Зульфия Талыбова
Ребекка. Пособие для начинающих ведьм
Памяти Ш. Садига (мой милый племянник, пятнадцать лет слишком мало для одной жизни – я сорвала для тебя ромашку…)
«Бывшее таинством между двумя, превращается в хаос, когда в нем участвуют незваные третьи»…
Пролог
«Органная музыка поистине дьявольская, это не арфа спустившаяся с небес…» – думала про себя Рика, пока из наушников на всю громкость играл Бах.
Она стояла на центральной площадке автобуса и глядела в окно. Как быстро стемнело! Немудрено – середина осени! Ее внимание привлекла девушка, что сидела справа в трех сиденьях от Рики.
«Интересная. Есть тайна. Цепляет магнетически: глаз не оторвать…».
Рика любила разглядывать людей в транспорте и представлять себя охотницей: всегда находится что-то, что привлекает больше остальных. Прямо сейчас она нахмурилась и тут же тихонько хохотнула: «что-то», а не кто-то! О чем это говорит? Люди для Рики «что-то»? Наверное, в роли охотницы так и есть! Она будто в сувенирную лавку зашла, а девушка, которую она отметила – ее трофей.
Рика любит людей, но по-своему.
Она вновь поглядела на девушку.
Сколько ей лет? До двадцати пяти, однозначно, но она не намного младше Рики, возможно, они ровесники.
Лицо ее чистое, форма – слегка расплывшийся овал, но скулы ярко выделенные. Цвет лица молочный, слегка загорелый, виднеется лёгкий-лёгкий румянец. Волосы прямые, темно-русые, не очень густые, ниже плеч и, наверное, мягкие. Передние пряди девушка заправила за уши, остальные локоны падали на грудь.
Рика не разглядела цвет глаз незнакомки, наверное, светло-карие, но при взгляде на девушку в первую очередь привлекали губы: пухлые, светло-кораллового теплого цвета.
Рика спрашивала себя, почему именно она привлекла ее, может, увидела в ней частичку себя?
Взгляд у девушки был отрешённый, она будто не в автобусе ехала, да и плохо она вписывалась в окружение. Она постоянно смотрела в окно, и Рика ни разу не встретилась с ней глазами, да и не хотела бы: пропадет ощущение тайны, мистики, фантазии развеются, и Рика возможно столкнется с настоящей девушкой, а не той, что она сейчас видит.
Рика вытащила один наушник: Бах задремал, и размышлять стало бодрее.
Есть во взгляде девушки что-то жертвенное, что-то кроткое, но и опасное? К ней вроде бы и хочется подойти, но есть ощущение, что она ранит отказом. Она будто говорит своим взглядом, что ты не для нее. Для нее вообще здесь никого нет, любуйтесь, только любуйтесь, но не подходите.
Стал бы такую выслеживать маньяк? Однозначно. Но и он бы задумался: взгляд ее кроткий, но за ним прячется что-то звериное. Кто знает, может, маньяк сам и попадется на этот взгляд и он окажется ее жертвой.
Тут у Рики защекотало в животе, и, казалось, щеки вспыхнули, и дыхание участилось: интересно, у нее есть ямочки на щеках?
Но это она вряд ли узнает: девушка вышла на следующей остановке.
Интересно, а если усилить поднявшийся интерес к девушке? Что бы сделала Рика? Однозначно, она бы вышла прямо сейчас и незаметно стала бы выслеживать ее. Она бы узнала, где живёт девушка, какого цвета ее пижама, как она чистит зубы, мёрзнут ли у нее ноги, спит ли она в носках, или, наоборот, бегает босиком по дому…
И, наконец, она бы узнала о проклятых ямочках, для которых и затеяла этот жуткий сталкинг.
А, может, быть и не узнала бы. Может, девушка вообще никогда не улыбается.
Но Рика переживет неразгаданную тайну. Маньячить за привлекательной незнакомкой в надежде обнаружить ямочки на ее щеках – идея утопическая.
К тому же ямочек может и вовсе не окажется! Тогда, тем более, все оказалось бы зазря! Нет уж!
Рика вздохнула и надела наушник.
1
В одном далёком маленьком городке, где мужья и жены никогда не касались друг друга, а потомство находили в печи или доставали вместе с ведром из колодца, состоялся суд над молодой женщиной.
Суд проходил в самом центре площади.
На протяжении сего действа Ребекка дремала и особо не вслушивалась в чем ее обвиняли, но когда толпа начала с ней «знакомиться», дремота с Ребекки тут же слетела. Из толпы постоянно выкрикивали:
– Позорница отца своего!
– Чертовка похотливая! Ведьма!
– Сластолюбивая мерзавка!
– Извращенка!
– Грешница! Мешок ей на голову!
– Дрянь! Облить кипятком, чтоб уродиной ходила!
– Безбожница! Сжечь на костре!
«Какой смелый всё-таки у нас городок, какие странные говорящие у горожан имена!» – подумала Ребекка, но тело ее сковало от ужаса.
– Так это они обо мне?! – прошептала она и закрыла ладонями рот. – Но кто эти все люди? Они ведь даже не знают меня! Лично я мало с кем знакома!
Обычно, когда Ребекка нервничала, она по много раз расплетала и заплетала свои волосы, но руки ее были связаны, а волосы скрутили в тугой узел на макушке. Она не мылась уже три дня, тело чесалось, казалось по сальным волосам кто-то ползал.
«Неужто вши завелись?!» – подумала Ребекка и содрогнулась всем телом.
Комок тошноты то ли от голода, то ли от отвращения к воображаемым вшам подкатил к горлу. Ребекка глубоко задышала, и тошнота медленно отступала.
«Скоро все закончится, это не навсегда» – успокаивала она себя.
Ребекка решила не тратить зазря
душевные силы и вновь задремала, пока не услышала, как судья прогремел басом прямо у нее над ухом:
– Ребекка дочь Авраама, вы обвиняетесь в распутстве и колдовстве, вы не можете жить в нашем городе, ибо наводите смуту и развращаете наших благочестивых мужчин. Не будь вы дочерью покойного уважаемого врача, вас бы кинули на растерзание народу или сожгли заживо. Но суд смягчился. Отныне вы отправляетесь на перевоспитание в лес к трем набожным знахаркам-отшельницам. Они выбьют из вас похотливые мысли и очистят душу от окаянных помыслов. Но театра Посрамления вам не избежать! По истечении трёх месяцев вы займёте в нем главную роль, и только сыграв на сцене перед всем городом, вы отмоетесь и очиститесь от вечного клейма распутницы и вновь станете добропорядочным членом нашего чистого общества. Чего вам желаю от всей души.
***
За городом в лесу стояла одинокая изба. Жили в ней три сестры-знахарки: Красивая, Старая и Средняя.
Жизнь в избушке кипела с утра до вечера. Сестры постоянно трудились, готовили полезные снадобья, делали целебные мази и варили исцеляющие растворы. Горожане редко захаживали в лес к сестрам: на базаре у них была собственная лавка, где они и торговали эликсирами.
Сестры очень обрадовались, когда городской суд отправил к ним на трудотерапию и перевоспитание «сластолюбивую змею» красавицу Ребекку.
– Ах, как она прекрасна! – ворковала Старая. – Сейчас, сейчас я приготовлю замечательный десерт для нашей гостьи!
– Ты, сестрица, потише, болтай, авось Иуда в кустах засиделся, феячь, да по-тихому, – ворчала Средняя, пока расфасовывала готовые заказы по маленьким корзинкам.
– Эй, Красивая, а ты, что скажешь? – Старая выгнула спину и тут же громко чихнула: она просеивала муку для выпечки.
– А что мне? – пожала плечами младшая сестра и облизнула пальцы. – Ммм, земляника сладкая, как наша гостья.
– Слава матушке Гербе, что ее к нам направили, так бы упекли в дом скорби, где она и работала! Вот насмешка судьбы, ей богу! – покачала головой Старая.
– Дык, разговоры ходят, что нарочно так не сделали! – говорила Красивая. – Мол, она там всех морфинистов да хмельных совратила бы! Она же и работала в отделении с такими вот «алхимиками». Пока работала – нельзя было, а как легла бы – чего терять-то!?
– Вот чушь несусветная! – поморщилась Средняя. – Какой мерзкий народец! Все о себе, все о себе твердит, а на несчастную Ребекку свои похотливые желания смещают! Ещё и театр Посрамления ее ждёт! Бедная девочка!
Красивая мельком глянула на помятый портрет Ребекки, нарисованный одной из ее «жертв». Она оторвала его с деревянного столба около площади. Над ним были накарябаны оскорбления.
– Ну, на жертву она не смахивает, – заметила Красивая, разглядывая портрет Ребекки. – Ей как будто все равно, что о ней думают. А во взгляде так и читается: бунтовала, бунтую и буду бунтовать.
– Та-а-ак, – пропела Старая. – Так, кто же ты, распутная Ребекка, дочь самого Авраама? – она прищурилась, разглядывая портрет.
– Ты если колдовать собралась, так давай по-нормальному, чего кривляться-то?! – фыркнула Средняя.
– Когда речь идёт о Ребекке, все вокруг становится ненормальным! – закатила глаза Красивая. – А вообще, сестрица-то права, давай думай быстрее, а то я почти всю землянику съела!
– Цыц! – гаркнула Старая. – Идёт, идёт, уже идёт!
Старая вскрикнула на всю избу, растопырила руки и замерла, уставившись на улыбку нарисованной Ребекки.
Старую будто молнией пронзило. Красивая готова была поклясться, что даже услышала, как гром загремел, но, оказалось, что сестрица в магически-творческом экстазе рукой сшибла алюминиевый горшок с полки.
Красивая еле-еле сдержала смешок и тихонько отодвинула от себя миску с ягодами: когда старшую сестрицу настигает вдохновение, лучше не то, что не жевать рядом, а не дышать!
Средняя же, справившись с заказами, подсела к Старой и стала ждать, что же сейчас отчебучит сестрица. Та закрыла глаза и, нахмурившись, ощупывала руками воздух вокруг себя.
– Пудровый аромат! – воскликнула она, и вновь вытаращила глаза на портрет. – Яркий, как насыщенная фуксия, и сочный, как спелые ягоды земляники… Терпкая земляника, хрустящие вафли с земляникой и с пудрой…
Старая заходила по избе и все повторяла обрывки мыслей, словно боялась, что они убегут от нее.
Вот она резко остановилась и вновь глянула на портрет. Губы ее расплылись в улыбке, она прикрыла глаза, а лицо ее озарилось такой нежностью, она будто касалась им о что-то мягкое и пушистое.
– Меня словно обдало этими ароматами. Ярко, но нежно и мимолётно. Все решено! Ребекка – это земляничные хрустящие вафли с пудрой!
Сестры выдохнули и приступили к готовке. Когда десерт был почти готов, Старая громко шикнула, и наступила тишина.
– Сейчас наступил самый ответственный момент, тот, что и делает эти вафли принадлежащими Ребекке. Если бы она была выпечкой, поверьте, она бы превратилась в них! Нужно просеять сахарную пудру. Вернее, нет, не так! Нужно уронить сладкую щепотку прямо на вафлю, словно это получилось нечаянно, но пекарь, то есть я, не будет исправлять изъян, на этих вафлях она будет особенностью и отличительной чертой от других вафель, аккуратно присыпанных пудрой-снегом. На этой же вафле, вы, сестрицы, видите смачный снежок. Это все нее, про нашу Ребекку.
Сестры только и глядели на тарелку с вафлями.
– Нужно записать этот рецепт в нашу книгу! Можно продавать вафли «Ребекка» на базаре! – восклицала Красивая.
– Сдурела, сестра?! – Средняя зыркнула на нее орлиным взглядом. – На костре хошь сгореть?! Для этого и обиженный мужик не понадобится!
Тут в двери кто-то громко постучал. Знахарки прислушались.
– Дочери покойной матушки Гербы, по велению нашего мудрого судьи к вам было решено привезти распутную Ребекку. Будьте с ней строги! И не верьте ее дьявольским глазам!
Сестры поспешили открывать, слушая, как стражник упавшим голосом бормотал:
– А лучше закáпайте воском ее проклятые ямочки… сломайте к чертям собачьим ее улыбку…
Сестры распахнули дверь.
– Добро пожаловать, наша гостья! Ох, тебе срочно нужна ванна! – поморщилась Старая.
– Вы с ней не церемоньтесь, из-за нее мужчина умер! – устало напомнил стражник.
– Вот, это вам! – Средняя положила ему в руку кулёк, набитый леденцами. – Это от головной боли, я чувствую, они вам необходимы сейчас!
– Благодарю! – смягчился стражник.
– Доброго вам дня! – улыбнулась Красивая и заперла дверь.
Три сестры повернулись к воспитаннице, что распласталась на полу, будто «мертвый» опоссум.
– Вафли с земляникой будешь? – хором спросили они.
