Александр Иванович Вовк
Десять рассказов
2019 г., март
Ужасы гипноза
Уж не знаю, насколько удачливыми в жизни бывают мои Читатели. Вполне допускаю, что вокруг кого-то из них сама удача танец живота исполняла, лишь бы угодить. И такое для кого-то – пустячки! Но обычные люди, более всего из числа современников, чрезвычайно уязвимы в некоторых житейских ситуациях. И удача легко оставляет их на произвол той самой судьбы, которая с удачей никогда не уживается. От такого произвола никуда не спрячешься! Я бы сказал ещё точнее – жизнь современного человека иной раз оказывается куда сложнее, нежели даже у густо заросшего питекантропа, незнакомого с преимуществами самой поздней цивилизации. В общем, скажу я вам, дорогие Читатели, страшная перспектива!
К примеру, был со мной такой случай. Очень показательный, между прочим, случай. Завис я как-то в очередной командировке, то есть, как сами понимаете, вдали от родного дома и налаженного семейного быта. Но давно же это было. В конце восьмидесятых. В Осиповичах. Городок такой в Белоруссии имеется. Он не столь уж мал, но и большим назвать язык не провернётся. Особенно у того, кто бывал в подлинно больших городах. В общем, страшная перспектива!
Так вот! Не скажу вам, кто я такой и что там, в тех самых Осиповичах, тогда делал, потому что вам это совсем ни к чему, а мне говорить об этом теперь не хочется. Но скажу, что в той командировке неделю перебивался я на пару со своим сослуживцем. Такое уж у нас было дело, что оно обязательно требовало совместных усилий. А заодно и нескольких напряженных дней, но к интересующему Читателей случаю то общее дело было почти завершено. И нам, разумеется, давно уже хотелось домой. И мы это почти заработали, но в планомерную жизнь трудолюбивого народа, и в нашу, в том числе, нагло вклинились выходные. Два дня полного безделья! Из-за них нас к работе не допускали, ведь всё там закрыто и даже опечатано. Такой у них невыносимый и образцовый порядок. Страшная перспектива!
Потому всякая работа застопорилась до понедельника. В двухместном номере скупо оборудованной гостиницы, где мы после трудового дня, как понимаете, ночевали, ничего из уюта не поместилось. Ничего, кроме двух коек с панцирными сетками, простеньких прикроватных шкафчиков под ситцевыми салфетками и жестокой скуки. Даже телевизор, покоившийся в холле на изрядно искореженной тумбочке, дверца которой со скрипом открывалась и закрывалась от сквозняка, считался неисправным. Да и кому он нужен?
Те койки, кстати, выгибали нас как хотели! На спине ещё лежать удавалось, поскольку спина проваливалась не столь уж глубоко – ей пол мешал. А вот на животе лежать не получалось. Совсем нам не хватало гимнастических способностей и регулярных тренировок!
Тоска, да и только! Из развлечений вокруг – одни газеты. И никакой подпитки серого вещества трудящихся интересной информацией.
Конечно, по соседству (разве без этого где-то бывает?) проживали такие интересные командировочные специалисты, которые всегда размачивают своё серое вещество широко известным способом. Были такие по соседству и с нами! Но я с коллегой, на общую нашу беду, к подобной культурной деятельности оказались не восприимчивы. Страшная перспектива!
В общем, если наши Читатели в подобных жизненных ситуациях уже достаточно бывалые, то они вполне могут вообразить, как тяжело деловому человеку два дня подряд бездельничать без определенной цели! Это же самое плохо переносимое занятие! Особенно, если руки и мозги по поводу работы давно тоскуют! А ещё хуже нам было оттого, что нужное дело, случайно незавершенное ещё к прошлой пятнице, оставлено неподалёку. Вроде бы оно рядом, но нас-то к нему не допускают! Страшная перспектива!
Потому, выспавшись за субботу на сто лет вперёд и назад, к воскресному утру мы с коллегой стали крепко серчать. Безделье – это же самое свирепое испытание для людей, всегда озабоченных, всегда подгоняемых заданиями сверху, всюду неуспевающих, догоняющих, нервничающих… Они постоянно в такой кутерьме и живут, и работают. У них всегда так. Давай, давай! Вперёд, вперёд! Должен! Обязан! Не подведи! Не допусти! Выручи! В последний раз! В общем, страшная перспектива!
Но если всё это на их голову долго не обрушивается, – почему-то – то такие люди, как бы это выразиться поточнее, абсолютно теряют свою единственную точку опоры. Не ту, о какой вы сейчас подумали, но они сами себе не рады! И даже не знают, для чего вообще они народились на белый свет! Страшная перспектива, я вам скажу!
И к тому разу и к той командировке пришёлся именно наш случай! И, разумеется, он не пришёлся нам самим по душе!
Потому вышли мы с товарищем немного прогуляться, так сказать, за пределы помещения. Конечно же, обязательно против нас давно и нудно лил мелкий дождь, хотя зима считалась в разгаре. Этот ненужный дождь особенно портил наш трудовой настрой на культурный отдых, которого итак не было. Оно и конечно! Сколько грязи на тротуарах! И под ногами сплошные лужи с самостоятельно лопающимися пузырями. Дождь без хороших зонтов настолько испортил жизнь, что мы стали жалеть о перечитанных два раза подряд газетах, оставленных в гостинице.
А идти в тех Осиповичах, если нет хороших знакомых, которые не скажут откровенно, будто ты незваный гость, который хуже татарина, буквально совсем некуда. Впрочем, глазам на милость нам тут же попалась действующая, потому что было воскресенье, церковь с синими куполами. От нечего делать, не лбом же теперь биться, мы в неё-то и зашли. Просто так! Интересно всё-таки, если пускают!
Как раз служба шла. И пел хор. Красиво пел и таинственно, как не поют по радио или телевизору. Разноголосо. И голоса доносились откуда-то с неба и немного сзади, что казалось особенно таинственным. И поскольку мы с товарищем, хотя и крещённые в малолетстве своими родителями, сильно напуганными тогдашними тяготами жизни, к богу совсем не тянулись, такое пение восприняли как крайне замечательное искусство.
Мы оба сняли свои мокрые шапки и с интересом вертели головами в полумраке. Всюду бросались в глаза многочисленные церковные украшения, выполненные в дереве и позолоте. А на нас отовсюду удивлённо уставились все святые со страшно вытянутыми лицами. Вот только от алтаря приятно пахло сгоревшими свечами. Мы туда продвинуться не рискнули, дабы не мешать старушкам и прочим женщинам. Все они часто и разом склоняли головы и торопливо осеняли себя. Как это правильно сказать? Крестным знамением, что ли?
Мы молча стояли и завороженно слушали. Но только до тех самых пор, пока священник (кто знает, какого он чина?) не принялся обходить прихожан, собравшихся посредине зала (как этот зал правильно зовётся? Ничего-то мы с товарищем не знаем!) и вдоль стены. Он помахивал висящим на руке кадилом и припевал что-то. Негромко и непонятно. Видимо, не по-нашему! Наконец, он приблизился и к нам, но тормознул зачем-то, будто упёрся. Страшная перспектива!
Мы-то что? Мы ничего! Стоим, по сторонам глазеем! Но всё же неловко как-то. Все старушки и прочие женщины обернулись, глядят на нас укоризненно, будто мы их знамениям мешаем! Я ещё подумал, может, и они интересуются, зачем этот священник тормознул? А мы действительно не понимали, зачем он как вкопанный? И как на его бездействие нам реагировать? Да только старушки к тому времени очень уж разволновались! Зашипели на нас вразнобой, словно мы здесь одни лишние. Тогда и до нас дошло, что тот поп с кадилом не решился протиснуться между нами и стеной. А протиснуться он хотел, видимо, для нашего же блага. Он честно хотел нас своим кадилом под защиту взять. Потому и стоял напрасно, чуда ждал, наверное, что стена подвинется, либо мы с товарищем дрогнем. Тогда мы, чтобы не портить о себе общее впечатление, вразнобой шагнули вперёд. И сразу шествие с кадилом двинулось за нашей спиной и по кругу, по кругу – туда, откуда и началось. И забот-то, казалось, – всего-ничего! Мог и протиснуться, если так уж нужно было!
В общем, этого неатеистического развлечения нам показалось вполне достаточно. И мы снова вышли на дождь, топая по лужам без правильной ориентации своей дальнейшей жизни. Тем не менее, души наши всё-таки наполнились чувством вины, связанным с церковным конфузом. Вроде бы, пустяк, но недовольство собой откуда-то просочилось! Правда, не скрою, оно развеялось при виде зачуханного магазинчика с огромной сине-зелёной надписью «Бакалея». Надпись висела над старой деревянной дверью из двух половинок с мелкими стеклянными окошками.
– Что-то пива захотелось! – поделился коллега неожиданно родившейся мечтой.
– Можно! – благословил я его намерение. – Давай заглянем!
Ну и зашли. Скажу вам честно, уважаемые Читатели, пиво в те годы повсеместно было хорошее. Если было, конечно! Но чаще его в продаже не находилось. Особенно, если хотелось в бутылках. Обычно попадалось только «Жигулёвское». Очень редко – «Мартовское». Но тоже хорошее! Не то, что нынешнее! Названий и производителей теперь много, но пива хорошего с тех пор нет! Пена, конечно, осталась! Её и в стиральном порошке достаточно! Но пива больше нет! Страшная перспектива!
В больших городах, конечно, пива и тогда было по потребности. В крайнем случае, можно было постоять в очереди у одноимённой жёлтой бочки в виде одноосного автоприцепа. Такие бочки чаще встречались у городских парков, возле вокзалов и в других культурных местах.
Из тех бочек любители пива получали свою долю в полулитровых стеклянных кружках. Но там они подолгу не задерживались. Они сразу отходили в сторонку, поскольку столиков рядом предусмотрено не было. Пристроившись, так себе, как придётся, любители манерно сдували высокую пену. Важно было не облиться самому и не попасть пеной в соседа. Потом начинали смаковать, сильно вытягивая вперёд губы. И ведь обязательно кто-то дразнил остальных. Он извлекал из кармана пересушенную рыбёшку и приступал к священнодействию. Для этого пристраивал свою кружку, хотя бы на земле, потом обстукивал рыбёшку, хоть обо что, пристально очищал её от неподатливой чешуи, а уж после… Он со знанием дела разжевывал соленые кусочки рыбки на зависть всем остальным. Им-то добыть рыбёшку было недосуг. Они пили пиво просто так – с одним лишь удовольствием.
Скажу вам честно! Я с коллегой большим любителем пива никогда не значился. И совсем не потому, будто мы уже тогда знали о его коварных свойствах. Ведь наших женщин оно быстро склоняет к алкоголизму, а мужчин, особых почитателей пива и наших женщин, превращает в баб. Об этом знатоки и медицина поведали нам вполне конкретно, но позже.
Кстати, пусть женщины не обижаются на меня и вульгарность моего языка. Пиво действительно превращает мужиков не в милых женщин, какими они, несомненно, до поры и являются, а именно, в весьма неэстетичных баб. То есть, в мужиков, но оплывших, нерешительных и в некотором важном смысле, весьма бесполезных. Страшная перспектива, я вам скажу! Но не все понимают!
Не будучи злостными любителями опасного пива, мы купили в магазине всего-то по бутылке «Жигулёвского». Как и положено, за тридцать семь копеек пол-литра. А почему бы и нет, раз уж оно так навязчиво продаётся! И чтобы не возвращаться под ледяной дождь, надумали мы выпить пиво здесь же, в магазине. Народу вокруг, который мог справедливо принять наши действия за хулиганство, кроме нас практически не было. А продавщице наш порыв вообще оказался безразличен. С её стороны последовало лишь одно условие: «Бутылки назад я у вас не приму! Даже не пытайтесь!»
Ну и ладно! Всего-то убытков по двенадцать копеек за штуку!
Всё бы ничего, но из-под металлических крышек с необычной активностью принялась вырваться пахучая пена! Странно! Она увлекла за собой треть оплаченного нами напитка. «Ничего себе! Шампанское, да и только! Но дешевле!»
Узрев подобную несправедливость, мы заколебались: «Странно! Может, это, что осталось в бутылках, и пить уже нельзя?»
– Свежее, свежее! – опровергла наши сомнения уставшая от безделья пышная продавщица в белом фартуке, который пора было стирать. – Только вчера завезли!
– А если оно до вас полгода где-то простояло? – усомнился товарищ.
– Да что вы, в самом деле! – гневно отрезвила нас продавщица. – Будто не мужики совсем! Вертите носами, как пионерки! Всё вам, не слава богу! Или вы совсем не местные?
Это подействовало. Мы носовыми платками обтерли горлышки и приложились к ним, постепенно раздуваясь, не столько от объема горьковатой жидкости, сколько от реактивности её напористой струи. Страшная перспектива!
Переглянувшись, мы обменялись впечатлениями:
– А чёрт его знает! – сказал я товарищу. – Может, и правда у них оно свежее! Может, в Осиповичах свежее всегда такое?
– Вполне возможно, если так получилось! – содержательно ответил товарищ.
Мы быстро допили и пошли прочь, раздутые как шары Винни пуха. Хорошо, хоть народ под тающими снежинками гулял не дружно. Потому мы спокойно стравливали давление пивных газов до тех пор, пока не приблизились к местному Дворцу культуры. На специальном щите рядом с ним красовалось подмоченное приглашение. Народ зазывали посетить выступление гастролирующего гипнотизёра.
«Ничего себе! – подумали мы одновременно. – Это же то самое, что нам и нужно! Непонятно, а потому очень интересно! Страшная перспектива!»
Билеты ещё продавались. За полтинник. Вроде, терпимо. До начала выступления оставалось минут двадцать, потому мы вполне могли сойти за совсем неторопливых джентльменов!
Осмотрелись. Разделись в гардеробе. Уселись на свои нумерованные места. Двадцать первый ряд. Зато посредине! Народу много. Я и не ожидал увидеть столько людей в каких-то Осиповичах. По всему видать, не просто деревня! И почти не шумят – все ждут начала! В назначенное время стали хлопать в ладоши, приглашая приезжего гипнотизера не набивать себе лишнюю цену.
Только тогда сквозь половинки бархатного занавеса в зал высунулось чьё-то лицо, заинтересованно обозрело пространство, от стены до стены, и исчезло. Но скоро из-за половинок занавеса, не распахнув его полностью, выплыл пожилой мужчина в бархатном концертном пиджаке. Он манерно поздоровался с залом, приложив руку к сердцу, и сделал такой слащавый вид, будто несказанно счастлив встрече с нами. Потом он слегка порасшаркивался, выражая свою благодарность за общее к нему внимание, чем и закончил своё важное вступление.
Далее он без утайки туманно поведал, что же это за штука такая – столь таинственный гипноз. И рассказал доверительно, как он до сих пор уживался с не верящим в чудеса материализмом. Наконец, концертный пиджак заверил всех, будто настоящий гипноз совсем не отрицается современной наукой, он не запрещен у нас в стране и в некоторых случаях с успехом применяется даже в медицине.
– А ваш гипноз всех берёт? – выкрикнули из зала.
– Всех, товарищи! Он всех берёт! Есть кто-то, чисто теоретически, неподверженный! Но это, конечно, только теоретически, товарищи! А так – всех подряд берёт! Разумеется, всё зависит от силы внушения! Но с силой, товарищи, я вас уверяю, у нас всё в порядке!
Концертный пиджак забрал у зала минут пятнадцать времени. Наконец, занавес за ним распахнулся настежь. И тогда пиджак, театрально разведя руки в сторону, торжественным голосом пригласил присутствующих приветствовать аплодисментами некого Маэстро. Тот явился на сцену в чёрном фраке. Поклонился, приложив обе руки к груди, и только тогда началось самое интересное…
На сцену по просьбе Маэстро сразу поднялись два парня из зала. Он сам на них указал! Видимо, выбрал самых слабаков по виду. Они, отвечали на вопросы Маэстро. Рассказали о себе положенный минимум и тут же легкомысленно заснули. Прямо-таки, стоя заснули, как настоящие лошади! А коварный гипнотизёр на виду у всех подавал им всякие команды, и парни эти, словно, дрессированные животные в цирке, то послушно поднимали руки, то старательно плясали гопака, то делали вид, будто вылизывают пустые тарелки! Зал довольно хохотал. Контакт был установлен. Первоначальное недоверие улетучилось.
Промучив парней некоторое время, гипнотизёр щелчком пальцев вывел их состояния болванчиков и, ничего не понимающих и не помнящих, под смех зала отправил на прежние места.
После того Маэстро пригласил на сцену сразу десять человек! Их уже никто не назначал. Они выходили на сцену сами и по собственному желанию. Более того, трое желающих, потоптавшись у сцены, оказались лишними, и с сожалением вернулись на свои места.
Люди на сцене, надо предупредить, подобрались разные по полу, возрасту, росту и ожиданиям, написанным на их лицах. Но все, – и они, и весь зал, ждали чуда! Правда, никто не догадывался, в каком виде чудо явится? Зал тайно надеялся на нечто непристойное – тогда было бы невероятно интересно. А самое главное, с каким потрясением завтра на работе будут слушать про это все сослуживцы и коллеги! И жалеть, что сами не пошли на такое классное представление.
– Ты как? – спросил я в тот миг своего товарища, подразумевая его самочувствие.
– Нормально! А что?
– У меня в животе страшная революция… Хорошо бы, не февральская… Уж не знаю, усижу ли я до октябрьской… – поделился я своими страхами.
Товарищ не ответил. Видимо, у него всё было стабильно, а происходящее на сцене уже заворожило всех зрителей. Кроме меня.
Я о себе ничего не преувеличиваю. Скорее, наоборот. Вместе с ощущением тяжести во всём животе, меня всё сильнее мучила мигрирующая боль в боку, одновременно давила смутная тревога, тошнота и обессиливающая слабость. То и дело бросало в жар. Временами я сильно потел… В общем, стало понятно, что со мной происходит вполне неладное. Подходил тот момент, когда следовало что-то предпринимать, но во мне ещё теплилась крохотная надежда, что всё как-то перемелется и не придётся в аварийном порядке покидать зал. Меня удерживало и то обстоятельство, что для этого предстояло протиснуться через ноги двух десятков человек, впритык сидящих в моём ряду, и озабоченных отнюдь не моими муками.
За это время Маэстро усыпил всех десятерых и при полном одобрении гогочущего зала стал издеваться уже над ними. Сначала все загипнотизированные, но каждый сам по себе, ловили в воздухе летящие в их воображении мыльные пузыри. О, как же они старались! Это действительно было смешно! Только не мне. Страшная перспектива!
Потом Маэстро поставил им задачу поймать козу, которая якобы стояла перед каждым из участников, но в руки не давалась. И каждый на глазах умирающих со смеху зрителей проявлял удивительную смекалку, лишь бы выполнить задание. Кто-то пытался схватить козу за рога, кто-то за хвост. Были желающие её поднять и повалить. Один хитрец надумал свою козу заманить пучком воображаемой травы и поднять вверх её передние ноги. Один бедолага подкрадывался к козе сзади и ползком, пряча голову и притворяясь невесть чем…
В зале уже смеялись взахлёб, не обращая внимания ни на соседей, ни на самих себя. Все хватались за животы.
Я тоже за него хватался, но мне было не до смеха. Что-то внутри, мучившее меня не на шутку, и не думало утихать. Назревала революция! Не дай-то бог, процесс станет неуправляемым. Постепенно накатывал тот неприятный момент, когда следовало решаться и немедленно выбегать из зала. Но именно тогда мне вдруг становилось немного лучше. Всего чуть-чуть, но всё же отпускало! И забрезжившая впереди надежда лишала меня решительности настолько, что я оставался на месте, лишь ослабляя брючной ремень.
«Ещё немного посижу! – думал я. – Должно же это безобразие когда-то закончиться! И на сцене, и во мне!»
Однако в следующий момент мне становилось хуже, и я почти готов был встать… Но опять слегка легчало, и я оставался. Сколько такое мучение продолжалось, я уже и не знал, поскольку совершенно потерял чувство времени.
А на сцене все бедолаги, наконец, успешно справились с трудной задачей. Они поймали своих коз и уговаривали их потерпеть. Понятное дело! Ведь коз следовало подоить, чего животным, кажется, совсем не хотелось. Приходилось идти на всякие хитрости. Козы сопротивлялись, бодались, убегали, опрокидывали вёдра… Но подопытные, косвенно демонстрируя всё это зрителям, считали выполнение такого задания самым главным делом своей жизни. Они не отступали от бедных коз, несмотря на то, что ни у кого ничего не получалось.
Коварство Маэстро не знало предела. Он вдруг объявил, будто козы – о, боже! – почему-то стали меньше ростом. С этим пришлось мириться и под них подстраиваться – приседать, становиться на колени, ложиться на пол.
Зал не знал меры в неистовстве собственного смеха. Только и я страдал не меньше загипнотизированных бедолаг на сцене. Даже больше их, поскольку я, в отличие от них, всё происходящее со мной и вокруг меня понимал яснее ясного!
Маэстро ещё два раза «уменьшал» размеры коз. В итоге все дояры и доярки уже лежали рядом с козами на сцене, ухитряясь совершать движения, напоминающие микроскопическую дойку. Многие работали весьма изящно – самыми кончиками пальцев, – имея в виду, что коза-то у них в руках теперь не крупнее мышки.
Зал всё хохотал, изнемогая. Наконец, гипнотизёр сжалился над добытчиками козьего молока и привёл их в обычное состояние. Ничего не понимая, озираясь, и оглядывая друг друга, они пытались понять причину бурного смеха в зале. Разумеется, ничего у них не получалось.
Когда все в зале успокоились, не понизив уровня своего интереса к сцене, Маэстро предложил поэкспериментировать уже с самим залом, уверяя, будто ничего опасного и даже неприятного для зрителей не предвидится. Он пообещал всего-то усыпить всех на короткое время. И лишь для того, чтобы каждый зритель прочувствовал то же самое, что бедняги испытывали на сцене. Гипнотизёр убедительно обещал не нарушать чьих-либо интересов и никого не компрометировать. Многие уже, получив сегодня от этого гипнотизёра некоторый опыт, ему не поверили – испугались за себя. Но после того как Маэстро ещё некоторое время позаговаривал залу зубы, согласились и они.
В моём же неустойчивом состоянии бессознательное подчинение могло оказаться более чем опасным. Я даже думать не хотел о том, что могло со мной произойти (можете сами догадаться)! Потому сразу решил стоять насмерть, но гипнотизёру не подчиняться! И правильно сделал, ибо в следующую секунду все в зале по команде этого Маэстро подняли руки. А далее он вообще скомандовал скрепить руки в замок…
Такого вынести я совершенно не мог. Мне вспомнились тугие пуговицы моих брюк и этот проклятый ремень… С руками в замке я при всём желании не справился бы… Извините за пикантные подробности! Страшная перспектива!
Я резко поднялся и ломанулся через свой ряд на свободу, подминая безвольно сидевших с поднятыми и сведенными в замок руками зрителей. Для меня такие приказы казались чересчур!
Я мощно продрался по своему ряду, словно разъяренный слон сквозь переплетенные лианами джунгли, не обращая внимания на оттоптанные ноги, вырванные по ходу дамские сумочки, порванные чулки и поломанные прически. Впрочем, за моей спиной не слышалось ни упрёков, ни возмущений. Лишь умиротворённо раскачивающиеся по всему залу сотни поднятых рук рисовали сюрреалистическую картину безвольного человеческого стада с всесильным дирижёром на сцене. И лишь один он удивленно наблюдал за мной, одиноким взбунтовавшимся декабристом, вполне возможно, напуская на меня свои чары наибольшей мощности. Всё тщетно!
Не тут-то было! Я изо всех сил рвался на простор, не подчиняясь командам ни гипнотизёра, ни провидения, ни господа бога! Где-то там под привычной табличкой с символическим значком мужского силуэта меня неистово манило освобождение от физических и моральных мук. Мой исстрадавшийся живот едва сдерживал невольно готовящийся с его помощью позор! И я, не поддавшийся ужасному гипнозу, силой всей своей воли не мог допустить такого финала!
Может через полчаса, может позже, ибо время на меня уже не распространяло привычного воздействия, потому и не ощущалось, обессиленный, я вывалился в фойе. В гардеробе почти не осталось чужой одежды. Все разбежались. Я забрал своё пальтишко, вернув гардеробщице её картонный жетончик, и выплыл на улицу, всё ещё опасаясь повторения тяжкого испытания.
От перенесённых физических и моральных мучений я уже был мокрый, потому продолжающийся дождь воспринимал с безразличием. В полном изнеможении я едва плёлся в гостиницу, мечтая лишь об одном – рухнуть на койку и заснуть тяжёлым непробиваемым сном, чтобы в нём остались все прошлые мои страдания.
Давно обеспокоенный моим отсутствием коллега занимал удобное горизонтальное положение, коснувшись пола своей серединой. Дабы не выгибаться совсем уж дугой он на полу под собой пристроил ненужную под головой подушку.
– Ты куда пропал? – удивился он. – Исчез так незаметно, будто гипноз тебя совсем не берёт! Разве, только теоретически! – пошутил он. – А я так хорошо расслабился…
– Гипноз меня не берёт! Это на опыте проверено! – подтвердил я через силу, сбрасывая с себя мокрое пальто и всё остальное. – Но и тебе есть чему радоваться! Тебя совсем не берёт испорченное пиво! Я же теперь даже не знаю, что страшнее – пиво или гипноз? Пожалуй, и то, и другое! Всё одно – страшная перспектива!
2020 год, февраль.
Для обложки использован фрагмент фото, выполненного автором.
