полная версия

Александр Федорович Чебыкин
Герой Днепра

Земляк

Немецкую охрану заменили русскими, почему- то их называли власовцами. В форме немецкого фельдфебеля Дима узнал дядю Васю с соседней улицы. Мужчина лет сорока, бывший конюх, с носом лепешкой и пухлыми щеками. С его тремя сыновьями Дима ходил в одну школу, а летом оравой мотались на лошадях в ночное. В лагере дядя Вася возглавлял отделение охраны двух отрядов узников. Как-то Дима приблизился к дяде Васе и прошептал: «Дядя Вася, это я, Дима Перепелкин, сын ветеринара Петра Устиновича. Я вас помню, мы с вашими ребятами – Колькой, Петькой и Наумом – вместе в школу ходили и лошадей пасли». Дядя Вася пристально посмотрел и спросил: «Ты, что ли, Димка Перепелкин, сын Петра Устиновича?» – «Я, – подтвердил Дима. – У меня тут есть друг Жак, ему надо помочь, иначе он загнется». Начальник охраны тоже оказался земляком. Договорились, и Жака перевели в один отряд с Димой. Дядя Вася отводил их в готовый бункер, где они из щепочек разводили костер и в консервных банках варили морские водоросли, моллюсков. Дядя Вася где-то достал им пачку настоящего чая, иногда незаметно совал по галете.

Жак постепенно стал приходить в себя, оживать. Рассказывал Диме, какая у него чудесная жена и дочери – пяти и семи лет. Лагерный комитет передал, что французское Сопротивление помнит Жака и что Шарль де Голль наградил его орденом. Жаку стали приходить посылки и письма от друзей по Сопротивлению и от жены. Весной 1944 года Жак решил бежать. Стал уговаривать Диму. Дима отвечал: «Не могу, придут наши, арестуют дядю Васю, кто его защитит». Жак горячился: «Мы его защитим». Но Дима упорствовал: «Здесь вы защитите, но нас отправят в Союз, кто его защитит там. Его могут расстрелять за измену и пособничество фашистам или осудят лет на десять, а дядя Вася уже немолодой, может сгинуть в тюрьме и не увидит своих сыновей».

В апреле 1944 года группа французов ночью была выведена из лагеря. Лагерному начальству доложили, что они умерли и их вывезли в овраг.

Возмездие

С территории Англии каждый день налетали сотни самолетов и бомбили немецкую линию обороны. Рвы осыпались, минные поля перемешивались с горами песка, колючая проволока кусками болталась на столбах, но надолбы стояли, а бомбы не пробивали бункера и доты. В мае все линии обороны заняли немецкие части. После налетов авиации лагерников выгоняли восстанавливать укрепления.

На рассвете 6 июля 1944 года к берегу подошли десантные корабли. Высаживались англо-американские войска. По всему горизонту виднелись корабли, которые вели беспрерывный огонь по огневым точкам фашистов. Узники были в лагере. Власовская охрана арестовала фашистское руководство лагеря и взяла охрану лагеря в свои руки – на случай непредсказуемых действий фашистов. Комитет лагеря совместно с власовцами стал организовывать оборону лагеря. Союзники, используя фактор внезапности, к середине дня заняли первую линию обороны, но на второй застряли. Фашисты подтянули резервы. Бой шел до вечера. Лагерный комитет решил отправить к союзникам связных, которые знали расположение огневых точек и проходы в минных полях. Комитет просил передать, что при огневой поддержке они могут ударить по фашистам с тыла.

Связные вернулись к рассвету. Было решено начать действия в то время, когда немцы обычно обедают. Ровно в 14.00 с кораблей открыли огонь артподготовки. Через полчаса, когда артподготовка закончилась, союзники пошли в атаку. А отряды Сопротивления с тыла врывались в бункера, уничтожая огневые точки противника. Вооружившись немецким стрелковым оружием, продолжали выбивать немцев. Громовое «ура!» разносилось над песчаными дюнами. Вторая линия немецкой обороны была прорвана. Десант союзников устремился в брешь. Пехота при поддержке боевой техники, несмотря на фланговый огонь, продолжала расширять плацдарм. Стали подходить другие суда. Как выяснилось, по замыслу союзного командования, здесь был отвлекающий удар, а основные силы высаживались в 40 километрах северо-восточнее.

После боя союзники заставили военнопленных вернуться в лагерь.

Награда

У ворот лагеря Дима увидел Жака с группой бойцов Сопротивления в красных беретах. Жак размахивал руками и кричал: «Русо, Дюма, это я – Жак! Идем с нами!». Диму посадили на джип и повезли в небольшую рыбацкую деревню. Жак представил его высокому мужчине с крупным носом, в головном уборе, похожем на кастрюльку, с большим козырьком. Прошептал: «С тобой хочет беседовать де Голль, я рассказал ему о тебе». Дима в лагере освоил французский и лихо отрапортовал: «Дмитрий Перепелкин, заключенный под номером 6837. – Подумав, добавил: – Дюма». Французы заулыбались. Де Голль говорил быстро и долго. Французы встали по стойке «смирно». Дима понимал, что он рассказывает о его биографии, участии в Сопротивлении, мужестве и стойкости в борьбе с фашизмом. В конце речи де Голль пожал Диме руку, взял со стола медаль, прикрепил ему на грудь и торжественно проговорил: «За заслуги в борьбе с фашизмом, за пролитую кровь, за участие в советском, французском, итальянском Сопротивлении». Попросил, чтобы Дмитрия переодели в форму французского солдата. На прощание сказал: «Мы рады будем видеть вас гражданином Франции или гостем». Дмитрий ответил: «Служу народу Франции и Союзу Советских Социалистических Республик». Стоявшие вокруг захлопали.

Дмитрий попросил, чтобы Жак помог дяде Васе и тем военнопленным русским, которые были в их отряде. Вернулись в лагерь, где уже работала комиссия, рассортировывая заключенных. Французов, бельгийцев, норвежцев, датчан, итальянцев отпускали домой, вручая им документы, что они находились в концлагере. Советские военнопленные и власовцы были размещены в разных бараках. Жак упросил, чтобы дядю Васю перевели от власовцев к узникам лагеря, снабдив его документами, что он помогал французскому Сопротивлению.

Возвращение

Диму с объяснительной запиской передали представителю советского посольства во Франции. В августе 1944 года Дима возвращался в Союз с английским караваном, который шел в Мурманск. На траверсе мыса Киркенес конвой встретил советские корабли. Представленный командиру советского конвоя Дмитрий остался на флагманском корабле. В кают-компании рассказывал о своей эпопее. Капитан 2-го ранга – симпатичный офицер с маленькими усиками и большими залысинами – сказал: «Мы ценим и уважаем свободолюбивых французов и преклоняемся перед мужеством и отвагой бойцов французского Сопротивления, но будет лучше, если мы тебя переоденем в форму советского моряка, а эту оставишь на память. Пришло время служить и тебе. Оставайся на нашем корабле. Мы сохраним твое сержантское звание бойца итальянского Сопротивления». Дима попросил разрешения хоть на денек съездить домой. Ведь там даже не знают, жив ли он. По прибытии в Мурманск Диме дали отпуск на месяц.

Утром 1 сентября старшина 1-й статьи Дмитрий Перепелкин стоял на пороге школы. До дома оставался всего километр, но Дима не мог не зайти в родную школу. Во дворе перед школьниками стояли директор и учителя. Дима подошел строевым шагом и доложил: «Товарищ директор школы, ученик девятого класса Дмитрий Перепелкин прибыл для продолжения учебы». Учителя и ученики удивленно смотрели на ладного моряка. Дима доложил и опешил: ни среди учителей, ни среди учеников никто его не узнавал, только старенькая учительница географии, сгорбленная, седая Мария Исааковна, признала Диму. Всплеснула руками, обхватила его и заплакала: «Это Дима Перепелкин, а мы считали, что тебя нет в живых. Был ли у матери? Беги скорей к ней. Она каждое утро приходит на росстань встречать тебя. Потом придешь в школу. У нас после занятий педсовет, расскажешь о себе и о ребятах, которых с тобой угнали».

Дима бросился домой. Облокотившись на калитку, приложив ладонь к глазам, на дорогу смотрела мать. Дима перебросил вещмешок через изгородь, перемахнул через калитку, обхватил мать, стал целовать ее лицо, руки. Мать опустилась на колени, прижалась к ногам сына и шептала: «Димочка, родной мой, как долго ты не приходил, сердце мое выболело по тебе». Дима стал расспрашивать: где отец, братья, сестра? Мать сообщала: отец воевал под Вязьмой, попал в плен, бежал, был в партизанском отряде у поляков, погиб осенью 1943 года, неделю назад пришел пакет из Польши, где сообщалось о его подвигах и о награждении польским крестом. Братья и сестра, слава Богу, живы. Обоих братьев после освобождения от немцев взяли на учебу в ремесленное училище, теперь они работают в городе на военном заводе, по выходным приезжают домой. Сестра вышла замуж за офицера, лежал тут в госпитале. Уехали на Дальний Восток.

Месяц прошел как один день. Гулять было некогда. Раза два заходил в школу. Старых учителей осталось только двое, некоторые уехали. Учителя математики фашисты повесили за связи с партизанами. Молодых учителей-комсомольцев отправили в концлагерь, что с ними стало – пока никто не знает. За три года дом покосился – нижние бревна подгнили. Плетень завалился, а дальние звенья его сожгли в печи. Дима нашел в соседнем селе дядю – маминого брата. Вдвоем подрубили два ряда под домом. По воскресеньям помогали приезжавшие из города братья. Срубили новую баньку, поправили огород. Вечерами Дима садился на лавочку перед домом. Тельняшка плотно облегала широкую грудь. Собиралась молодежь. Водили хороводы. Кто постарше – пели песни под трехрядку. Дима подробно рассказывал обо всем, что случилось с ним за эти годы. Потом извинялся: «Завтра рано вставать. Вы гуляйте, а я пойду посплю, устал за день сильно».

В начале октября 1944 года старшина 1-й статьи Дмитрий Перепелкин прибыл в Мурманск на свой эсминец. Сопровождал караваны, участвовал в охоте на немецкие подводные лодки. Через три месяца Дима был классным специалистом дизельной группы.

Друзья

В день десятилетия Победы над фашистской Германией к Дмитрию приехал Жак с женой и дочерьми-невестами. Пригласили в сельский клуб. Жак надел французские ордена. Дмитрий, в звании главстаршины, пришел в морской форме с медалями «За отвагу» и французского Сопротивления. Он работал военруком в школе. Жена – фельдшерица Зина – родила ему двух лобастых, белоголовых мальчуганов.

Жак погостил неделю: воспоминания, воспоминания… Каждый день ездил в районный центр, выступал перед студентами техникумов, школьниками, рабочими… Дни и часы были расписаны по минутам.

Дмитрий с женой смог посетить Францию только тогда, когда отмечали сорокалетие Победы над фашизмом. Надел сохранившуюся французскую форму, но она оказалась тесновата. Муниципалитет Гренобля заказал ему новую форму, но с тельняшкой Дмитрий не расставался.

В поселках и городах Франции аплодировали двум седым бойцам Сопротивления.

Взлетная полоса

Беда

21 июня 1941 года командир полка зачитал приказ о перебазировании 2306-го полка на запасной аэродром. Личный состав переучивался на новые самолеты, а старые приказали законсервировать и готовить к перегону на центральную базу. Шла интенсивная переподготовка летчиков и техников. Инженерно-технический состав эскадрильями проходил обучение в Васильково, под Киевом. На одной стороне взлетной полосы стояли старые самолеты, на другой – две эскадрильи новеньких «Миг-3», готовых к перелету на запасной аэродром.

Перед рассветом старший инженер полка майор Воскресенский, в годах, поджарый, невысокий, в очках, с покрасневшими от усталости глазами, прошелся вдоль аккуратненьких, пахнувших краской самолетов. Дежурные техники звеньев доложили о готовности самолетов к перелету. Майор Воскресенский, напомнив о соблюдении мер безопасности при обращении с бензином, кислородом и сжатым воздухом, уехал в военный городок.

Накануне – в субботу – холостые летчики и техники отгуляли на вечере отдыха в гарнизонном Доме офицеров и теперь крепко спали в общежитии. Разбудил глухой гул и покачивание земли. Выбежав из общежития, офицеры увидели страшную картину. В небе гудели чужие самолеты с крестами на крыльях. На городок сыпались бомбы. Было видно, как над аэродромом взлетали огненные вихри.

Николай Пятерко, с перепуганным лицом, в тапочках, галифе, с голым мускулистым торсом, с планшетом в руках, мчался на аэродром. Пара за парой заходили вдоль взлетной полосы «мессершмитты», расстреливая самолеты, которые вспыхивали факелами. Море огня бушевало над аэродромом. Горела колонна бензовозов, стоявшая за аэродромом.

Николай добежал до стоянки своего самолета, но увидел лишь искореженный, обгоревший остов машины. Побежал через взлетную полосу к штабу полка. Двухэтажное здание было разрушено. На месте левой половины зияла глубокая воронка. В правом крыле вылетели окна. В комнату дежурного по части забегали офицеры и разбирали оружие. Пятерко заскочил в дежурку, нашел свой пистолет, набил в карманы галифе коробки с патронами и только тогда сообразил, что он полураздетый.

Кто-то сообщил, что дом, где жили командир полка и начальник штаба, разрушен. Заместитель командира полка по летной подготовке подполковник Середа, не останавливаясь, бегал около штаба, наконец пришел в себя и подал команду: «Семейным – по домам, спасать семьи, а холостякам в казармы, к личному составу своих эскадрилий».

В военном городке техники и солдаты аэродромной роты под командованием старшего инженера полка майора Воскресенского расчищали завалы. Пятерко быстро дошел до офицерского общежития. Деревянное здание общежития догорало. Тушить было некому. Пожарные машины были на аэродроме, пробовали спасти горящие самолеты. Казарма личного состава от прямого попадания была разрушена полностью. В живых остались единицы, и то контуженные и раненые. Военный городок был в огне. Женщины искали своих детей, дети искали родителей. В оставшихся служебных помещениях организовывали лазарет. Подъехал на мотоцикле майор Воскресенский. Рассказал, что в эту ночь было тревожно, не спалось. Несколько раз выходил на улицу покурить и первым услышал гул самолетов и разрывы бомб. Успел забежать в квартиру, разбудить жену и дочь, вскочил на мотоцикл и помчался на аэродром. Следующая волна самолетов накрыла городок.

Солнце медленно вставало из-за горизонта. Подполковник Середа, не скрывая волнения, обратился к офицерам: «Обстановка чрезвычайная. Надо принимать меры по спасению людей и оставшегося имущества. Передаю командование гарнизоном майору Воскресенскому. У него получится лучше, чем у меня. Я научен только руководить полетами». Майор Воскресенский согласился: «Раз сложилась такая ситуация, согласен принять руководство. Вам, товарищ подполковник, собрать летный состав и построить здесь через час. Командиру аэродромной роты приступить к исполнению обязанностей командира батальона авиационно-технического обслуживания. Разыскать заведующих складами – и ко мне. В десять часов общее построение. Передать в летную и техническую столовые, чтобы готовили завтрак». Нашлись начальники продовольственной и вещевой службы лейтенанты Неделько и Сапожников, они доложили, что расположенные в полуземлянках за аэродромом вещевые и продовольственные склады не пострадали. Фашистские самолеты наносили основной удар по взлетной полосе и военному городку.

Связь с дивизией и округом не работала. Пробовали связаться по радио, но частоты были забиты, стоял сплошной треск. Майор Воскресенский на своем мотоцикле отправил в штаб дивизии связного. Отдал указание накормить сначала летно-технический состав, затем солдат и семьи военнослужащих.

В десять часов построились эскадрильями. В первой эскадрилье было два техника, один летчик, шесть механиков, во второй – шесть летчиков, шесть техников и одиннадцать младших авиационных специалистов. Третья эскадрилья была почти в полном составе. Личный состав отдельного батальона авиационно-технического обслуживания (ОБАТО) был представлен караулом и сокращенным расчетом, остальные еще неделю назад выехали для подготовки запасного аэродрома. Офицеры и солдаты стояли в строю кто в чем успел выскочить. Майор Воскресенский приказал открыть вещевые склады и одеть офицеров, солдат, семьи офицеров и вольнонаемных, кроме того, семьям выдать постельное белье.

В середине дня вернулся связной из дивизии и передал приказ: «Летчиков отправить в штаб армии, аэродром привести в порядок и быть готовыми к принятию самолетов. Подполковнику Середе остаться для организации встречи самолетов, старшему лейтенанту Пятерко приступить к исполнению обязанностей начальника штаба».

Майор Воскресенский через посыльных передал: в 16.00 построение личного состава гарнизона по эскадрильям и подразделениям, с семьями. На построении объявил: «Все семьи эвакуируются в тыл, транспорт для этого есть, брать с собой только самое необходимое. Одиноких женщин, работников столовых, складов и медсанчасти объявляю мобилизованными. Исполняющим обязанности командиров эскадрилий поставить палатки в своих самолетных укрытиях. Назначить дежурных. Остальные поступают в распоряжение командира ОБАТО старшего лейтенанта Субботина на восстановление аэродрома. Командиру ОБАТО определить объем работ, обустроиться и завтра с 8.00 приступить к засыпке и выравниванию взлетной полосы. Работать до заката солнца, с перерывом на обед и ужин. Срок – три дня. Задача ясна? Прошу приступить к выполнению приказа. Контролирую лично».

В конце аэродрома на капонире соорудили смотровую вышку, рядом вырыли широкий окоп, стенки его укрепили щитами, сверху накатали два ряда бревен, засыпали землей – и командный пункт готов. В капонире поставили палатку, привезли кровати.

С утра работа на аэродроме шла полным ходом: машины подвозили щебенку, засыпали воронки, утрамбовывали, а потом и укатывали. Через ближайшую военную часть установили связь со штабом воздушной армии.

Десант

На второй день над аэродромом зависла «рама» (немецкий самолет-разведчик). Но работы продолжались. Одна за другой засыпались воронки. Майор Воскресенский доложил в штаб армии, что через сутки аэродром будет готов, но не получилось бы так, что на него будут приземляться не наши, а фашистские самолеты. Приказали быть готовыми к отражению десанта.

За каждой эскадрильей закрепили участок обороны. Рыли окопы на склонах капониров, определяли сектора обстрела. Завозили боеприпасы, снимали с самолетов пулеметы, ремонтировали и пристреливали. На складе вооружения обнаружили комплект пулеметов на две эскадрильи. Расконсервировали. Патронов к ним было предостаточно. В каждом окопе было по два-три пулемета, громоздились ящики с патронами, по углам окопов стояли винтовки. Офицеры, сержанты, солдаты были вооружены пистолетами на случай ближнего боя. Сухой паек на трое суток и пара канистр воды. Створ взлетной полосы заняла аэродромная рота.

28 июня, в субботу, майор Воскресенский приказал: «Всем ночевать в блиндажах. Быть начеку. Немцы могут повторить 22 июня». В командном блиндаже собрались майор Воскресенский, подполковник Середа, командир ОБАТО старший лейтенант Субботин, прибыли командиры оборонительных участков: первой эскадрильи – Пятерко, второй эскадрильи – старший техник звена Понедельник, третьей – техник по вооружению Четвертак. Подполковник Середа засмеялся: «Неделя» в сборе, а где «вторник» и «пятница»?». Воскресенский, улыбаясь, ответил: «Не только «вторника», но и Неделько не хватает, который занимается продовольственным обеспечением нашего малого гарнизона, а за «пятницу» будет Пятерко». Николай Пятерко подхватил: «Не согласен быть Пятницей, тогда подавайте мне Робинзона». Иван Субботин вставил: «Все мы тут сейчас Робинзоны, оторванные от белого света и предоставленные самим себе. Будем держаться!». Майор Воскресенский спросил, проведены ли учебные стрельбы по движущимся целям. Лейтенант Субботин ответил: «Разве вы не слышали, весь день стреляли по воронам и по развешанным в кустах банкам. Мы тут проявили инициативу: по кустам в несколько рядов развесили пустые консервные банки, это на случай, если немцы сунутся ночью – чтобы слышно было». Подполковник Середа одернул: «Ну и дурни вы, банки-то ночью хорошо видны». На что Субботин отреагировал: «Вы что думаете, мы совсем того? Прежде чем развесить, покрасили зеленой и черной незасыхающей краской». – «Ну что, товарищи, обменялись мнениями? – прервал перепалку майор Воскресенский. – Инициатива и смекалка – это хорошо, на войне без нее погибель. Напишите письма родным, через час отправляю посыльного в штаб дивизии. Днем по дорогам не проедешь, немецкие самолеты охотятся за каждым человеком. За неделю фашисты продвинулись на двести, а местами и более километров. В войне фактор внезапности имеет огромное значение. Мы испытали это на себе. От боевого слётанного полка осталась горстка офицеров и солдат. Будем драться до последнего патрона. Отступать нам некуда».

Намотавшись за день, Воскресенский прилег на куртку в углу блиндажа и провалился в глубокий сон… Как будто кто-то его толкнул – вскочил. Восток брезжил. Взял свисток – подал сигнал. Из соседних капониров ответили переливы свистков – часовые не спали. Посмотрел на запад и в небе под облаками увидел падающие черные точки. «Десант!». Выпустил красную ракету и ударил в висевший рельс. Со всех сторон аэродрома в воздух полетели красные ракеты, зазвенело железо. Нетерпеливые начали стрельбу из винтовок. Самолеты летели на большой высоте, и шума моторов не было слышно. А черные точки сыпались и сыпались с неба. За винтовками застрочили пулеметы. Огонь по фашистам шел из всех окопов. Немцы вели ответный огонь. Сверху они могли ориентироваться только по вспышкам выстрелов. Окопы были хорошо замаскированы. В предрассветном небе фашисты были как на блюдечке. С земли стреляли зажигательными, и парашюты вспыхивали. Немцы с воплями падали на землю. Оставшиеся в живых отстегивали парашюты и разбегались по мелколесью, но многих настигали пулеметные очереди.

Рассвело. В воздухе повисла зеленая ракета. Майор Воскресенский передал: «Из окопов не высовываться, немцы могут затаиться в кустах». Багровое солнце поднималось над аэродромом. Люди не выдержали радости первой победы, выскакивали из окопов и палили в воздух: уничтожение десанта было отмщением за погибших в первые дни товарищей. Воскресенский приказал прочесать ближайшие кусты. Подобрали двух раненых и семьдесят два убитых немца. Остальные ушли в лес. Наши потери – тяжелораненый из аэродромной роты.

Пленные сообщили, что, по агентурным данным, на аэродром в ближайшие дни должен прилететь с Дальнего Востока истребительный полк. Десанту была поставлена задача захватить аэродром и удерживать до подхода основных сил: немецкие танковые колонны прорвали оборону и вклинились вглубь страны на этом направлении до двухсот километров.