий возглас и истерически высокий смех, переходящий в шмыганье человека, который вот-вот заплачет от нахлынувших чувств.
– Тяжелая техника здесь работала точно, – убедился Павел, глядя под ноги. Под очередной плитой в трубе чернела пробоина и блестящие царапины от широкораставленных зубьев гусениц трактора. – Поэтому здесь и не было хлама, – еще один вывод.
Работы в районе коммунальной инфраструктуры подземелья были запрещены или шли менее активно. Особо сюда никто не совался. Но все же кто-то умудрился въехать на запретный участок и продавить трубу. Шум воды шел отсюда.
Выдернул из разлома мусорную пробку. Поднял несколько крупных с острыми краями кусков раскрошившегося чугуна и ладонью достал до воды. По дну трубы еле – еле живой струился едва заметный ручеек, глубиной не больше чем ноготь мизинца.
Павел сунул палец в рот и убедился – жидкость оказалась простой водопроводной водой. Достал пластмассовый бутыль, который нашел по пути сюда и, положив ее набок в трубе, наполнил на половину водой. После чего напился. Вдоволь, до ломоты в зубах. Вода была очень вкусная и очень холодная. Наполнить емкость полностью не получалось, но выход нашелся.
Взяв колпачок, он по капле заполнил тару, еще раз напился, и широко расставляя ноги, уверенно пошел в сторону стоянки.
– Мне определенно везет, – бодрился по дороге Павел. Теперь у него появился свой колодец, который давал воды столько же, сколько родник в пустыне, но и этого в его положении было предостаточно.
Поиски воды заняли целый день. Он не мог сказать, среда это была или уже воскресенье. Ориентировался на организм, и если он хотел спать значит наверху наступала ночь. Пробуждение было – началом утра. Хотя, скорее всего, его режим уже давно вывалился за рамки общепринятого с восьми до пяти. Это была другая отдельная жизнь.
По возвращении в лагерь догрыз последний подгоревший кусок мяса и завалился на боковую. Не смотря на ситуацию и довольно не привычные для изнеженного горожанина и местами суровые условия места, где приходилось обитать – спал крепко. Как и все последние ночи. Серьезные мысли о жизни и смерти больше не одолевали измученный мозг и отошли на второй план. Чаще беспокоили насущные вопросы обустройства быта, еды, питья. Это с новой силой гнало его прочь от лагеря в поисках более подходящего места для невольного заточения, в поисках того, что поможет выжить и выбраться отсюда.
12
Снова пробуждение. Дорисовал на карте участок подземелья, который открыл вчера и обозначил его как – «Источник», после чего снова выдвинулся в неизвестность.
Определенной цели не стояло. В последние дни он не вкусно, но довольно сносно питался и мог позволить немного поголодать. На завалы вокруг внимания уже не обращал. Интерес возникал, и человек оживал только тогда, когда доходил до границы неизведанного, которой чаще всего выступал очередной бесславно сгинувший в неизвестности паровоз. Их он облазил множество. В глазах рябило от однообразия, тусклого блеска на ручках и поручнях. На эту относительно целую в хорошей сохранности электричку он положил глаз накануне. Поезд стоял практически идеально и только где – то в середине несколько вагонов выпирали стрелкой, заметно накренялись в бок, и вдавливалась в платформы стоящего рядом грузового тягача.
Со стороны было видно, как из-за угла разбитого вагона, каких здесь было великое множество вынырнули фигурка юркого человечка. Силуэт быстро двигался. Порой останавливался, чтобы обдумать что – то и ловко уворачиваясь от нависающих над ним конструкций, самых невероятных форм – шел дальше. Вот он скрылся за очередным навалом металлолома. Потом появился вновь и, петляя между остовами железнодорожных монстров, подошел к бледно-синему метровагону, с которого начинался стандартный – в восемь вагонов – состав метропоезда. Постоял, поднырнул под него и пропал из зоны видимости.
Створки механических дверей – плотно закрыты, их заклинило и, Павел даже не попытался их раздвинуть. То, что это будет бесполезная трата сил было проверено не один раз на других поездах. Практически все, что подлежало обыску-осмотру, заржавело или заклинило.
По привычке нашел под ногами там же, где стоял увесистый кусок железа и с размаху засадил в грязноватое окно, которое находилось на уровне плеч. Сразу же отпрянул. Брызнули осколки с остатками белых букв, которые оповещали пассажиров для кого предназначены эти места, но часть мелко потрескавшегося стекла все же осталась в раме. Пришлось поддеть резиновую окантовку и, отвернувшись выдернуть ее из гнезда.
Проделал операцию. Обнаружил на правой руке мелкие порезы. Впервые с той минуты как он оказался здесь поднес руки к лицу и внимательно осмотрел ладони и внешнюю сторону. Не мытые тысячу лет, с вздувшимися венами, с длинными, местами отломившимися ногтями – они огрубели, кожа на подушечках пальцев стерлась, ладони покрылись многослойными мозолями, которые утолщались и грозили со временем треснуть, обнажив плоть нежно-розового цвета. Конечности было жалко, но хороших кожаных или даже простых тканевых перчаток для огородных работ вокруг в избытке не валялось или он был рассеян во время прогулок. В следующий раз надо будет смотреть под ноги еще внимательнее.
