Александр Борисович Пушко
ПутешестВеник, или С приветом по Тибетам
– Вы знаете, ваш сын надоел меня поправлять. Сколько дорожек уже проплыли, я буду решать. Не надо мне доказывать, что я неправильно считаю. Объясните это ему!
– Но он действительно очень хорошо считает. Это у него с детства. Он очень внимательный. Я так понимаю: вы даёте задание, и он его выполняет.
– А мне не надо правильно. Это такой приём мой, педагогический. Ну, типа морковка для ослика. Тренерская уловка. Понятно? Да и вообще, мне нужен счёт только до трёх. Третий, второй, первый разряд. А потом КМС. А по сути мне бы вообще, один заслуженный мастер спорта в воспитанниках, и ничего больше не надо. Один. Это волшебная цифра в спорте. Первое место. Понятно? И я, только я, могу привести вашего сына к нему.
–То есть дети для вас ослики. И если они не выполнили эти ваши нормативы, не заняли первые места, а просто получили здоровье, они впустую потраченное вами время?
– Ну, суть вы схватили.
– Не схватила, а ухватила. И сын мой «не надоел вас поправлять». Вы даже говорите не очень понятно, не то что считаете.
– Зато с вами всё понятно, дамочка. Я если и буду с кем разговаривать дальше, так только с его отцом.
– Его у него нет.
– А, ну тогда тем более всё понятно…
– Что там вам ещё понятно?! Как таких, как вы, вообще, допускают к занятиям с детьми!
…На этом занятия плаванием, да и вообще спортом, для Вени закончились.
Отца своего Веня не помнил, по той простой причине, что никогда с ним в пространстве не пересекался. Возможно, тот и не знал о существовании сына. Скорее всего. Мама об этом молчала, а Вениамин, даже став взрослым, такие вопросы ей не задавал. Поняв в третьем классе значение слова «отчество», он узнал, что его отца звали Андрей. На этом его знания об отце заканчивались. Фамилия Валькер принадлежала семье матери.
Мама же, попросту не решилась для записи в свидетельство о рождении использовать индийское имя Абхей и выбрала созвучное индийскому, русское. Слава Богу, мальчик пошёл внешностью в её родню и о заезжем смуглом курсанте, и отце мальчика по совместительству, ей скоро уже ничего не напоминало.
Классная руководитель, видя огорчение, несостоявшейся мамы вундеркинда, успокаивала её: «У вашего Венечки хороший потенциал. Я знаю таких детей. Уже к четвёртому классу многие хорошисты, отличники сдуются, а Веня на новых предметах себя покажет, будьте уверены».
И она была права, как говорится терпение и труд всё перетрут. По поведению у него неизменно было «прим.», что для школы на окраине города, называемой в народе «Шанхай», то ли за густонаселённость бараков-деревяшек, то ли просто намекая на удалённость от центра, было редкостью. Было в этой школе много детей из семей откровенно неблагополучных, где детей забывали утром не только умыть, но и покормить.
Смотря на то, как её сын корпит над домашкой, высовывая от старания кончик языка изо рта, Римма иногда корила себя за тот разговор с сыном, когда она объяснила ему, что быть особенным ни к чему хорошему не приведёт. Может, надо было поддержать его? Чего она тогда так испугалась?
Решение о том, как вернуть мальчика, способного радовать свою мать согласно фразе, не вышедшего тогда ещё мультфильма, «умом и сообразительностью», пришло неожиданно. Ведь всё хорошее чаще всего так и случается – в результате удачного стечения обстоятельств, а не от старания и желания действующих персонажей.
Домашняя библиотека у них была вполне обычная, для семей того времени. Там вперемешку были когда-то и кем-то подаренные книги, на самые разные темы и оставшиеся в наследство несколько многотомников классиков русской литературы.
Самыми красивыми среди книг естественно были собрания сочинений В. И. Ленина и, невесть как сохранившиеся, И. В. Сталина. Плотные обложки с золотыми тиснениями, качественная бумага, которая до сих пор пахла типографской краской, строгие фото авторов зачаровывали Веню своей красотой, но не более.
Были и стандартные детские книги: Чуковский, Барто, Носов и другие, но Вениамина они как-то не привлекали. Пожалуй, парочку он нашёл интересными для просмотра картинок, это «Робинзон Крузо» и «Путешествия Гулливера», но не более. Как и в реальной жизни, развлечения детей типа Дениски Кораблёва были для него во втором классе непонятны и чужды.
Так вот. Иногда, когда у них были совместные дела в центре, Римма брала сына с собой на работу. Работала она инженером по технике безопасности крупного предприятия по обслуживанию строительной техники.
Должность её, по мнению начальства, была ни ахти какой загруженной и на неё постоянно вешали общественную работу. Мешок и ворох в придачу.
Местком, профком и маленькая тележка, как она сама же и говорила. Подготовка собраний, оформление стенгазет, организация культмассовых мероприятий и просто массовых праздничных шествий.
В завершении, ко всему этому списку, она занималась подпиской на периодическую печатную продукцию. Газеты и журналы проще говоря. Деньги на это были заложены и потратить их в полном объёме было святой обязанностью любого уважающего себя предприятия с передовым, образованным коллективом.
Помимо стандартной периодики Римма брала на себя смелость выписывать научно-популярные журналы: «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Техника молодёжи» и тому подобное… Негласная практика – «не потратишь заложенные фонды в текущем году, не получишь на следующий год», делала своё магическое дело.
И вот, в один из таких совместных визитов на работу, убегая подписывать какой-то бегунок, Римма отрыла секретер, плотно забитый журналами и сказала, скучающему в уголке с листком бумаги и выданным для развлечения дыроколом, Вене:
–Посмотри вон картинки в каких-нибудь журналах.
Она и не представляла, что, открывая этот секретер, с написанным сбоку белой краской инвентарным номером, она не просто открыла для Вени новый мир, она второй раз круто повернула его жизнь.
Вы, наверно, скажете: «Что-то тут не так. Считал миллионы, перестал. Не читал, не читал, вдруг зачитал. Ребёнок не робот. Как там, в кино: «Урри, Урри! Где кнопка!?»»
И вы совершенно правы!
Вы ещё помните Элеонору, прабабушку Вени? Она рассказывала много семейных баек своей маленькой внучке, но одну она рассказывать ей не стала, потому что почувствовала в этой кареглазой девочке то, что та сама за всю свою жизнь в себе так и не почувствовала.
Кроме немецких и еврейских кровей, текла в Валькерах кровь цыганская. Именно эти глаза, по мнению бабушки, были и у малютки Риммы.
Бабушка самой Элеоноры, Риммина пра-пра-пра, цыганка баба Белла, несмотря на постоянные исправления родителей маленькой Эли, называла Элеонору исключительно Эллис. Будучи молодой цыганкой, Белла поразила своей красотой и нравом деда Элеоноры, добропорядочного бюргера. Многие тогда говорили, что здесь дело не обошлось без ворожбы и чертовщины. Но люди много чего болтают. Прожил дед Элеоноры счастливую и долгую жизнь, не такую длинную, как сама Белла, но всё же. Только вот сама Белла сказала как-то по секрету Эллис, что если захочет она сильно, то что ни скажет человеку, тот то и сделает.
А ещё она рассказала маленькой Эллис о девочке с таким же именем, которая попала в кроличью нору и о том, что они с её дедом, ехали из Германии в Россию с автором этой самой замечательной книги. И по секрету она добавила, что у неё был с ним адюльтер и ещё неизвестно, не течёт ли в ней кровь автора той самой Эллис.
Элеонора не знала тогда, что такое этот самый адюльтер и списывала эту болтовню на старушечий бред. Бред цыганки, возомнившей, что она владеет месмеризмом, столь популярным в своё время в Европе.
Это сейчас каждый человек знает о гипнозе и внушении, а тогда все списывали это на ведьмовские колдовство и заклятия. Именно эта неосознанная особенность Риммы, со временем развилась в особую их с сыном связь и восприимчивость мальчика к посылам матери. Некоторые люди тоже отмечали, что было у Риммы особое магическое влияние, но большинство всё-таки её так не воспринимали. Но последние и не имели отношения к распределению жилья для молодых специалистов в известной нам «сталинке».
А в тот день она вернулась почти через час, уже изрядно беспокоясь за сына и застала его сидящим прямо на полу с раскрытым журналом. Он водил пальцем по тексту статьи про путешествие Сенкевича на плоту с Туром Хейердалом. Губы его чуть заметно шевелились.
Аккуратно обойдя его, она засобиралась домой, воспользовавшись удачно появившейся паузой и стараясь не привлекать внимания. Она не могла и представить, что пауза эта продлится несколько лет.
Собрав сумку, закончив все дела и прибрав на рабочем столе, она окликнула сына, но тот услышал её только на третий раз.
– Что, зачитался? Ну, наконец-то. Читай больше и будешь писать грамотно. Хочешь возьми журнал с собой, дома полистаешь.
– А, можно?
– Да, конечно. Всё равно или по домам разберут, или в макулатуру спишут. Хранить негде, да и опасно, бумага, как порох. Хоть и говорят рукописи не горят, а только уж загорятся – не потушишь. Согласно предписаниям пожарного инспектора, так точно.
По дороге домой Веня читал стоя в автобусе, потом сидя. На конечной, где они жили, мама опять не сразу отвлекла его от чтения, и они вышли последними.
Вениамин погрузился в мир путешествий и приключений, мир дальних стран и замечательных людей, удивительных экспериментов и научных достижений. Отвлечь от чтения в этот период его литературного «запоя» могли только самые неотложные дела – мама, школа, сон.
И к средним классам Веня уже был твёрдым хорошистом. Всё-таки в нём скрывался хоть и не очень гибкий, но въедчивый, как клещ, ум. Сами понимаете, что никто лучше него не знал даты по истории и никто из детей на географии не говорил площадь страны и численность населения, в дополнение к сведениям о том, хотя бы, на каком континенте она находится.
Конечно, за такие фокусы имя Веня быстро трансформировалось одноклассниками в Веник, с приставками- дополнениями «зубрила» и «ботаник».
По окончании восьмого класса мама, как всегда, твёрдо решила, что сыну лучше, а лучше ему, как оказалось, дальше в школе не учится. Учится до десятого не было ни смысла, ни возможности. Надо идти получать образование в средуху.
Специальность мама тоже выбрала сама – бухгалтер. Перспективная и как раз по складу ума Венички.
Третий довод в пользу данного образования мама вслух не сказала, но очень надеялась, что, учась, в преимущественно женском коллективе, Веничка подберёт себе хорошую, а главное достойную его девушку.
Девушки – это да, были в десятикратном перевесе, но самое главное это то, что вместе в Веней в училище решил поступить его друг Макар. Практически единственный его друг по школе. Это может было даже самой большой удачей всей его жизни. Да не наверно, а без сомнения.
Кто такой Макар? Да его же все в школе знают!
Колька Макаров к третьему классу уже и сам забыл, когда его в последний раз называли Колькой, кроме как у него в родной семье. Кличка «Макар» уже настолько крепко прикрепилась за ним, что он даже иногда не откликался на Коля. Что свело вместе таких непохожих парней, как Макар и Веня, для последнего, и по сей день оставалось загадкой.
Просто однажды, в школьном дворе к нему подошёл всем известный, малолетний хулиган и шалопай из параллельного класса, Макар, и сказал:
– Привет, Веник.
– Привет. – Ответил Веня, давно уже не пререкавшийся насчёт этой плотно прилипшей к нему клички. Он предполагал, что это просто прощупывание его на предмет «боишься, не боишься», мягко говоря. Но мелочи у него не было, взять с него было нечего, поэтому Веня спокойно смотрел на грозу параллели и младших классов.
– А я – Макар. – Оценивающе оглядывая Веню, сказал Макар и протянул тому руку. – Говорят ты странный?
– Да, так говорят.
– Про меня тоже так говорят. – Удовлетворённо шмыгнув носом, сказал Макар. – Хочешь дружить?
– Хочу, а что нужно для этого делать?
– Ну, ты и впрямь странный! – засмеялся Макар. – Делать ничего не нужно. Нужно просто быть другом. Ну, например, идёт кто на тебя буром, а ты ему так и говоришь: Макар – мой друган. И всё. А если кто на меня, то и ты мне на помощь. Только это не понадобится. На меня и так никто не попрёт, только если совсем старшие, да с ними потом пацаны на районе поговорят и тоже успокоятся. Промзоновских все боятся трогать, себе дороже. Ну и гулять можем вместе, я видел, ты же в сталинке живёшь, правильно?
Веня утвердительно мотнул головой.
– А я домов через пять в деревяшке. Батя говорит, скоро дадут нам квартиру где-то в центре, только он так сколько я себя помню говорит. Нам, как семье с двумя детьми, у меня же ещё сестра старшая, положено жильё. Но на положено давно наложено.
Так и началась их дружба.
Макар, приходя к Вене в гости, вёл себя совсем по-другому, нежели во дворе. Видимо, лишаясь публики, переставал на неё работать. А мама, не зная поначалу о его школьной репутации, обрадовалась знакомству Вени.
Когда мама первый раз увидела его у себя в квартире, Макар встал, слегка кивнул и представился:
–Здравствуйте. Я Макар. Ну, то есть Николай, но почти все зовут меня Макаром, от фамилии Макаров.
– Здравствуйте. Очень хорошо. Но я, пожалуй, буду вас звать всё-таки Николаем. Вы учитесь вместе с Веней?
– Нет, я с «Б» класса. Но мы дружим с Веней на переменах, ну, и так, вообще.
– Очень хорошо, Николай. Я очень рада что у Вени появился товарищ из школы.
Школу она добавила, чтобы не показать, что у её сына вообще нет друзей.
– Ну, ладно, не буду вам мешать.
И мама ушла копошиться на кухню. Позже опираясь на свой опыт общения с Николаем, защищала она его и на общешкольных собраниях, чем снискала дружбу с его мамой, женщиной простой и немногословной.
Когда мама ушла, Колька ещё прислушался к звукам на кухне и сказал Вене:
– Она у тебя класс. Меня ведь бывает так допрашивают, а бывает и на порог не пускают. У меня же батя, того… сидел.
Макар тяжело вздохнул.
– Он же на севера подался в море устроиться. На рыбаках. Ну, работать начал, поначалу тяжело говорит было, но привык. Он у меня работящий. А потом один чёрт предложил ему пойти с заходом заграницу. Там совсем другая житуха, брат. Батя обрадовался, чуть ли не за рейс ему заработок отдал. Сеструха совсем малая была тогда. А тот тип сначала прятался, а когда батя его всё-таки нашёл, сказал ничего не знаю, денег не брал. Батя ему сначала ничего не сказал, а потом как-то выпил, с горя, и говорит: в море идти, а денег мамке даже на хлеб не оставить, ну и нашёл того типа. И пошёл не в рейс, а в тюрьму.
Он остановился, словно вспоминая что-то.
– Но его быстро выпустили, говорят мужики того хитрюгана прижали, заставили отказную писать. Не знаю уж, как он там батю с тюрьмы вынимал, но судимость не сняли, а с ней только вон в цеха на промзону и устроиться. А твой батя где? – перевёл разговор Макар.
– А я своего ни разу не видел.
– Да ну? И не хочешь найти? Это же батя!
– Нет. Нам с мамой хорошо. Она его знать не хочет. Никогда о нём не вспоминает, наверно, он не очень хороший человек. Я так думаю. Ну или умер, а мама меня расстраивать не хочет. Зачем оно мне?
– Тоже верно.
– Хочешь я тебе журналы про приключения и путешествия покажу?
– А это интересно? Я почти никогда журналы не читаю. -Добавил, взглянув на ставшую уже внушительной стопку Вениных журналов в углу, Макар.
– Смотрю иногда у бати Крокодил, там картинки смешные бывают. А ещё, слышь, сестра как-то у подружки журнал заграничный брала, магазин называется, со шмотьём забугорным. У той батя в море кажись капитаном ходит. Так вот, – Макар по-заговорщицки понизил голос почти до шёпота. – там, в конце, тётки в одном нижнем белье. А бельё, что та тюль, полупрозрачное. Мне потом Саня, с пятого класса, когда я ему рассказал, рубль дал, чтобы я ему показал, да только сеструха то ли перепрятала, то ли отдала журнал этот. Но тебе я так покажу, ты же мне друг. Если найду…
Через месяц Макар действительно нашёл тот злополучный журнал. Всё бы было хорошо, но при очередном показе друг Сани, который выступил спонсором просмотра, попытался вырвать страницу из того самого журнала. Уж больно ему понравилась одна деваха. Он даже божился, что знает её, будто она продаёт билеты в кинотеатре, в кассах. Он, мол, давно на неё смотреть бегал, а она вон в журнале. А вечером Макара настигла суровая батина кара, да не за порчу журнала, а за какой-то «блуд», слово которое орал батя.
Был он не очень трезвый после работы, так как была пятница -день для злоупотребления законный. В народе так и именуемый – питницой. А потому сестра с матерью в домашних тапках и одежде понесли по холодной осенней улице злосчастный журнал его хозяйке. За две остановки от них. А отец орал вслед, что будет следить за ними, а если они попытаются обмануть его, то и ночевать они будут на улице.
Журнал они вернули, а капитанская жена, охая и ругая свою дочь, дала матери и сестре Макара одежду дойти до дому, а потом и вообще сказала оставить себе насовсем или выкинуть. Ну, у них у капитанских, свои замашки. От таких обновок на следующий день женская половина семьи Макаровых была только довольна произошедшим скандалом, а протрезвевший батя, только плюнув, сказал:
– Потаскухи, одна старая дура, а другая малолетка бессовестная!
Но уже так, больше для порядка, и скандала не устраивал. Короче единственной пострадавшей стороной оказался Макар.
А в тот вечер, у Вени, Макар тоже открыл для себя мир приключений, пиратских странствий, необыкновенных открытий и фантастического будущего. Натура, всей школе известного хулигана, скрывала тягу к неизведанному и опасному, качеству, по сути, позволившему человеку когда-то выбраться из пещер и пойти к горизонту. Но, в современном мире эти же качества приносили их обладателю лишь приключения на пятую точку, которую ему постоянно рекомендовали прижать. И родители, и учителя.
Оторвались новоиспечённые друзья от чтения лишь когда мама позвала их на кухню пить чай с блинами.
– Поешьте, да уже Николаю и домой, наверное, пора. Темнеет уже. Завтра приходи. Журналы никуда не убегут. Вене теперь есть хоть с кем поделиться, а то он от чтения почти и не отрывается. Вышел бы хоть когда на улицу, погулял. Ты Николай любишь гулять?
– Ещё как. Я тут всю округу знаю. Да ты знаешь, Веня, у нас приключения не хуже этих пиратских бывают!
На следующий день на второй перемене Макар жестами позвал Веню на лестничный пролёт.
– Глянь, чё у меня есть.
И он достал красивую бумагу с красными полями и вязью водяных знаков. По краям были две цифры 10, помещённые в круги с орнаментом, на которых висели нарисованные то ли шкуры пушных животных, то ли гроздья невиданных фруктов. А между десятками был герб с двуглавым орлом. Надпись ниже гласила: «Государственный кредитный билетъ десять рублей».
– Царские деньги! – сказал Макар, он ткнул пальцем в цифру на банкноте. – 1909 год!
– Здорово. Где ты её взял?
– Там больше нет! – Засмеялся юный нумизмат. – А если серьёзно, после школы пошли, покажу где нашёл. Там может ещё чего интересного найти можно.
После школы они пошли за Макаркин дом, где стоял ряд сараев. Использовались они в основном как дровенники, так как в домах было печное отопление.
По дороге Макар поведал, что он, случайно бегая по крышам, провалился в один из них ногой по самую, как говорится, булку. Он вынул ногу и засунул в образовавшуюся дыру голову и увидел, что там были не только дрова, а и сложенные за ними какие-то старые вещи.
Замок на сарае был не закрыт, а лишь повешен для виду. В сарае-то в коробке со старыми бумагами, письмами и документами, юный расхититель сараев и нашёл гербоносную бумагу с подписью кассира Яковлева.
– Тогда уже темно было. Я только мельком глянул. Там ещё стопки книг были, да какие-то шмотки, уже плесенью покрывшиеся. Сарай этот, я узнал потом, вроде бабки одной, Зины. Она уже и из дому не выходит, а живёт одна. В сарай она уже точно не попрётся.
– Слушай, но это всё равно, как воровство. – Тихо возразил Веня.
– Да, брось ты! Не мы, так кто другой. Сначала дрова оприходуют, чтобы не пропадали зазря, а потом и до вещей доберутся. А я тебе скажу – сараям этим под сто лет. Там под досками, в полу, может и клад какой запрятан. Представь, мы с тобой золото найдём? Как пираты!
– Главное, чтоб нас с тобой не вздёрнули на рее, как пиратов.
И ребята двинулись на поиски клада. Во дворе, на их удачу, никого не было, и они сразу двинулись к ряду сараев. Почти в самом углу, Макар снял висящий на душке замок с покосившейся, чёрной от времени двери. Открыв дверь настежь, он повесил замок на ручку и зашёл внутрь.
– Во, гляди.
Глаза Вени ещё не привыкли к темноте, и он с трудом разглядел, что высокая, почти до потолка, стена из дров опершись на одну стену, не доходила до другой, образовав проход к задней стороне сарая.
– Пролазь за мной.
Ребята еле пролезли в узкий проход. Видимо изначально проход был шире, но поленница постепенно теряла свою форму и пыталась опереться на вторую сторону сарая. Именно поэтому любой зашедший в сарай подумал бы, что тут только дрова. И только зашедший, так сказать с чёрного хода, Макар смог увидеть неведомо сколько пролежавшую тут, высотой почти по грудь, стопу бумаг.
Свет почти не проникал сюда, места было недостаточно чтобы подойти вдвоём.
– Погоди. Сейчас.
Макар завалил стопу макулатуры на себя и перебрался на другую сторону, чтобы букинистический клад оказался между ними.
– Темно, как у негра в… – оценил отсутствие света Макар. – И как я в прошлый раз увидел эту деньгу.
– Надо было взять фонарик.
– У бати есть, да только батареек к нему днём с огнём не найдёшь. Может свечу где раздобыть.
– Нет. Мама говорит старая бумага горит, как порох. А вот фонарь у меня есть. Мама подарила на
Новый Год.
– И с батарейками?
– Ему не нужны батарейки, он с динамо машинкой. Пока нажимаешь лампочка горит.
– Ну мама у тебя волшебница! А чего ты сразу не сказал. Давай беги домой, а я тут пока пораскладываю, чтобы удобнее было смотреть потом, сортировать.
– Хорошо, я мигом.
Веня вылез из-за дров, а выходя из сарая, сослепу чуть не врезался в ватник не то деда, не то просто бородатого мужика. От него разило куревом, чесноком и несвежим потом. Так что, наверно, всё же дед. Но толком Веня его не рассмотрел.
– Ты что там делал, шельмец? – спросил старик, хватая мальчика за щуплую шею пятернёю, которую, судя по всему, ещё не коснулась старческая дряхлость, потому что Веня почувствовал, будто его шею сковали словно тисками.
– Ай пустите, я сейчас закричу.
Старик чуть ослабил хватку, не ожидав такой наглости, а Веня вывернулся и, отскочив буквально на пару шагов, встал, потирая шею.
– Мы просто хотели почитать книги. А сарай был открыт. Там всё равно макулатура уже, а не книги.
– Мы? – Переспросил дед. – А кто ещё?
Веня подошёл к двери и крикнул в темноту:
– Макар вылезай!
И в этот момент, проявив немыслимую для своих лет прыть, дед перекрыл Вене путь назад и толкнул его в сарай так, что тот чуть не врезался в поленья лбом. Хлоп! И ребята услышали, как замок лязгнул о проушины петель.
– Посидите теперь, почитайте! А я за собакой. Пусть сожрёт вас там, ворьё. Чтоб другим неповадно было!
И они услышали удаляющиеся шаркающие шаги.
– Ну, ты Веня и дурак. Бежать тебе надо было. Чего вдвоём-то пропадать!? Да и на помощь позвать бы смог. А теперь что? Сожрёт нас псина. Косточек не останется. Судя по тому, какой у этого Мазая голос злой был, у него и зайцы людоеды, не то что собака.
– Как я мог сбежать, мы же друзья!
– Ага, друзья – покойники.
– Погоди. Герои в романах никогда не сдаются и находят выход из любых ситуаций! Ты же говорил, что крыша под ногой проломилась, что гнилая она.
– Да я туда еле голову просунул! Да и она в крыше, туда ещё добраться надо.
– Я где-то читал, что если голова пролезет в щель, то и всё тело пролезет. В каком углу дыра-то?
– Вон в том, аккурат самом дальнем. Не забраться.
– Давай свалим туда поленницу и по ней заберёмся.
– Да мы её не сдвинем!
– Давай в такт раскачиваться, она и свалится.
– Ага, а если на нас?
– Ну, тогда хоть собаке будет до нас не так легко добраться. А там глядишь, и кто спохватится. Выручат нас.
Воспоминание о собаке придало Макару уверенности в правильности Вениного плана. Ребята упёрлись в поленья и начали раскачивать. Понадобилось буквально пару минут, чтобы дрова плавно облокотились на стену, став рукотворной горкой и открыв путь к вершине.
– Давай Макар, ты покрепче лезь дыру ломай.
Первопроходец влез наверх, упёрся горбом в потолок, в место, где он проломил доски. И закряхтел, упираясь в непрочное основание из поленьев.
– Да не так. Ты же доски внутрь проломил? И сейчас внутрь на себя тяни, просто чтобы пролом расширить.
Во дворе послышался яростный лай.
Макар с утроенной энергией рванул доску на себя. Она, хрустнув, сломалась, и Макар, потеряв равновесие, чуть не покатился вниз.
– Есть! – Радостно воскликнул Макар.
Три рывка, и в крыше показалось отверстие достаточное для горе-кладоискателей.
– Лезь первый! – Крикнул Макар. – Я ещё кое-что сделаю.
Веня не стал пререкаться, тем более, что лай раздавался почти у дверей.
Ещё никогда он не радовался так солнечному свету. Как он сейчас понимал узников темниц из романов о средневековье!
Из дыры вылезли на свет две доски, а Макар крикнул:
– Вынимай!
Немного недоумевавший Веня вытащил доски. Следом выскочил Макар, с невесть откуда взявшимся в руках ржавым молотком и несколькими гвоздями-дюймовками. Проворно положив на пробоину доски крест-накрест, он ловко, в несколько ударов, прибил их к крыше. Не успел он закончить, как в щель сунулась оскалившаяся пасть дворняги с явной примесью овчарки, и начала яростно рычать, брызгая пеной.
– Тикаем! – Макар сиганул с сарая на задворки и припустил в сторону забора. Не ориентировавшийся здесь Веня не стал ждать объяснений и побежал так, как никогда в своей жизни ещё не бегал. Позади слышались отборные ругательства старика и злобный переходящий на фальцет лай собаки.
Макар подбежал к забору и отодвинув доску крикнул:
– Сюда!
Через пару минут они уже сидели в подъезде и выглядывали в окно во двор, пытались унять свои рвавшиеся наружу сердца. Убедившись в отсутствии погони, Макар вдруг хлопнул Веню по плечу и начал истерично смеяться. От этого зрелища Веня тоже начал смеяться.
– Ой, всё! Я больше не могу! – спустя минуту Макар лёг на пол, а голова его ещё продолжала подпрыгивать, чуть не ударяясь затылком об пол. – Я думал всё, кранты нам. Ну ты молодец, как всё придумал и с дровами, как их повалить, и с крышей, с проломом.
– А ты, с досками этими. Я подумал ты совсем чокнулся, когда ты их начал оттуда вытаскивать! Ты где молоток-то взял?
– Да там, в сарае и приметил. Думал пол попробовать вскрыть, а видишь, по-другому пригодился. Я ж сразу смекнул, если мы проскочим, то и собака пролезет. Думал сначала ей по морде дать, когда она зубами в щель-то защёлкала, а потом думаю, она-то чем виновата? Тем что у неё хозяин больной придурок? Не, я животных никогда бить не буду. И батя говорит, самый страшный зверь – это человек. Нет люте́е зверя!
Спустя ещё полчаса, ребята сидели у Вени дома и обсуждали, что могло быть в той куче макулатуры, когда внезапно Макар остановился и сказал:
– Знаешь, ты теперь мой самый, самый друг! Другого, кто вот так бы не испугался и остался со мной на съедение собаке, наверно, и не будет никогда.
– Знаешь, а я тебе боялся сказать, но ты у меня единственный друг. Ко мне никто вот так не приходил, а в классе все только смеются.
– Ну если хочешь, только скажи, я любому морду намылю. Я слышал, у нас скоро в секцию по боксу набор будет, я пойду. Хочешь со мной? Там научат так драться, что хоть один против пятерых, а то и десятка.
– Нет. Лучше я тебя, если что, попрошу! – Улыбнулся Веня. -Драки это не по мне. Ты ведь мой друг!
Глава третья. Комер.
Прошлое растёт, а будущее сокращается. Все меньше шансов что-нибудь сделать – и все обиднее за то, чего не успел (с).
Харуки Мураками.
Годы учёбы в техникуме Вениамин не очень любил вспоминать. Он начал своё образование и учился правилу «копейка рубль бережёт», а страна начала стремительно разваливаться и забывать не только о копейках, но и о самих рублях, в почёте были условные единицы.
Изголодавшаяся по продукции лёгкой промышленности страна, благодаря сначала кооператорам, а потом коммерческим магазинам, наконец увидела разнообразие и обилие одежды, техники и прочих товаров.
Тяжёлая же промышленность, на деле оказавшаяся не такой уж и тяжёлой, начала легко просачиваться через границу, в виде металла, древесины и прочего народного достояния. Обогащая при этом отнюдь не народ, в широком смысле этого слова.
Уже привычный дефицит капитулировал под натиском бартера и челноков, но стремительно нищающая основная масса населения была этому уже не рада. Хорошо, конечно, иметь на прилавках десятки видов колбасы, как на пресловутом загнивающем западе, но фиг ли толку, если зарплата позволяет купить только хлеб, на который её можно было бы положить. Да и то, если эту самую зарплату не задержат на полгода.
Министр финансов во всеуслышание заявлял о желании стать безруким, но спустя некоторое время народ, поверивший было ему, хотел уже не только его руки, но и голову, а самые ретивые говорили и о других его, более интимных, органах.
Пришло новое поколение хозяйственников, у которых вся бухгалтерия была в голове или, в лучшем случае, в записной книжке. Налоги, учёт, что это вообще? Купил, потом в три раза дороже продал, и на эти два процента живёшь. А в орфографическом словаре самые знакомые слова это – ОППАзиция, ЧИСТАписание и ТИПАграфия.
Кроме того, перспективе нормально работать Вениамину, по только что полученной профессии, после окончания техникума, мешало горячее желание военкома поскорее заполучить его под своё попечительство.
Маму сократили, и она за год поменяла три работы. Сбережений особо не было, помощи ждать не от кого. Поэтому, когда Веня пошёл в армию, она вздохнула с облегчением.
По причине слабого зрения, испорченного, как говорила мама, из-за своей неуёмной любви к чтению, Веня попал в стройбат.
– Стройбат – самые страшные войска! Нам даже оружие не дают! – Так шутили сами о себе его сослуживцы.
Но для Вени отношения в его части были даже лучше. Вопреки всем известному лозунгу, не менее известного рода войск: «Никто кроме нас!», здесь царил принцип: «А с фига ли мы?»
Нормально работаешь и никто тебя не замечает. Совмещаем пространство и время: «Копаем отсюда и до обеда». Не умничаешь, и тебе не задают глупых вопросов.
Его воинская часть была под Ленинградом. Вопреки всем ужасам, рассказываемым о службе в армии того периода, конкретно он отслужил более – менее неплохо, в относительном тепле и сытости.
