Александр Кучаев
Под новым небом, или На углях астероида
Скрылась, исчезла из глаз низина, в которой состоялась долгожданная встреча, за ней растаял в неверной дымке и зелёный островок леска.
Незаметно утренняя прохлада сменилась нестерпимым зноем, солнечные лучи, недавно ещё нежные, превратились в не знающие пощады мучительные жала. Горячий ветер иссушал тела, и от дефицита влаги спекалось во рту. На смену оживлению пришла усталость, и люди приумолкли, сосредоточившись на тяготах пути. Игорь пустил по кругу бурдюк с водой и получил его обратно наполовину опустевшим. Дети напились вволю, женщины сделали по десять крупных глотков, а мужчины – по три. Игорь ограничился тем, что смочил губы.
Его озабочивала низкая скорость передвижения. Пустыня же превращалась в подобие жаровни. Как бы люди не начали падать прежде, чем доберутся до места отдыха.
Часа через полтора он пустил бурдюк по второму кругу. Мужчины были особенно измучены, и он грубо, без церемоний сказал Уиллису, чтобы они «не валяли дурака» и пили наравне с женщинами. Детей не ограничивали и на этот раз, взрослые же сделали по восемь крупных глотков. Игорю досталось всего лишь несколько капель, но он чувствовал в себе ещё много сил и ещё долго мог обходиться без еды и питья. Остальные помимо воды нуждались и в пище. Поэтому он не забывал об охоте и, улучив момент, отрывался от отряда в надежде выследить какую-нибудь дичь. Но раскалённая пустыня словно вымерла.
В полдень слева по ходу движения обозначилась зелёная роща, вознесённая над горизонтом восходящими воздушными потоками. Игорь подумал, что это мираж, но роща не исчезала и, постепенно приземляясь, принимала реальные очертания. Он показал на неё сомлевшему от жары Уиллису и знаками объяснил, что надо прибавить шагу, иначе солнце и ветер доконают их среди этих голых холмов.
Обессиленные спутники Игоря повалились в тени первых деревьев. Он же, сопровождаемый собаками, не останавливаясь, вошёл в чащу и вскоре набрёл на глубокий родник с бегущим из него ручьём. Через некоторое расстояние ручей, сужаясь, исчезал между узловатых сплетений корней, но влаги, которую он нёс с собой и которая распространялась затем подземным путём, хватало, чтобы древесная растительность грудилась вокруг него в радиусе двух-трех сотен метров.
На опушку Игорь возвратился с полным бурдюком. Он с состраданием смотрел, как жадно поглощают воду пересохшие уста. Первым, как самый маленький, напился мальчик, за ним – девочки. Затем наступил черед женщин.
От Марты бурдюк принял желтоволосый Свенсен, от него – рыжий О’Брайен. Наконец он оказался в руках Уиллиса. Игорь приготовился увидеть, как англичанин будет взахлёб глотать оставшуюся воду. Но Уиллис протянул бурдюк ему. Такой самоотверженности Игорь никак не ожидал. Приложив руку к груди, он отказался и дал понять, что вволю напился из родника. Только убедившись, что он говорит правду, Уиллис стал пить сам.
«Это, я понимаю, старшой, – думал Игорь, глядя, как Уиллис пьёт, запрокинув голову. – Всех накормить, всех напоить, потом уж самому. На такого можно положиться, за таким – хоть в огонь и воду».
Взяв у Уиллиса опустевший бурдюк, Игорь ещё раз сходил за водой, затем ещё. Люди пили и пили, спасая себя от обезвоживания. Но уже не так жадны и многочисленны глотки, уже нет первоначальной торопливости. Вот появились улыбки, пошёл говор, постепенно людьми овладевало благодушное настроение. Пили уже не из-за жажды, а для удовольствия. Марта потрепала за холку Сильву и погладила расположившегося рядом Цыгана – эти друзья напились из ручья ещё раньше Игоря и лежали теперь, вывалив языки и часто дыша. В пути собак не поили, и под конец их рвало из-за нехватки воды в организме.
Наконец бурдюк, не осушенный и на треть, прислонили к стволу дерева.
Тогда Игорь отправился на новые поиски, и ему снова повезло – он наткнулся на место, где произрастал какой-то кустарник с множеством продолговатых, уже созревших орехов. Ему доводилось пробовать такие – они были слегка горьковатыми, но вполне съедобными и питательными. Он принёс и высыпал их целый ворох. Вода оживила людей, и они принялись за доставленную еду. Спустя некоторое время все были сами в состоянии и дойти до ручья, и заниматься сбором лесных даров.
Подкрепившись орехами, Уиллис и его спутники настолько пришли в себя, что были готовы продолжить путь. Во второй половине дня Игорь подстрелил фазана и газель, и когда остановились на ночлег, у них было из чего приготовить ужин. Поблизости со стороны гор бежал ручей, и все не только напились, но и искупались, освежив себя после длинного изнурительного перехода.
Так они шли день за днём. Наконец пустыня осталась позади, раскалённый воздух сменился влажным горным зефиром, а полынь – сочной травой и роскошными молодыми лесами, теснившимися в неглубоких распадках и забиравшимися по склонам высоко вверх. Дичи попадалось всё больше, и Игорь стал приносить всё более богатую добычу, которой хватало и людям, и собакам.
Инициативу в приготовлении еды перехватили женщины, и вечерами свободные от работы Игорь и Уиллис, сидя у костра, вели между собой нескончаемые разговоры. По-русски Уиллис не знал ни слова, а Игорь по-английски мог произнести только «ай лав ю» и «хау ду ю ду», то есть «я вас люблю» и «как вы поживаете». Поэтому переводчиком у них была Марта, которая кое-как изъяснялась с Игорем по-немецки. Постепенно он узнал всё, что произошло с Уиллисом и его спутниками во время и после вселенской катастрофы.
* * *
…Они следовали по маршруту Лондон – Вена – Бангкок, столица Таиланда. В Вене в числе нескольких других пассажиров на борт самолёта поднялась и семья Марты. И вот они снова в воздухе, в комфортных условиях, в предвкушении красочной тайской экзотики.
Авиалайнер пролетал над восточной частью Средиземного моря, впереди, далеко внизу, уже забурели размытые расстоянием контуры суши, когда, в общем-то совершенно случайно, был сделан радиоперехват об астероиде, приближающемся к Земле. Человек, сидевший у радиопередатчика, сообщал, что до столкновения осталось семь минут, потом – пять.
– Что будем делать? – спросил командира экипажа второй пилот Свенсен, швед, тот самый высокий молчаливый мужчина с жёлтыми волосами, который шёл теперь вместе с Уиллисом и другими. – Может быть, сделаем запрос?
– Чушь какая-то, – пожал плечами командир. – Ничего не будем делать. Не будем смешить людей. Продолжим полёт.
А неизвестный у радиопередатчика не унимался.
– До столкновения осталось три минуты, – передал он каким-то холодным потусторонним голосом. Лишь эта его неестественная тональность настораживала, а суть слов воспринималась не более чем обычный розыгрыш.
– Вот чудик, как старается, – командир покачал головой и усмехнулся. – Если было бы что-то серьёзное, нас бы предупредили.
– До столкновения осталось сорок… тридцать секунд, – неслись в эфире слова неизвестного. – Нам всем осталось только попрощаться друг с другом! – торопливо выкрикнул он фразу, диссонансом выбившуюся из его однообразного отрешённого монолога.
– Сейчас наступит конец света, – пошутил командир, но его никто не поддержал.
– До столкновения осталось десять секунд, – передавал неизвестный. Видимо, он решил сыграть свою роль до конца. – Семь, шесть, пять, четыре…
Что-то всё же в этом голосе было такое, отчего все, кто слышал его, внутренне напряглись и с замиранием сердца ждали окончания представления.
– Три, две секунды, – неслось в эфире, – одна, прощайте, земляне!!!
Всё так же спокойно, монотонно пели свою песню двигатели, и авиалайнер всё так же уверенно держался на курсе. Прошло ещё немного времени, и ничего не изменилось, ровным счётом ничего. Командир с улыбкой повернулся к другим членам экипажа.
– Вот шельма, а? Надо же придумать – астероид!
И тут произошёл сбой в навигационной системе; с ней стало твориться что-то такое… Что-то непонятное началось и на земле, и в атмосфере.
Море осталось позади, под ними проплывал какой-то город. И вдруг создалось впечатление, что землю встряхнуло – города не стало, а над местом, где он только что стоял, вспухло огромное серое облако. Серой пеленою застило всё внизу; видимость быстро ухудшалась и наверху, небо помутнело, солнце померкло, и они влетели во тьму. С навигационной системой продолжало твориться невообразимое, и, как со слов Марты понял Игорь, экипаж потерял всякое представление о местонахождении авиалайнера и направлении его движения.
Мощный нестерпимый гул, исторгнувшийся, казалось, из сердцевины земли, обрушился на сознание людей, повергая их в состояние полной невменяемости. Внезапный шквал смял спокойную до того атмосферу, яростные воющие вихри подхватили самолёт и, играя им, понесли, потащили в какой-то кромешный ад. Началась ужасная болтанка, самолёт швыряло вверх и вниз, он должен был сразу же разрушиться и исчезнуть в этом аду, но почему-то не разрушался и вновь и вновь возвращался на прежнюю высоту. Двигатели работали, и пилоты в полуобморочном состоянии стремились удержать авиалайнер от штопора. Большинство пассажиров без чувств лежали в креслах. Лишь единицы сохраняли присутствие духа и как-то ещё пытались осмыслить происходящее.
Время шло. Ураган неистовствовал, но конструкции самолёта выдерживали его удары. Свенсен переглянулся с командиром и встретил его напряжённый и одновременно торжествующий взгляд – у них зародилась надежда, что всё обойдётся. Очередная воздушная яма, однако, оказалась последней. Самолёт задрал нос, повалился набок, и его неудержимо потащило вниз. Пилоты делали отчаянные усилия, чтобы избежать падения, но всё было напрасно. Находившиеся в сознании пассажиры поняли, что развязка близка, и, вжавшись в кресла, закрыли глаза.
Самолёт ударило о поверхность какого-то озера, протащило по волнам и выбросило на пологий берег.
От пыли было темно, как ночью. Самолёт разгерметизировался, пыль проникала в салоны, и нечем было дышать. За бортом ревело, подземные толчки вытрясали души, и всё же это были лишь слабые отголоски того, что происходило в районе падения каких-нибудь полчаса назад.
Когда толчки прекратились и люди стали приходить в себя, обнаружилось, что половина пассажиров и экипажа погибли и на борту искорёженного авиалайнера полно раненых.
Мёртвых перенесли в один из салонов, раненым была оказана посильная медицинская помощь. Командир экипажа поведал о необычном радиоперехвате и высказал предположение, что столкновение астероида с Землёй действительно произошло.
– Боюсь, – заключил он, – у спасательных служб много работы и им сейчас не до нас. Не исключено, что какое-то время нам придётся полагаться только на собственные силы.
В числе погибших были и родители Марты, и четырнадцатилетняя девочка осталась одна среди незнакомых людей.
Территория, прилегавшая к озеру, представляла собой долину гейзеров, окружённую горами. Земля курилась и бурлила. Здесь и там из её недр вырывались струи пара и фонтаны горячей воды. Переувлажнённый воздух был насыщен запахом серы. Они словно попали на поверхность плоского вулкана. Пар и термальные воды, несомненно, имели недавнее происхождение. Некоторые гейзеры образовались посреди искалеченных садов, и струи пара обжигали ещё не помертвевшие до конца листья финиковых пальм, персиковых и других плодовых деревьев.
Вскоре после падения самолёта на долину гейзеров обрушился небывалый грязеподобный ливень, который затем перешёл в сильный непрекращающийся дождь, сопровождаемый ураганными порывами ветра. По земле побежали бурные потоки воды, озеро вышло из берегов и поднялось выше отметки, на которой находился самолёт, нижние его отсеки оказались затопленными.
Когда буря немного утихла, несколько человек под началом Свенсена отправились на поиски какого-нибудь населённого пункта.
Вернулись они через трое суток. Везде, где бы они ни были, земля представляла собой сплошной лунный ландшафт.
– Этой долине ещё повезло, – сказал в своём докладе Свенсен. – В других местах мы вообще не нашли ничего, что напоминало бы о деятельности человека. Не осталось даже развалин домов, абсолютно ничего.
– Ты забыл о посевах риса, – сказал ирландец О’Брайен, который тоже был в поисковой группе.
– О посевах?.. Ах да, конечно! Мы видели клочок земли с прибитыми колосьями. А может, это и не рис был, а что-то другое.
Дождь шёл ещё несколько суток, а когда он прекратился и серая мгла немного развеялась, пережившие аварию увидели, что горы, окружавшие долину и озеро, оделись глубокими серыми снегами. Все перевалы были завалены, в первых же сугробах проваливались по пояс, и преодолеть их не было никакой возможности. В горах властвовал холод, а в долине, согреваемой многочисленными горячими источниками, было сравнительно тепло и можно было обходиться летней одеждой.
Стало ясно, что заперты они здесь надолго. Погибших отнесли повыше от уровня озера и похоронили ещё во время затяжного дождя. Вскоре умерли многие раненые, и их отправили на тот же погост. Трое покончили с собой. Двое сошли с ума, и их век тоже был недолог.
* * *
Первые месяцы были самыми тяжёлыми. На психику давило осознание непоправимости случившейся трагедии. Мучил голод. Питались в основном падалицей, которую отыскивали под обломками садов. Большинство плодов были испорчены, и употребление их в пищу не проходило бесследно. Желудочно-кишечные расстройства были обычным явлением. За полгода умерли все пожилые и дети. Хоронили едва ли не каждый день.
Из подростков выжила одна Марта – сильная выносливая девочка, недавняя горнолыжница. Неутомимая добытчица, она шестым чувством определяла, где может иметься что-нибудь съедобное, находила, ела сама и подкармливала других, менее удачливых.
В конце концов в живых остался только тридцать один человек. Это были исключительно крепкие, здоровые люди, стойко переносившие любые невзгоды.
Сперва жили в фюзеляже самолёта. Позже построили конусообразные шалаши. Их назвали вигвамами, а место поселения – стойбищем.
В начале весны следующего года холода в горах, окружавших долину, пошли на убыль. В апреле морозы сменились оттепелями, стало выглядывать солнце, побежали ручьи, снега стали отступать. Первыми от них освободились южные склоны, за ними горные перевалы, а за ними всё остальное.
Путь был открыт, и в стойбище только и говорили, как связаться с внешним миром. Прошлым летом поиски велись к северу от долины. На этот раз было решено попытать счастья на юге. В южном направлении было пройдено километров двести пятьдесят – никаких следов пребывания человека. Когда группа поисковиков вернулась ни с чем, отправили другую – на запад. И снова всё было напрасно.
Посовещавшись всем миром, снарядили ещё одну экспедицию, которая двинулась в обход озера на восток. Как и все предыдущие экспедиции, её возглавил Свенсен. У него уже был опыт преодоления труднодоступных местностей, он был вынослив и мог, не повышая голоса, добиваться выполнения своих приказаний. Его спутниками в этот раз были двое пассажиров: рыжий Фергюссон – энергичный подвижный малый и флегматичный плотный и сильный коротышка Рейли.
В путь трогались ещё до восхода солнца, а на ночь располагались, когда послезакатное небо начинало меркнуть. В течение дня делали два привала. Чтобы не заблудиться на обратном пути, оставляли за собой памятные знаки из камней, собранных в небольшие пирамиды. Не слишком-то полагаясь на них, Свенсен чертил карту маршрута на светлой внутренней стороне дермантина, который вырезал в одном из отсеков самолёта. На этой карте он обозначал все мало-мальски заметные особенности рельефа местности, все перевалы и ущелья, которые им довелось преодолевать. Вместо карандашей командир разведчиков использовал кусочки древесного угля.
В дорогу им выделили небольшой запас сухофруктов – примерно по полкилограмма на каждого – и по две пластиковые литровые бутыли с водой.
Карту и остальные принадлежавшие ему походные вещи Свенсен поместил в свой самодельный рюкзак. При нем находились и сухофрукты, которые он выдавал по несколько штук, когда останавливались на ночлег. Рейли и Фергюссон съедали всё сразу. Свенсен половину своей доли оставлял на завтрак. Если бы не травы, которые они поедали и при переходах, и на стоянках, на сухофруктах долго бы они не протянули. Однажды им попалась большая двухметровая змея. Они убили её камнями. Фергюссон сказал, что не помнит, как она называется, но знает – мясо её съедобно. Будучи в Юго-Восточной Азии, он видел, как их там готовят.
– Отличное кушанье, – сказал он, – надо только к нему привыкнуть.
Змею зажарили на углях, разделили на три равные части и съели всю, не оставив даже кожу.
На другой день они наткнулись на птичье гнездо, в котором лежали три яйца. Яйца были крупнее голубиных, но мельче куриных. Они оказались свежими, и их сразу же выпили.
Потом каждый поймал по несколько особей бескрылой саранчи, так называемые акриды; все их съели живьём, без остатка.
На девятый день пути сухофрукты закончились и Рейли и Фергюссон заявили о необходимости возвращения в стойбище.
– А с чем мы придём? – возразил им Свенсен. – Что мы узнали, что открыли? Нам скажут: вы просто прогулялись туда-сюда, съев понапрасну провизию, собранную с таким трудом.
– Мы узнали, что земля разрушена, – в свою очередь возразили ему. – Разрушена везде, где мы ни побывали. Следы человека стёрты с её поверхности. То же самое было и в предыдущие экспедиции. Нас не в чем упрекнуть, и никто не посмеет это сделать.
– Всегда найдётся в чём упрекнуть, – сказал Свенсен. – Но дело не в этом. Нельзя исключать, что земли, которые мы прошли, не были обитаемы и до землетрясения. Пусть у нас не осталось еды, всё равно мы должны дойти до какого-нибудь города или селения. Мы устали, нам тяжело, очень тяжело. Но подумайте, что произойдёт, если мы всё же выйдем к людям? Может, в других местах разрушения не так велики, и нам помогут вернуться к нашим семьям! Ради этого я готов преодолеть любые трудности.
Последний довод подействовал. Прекратив разговоры о возвращении, участники экспедиции возобновили движение на восток.
Они шли ещё два дня.
…Был полдень. Было жарко. Они вышли из раскалённого каньона на открытое пространство, продуваемое ветрами. От жары и слабости темнело в глазах, и потому они не заметили необычные, геометрически правильные каменные россыпи, лежавшие на некотором расстоянии справа от них. Поддерживая друг друга, измученные люди дотащились до какого-то озера, расположенного в неглубокой лощине. Берега его зеленели травой и молодым кустарником, похожим на ивняк.
Они напились, прямо в одежде окунулись с головой в воду и, выбравшись на берег, растянулись на траве.
Рейли и Фергюссон мгновенно уснули, а Свенсен не мог сомкнуть глаз. Каньон, в котором не было ни одного растения и ни капли воды, едва их не угробил. Мучила мысль, что это он, настояв на продолжении поисков, поставил под угрозу жизнь своих товарищей. Рейли и Фергюссон истощены до предела и не могут больше двигаться. Да и ему каждый шаг даётся с великим трудом. О том, чтобы идти дальше, нечего и думать. Повернуть назад? Но в том состоянии, в каком они сейчас находятся, каньон им не пройти. Он посмотрел на спящих спутников. Ах, если бы он их послушался! До долины гейзеров было бы уже рукой подать. В тех местах вода на каждом шагу и много съедобных растений. Здесь же… Вода – вот она, а что касается еды…
Свенсен поднялся и оглядел прилегающую местность. На западе, откуда они пришли, находился каньон с его отвесными неприступными скалами. Севернее, в нескольких километрах от озера, скалы сменялись чередой волнообразных возвышенностей. Ещё дальше поднимались, подпирая небо, горы, которые тянулись на восток и где-то там пропадали во мгле. Южнее озера обзор закрывал полого поднимавшийся пригорок, а что за ним – Свенсен никак не мог припомнить, хотя что-то они там видели, когда выходили из каньона.
Оставив спящих товарищей, он пересёк ложбину, перевалил через пригорок, переправился через овраг с чистым прозрачным ручьём, обогнул лишённый растительности крутой косогор и незаметно для себя углубился в своего рода коридор, по обеим сторонам которого возвышались груды щебня. Миновав его, Свенсен вышел на покрытое наносной землей пространство с редкой колючей травой и свернул в ещё один коридор, где щебня было ещё больше. Завалы его перегораживали проход, и через них приходилось пробираться с риском сломать ноги.
Он бы не скоро догадался, что оказался среди развалин большого города, если бы не почтовый ящик, лежавший среди камней. Обозначенные щебнем коридоры – и первый, и тот, в котором он сейчас находился, – были не что иное, как развалины городских улиц.
Свенсен склонился над ящиком и, поворачивая его с боку на бок, заглянул в открытое днище. Он наделся увидеть почтовые отправления – адрес на них мог бы подсказать название города и местность, где они находились. Но ящик был пуст. Оставив его, Свенсен взобрался на груду щебня.
Развалины тянулись на многие километры на юг, запад и восток. Стихия перепахала город вдоль и поперёк. Это было какое-то месиво, состоявшее из земной породы и обломков домов. Кое-где земные недра поглотили целые кварталы и на их месте виднелись голые гранитные утёсы, соседствовавшие с высокими, в рост человека, зарослями бурьяна.
Свенсен прошёл до конца улицу, где нашёл почтовый ящик, свернул в переулок, обозначенный всё теми же грудами каменных россыпей, вышел ещё на одну улицу, потом ещё на одну и здесь увидел стены домов. Одни из них едва возвышались над фундаментом, другие поднимались до уровня второго этажа.
Медленно перебираясь через завалы, Свенсен обходил один дом за другим. Внутренние перекрытия в большинстве из них рухнули, и за фасадами домов виднелись лишь нагромождения балок, покорёженных бетонных плит и других строительных конструкций. Уцелело лишь три или четыре помещения на первом этаже, и Свенсен не преминул их тщательно обследовать. Потолки и стены в них были повреждены, но казались достаточно прочными, и он надеялся, что его не придавит. На полу – осколки оконного стекла, отвалившаяся штукатурка, обломки кирпичей, разбитая люстра, опрокинутый столик, сломанный стул, какие-то доски с остатками полировки, расколотый пополам шкаф с кипами слипшихся почерневших бумаг, плоский монитор компьютера – ничего, что могло бы представлять интерес.
Он проник ещё в одно помещение. Большая часть потолка в нём рухнула, а остальная просела и еле держалась. По уходившей под завал барменской стойке у задней стены, опрокинутым столикам, стульям и битой стеклянной и фарфоровой посуде Свенсен понял, что здесь был бар или какое-то кафе.
За стойкой под обломками полок и разным хламом он откопал несколько десятков банок с консервированными продуктами, среди которых были сосиски, тушёная говядина, печёночный паштет, сардины, лосось, морская капуста, сгущённое молоко, мармелад, быстрорастворимый кофе. Судя по всему, помещение затопляло водой, и продукты, заключённые в менее надёжную упаковку, пришли в полную негодность. Наверно, под завалом было ещё много чего, что могло бы им пригодиться, но голыми руками его было не разобрать.
Под конец Свенсен нашёл бутылку с золотисто-коричневым напитком. Этикетка на ней отсутствовала. Он отвинтил пробку и пролил несколько капель на язык. Это был коньяк, и довольно неплохой. В углу возле завала стоял бочонок из светлого металла, в каких обычно держали пиво. Рядом с бочкой валялся специальный пробочный ключ. Несколько оборотов, и из отверстия бочки побежала, пузырясь, пышная пенистая гирлянда. Ноздри уловили знакомый запах. Слегка наклонив бочку, Свенсен приложился к отверстию и сделал несколько глотков. Это было пиво – крепкое, отличного качества. Подобное он пил в одном из пражских баров, будучи проездом в чешской столице.
Среди битой посуды Свенсену попалось несколько пластмассовых стаканчиков и одна пивная кружка с отбитой ручкой. Отчистив кружку от грязи, он наполнил её пивом, подождал, пока немного спадёт пена, подул, освобождая местечко для губ, и медленно выпил до дна. «Отличное пиво, – снова подумал Свенсен. – Если бы оно ещё было охлаждённым».
Свенсен был крупный мужчина. Однако он был истощён, а пиво было крепкое. Он почувствовал, как благородный напиток ударил в голову, покачнулся и, чтобы не упасть, привалился к стойке. Минут через пять воздействие алкоголя ослабло и к нему вернулась способность совершать координированные движения.
Погрузив в рюкзак несколько банок с продуктами, Свенсен поспешил к озеру, где они остановились на отдых.
Рейли и Фергюссон уже проснулись и, сидя под кустом, молча встретили его появление. Свенсен поставил перед ними рюкзак и сел напротив.
– Мы думали – ты нас бросил, – задушенно просипел Фергюссон, не спуская со Свенсена подозрительных глаз.
– Плохо, значит, вы обо мне думали.
– Гм, плохо! А чего ты хотел? Завёл нас чёрт знает куда и скрылся. Чтобы, так сказать, не видеть результатов трудов своих. Ты ведь покрепче нас оказался. Вот мы и подумали: рванул, наверное, назад к стойбищу.
– Перестань, слышишь, ты, – укоризненно произнёс Рейли и улыбнулся Свенсену. – Ты же видишь – он вернулся.
– Ну и что, что вернулся! – провалившиеся глаза Фергюссона зло заблестели. – Долго ли ему снова уйти? Ты, что ли, его остановишь, доходяга ты этакий? – Фергюссон обречённо махнул рукой. – А, что со Свенсеном, что без него, всё равно подыхать.
– А вот в этом, дружок, ты глубоко заблуждаешься. Подыхать никому не придётся, – с этими словами Свенсен выложил из рюкзака три банки морской капусты, банку сардин и банку кофе, после чего поставил перед ними бутылку со спиртным.
– Не пойму, – вытаращив глаза, сказал Рейли, – это сон или что? Скажите мне, пожалуйста, я вижу всё это во сне или наяву?
– Наяву, конечно. – Свенсен улыбнулся. – На, возьми вот эту банку с морской капустой и открой её.
– Улоф, Улли, дорогой! – воскликнул Фергюссон, обращаясь к Свенсену по имени. – Это еда! Ты спас нас от голодной смерти!
– И, правда, мы думали, нам конец, – сказал Рейли и покачал головой, как бы осуждая самого себя. – Но кто тебе дал всё это?
– Кто?.. – Свенсен показал рукой на косогор, за которым он побывал. – Там находится то, ради чего мы сюда пришли.
– Там город? – с придыханием спросил Рейли. – Эти консервы дали его жители?
– Там одни лишь развалины, – сказал Свенсен и в нескольких словах рассказал о сделанном им открытии.
Рейли и Фергюссон упрекнули его, сказав, что еды он мог бы принести и побольше. Свенсен ответил, что боялся, как бы после длительного голодания они не объелись и не умерли, и что консервы, находящиеся в полуразрушенном доме, никуда не денутся.
– Да, никуда не денутся, конечно! – сказал Фергюссон. – Если только не обвалится потолок дома. Вот будут они у меня под боком, тогда я буду спокоен.
На первое они съели морскую капусту. Потом разделили на троих банку сардин. Зачерпнув глиняным горшком воды в озере, Свенсен поставил его на огонь и, дождавшись, когда вскипит, приготовил кофе. У них имелись глиняные кружки, но Свенсен разлил кофе по пластмассовым стаканчикам, которые принёс с собой. В каждый он добавил по несколько капель спиртного.
– Что это за отрава? – спросил Фергюссон и, взяв бутылку, стал разглядывать её на свет.
– Осторожно, не пролей, – предупредил Свенсен. – Это коньяк. Я уже пробовал его. Превосходный напиток.
После еды Рейли и Фергюссона снова неудержимо потянуло ко сну. На этот раз уснул и Свенсен. Проспав больше часа, они поднялись и ещё раз искупались в озере. Рейли и Фергюссон приободрились, глаза их засветились живым огнём.
– Хватит прохлаждаться, – сказал Фергюссон, широко улыбаясь. – Веди нас, Улоф, к своему знаменитому бару. Мне не терпится попробовать пива и закусить сосисками.
Ночь они провели у костра под окнами разрушенных домов. Дерева в окружающих развалинах хватало, и они натаскали его на три ночи. На ужин Свенсен выдал каждому по две банки морской капусты и по банке печёночного паштета. И позволил выпить по кружке пива. Сам он пить отказался, сказав, что свою долю уже выпил. Рейли и Фергюссон не настаивали.
– Пусть не пьёт, нам больше достанется, – сказал Фергюссон, растягивая в улыбке рот.
Крепкое пиво сделало своё дело – Рейли заметно опьянел. Он сидел у костра, безучастно глядя на огонь, и, покачиваясь из стороны в сторону, невнятно, комкая слова, напевал:
Садись в мой корабль,
Буря прошла, и скоро ночь.
Куда ты спешишь?
Совсем один от нас плывёшь.
Кто тебя спасёт,
Когда опять потянет вниз?
– Пир во время чумы, – сказал, кивая на Рейли, ухмыляющийся Фергюссон. Он посмотрел по сторонам. – Везде одни развалины. Сколько под ними покойников? Сотни тысяч? Миллионы? Мы сидим, словно на кладбище, и… пьянствуем. Вон, – он снова кивнул на Рейли, – напоролся, как глухая свинья, и хрюкает.
Мельком взглянув на Фергюссона, Свенсен убедился, что и тот тоже изрядно во хмелю.
– Ложись-ка ты спать, дружок, – сказал он, положив руку ему на плечо. – Завтра нам придётся немало походить.
На другой день первое, что они сделали, это вынесли под открытое небо все консервы и выкатили бочонок с пивом, так как опасались обвала всё ещё державшейся на месте части потолка.
На завтрак съели по банке сосисок и выпили по две кружки пива.
– Ну вот, теперь я снова в силе, – сказал Рейли, поглаживая себя по животу. – Теперь я готов пройти хоть сто километров.
– Ещё бы не пройти, – ухмыльнулся Фергюссон и, взяв в руки пустую банку, прочитал сделанную на ней надпись: – Нетто тысяча граммов. Если отбросить бульон, то чистого мяса наберётся граммов восемьсот. После такой еды тебе, Рейли, не идти, а бегом бежать надо. Но что касается меня, то я бы ещё одну баночку не прочь одолеть. Да вот босс, – он кивнул на Свенсена, – боится, как бы мы с тобой не растолстели.
– Нет, это не потому он не разрешает съесть лишнего, – возразил Рейли и провёл Фергюссону по рёбрам. – Он просто знает, что на этих костях жир никогда не образуется в силу физиологических особенностей организма. Поэтому он не хочет понапрасну переводить добро в… сам знаешь во что.
– Ты хочешь сказать, что тебе-то лишняя порция сосисок пошла бы на пользу?
– Я ничего не хочу сказать. Того, что я съел, мне пока достаточно. И ещё я знаю, – он показал на пирамиду консервированных продуктов, – мой пай от меня не уйдёт.
Слушая их болтовню, Свенсен добродушно улыбался. Его товарищей было не узнать: если вчера они выглядели высохшими мумиями, то сегодня томились от избытка энергии.
За несколько дней Свенсен и его спутники облазили весь город. Они искали живых людей, но нашли лишь с полсотни человеческих трупов, большинство из которых были страшно изуродованы обломками зданий.
