А. В. Федосов
Королевство Русь. Древняя Русь глазами западных историков

С другой стороны, стоит отметить степень цитируемости отечественных работ по древнерусской проблематике в англо-американской историографии, особенно в работах монографического характера. Степень эта неодинакова даже в работах 1970-х гг. Так, если в работах Д.Д. Оболенского отечественная историография применяется лишь от случая к случаю, то Р. Пайпс в работе «Russia under the Old Regime» активно использует работы отечественных авторов, причем как дореволюционного (например, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, П.Н. Милюков и др.), так и советского периодов (А.Л. Шапиро, С.В. Бахрушин, А.Н. Насонов и др.).

Затем, в монографии С. Франклина и Дж. Шепарда «The Emergence of Rus’» также используются разработки отечественных историков (И.Я. Фроянов, А.А. Горский, Б.Д. Греков, А.Н. Кирпичников, А.В. Куза, Д.С. Лихачев, Е.А. Мельникова, В.Я. Петрухин и др.), при этом важно отметить, что достаточно серьезное внимание уделяется работам советских, российских и украинских археологов (Д.А. Авдусин, Т.А. Пушкина, В.Д. Баран, В.Л. Янин, А.П. Моця и др.), а также специальным работам, посвященным древнерусской культуре, ремеслу и т. п. (например, Г.Н. Бочаров, Л.Н. Большакова, В.П. Даркевич, В.И. Довженок, В.И. Мезенцев и др.).

То же относится и к работам К. Раффенспергера, который, помимо историографии (В.Л. Янин, Н.Ф. Котляр, A. В. Назаренко, Д.С. Лихачев, Ф.Б. Успенский, М.П. Алексеев, В.И. Мезенцев, В.Я. Петрухин, А.Н. Кирпичников, B. Н. Татищев, А.П. Толочко и др.), также использует источники по истории Древней Руси, вышедшие на русском языке (ПСРЛ, «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, Русская Правда под ред. Б.Н. Грекова, «Хожение Даниила, игумена земли Русской», Изборник великого князя Святослава Ярославича 1073 г. под ред. Т.С. Морозова и др.).

А в книге У. Хэнака «The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’», 980—1054 ссылок на русскоязычные работы и источники едва ли не больше, чем на англоязычные, правда, в основном на историографию, вышедшую до начала XXI в., в том числе дореволюционную (А.А. Горский, А.А. Шахматов, М.И. Артамонов, И.Н. Данилевский, Т.Н. Джаксон, В.В. Фомин, М.А. Дьяконов, C. А. Гедеонов, Б.Д. Греков, Л.Н Гумилев, А.Н. Гуревич, Д.И. Иловайский, Д.С. Лихачев и др.). Важное место занимает русскоязычная историография и в учебном пособии Дж. Мартин «Medieval Russia» (С.В. Бахрушин, И.Я. Фроянов, А.А. Горский, Б.Д. Греков, Л.Н. Гумилев, В.Л. Янин, А.Н. Кирпичников, А.В. Куза, А.П. Новосельцев, Б.Т. Пашуто, А.Л. Шапиро, Р.Г. Скрынников, П.П. Толочко и др.). Это означает, что ведущие англо-американские специалисты по истории Древней Руси довольно хорошо знакомы с русскоязычной историографией по данной проблематике, причем некоторые из них (особенно С. Франклин, Дж. Шепард, Т. Нунен и П.Б. Голден в своих статьях, в некоторой степени – К. Раффенспергер) уделяют большое внимание не только общеисторическим, но и археологическим работам отечественных исследователей, что говорит о стремлении использовать весь комплекс доступной информации для создания более объективной картины прошлого. Также отметим еще раз, что практически все рассматриваемые в данной работе авторы постоянно обращаются к работам российских эмигрантов, особенно Г.В. Вернадского, а также к работам О. Прицака, украинского ученого, долгое время жившего и работавшего за границей. Таким образом, Г.В. Вернадский и другие ученые-эмигранты связывают современную англо-американскую историографию с дореволюционной российской, а работы О. Прицака создают своего рода мост между современными англо-американской и отечественной и украинской историографиями. Поэтому исходя из приведенного выше списка цитируемых отечественных авторов следует отметить, что англо-американские историки ссылаются на один и тот же круг работ советских, российских и украинских исследователей, но об этом более подробно будет сказано далее.

В настоящее время все исследования, касающиеся изучения России, в основном сосредоточены в университетах и научных центрах США. Но история становления и развития Древней Руси не входит в круг их научных интересов. Этими проблемами занят ограниченный круг исследователей.

В разгар холодной войны, между 1959 и 1964 гг., количество таких центров увеличилось почти вдвое, с семнадцати до тридцати трех⁵³. В это же время увеличилось и количество изучающих русистику студентов. Количество докторских диссертаций по данному направлению удвоилось между 1953 и 1965 гг., а затем еще раз удвоилось между 1965 и 1972 гг.⁵⁴ Далее, как отмечает Е.В. Державина, в середине 1980-х гг. в США и Великобритании активно появлялись новые центры при университетах и колледжах, которые занимались подготовкой специалистов и изданий по отечественной истории, при этом изучалась не только история СССР, но и история Киевской Руси⁵⁵. В 1970—1980-х гг. только в США насчитывалось более двухсот центров по изучению России и ее истории⁵⁶. Однако Дэвид Энгерман отмечает, что именно в эти годы в американской русистике начинается застой, вызванный финансовым кризисом, в результате чего после перестройки и распада СССР многие центры вынуждены были отойти от изучения проблем, связанных исключительно с Россией и ее историей, и заняться более широким кругом вопросов⁵⁷.

Эта тенденция сохраняется и по настоящее время. Упадок русистики в англо-американских странах отмечается в том числе и в крупных университетах. Причины его, очевидно, кроются не только в вышеуказанном застое, но и в изменившихся геополитических реалиях, и это признают практически все американские исследователи Древней Руси. По мнению профессора К. Раффенспергера, в настоящее время многие центры русистики переходят к изучению других регионов, в частности Средней Азии, что связано, очевидно, с возрастанием важности этого региона для международной политики. Кроме того, он отмечает, что в настоящее время все меньше внимания уделяется истории средневековой Руси и истории России Нового времени и преподаватели жалуются, что не могут заполнить аудитории, так как курсы по истории Древней и средневековой Руси пользуются все меньшей популярностью среди студентов. Изучение истории России сводится к изучению советского и постсоветского периодов, а также искусства, в первую очередь литературы Серебряного века и кинематографа. Об этом же пишет и Д. Энгерман⁵⁸. О застое в исторической науке США в целом писал еще в середине 1970-х и О. Хэндлин⁵⁹.

Также все меньше ученых в англо-американских странах изучают проблемы древнерусской истории. В основном ею занимаются те, кто начинал свою научную деятельность в годы холодной войны. Если же рассматривать поколение ученых, начинавших свою деятельность в конце XX – начале XXI в., то среди них одним из наиболее крупных и наиболее издаваемым является К. Раффешпергер.

Несколько других взглядов на эту проблему придерживается О.В. Большакова, хотя она также отмечает урезание финансирования исследований в сфере русистики, однако, по ее мнению, последствия этого проявились не сразу: «С окончанием холодной войны исчез главный барьер, разделявший две сверхдержавы и две историографии, – идеологический. Однако для русистики одним из последствий исчезновения „железного занавеса“ стало постоянно урезаемое финансирование. Это, конечно же, серьезное препятствие для развития науки, но до недавнего времени его объем сохранялся на уровне, который не угрожал жизнеспособности дисциплины, а скорее служил своего рода стимулом, заставляя мобилизоваться и работать еще лучше. Так что, несмотря на бесконечные жалобы на сокращение рабочих мест, уменьшение количества студентов и на общее снижение интереса к региону, в США с каждым годом выходило все больше первоклассных исследований, посвященных истории и культуре России и стран бывшего Союза»⁶⁰.

По ее мнению, двадцать лет развития науки о России в США (с момента окончания холодной войны и до начала 2010-х) когда-нибудь назовут золотым веком американской русистики⁶¹.

Как бы то ни было, в настоящее время насчитывается около двадцати только крупных исследовательских центров в США (не говоря уже о других англо-американских странах), которые занимаются проблемами истории России. Крупнейшими являются Эллисонский центр исследований России, Восточной Европы и Центральной Азии при Вашингтонском университете (с 2004 г.), Дэвисский центр российских и евразийских исследований в Гарварде (с 1948 г.), Институт Гарримана при Колумбийском университете (с 1946 г.), Центр исследований России, Восточной Европы и Евразии при Стэнфорде (с 1969 г.), Институт исследования славистики, Восточной Европы и Евразии при Калифорнийском университете в Беркли (с 1957 г.), Центр европейских и евразийских исследований при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (с 1957 г.), Институт России и Восточной Европы при университете Индианы (с 1958 г.), Центр исследований России, Восточной Европы и Евразии при Техасском университете в Остине (с 1988 г.) и некоторые другие. Таким образом, как видно, большинство центров изучения России и российской истории сосредоточены в старых университетах Восточного побережья США. Также выделяются два крупных центра в Калифорнии.

В Великобритании такими центрами являются университеты в Кембридже и Оксфорде, а также Школа славянских и восточноевропейских исследований (The School of Slavonic and East European Studies, с 1915 г.) при Лондонском университете.

При этом повторим, что вопросы древнерусской истории не являются приоритетными для всех указанных центров.

Одним из наиболее старых, крупных и авторитетных объединений по исследованию вопросов и проблем, связанных с Россией и ее историей, до сих пор является некоммерческая организация Association for Slavic, East European, and Eurasian Studies (Ассоциация славянских, восточноевропейских и евразийских исследований, сокращенно ASEEES). Штаб-квартира организации располагается в кампусе Питтсбургского университета⁶².

ASEEES считает датой своего основания 1948 г., хотя официально Ассоциация появилась в июне 1960 г. в результате объединения двух организаций: Joint Committee on Slavic Studies (Объединенный комитет славянских исследований, сокращенно JCSS) и American Slavic and East European Review (Американское обозрение славянских и восточноевропейских исследований, сокращенно ASEER) в American Association for the Advancement of Slavic Studies (Американская ассоциация перспективных славянских исследований, сокращенно AAASS), а текущее название приняла в 2010 г.⁶³ Смена названия была вызвана «тем, что объединение исследователей стало расширять международные связи и уже не ассоциировалось исключительно с североамериканским регионом. Расширилась и тематика исследований за счет евразийской проблематики, что было отражено в новом названии Ассоциации»⁶⁴. Печатным органом организации является ежеквартальный журнал Slavic Review («Славянское обозрение»), который издается с 1941 г. (до 1961 г. – под другими названиями). Также ASEEES выпускает информационное издание NewsNet, которое сообщает обо всех важных мероприятиях, проводимых Ассоциацией⁶⁵. Но вопросы Древней Руси опять-таки не входят в перечень проблем, рассматриваемых этой организацией.

В нашей работе мы рассматриваем работы только тринадцати авторов. А.П. Толочко писал: «Люди из Вашего списка – очень разные. Их работы и взгляды, изложенные в текстах, во многом объясняются происхождением: Пайпс – польский эмигрант (крайне консервативных взглядов и с обычными для поляков предубеждениями в отношении России), Оболенский – русский аристократ, Шевченко – православный, Прицак – униат, Димник – католик. И так далее. Без учета формирования взглядов этих людей трудно понять их творчество».

Зачастую особенности той или иной концепции, выбор темы, подходы к ее рассмотрению действительно зависят от личностных особенностей исследователя, его социальной и семейной среды, степени и характера образования, биографии. Поэтому прежде чем непосредственно приступать к рассмотрению взглядов вышеуказанных авторов, необходимо дать о них краткую информацию общего характера, а также показать, как и под воздействием каких факторов формировались их идеи и представления о Древней Руси, истории ее формирования и развития, а также почему они выбрали именно эту область для своих исследований. И было бы удобно и рационально условно всех выбранных нами для изучения исследователей разделить по возрастному принципу на четыре поколения с целью определить, какое влияние оказывал исторический контекст на формирование их взглядов.

К первому можно отнести ученых, которые родились до Второй мировой войны и состоялись как специалисты в военные годы либо сразу после ее окончания (Д.Д. Оболенский, Р. Пайпс).

Ко второму – тех, кто родился незадолго до или в годы Второй мировой войны и как специалист состоялся в первые два послевоенных десятилетия (У. Хэнак, Т. Нунен, П. Андерсон, М. Димник и П.Б. Голден).

К третьему – исследователи, которые родились в первое десятилетие после Второй мировой войны и состоялись в разгар холодной войны (Д. Кристиан, Дж. Шепард, С. Франклин и Дж. Мартин).

К четвертому же поколению из вышеприведенного списка исследователей относится только К. Раффенспергер, родившийся на излете холодной войны и как специалист состоявшийся уже в 1990-х гг.

Конечно, такое разделение условно, поскольку разница между датами рождения исследователей, особенно второго и третьего поколений, достаточно мала (разница между М. Димником, П.Б. Голденом и Д. Кристианом всего пять лет, между ними и Дж. Шепардом – семь лет).

Но можно предложить и другую классификацию, основанную на времени выхода рассматриваемых нами работ указанных англо-американских авторов. В этом случае можно выделить три группы.

К первой будут относиться авторы, чьи работы вышли до окончания холодной войны: Д.Д. Оболенский (обе рассматриваемые работы вышли в 1971 г.), Р. Пайпс (1974 г.), П. Андерсон (1974 г.) и П.Б. Голден (1982 г.).

Во вторую группу входят авторы, чьи работы были изданы в 1990-х – середине 2000-х: М. Димник (1994 и 2006 гг.), М. Уиттоу (1996 г.), Дж. Шепард и С. Франклин (1996 и 2006 гг.), Д. Кристиан (2001 г.).

К третьей относятся авторы, чьи работы были опубликованы с конца 2000-х и по настоящее время: Дж. Мартин (2007 г.), Т. Нунен (2008 г.), К. Раффенспергер (одна работа – в 2004 г., далее – в 2007, 2012, 2016, 2017, 2018 г.), который является связующим звеном между второй и третьей группой. У. Хэнак попадает сразу в первую и третью группу, поскольку его работа «The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’» является переизданием такой же работы 1973 г.

В целом же, по нашему мнению, первая классификация является более предпочтительной. Она показывает, в какое время формировались позиции и взгляды рассматриваемых авторов, поскольку идеи, высказанные в их работах, являются результатом процесса осмысления и анализа тех или иных вопросов и проблем, а принципы и подходы к такому анализу складываются обычно в начале научной деятельности исследователя, лишь незначительно меняясь и приобретая более завершенный вид со временем. Вторая же классификация является более узкой, затрагивая лишь хронологический аспект выхода конкретных работ указанных авторов.

Дмитрий Дмитриевич Оболенский (1.04.1918—23.12. 2001) – британский историк-византинист русского происхождения, сын князя Дмитрия Оболенского и графини Марии Шуваловой. В 1919 году его семья вынужденно бежала из России вместе с вдовствующей императрицей Марией Федоровной и великим князем Николаем Николаевичем. Сначала Оболенские жили в Ницце, затем – в Париже. Первоначально Дмитрий Дмитриевич учился в частном лицее в Ницце, затем – в Линчмерской подготовительной школе в Истборне, Англия, а затем – в лицее Луи Пастера в Нейи-сюр-Сен во Франции. В 1937 г. поступил в Кембриджский университет (Тринити-колледж), где первоначально планировал изучать философию, однако в итоге занялся изучением русского и французского языков. В 1940 г. окончил университет и подумывал о том, чтобы записаться в армию. В результате Д. Оболенский успешно прошел курс военных занятий, получил офицерское звание и руководил военной подготовкой русских студентов в Кембридже. После окончания университета Д. Оболенский два года служил хранителем в отделе книг Британского музея, где познакомился с богатой коллекцией книг и рукописей. В это же время в течение полутора лет работал под руководством Элизабет Хилл над монографией о богомилах, которую в 1942 г. представил в колледж для получения стипендии. Помощь в работе ему оказывал Френсис (Франтишек) Дворник – чешский ученый-византинист, который повлиял на становление научных взглядов и последующие научные изыскания Д.Д. Оболенского. За эту работу Дмитрий Дмитриевич был избран научным сотрудником Тринити-колледжа. В 1943 г. Д.Д. Оболенский становится доктором наук, а в 1948 г. – подданным Великобритании.

В этом же году завершается кембриджский этап научной карьеры Д. Оболенского. Ему предложили должность лектора по русской и балканской средневековой истории в Оксфордском университете. Местом его работы с 1950 г. стал Крайст-Чёрч – старинный колледж, основанный еще Генрихом VIII, который являлся также и собором. В этом же году Д. Оболенский стал членом-студентом Крайст-Чёрч.

В 1950—1960-х гг. он много путешествовал и читал лекции в ведущих университетах мира, таких как Гарвардский, Принстонский, Йельский и другие. Во время работы в США подружился с тремя выдающимися византинистами: священником Александром Шмеманом, историком церкви Иваном Мейендорфом и Игорем Шевченко, председателем Международной ассоциации византинистов. В 1960 г. впервые после революции побывал в СССР, в Москве, где участвовал в англо-советской конференции по истории.

Все это время двумя главными областями научных интересов Д.Д. Оболенского были средневековая история России и Балкан, а также русская литература. И не вызывает сомнений, что его происхождение объясняло глубоко личный интерес к предмету исследований. Окончательный выбор был сделан в 1961 г.: Д.Д. Оболенский возглавил собственную кафедру, и с тех пор историческая тема стала главной в его преподавательской и научной работе, хотя не утратил он и интереса к поэзии. Самым ярким проявлением этого интереса стал его труд «The Penguin Book of Russian Verse», «Русская поэзия», вышедший в 1962 г. с подробным введением и переводами стихотворений, написанных за последние восемь веков.

Однако постепенно Д.Д. Оболенский все большее внимание уделял истории Византии. В работе «История Средних веков», 1966 г. («The New Cambridge Medieval History») он рассматривает отношения Византийской империи с ее северными соседями. Но это была лишь прелюдия к, пожалуй, самой важной работе в жизни ученого – «Византийское Содружество» («The Byzantine Commonwealth», 1971 г., на русском языке опубликована в 1998 г.), в которой средневековая история народов Восточной и Юго-Восточной Европы прослеживается через ее связи с византийской цивилизацией. «Концепция Византийского Содружества» была, по сути, переложением британской теории построения отношений с бывшими колониями и доминионами на византийские реалии. В современной же ему Великобритании и Британском Содружестве наций Д.Д. Оболенский видел прямую аналогию Византийской империи, которая объединяла различные страны в единое пространство не столько силой оружия, сколько силой культуры и религии⁶⁶. Во многом благодаря этому исследованию византийская тематика в западной науке стала актуальной и популярной. В этой книге отдельная глава посвящена Древней Руси, ее взаимоотношениям с Византией и формированию Древнерусского государства. Может показаться парадоксальным, однако в конце этой главы автор делает вывод, что Московское государство, пришедшее на смену Древней Руси, не было, несмотря на концепцию «Москва – Третий Рим», носителем византийской имперской идеологии и было куда больше ориентировано на Западную Европу.

Также Д.Д. Оболенский известен своими авторитетными работами в области ранней славянской истории и литературы. Характерно, что в трехтомнике «В помощь изучающему Россию» («Companion to Russian Studies»), который Оболенский редактировал вместе с Робертом Элли, им написан раздел, посвященный не истории, а литературе Древней Руси. Русская культура, особенно поэзия, была для него главным носителем византийского наследия в России.

За свои исследования в 1974 г. Д.Д. Оболенский был избран почетным членом Британской академии наук (в 1983–1985 гг. был ее вице-президентом), а в 1984 г. был удостоен звания рыцаря-бакалавра, став, таким образом, и британским дворянином. В это же время он становится членом Афинского клуба, в который входит интеллектуальная элита Великобритании.

В 1988 г. вновь посещает СССР как делегат Поместного собора Русской Православной Церкви, посвященного 1000-летию Крещения Руси. Для самого Д.Д. Оболенского это событие было одним из важнейших во всей русской истории, поскольку через принятие византийского варианта христианства, по его мнению, Киевская Русь приобщилась к византийскому миру и византийской культуре. В 1994 г. был избран иностранным членом Российской академии наук.

Написал мемуары о своей семье и своей научной карьере – «Хлеб изгнанья» (англ. «Bread of Exile»).

Скончался в 2001 г. в возрасте 83 лет. Похоронен в Оксфорде.

Ниже будут рассмотрены его работы «Byzantine Commonwealth» и «Byzantium and the Slavs».

Ричард Эдгар Пайпс (11.7.1923—17.5.2018) – один из ведущих американских советологов периода холодной войны. Он родился в Польше в «семье ассимилированных евреев»⁶⁷. Большую часть детства будущий историк провел в Цешине, затем жил в Варшаве. После начала Второй мировой войны его семья вынуждена была бежать из Польши, сначала – в Италию, где они прожили до 1940 г., а затем – в США. В том же 1940 году поступил в Максингум-колледж, штат Огайо. В 1942 г., на волне роста интереса к Советскому Союзу, начал самостоятельное изучение русского языка, из-за «некой схожести между польским и русским языком»⁶⁸. В начале 1943 г. он был призван в американскую армию и через некоторое время в рамках Армейской специализированной программы подготовки был командирован в Корнеллский университет в Итаке, штат Нью-Йорк, где продолжил изучение русского языка. Обучение закончил в июне 1944 г., после чего проходил службу на различных военных базах США. Именно в этот период, как пишет он сам в своих мемуарах, и сформировалось окончательно желание стать историком. Он пишет: «Меня всегда привлекала история, отчасти потому, что прошлое возбуждало мое воображение, а отчасти потому, что она столь всеобъемлюща и грандиозна. Но только там [во время службы в Скотт-Филд, штат Иллинойс] я выбрал историю как профессию»⁶⁹. На этот выбор повлияла прочитанная Р. Пайпсом в это время книга Франсуа Гизо «История цивилизации в Европе»: «Эта книга покорила меня. Она показала мне, что все, чем я интересовался, а именно философия и искусство, может обрести приют под просторной крышей того, что мы называем историей»⁷⁰. В марте 1946 г. Р. Пайпс был уволен из армии в запас.

Вторая мировая война и открывшиеся факты о Холокосте оказали огромное влияние на дальнейшую жизнь и творчество Р. Пайпса. Сам он достаточно пафосно пишет об этом так: «Главным воздействием холокоста на мою психику было ощущение радости каждому дню жизни, который был мне дан, так как я был спасен от неминуемой смерти. Я всегда понимал и до сих пор понимаю, что судьба меня пощадила не для того, чтобы я потратил жизнь на удовольствия или на самовозвеличивание, но для того, чтобы распространять моральное послание, показывая на примерах из истории, как идеи зла ведут к его воплощению. Учитывая, что многие ученые уже писали о холокосте, я решил, что мое предназначение в том, чтобы показать справедливость такого суждения в отношении коммунизма»⁷¹.

Еще до завершения службы в армии Р. Пайпс подал заявление о поступлении в аспирантуру в Гарвардский университет и был зачислен к профессору Крейну Бринтону, специалисту в области мировой культуры, который особое внимание уделял сопоставлению четырех революций: английской, американской, французской и русской. В это же время Р. Пайпс записался на курсы профессора русской истории Михаила Карповича. Эти люди, по сути, определили его будущие научные интересы. Основной темой для его исследований стала революция 1917 г. и ее деятели, история российской интеллигенции и общественной мысли, а также российские и советские общественные институты и политическая культура. Историей Древней Руси Р. Пайпс, по сути, никогда специально не занимался, однако в его работе «Россия при старом режиме» (1974 г., на русском языке вышла в 1993 г., переиздана в 2004 г.) первая часть посвящена как раз истории древнерусской государственности. В этой работе Р. Пайпс попытался показать принципиальное отличие государственной власти в России, которую он называл «вотчинной» и основы которой, по его мнению, были заложены еще в древнерусский период, от государственной власти на Западе, которая на протяжении всей своей истории была, как считал исследователь, ограничена институтом частной собственности. Таким образом, по его мнению, истоки государственного строя СССР и современной России можно проследить еще на самых ранних этапах формирования и становления русской государственности.

Сам Р. Пайпс отмечал в своих мемуарах, что отношение к России у него всегда было двойственным. С одной стороны, он восхищался русской культурой и ее деятелями, однако, с другой, считал неразвитой российскую общественно-политическую систему: «У русских чрезвычайно сильно развито чувство личных отношений, но им так и не удалось трансформировать человеческие привязанности в формальные неличные связи, столь необходимые для эффективного функционирования общественных и политических институтов. Поэтому им необходима „сильная рука“, чтобы регулировать их общественную жизнь, то есть вертикальный контроль, заменяющий недостающие горизонтальные связи, которые так хорошо развиты в западных обществах. Мне очень не нравится эта особенность русской действительности и совершенно не нравятся люди, которые реализуют ее. Я также не испытываю никаких симпатий к русскому национализму и к антизападничеству, служащим связующим звеном между властью и необразованной частью населения»⁷². При этом Р. Пайпс категорически не соглашался с применением к нему определения «русофоб» (хотя считает русских патологически лживой нацией⁷³), замечая, что он не посвятил бы свою жизнь изучению народа, который бы не любил. Своего крайне негативного отношения к коммунизму вообще и советскому строю в частности он, однако, никогда не скрывал. Р. Пайпс также признавался, что его происхождение оказало влияние на его отношение к России: «Я был родом из Польши, страны, которая соседствовала с Россией в течение тысячи лет и которая находилась под российским владычеством более века. Поэтому, возможно, я подсознательно разделял отношение поляков к России. Наверное, я впитал эти взгляды позже, благодаря окружению, так как, живя в Польше, не испытывал ни малейшего интереса к нашему восточному соседу»⁷⁴.

В 1950 г. Р. Пайпс защитил докторскую диссертацию, посвященную большевистской теории национальностей. В течение шести последующих лет он работал в Гарвардском комитете по истории и литературе, который занимался консультированием студентов. В 1954 г. он выпустил первую книгу, посвященную СССР, – «Формирование Советского Союза: национализм и коммунизм, 1917–1924 гг.». С 1954 г. Р. Пайпс преподавал в Гарвардском университете, в 1958–1996 гг. он был профессором этого университета, а с 1996 г. и вплоть до своей смерти в 2018 г. – почетным профессором. В 1968–1973 гг. он также занимал пост директора Исследовательского центра по изучению России при Гарвардском университете, а в 1973–1978 гг. был главным научным консультантом Института по исследованию России при Стэнфордском университете. В это же время несколько раз посещал Советский Союз в рамках своих научных изысканий. СССР произвел на Р. Пайпса крайне негативное и удручающее впечатление. Красочное описание «ужасов» советского строя и повседневной жизни можно найти в мемуарах историка. При этом Р. Пайпс везде и всюду видел агентов КГБ, которые, по его мнению, либо следили за ним, либо пытались завербовать. В 1976 г. был назначен тогдашним директором ЦРУ Джорджем Бушем – старшим на должность главы группы экспертов, которая должна была провести независимую экспертизу для оценки угроз, исходящих от СССР. Группа получила название «команда Б» (в противовес состоящей из аналитиков ЦРУ «команде А»). Затем, в 1981–1982 гг., он возглавлял восточноевропейский и советский отдел Совета национальной безопасности, занимаясь вопросами внешней политики США. С 1977 по 1992 г. был членом Комитета актуальных угроз, а также членом Совета по международным отношениям. В годы своей работы в американской администрации Р. Пайпс был последовательным противником политики разрядки и сторонником проведения жесткого курса в отношении СССР. Кроме того, являлся членом Американского комитета за мир на Кавказе.

Вплоть до самой смерти Р. Пайпс продолжал вести достаточно активную научную деятельность. В частности, за последние шесть лет несколько раз побывал в России, где участвовал в работе Валдайского клуба, выступал с лекциями и давал интервью. Две его последние работы – «Два пути России» и «Alexander Yakovlev: The Man Whose Ideas Delivered Russia from Communism» («Александр Яковлев: человек, чьи идеи избавили Россию от коммунизма») – были опубликованы в 2015 г.

На протяжении всей своей научной и политической карьеры Ричард Пайпс является крайне противоречивой фигурой. Для своих сторонников и последователей он был непримиримым борцом с коммунизмом, человеком с высокими идеалами, выдающимся историком. Для противников же – необъективным исследователем, который готов был подгонять факты под свои представления и выводы и который зачастую сильно упрощал те или иные события русской истории. Многие современные историки, как отечественные, так и зарубежные, считают идеи и суждения Р. Пайпса пережитком холодной войны, а потому – предвзятыми и подлежащими пересмотру.

В силу того, что научные интересы Р. Пайпса были в основном связаны с советским периодом истории России, в нашей работе будет использоваться лишь одно его произведение – «Russia under the Old Regime» («Россия при старом режиме»), в котором он обращается к истокам древнерусской государственности и ее становлению.