Александр Ростовский
Морфий
Вы когда-нибудь создавали чудовищ?
– Но я больше не встречал его после того разговора. Я не мог отдавать ему приказы…
– Вы не делали этого напрямую. Но он прекрасно понимал, о чём вы пишите.
– Чушь какая. Хотите сказать, я писал свои книги для одного умственно отсталого, чтобы он кромсал моих знакомых?
На лице доктора снова появилась довольная, на это раз более заметная, злорадствующая улыбка.
– Вы изобретательный манипулятор, Даррен. Сначала научили Виктора понимать ваши запутанные и витиеватые мысли, а потом стали исполнять своё предназначение его руками.
Мне хотелось вскочить на ноги и навсегда вылететь из кабинета. Но тьма подобралась слишком близко. Вокруг не осталось ничего, кроме нашего тусклого островка. Минэс не спускала с меня глаз. Из-под полуобнажённой ноги она достала небольшую записную книжку в кожаном переплёте и протянула её мне.
Разобрать, что написано на пожелтевших страницах, при таком освещение было непросто. Я вглядывался в слова, пытаясь понять почерк, но он был мне не знаком.
– Я думаю, вы прекрасно помните то воскресное утро. – сказала доктор после минутной паузы. – Первые полосы утренних газет пестрили заголовками «НОЧНОЙ ГОСТЬ ЗАДЕРЖАН» и фотография Виктора Стрыгойского. На допросе он смотрел на детективов виноватым взглядом, как ребенок, только что осознавший, какой проступок совершил. Полицейские приложили немало усилий, чтобы отобрать у него эту книжку. Для него она была чем-то вроде святыни.
– Что с ним теперь? Где он?
– О, хочется верить в искренность вашей заботы. С Виктором всё в порядке. По решению суда он направлен на длительное лечение в психиатрическую больницу. Очевидно, что Стрыгойский тоже жертва. Не такая, как погибшие от его рук, но всё же… Ваша жертва.
Сейчас я тоже чувствовал себя виноватым ребёнком, который не знает, что сказать в своё оправдание. Опустив голову, я продолжал вглядываться в страницы записной книжки. Чем дольше я смотрел, тем понятнее становился почерк. А некоторые цитаты и высказывания нашли отклик в моей памяти.
