Александр Федорович Чебыкин
Герой Днепра
И снова бой
Майор Воскресенский понимал, что фашисты любыми путями будут стараться захватить аэродром, расположение которого было очень удобным: с него можно контролировать огромную территорию и прикрывать наступающую танковую армию. Вечером собрал командиров. Приказал пополнить боезапас и перевести личный состав, оставшийся от полка и ОБАТО, в окопы, кроме работников столовой и медсанчасти.
В понедельник, в десять утра, начался массированный налет вражеской авиации. Ни одна бомба не упала на взлетную полосу. Удар наносился по капонирам и окопам обороняющихся. Земля стонала, осыпалась обваловка самолетных укрытий. Рядом с командным блиндажом упала 500-килограммовая бомба. Блиндаж засыпало. В окопе с майором Воскресенским находились подполковник Середа и посыльный. Воскресенского присыпало. Отгребая от себя землю подвернувшейся алюминиевой тарелкой, он видел, как пара за парой заходили на аэродром немецкие самолеты, а в створе взлетной полосы, на расстоянии около километра, были видны парашюты десанта. Расчет немцев был прост: пока шла бомбежка и русские прятались в окопах, вне огня приземлиться, сосредоточиться и захватить капониры справа и слева от взлетной полосы. Когда парашютисты приземлились и перебежками стали приближаться к аэродрому, по ним открыли огонь.
К Воскресенскому подполз старший лейтенант Пятерко и саперной лопаткой стал освобождать его от земли. Воскресенский, у которого кружилась голова, не было слуха, пропал голос, нацарапал на планшете: «Откапывайте, там подполковник Середа». Как в немом кино, он видел передвигающихся немецких десантников и отходящих от первых капониров наших бойцов. Сердце готово было вырваться из грудной клетки. Он впервые в жизни заплакал от своего бессилия: «Почему отступают? Там же остаются раненые, немцы их перебьют».
Более двух часов шел бой. Над аэродромом снова появились немецкие самолеты. Пролетали на бреющем, но, видя, что идет бой, бомбить не стали. Десантники рассчитывали на легкую победу, предполагая, что после такой бомбежки мало кто мог остаться в живых. В небе появились еще два пузатых десантных самолета, и начали выбрасываться парашютисты. В это время из-за тучки вынырнули два краснозвездных «ястребка» и атаковали. Один немецкий самолет развалился в воздухе, второй, переваливаясь с крыла на крыло, врезался в землю. Мощный взрыв потряс аэродром. «Ястребки» пролетели низко над взлетной полосой. В воздух взвились зеленые ракеты, обозначая расположение наших окопов. Со второго захода «ястребки» стали расстреливать из пулеметов немецких десантников. Немцы начали отходить. Наши с криками «ура!» бросились преследовать их.
К Воскресенскому вернулась речь, он попросил Пятерко передать, чтобы вернулись в окопы – могут нарваться на засаду, и вели прицельный огонь по противнику из пулеметов и винтовок.
Немцы отошли к лесу. Майор Воскресенский приказал: «Восстановить окопы, раненых отправить в лазарет, убитых похоронить в карьере, подсчитать потери, проверить боезапас. Командирам или исполняющим их обязанности собраться около командного пункта».
Больше всех пострадала аэродромная рота. Убит командир роты Иван Субботин. В роте осталось двенадцать человек. В первой эскадрилье убит один механик и тяжело ранен техник, во второй убитых нет, а раненых четверо, в третьей убито два техника и старший техник звена Гаврило Понедельник. Откопали подполковника Середу, но он был уже мертв. Во втором бою погибло сорок семь человек, в основном от бомбежки.
Оборона
Майор Воскресенский попросил остаться на командном пункте старшего лейтенанта Пятерко и горько пошутил: «Вот и остался Пятница со своим Робинзоном. Поинтересовался: «А где наши тыловики Неделько и Сапожников?». Начальника вещевой службы Сапожникова не нашли. Неделько подъехал на машине, слез, опираясь на суковатую палку, пояснил: «Маленько зацепило, ничего, до свадьбы заживет». На просьбу Воскресенского доложить о наличии в ОБАТО людей, запасов продовольствия и транспортных средств Неделько сообщил: «В батальоне осталось одиннадцать человек, десятка два наберется на запасном аэродроме, четыре автомобиля, пятитонный кран и каток, запасов продовольствия хватит на два месяца. Будет проблема с доставкой хлеба, но есть передвижная хлебопекарня, закупленная перед войной в Германии».
По радиосвязи получили приказ из штаба армии: аэродром не оставлять, готовиться к приему самолетов. Прошла неделя. Фашисты больше не беспокоили.
Стали обживаться и зарываться в обваловку капониров. Восстановили командный пункт. Стенки окопов обложили плахами, сверху накатали по три ряда бревен. Установили телефонную связь со всеми боевыми точками.
Каждый вечер после ужина на командном пункте собирались исполняющие обязанности командиров эскадрилий и командир ОБАТО Неделько. Воскресенский с болью шутил: «Плохо, товарищ Неделько, от нашей «недельки» только мы с тобой остались. Своим заместителем назначаю старшего лейтенанта Пятерко». Столовая продолжала работать. Три раза в день дежурная машина привозила на позиции горячую пищу в термосах.
Как-то майор Воскресенский посетовал: «Плохо, что мы не имеем сведений о личном составе, штаб разрушен, документация сгорела. Нужно собрать людей, переписать их данные и домашние адреса, пусть обменяются ими на случай гибели, чтобы сообщить родным и близким. Да и мы давайте расскажем друг другу о себе».
Начал старший лейтенант Николай Пятерко: «Товарищи, мне больше всех повезло, после летного училища, можно считать, попал служить в родное село. Отсюда всего пятьдесят километров. Если не дежурил, то каждое воскресенье отправлялся домой. Командир эскадрильи и ребята отпускали охотно, потому что каждый раз привозил какие-нибудь гостинцы. В селе летчиков уважали и ценили. Жену на соседней улице высмотрел. Сыну уже четыре года. Славно жилось до войны, ой как весело. По выходным с сыном барахтались в заводях реки, которая протекала посредине села. Сынишка каждый раз удивлял меня любовью ко всему живому: то тащил в пригоршне головастиков, просил: «Папочка, заберем их домой, пусть живут в бочке за сараем», то приносил стрекозу и уговаривал: «Папа, сделаем ей домик», то бежал с охапкой цветов и ликовал: «Папочка, пусть мама посадит их под окнами». Сын любил забираться мне на плечи и прыгать в воду. Я тут же его вылавливал. Жена Мария сидела на берегу и радовалась за нас. А после такой прогулки – к обеду горячие ватрушки с топленым молоком из погреба».
Воскресенский Георгий Васильевич: «Я житель городской. Подмосковье. Подольск. Городок небольшой. Ровесник Москвы. Двух-, трехэтажные дома только в центре, а на окраинах по улицам пасутся коровы. Тихий, спокойный городок. Сколько себя помню, порой кажется, что родился под крылом самолета. Отец был летчик, с капитаном Нестеровым дружил. Отец с малолетства таскал меня на аэродром. Домик у нас с верандой, в яблоневом саду. Весной цветущие ветки сирени упирались в окна. Летом у нас обязательно кто-нибудь из полка гостил – уезжали одни, приезжали другие. Под яблонями ставили раскладушки, а сверху натягивали тент. Вечерами самовар и общее застолье. До полуночи распевали песни. Рано утром босиком по росе на речку умываться. После обеда отсыпались в тени под деревьями. Благодать. Запах роз и антоновки. Придет ли еще такое время? Дети мои – погодки. Сын окончил десять классов нашей гарнизонной школы. Отличник. Собирался поступать в МАИ. Дочка хотела быть только врачом. Квартира наша больше походила на лазарет, и кого только в нем не было: и бесхвостый котенок, и овчарка на трех ногах, и ворона с перебитым крылом, и слепой заяц. Весной взял два списанных контейнера и установил во дворе школы – под зооуголок, пусть занимаются зверятами детишки под руководством дочери. Будет сострадание к живой природе – будет оно и к людям».
Иван Неделько: «А я родился и вырос под Хабаровском, в селе князя Волконского – ссыльного декабриста. Амур – простор широчайший, такая сила у реки, что за ночь песчаный остров может появиться, или исчезнуть, или передвинуться километра на два вниз по течению. Весной река наполнена рыбой, которая идет на нерест в малые речки, где вода более чистая и богатая кислородом. Одна беда – мошкара и гнус не дают покоя, пролазят во все щели. Без накомарника у речки не посидишь. Зато осень – действительно золотая. Лес полон богатства: грибы, всякая ягода, смородина, дикий виноград, лимонник, орех – лещина и кедровый… Не ленись – запасайся на зиму. Осенью отъевшиеся за лето кабаны ходят вразвалочку, амурские олени за каждым кустом, зайцы под ногами путаются, белка может поиграться с тобой шишками. В седьмом классе я влюбился в соседскую девчушку, которая училась в торговом техникуме. Хотелось видеть ее чаще – поступил в торговый. Она окончила на год раньше и по распределению попала в Советскую Гавань. Договорились, что после моего окончания поженимся. После выпускного собрался ехать за ней, но пришло письмо, что выходит замуж. Подумал, что это розыгрыш, но родители передали, что ездили на свадьбу, что жених понравился – моряк, офицер, большой начальник на корабле, квартиру сразу дали. Я побежал в военкомат. Напросился в армию, хотя мог еще годик попарубковать. Еле уговорил военкома. После года службы в отделе кадров дивизии узнали, что у меня среднетехническое торговое образование, и предложили поехать учиться в военное училище по специальности. С прошлой осени – в этом полку. Мне тут очень нравилось».
Танковая атака
На четырнадцатый день после первого налета фашистской авиации связь с дивизией и армией прервалась. По радиоприемнику шла информация, что немцы где-то в двухстах километрах. Через двое суток на машине с запасного аэродрома прибыл старшина Скрипка и сообщил, что из соседнего села прискакал на лошади парнишка и рассказал, что через село прошла колонна фашистских танков и немцы захватили ближайшую железнодорожную станцию. Воскресенский понял, что они окружены, но приказа оставить аэродром не было, значит, будем оборонять, не всё же немцы будут наступать. Подумал: у нас мощная, боеспособная Красная Армия, и мы скоро погоним захватчиков с нашей земли. Собрал командиров и приказал готовиться к длительной обороне. На оставшихся машинах отправить раненых. Старшине автороты Остюжному, который знал тут каждую тропинку, поручил проселочными дорогами вывезти раненых из окружения.
На аэродром стали выходить группы солдат, сообщая, что впереди фронт прорван, многие части попали в окружение. Майор Воскресенский кормил окруженцев, одевал в новое обмундирование, давал сухой паек на дорогу, предлагал остаться. Но люди рвались на восток, к своим. Осталось с десяток окруженцев, территория которых уже была оккупирована фашистами.
На двадцать первый день появилась группа мотоциклистов с белым флагом. Воскресенский приказал огня не открывать и послал старшего лейтенанта Пятерко узнать, чего хотят немцы. Те предложили освободить аэродром и сдать оружие, обещали, что бомбить не будут. «Если эти условия не примите, то развернем танковую дивизию прорыва и проутюжим вас в окопах».
По возвращении старшего лейтенанта Воскресенский собрал командиров, доложил требования немцев и высказал свои предложения: «Оккупантам очень нужен наш аэродром, чтобы, посадить свои самолеты и отсюда вылетать на бомбежку и штурмовку наших городов, поселков и обороняющихся частей. Если мы бесславно сдадимся, значит, поможем фашистам уничтожать то, что создано нами. К тому же, где гарантия, что после пленения они нас не расстреляют. Есть второй вариант: ночью покинуть позиции и небольшими группами прорываться к своим. Но и здесь палка о двух концах: прорвемся ли, можем попасть на засады, а если и прорвемся, то как будем смотреть в глаза людям? Скажут, сдрейфили, без приказа оставили позиции. Кто мы тогда – предатели? Довожу до сведения третий вариант – наиболее приемлемый и справедливый. Наши войска дерутся с захватчиками от Баренцева до Черного моря. Бьются за каждый клочок земли. Многие гибнут, но чести своей не роняют. Предлагаю сражаться до последнего патрона и вздоха. Пусть фашисты знают, что советские люди не сдаются. Кто желает – может покинуть позиции». Старший лейтенант Пятерко: «Будем считать – это приказ: сражаться до последнего. Что передать немцам?» – «Попросите сутки для подготовки аэродрома к сдаче».
К Воскресенскому подошел старшина Скрипка и попросил сутки, чтобы переправить семью к родственникам, в соседнюю деревню. «Немцы узнают, что я был секретарем партийной организации ОБАТО – семью загубят. Доходят слухи, что фашисты уничтожают семьи партийных и советских работников».
После возвращения Пятерко Воскресенский обратился к однополчанам: «Дорогие мои, у нас есть сутки, чтобы достойно встретить немецкие танки. Приказываю привезти со склада гранаты, связать их по пять штук для подрыва танков. Авиационные бомбы закопать на танкоопасных направлениях, подвести к взрывателям провода от телефонных аппаратов. Технику по вооружению лейтенанту Четвертаку продумать систему подрыва. Товарищ Четвертак, можете доложить, сколько в наличии авиационных бомб?» – «По три боекомплекта «соток» и по два – по двести пятьдесят. Итого 240 «соток» и 80 по 250 кг. Телефонных аппаратов сорок один, но недостает телефонного кабеля. Придется приспосабливать самолетную электропроводку». – «Было бы здорово выкопать противотанковый ров в створе взлетной полосы, но нас мало, дай Бог, если успеем закопать и замаскировать 320 фугасов. Есть предложение устанавливать не только на танкоопасных направлениях, но и вокруг капониров. Будем поднимать фашистов на воздух, если пойдут в лобовую». До заката Воскресенский ни на минуту не присаживался – контролировал установку авиабомб. Ночью, проверив посты, вздремнул не более получаса.
В восемь утра услышали гудение танков. Танковая колонна с десантом на броне разделилась на две части и начала охватывать аэродром слева и справа. Танки открыли огонь по капонирам. Снаряды взрывались вблизи укрытий – фактически велся прицельный огонь.
Воскресенский понял, что вчерашние переговоры были для фашистов разведкой: «Поэтому они и не спешили уезжать, а терпеливо ждали ответа, но и нас надоумили использовать авиационные бомбы и дали возможность их установить. Немцы, предполагая, что у нас только стрелковое оружие, надеялись, что после вчерашнего предупреждения о применении танков мы покинем позиции».
Как только первый танк поравнялся с контрольной вешкой, раздался взрыв. Танк приподняло и отбросило в сторону, за ним второй, третий… десятый. Одиннадцать искореженных машин застыло вдоль взлетной полосы. Авиаторы из пулеметов вели огонь по десанту. Немцы стали отходить.
Но спустя некоторое время атака возобновилась. Танки расползлись полукругом и, сминая кустарник, двинулись к капонирам: немцы догадались, что заряды выставлены полукругом и между ними можно найти проходы. Обстановка усложнялась. Под огнем танков и немецкой пехоты надо было переподключать провода к зарядам. И хотя подорвалось еще четыре танка, но другие прорвались сквозь пояс защиты и с близкого расстояния вели огонь по укрытиям. Появились убитые и раненые. Один из танков стал утюжить огневую точку. Раздался страшной силы взрыв, и машина сплющенным куском металла закувыркалась по откосу вниз. Но танки продолжали лезть на капониры и взрывались один за другим вместе с оборонявшимися расчетами.
Воскресенский, видя, как гибнут люди, решил: «Кусочек родной земли, где сконцентрирована воля к победе, скоро некому будет оборонять, но и сдавать готовую к посадке взлетную полосу нельзя». Приказал старшему лейтенанту Пятерко взорвать десять бомб в створе и сорок – вдоль взлетной полосы… Земля качнулась, огненный вал поднялся над взлетной полосой, и сотни тонн земли накрыли ее, но в створе взрыва не было, видимо, перебило где-то провода.
Пятерко кричал контуженному Воскресенскому: «Я быстро устраню неисправность и вернусь». С телефонным аппаратом и мотком провода побежал в конец полосы. И только у самого створа обнаружил обрыв. Раздумывать было некогда. Подсоединил напрямую к аппарату и крутанул ручку…
Бой продолжался. Майор Воскресенский видел, как оседает земля и засыпает его, но сил дотянуться до телефонного аппарата не было. Теряя сознание, подумал: «Хорошо, что мы тут остались, задержали немецкую колонну прорыва. Три десятка танков, искореженных и обгоревших, осталось по периметру взлетной полосы и на скатах капониров, больше сотни фашистских десантников лежат на склонах обваловок. Рассчитались за всех погибших товарищей».
На закате оккупанты уходили, вытаскивая из танков контуженных и обгоревших. В конце аэродрома забелел лес березовых крестов. Аэродромные постройки уничтожены. Взлетная полоса к приему самолетов не пригодна. Да, русские умеют и могут воевать.
…Перед рассветом вернулся старшина Скрипка. Аэродром было не узнать: засыпанная землей взлетная полоса, обвалившиеся капониры, всюду обгоревшие и покореженные немецкие танки. Взорванные узлы сопротивления и засыпанные окопы. Хоронить было некого. Нашел командный пункт. Стал раскапывать. Наткнулся на майора Воскресенского. Проверил пульс. Жизнь теплилась. Старшина Скрипка, двухметрового роста, чемпион округа по вольной борьбе, охотник, взвалил худенького майора на плечи и понес в сторону леса. В глухом лесу, за болотиной была охотничья избушка, о которой знали только он и его тесть.
В избушке Скрипка уложил майора на топчан, нагрел воды, обмыл от грязи. Воскресенский пришел в сознание. Говорил с трудом, слышал, видел, понимал, но ноги не действовали. Отлежавшись, Воскресенский подозвал старшину: «Ну что, товарищ старшина, как видишь, в третий раз я родился. Будем разыскивать наших, создадим партизанский отряд и продолжим борьбу с фашистами».
