Зульфия Талыбова
Тайна музыкальной шкатулки
Пока друзья присутствовали в его жизни, у великана ничего не болело, и отравленное зелье он не пил. Но сначала один близкий, потом второй, тоже умерли, как и его родители.
Великан все больше и больше превращался в чёрта, и ещё сильнее от него пахло снадобьем из забродивших яблок.
Теперь он нашел лучшего друга – крохотную крылатую фею. И пусть он все равно черт, но от него не пахло забродившими яблоками. Они не нужны ему, чтобы быть счастливым.
… Проходили месяцы.
Фея жила у великана, при этом оставаясь свободной. Она делала, что хотела, летала там, где заблагорассудится, но всегда возвращалась к хижине, где ее ждали верные друзья – великан и квакша.
Однажды, великан решил вытащить жилище любимицы на крышу, где уже вовсю росли цветы. Она не поняла, зачем же друг так поступил? Неужто хотел избавиться от нее?
Великан сказал, что там ей будет уютнее и свежее среди цветов вместе с квакшей. Ведь ее он тоже переселил наверх. Он заверил фею, что ей нечего бояться, ведь он всегда будет рядом. Внизу.
В следующую ночь, черт велел любимице спать на крыше, а не в его кармане. Она обиделась и не понимала, почему друг стал так суров, а, приглядевшись, заметила, что он обеспокоен и грустен.
Ночью она все равно пробралась в избушку через узкую дверную щель. Она подлетела к великану и устроилась в кармане.
Великан, почувствовав присутствие любимицы, не стал ее выгонять, а лишь легонько погладил рукой по груди.
Она прижалась и слушала бумканье сердца.
Сегодня оно стучало по-особенному неровно. Удивительно! Фея расхохоталась и спросила у великана, как это ему удавалось так играть с ним?! Как он мог управлять им?! Великан улыбнулся в ответ, обнажая пару пеньков, и сказал совсем не по теме:
«Спасибо, что именно сейчас я не один».
Она не поняла, почему друг так сказал, но задумываться не стала. Пригревшись на его груди под неровное стуканье его сердца, она крепко заснула.
Проснулась от холода, судорожно стуча зубами. Она ещё не открыла глаза, но не понимала, почему вдруг стало так морозно? Может, великан ночью переложил ее в другое место?
Раскрыла глаза и ужаснулась: она лежала там же, где и заснула. Тело великана было холодным и тихим. Сердце не бумкало. Фея испуганно вылетела из кармана.
Великан лежал уже окоченевший, будто мирно спал, улыбаясь во сне.
Он был мертв.
Вот зачем он выселил ее наверх вместе с квакшей, сказав, что всегда будет рядом, внизу…
В тот день фея очень устала. Она, не переставая, приносила цветы на кровать друга. Она усыпала его могилу до такой степени, что, казалось, великан упал в гору цветов и уснул! Тогда она и успокоилась.
Через несколько лет крыша настолько поросла цветами и накренилась, что теперь избушки и вовсе не было видно, а со стороны она выглядела как высокий холмик, покрытый цветами, где хозяйкой была прекрасная фея – верный друг и защитник бесконечного сна великана-черта, который и после смерти был не одинок.
Эдвина-Горемыка
Весна уже пришла во все дворы и улочки, но боязливо и настороженно, боясь полноправно заявить о себе – ведь морозный воздух по-хозяйски бродил по парку, забыв улететь с последним днём февраля.
Лёд на пруду до сих пор не растаял, а янтарные листья, выпавшие в октябре, кажется, навсегда в нем замерли, составляя мозаику – последнее красивое напоминание о старой спиленной иве, чьи изящные ветви когда-то купались в прохладной водице пруда. Теперь же от нее остались золотистые монетки, которые обиженный пруд так не хотел отпускать и до марта замуровал во льду.
Глупый пруд! Весна все равно растопит лёд, и монетки-листья уплывут, но вода станет намного чище.
Пруд, на самом деле, капризный и своенравный. Из-за него весна кралась невидимкой, словно не вовремя. Она хотела неслышно усесться на берегу, чтоб не спугнуть старика-февраля, хотя он давно ее заждался.
Эдвина-горемыка громко вздохнула и смахнула со щек бриллиантовые слёзы, потоком лившиеся из глаз.
Нет, она не такая, как этот пруд, не могла удержать то, что пора отпустить.
Старуха – хозяйка дома, в котором жили Эдвина, прокляла ее.
А случилось это так.
Отец Эдвины арендовал небольшой домик у добросердечной старушки.
Отец трудился на Зефирном заводе, известном на всю страну – здесь делали самые вкусные сласти, и не только воздушный зефир, но ещё пастилу, пряники и конфеты.
Выглядел завод необычно: он представлял собой трехэтажное круглое бело-розово-кремовое здание – гигантская двуцветная зефирина с карамельной прослойкой.
Зефы – как частенько называли работников предприятия – при себе имели пропуск в форме какого-нибудь лакомства. Специальность зефа можно было определить по виду пропуска – у одних карамельки, у других пряники, у третьих меренги, а у самых важных – плитки горького шоколада.
У папы Эдвины пропуск был в форме большого пряника.
Пряник так походил на настоящий, и малышка еле сдерживалась, чтобы его не съесть! В некоторых местах виднелись отпечатки от ее крепких зубов!
Но следы зубов – единственные крохотные несчастья, что успел получить "пряник" от дочери владельца. Ведь любящий папа всегда приносил с завода различные сладости. Больше всего Эдвина любила крупные конфетки каплевидной формы, запрятанные в голубую фольгу. Они напоминали бриллианты.
А ещё их очень любил папа, потому что они походили на огромные светло-голубые глаза его дочурки. Глазки-бриллиантики – так он их звал-величал.
Когда Эдвина грустила или плакала, хитрый папа быстро находил решение, как утешить дочурку. Он успокаивал ее, шутя, что из глаз её бегут не слезы, а крохотные бриллиантики, которые надо собирать. Папа делал вид, что собирает слёзы, а потом незаметно наполнял ладони теми самыми конфетками, что похожи на глаза Эдвины.
Девочка смеялась и быстро успокаивалась, а папа говорил:
"Вот и Эдвина появилась! Моя веселая девочка, которая улыбается!"
Малышка угощалась сладостями и благодарила небо за то, что у нее есть такой папа, который может ласково и нежно ее утешать.
Так и жили не тужили девочка Эдвина и ее добрый папа.
Частенько дочь спрашивала отца, а сможет она когда-нибудь побывать на зефирном заводе? Очень ей хотелось, чтоб папа однажды провел для нее экскурсию по волшебному сладкому царству!
Папа не возражал и обещал устроить дочери незабываемое путешествие по зефирному королевству.
Но однажды случилось несчастье. Отец Эдвины тяжело заболел. Несколько недель он не вставал с постели, а только кашлял и худел.
Маленькая Эдвина ухаживала за папой, как взрослая сиделка, но ее сил и знаний было слишком мало, чтобы вернуть к жизни умирающего.
Вскоре папа умер, и девочка осталась одна в доме старухи.
Целыми днями малышка плакала, не переставая, вспоминая счастливые дни, что проводила с отцом. Веселая девочка, казалось, навсегда исчезла, и ее место заняла печальная Эдвина-горемыка.
Над теперешней Эдвиной висела тучка, даже если за окном светило солнце. Дождь вокруг нее не переставал лить, она постоянно сутулилась, глядела вниз и ходила на полусогнутых ногах, слово бабушка. Черные волосы, отросшие до талии, окутывали ее плотным покрывалом, не давая коже насладиться солнечным светом.
Грусть и тоска запечатлелись на личике девочки, и уходить не собирались. Она плакала и, казалось, тайно ждала, когда придет папа и соберёт слёзы, подложив вместо них конфетки-бриллианты, тогда вернулась бы веселая девочка.
Хозяйку дома раздражала заплаканная горемыка. Ей нравилась прежняя веселая хохотушка. Унылая сгорбленная жилица напоминала о смерти.
Старуха день ото дня злилась все сильнее.
Однажды злость ее превратилась в ненависть, и хозяйка решила выгнать девочку. К тому же, отец помер, а, значит, монет за проживание и еду никто не давал, пусть и ела Эдвина-горемыка как птенец.
Так и сказала она девочке: «уходи, мне самой жить не на что, не могу держать нахлебницу».
Не столь бессердечна была старуха, и, прежде чем отправить в неведомый путь Эдвину, решила дать ей пару монет, чтобы с голоду не померла.
Старуха пригласила девочку в свои покои, и пока отсчитывала монетки из заветного сундучка, стояла спиной к Эдвине. Девочка же и не глядела на старуху. Кажется, впервые за долгое время, она ожила, когда взгляд упал на хрустальную вазочку, в которой лежали до боли знакомые конфетки каплевидной формы.
Папины сладости!
Как заворожённая Эдвина подошла к вазочке и трясущимися пальчиками взяла одну конфетку. Но то ли от постоянной тоски, то ли от волнения, руки затряслись, и конфета упала. На миг девочке показалось, что это был настоящий бриллиант: сладость звонко ударилась об пол.
Старуха обернулась.
Гнев ее был невероятен, она превратилась в настоящую ведьму, и, проклиная несчастную сироту, выкрикнула:
"Да чтоб до конца дней твоих из глаз у тебя текли эти украденные бриллианты!"
Вот так и прошел последний день Эдвины в доме, где когда-то она была счастлива.
Не зная, куда пойти, она брела по парку, печально наблюдая за замёрзшими монетками-листьями, которые упрямый лёд не хотел отпускать. Они застыли в нем, как и вечно льющиеся слёзы Эдвины, а убрать их было некому. Папы не было, и ветви ивы больше не окунутся в теплые воды пруда и не разгонят старую листву.
Так бы и скиталась Эдвина по свету, если бы не решила найти зефирный завод. Может, ей удастся добраться до него? Поглядеть на волшебное место, где трудился отец.
И вот шла Эдвина-горемыка, согнувшись, словно старушка, а темная тучка уже как родная спешила рядом. Она бы с радостью покинула девочку, чтоб та полюбовалась синим небом и солнцем, но горемыка, сама того не ведая, не отпускала её.
– Мур-мур, здравствуй!
Эдвина встрепенулась. Рядом на двух лапах стоял черный кот с котомкой на спине.
Взгляд у кота был дружелюбный, но девочка не особо хотела разговаривать с котами, ходящими на двух лапах, потому буркнула:
– Здрасьте.
И побрела себе дальше.
Кот же не отставал:
– А можно я пойду с вами? – промурчал он.
– Вы, господин кот..
– Меня зовут Кысь! – перебил кот.
– Кысь, ты и не знаешь, куда я иду, а уже просишься, – заметила девочка, – может, я иду в долину собак!
– Ничего страшного! – встрепенулся кот Кысь. – Собаки меня не тронут!
– Ты с чего это взял?! – недоверчиво спросила Эдвина, тщательнее разглядывая странного кота. Может, это был не кот вовсе?!
– Дело в том, что моя бывшая хозяйка выгнала меня из дома, потому что я выпускал мышей из мышеловки…
– Так коты же, вроде бы, их ловят? – задумчиво произнесла Эдвина, сомневаясь во второй раз, кот ли перед ней?
– Да-да… – начал Кысь не очень уверенно. – Но я мышей люблю и не хочу им зла, а хозяйке нужен кот-мышелов. Но ей не повезло со мной, а мне с ней. Я оказался необычным котом, поэтому она и выгнала меня… Хотя я очень старался быть хорошим и полезным. Я придумал, как получать пользу от мышей. Например, я научил их мыть тарелки и чашки, и в отсутствии хозяйки мы вместе убирали дом. Но она почему-то не замечала порядок, а маленьких безвредных мышек замечала и кричала так истошно. Однажды она не вытерпела и вышвырнула меня со словами, что ей не нужен кот, который не может убить крохотную мышку.
Кысь поник и опустил морду.
Эдвина-горемыка хотела сказать, что с котом все в порядке, просто он оказался не в том месте и не с той хозяйкой, но почему-то не могла. Странный был кот. И девочка посочувствовала ему:
– Моя хозяйка тоже меня выгнала. Ей надоело жить с горемыкой, вот она и попросила меня уйти. Но с чего ты взял, что собаки тебя не тронут?!
– Так я ведь мышей люблю!
– Но это не значит, что собаки тебя полюбят! По себе не судят! – заявила Эдвина и удивилась, как Кысь не понимал очевидного.
– Но ты ведь не в долину собак идёшь? – с надеждой спросил кот.
– Нет. Я ищу зефирный завод.
– Ух, ты! Я тоже, я тоже хочу на зефирный завод! – радостно завопил Кысь.
Эдвина встрепенулась, даже тучка над головой скукожилась засохшей изюминой.
Кот обрадовался, бегал и прыгал, устав, опустился на все лапы, выгнул спину и поднял трубой пушистый хвост. Обнажив когти на передних лапках, он рыхлил ими землю, как будто они сильно чесались. Он сладко зевнул, промурчал что-то непонятное и опять встал на две лапы.
– Ну, что поспешим на зефирный завод! – заявил Кысь.
Эдвина-горемыка поглядела на странного кота и молча пошла вперёд.
Они долго брели по обычной дороге, но так устали, что решили остановиться прямо на обочине.
Путники уселись на землю, не в силах говорить, просто дышали свежим воздухом и умиротворенно молчали.
Девочка почувствовала запах соли и услышала шум морского прибоя.
Кот Кысь настороженно, но с явным любопытством принюхивался. Эдвина случайно опустила голову и заметила, как обочина омывалась прозрачной волной. Как завороженная девочка глядела на нее и, не отрываясь, тронула кота за плечо, чтобы и он посмотрел.
Острожными мелкими шажками друзья ступили на маленькую волну, и тут начало происходить чудо.
Исчезла дорога, обочина и поля. Под ногами странников был песок, небо вмиг стало ярко-синим, а жаркое солнце по-хозяйски заняло небосвод.
Парили говорливые белоснежные чайки, дул теплый ветер, что спасал от зноя, и друзья заметили, как прямо под их ногами развернулась широкая тропинка.
Пройдя песчаные дюны, друзья добрались до берега и увидели на камушке диковинного одинокого зверька.
Он был маленький и пушистый, чёрные когтистые лапки цеплялись за камень. Маленькие пушистые крылья быстро-быстро трепыхались. Аккуратная головка поднималась вверх, а чёрные глазки-бусинки с невыносимой тоской глядели на небо и парящих чаек. Острый клювик зверька то открывался, то закрывался, издавая жалобные звуки.
Странный зверёк не мог улететь. Его маленьким крылышкам было не под силу поднять упитанное тельце.
Зверёк заметил незваных гостей, боязливо, но с интересом разглядывал он диковинного черного кота и такую же чёрную девочку с персональной тучкой над головой, которая даже в этой жаре изливала дождь на грустную хозяйку.
– А что ты делаешь? – спросил черный кот.
– Я пытаюсь улететь! – ответил зверёк.
– Но ты же не чайка!
– Неужели?! – удивился зверёк.
Кысь неуверенно поглядел на Эдвину, прося помощи.
– Ты совсем не похож на чайку, – подтвердила девочка.
– Но кто же я?
– Тебе виднее! – заметил кот.
– Но я здесь родился! Кто я, если не чайка?!
– Дорогой друг… – начал Кысь.
– Меня зовут Пинг! – радостно крикнул зверек.
– Пинг! Ты точно не похож на чайку! – улыбаясь, сказал кот.
– Чайки со мной не разговаривают, потому что я не умею летать. А мне очень хочется научиться. Пока не научусь, они не примут меня.
– Так может, ты и не должен летать? – спросил кот. – Может, ты умеешь что-то другое?
– Я ничего не умею, – развел крылышки Пинг. И был он таким грустным, что Эдвина заплакала еще горше, вспомнив о своей горемычной судьбе.
Пинг подошел к ней и попробовал слезы на вкус:
– Соленые, – заметил он, – как море.
– Послушай-ка, – спросил Кысь, – ты говоришь, что здесь родился, ты любишь море, значит, море – твой дом?
– Да! – обрадовался Пинг, – я люблю плавать!
Он смешно побежал, переваливаясь на коротких лапах, и вдруг нырнул в морскую пучину. Эдвина ахнула, на мгновение, перестав плакать. Путники бросились к прибою, опасаясь, как бы Пинг не утонул. Но он внезапно вынырнул вдалеке и махнул им крылышком:
– Вот что я умею! Плавать и нырять!
– Ты не чайка, – вспомнила Эдвина, – ты пингвин! Я видела тебя на картинке в книжке, которую подарил мне папа.
Обрадованный Пинг вернулся на берег и подбежал к новым друзьям.
Теперь трое путешественников по тропинке вышли обратно к скучной обочине.
Эдвина вздохнула полной грудью, когда вновь ступила на дорогу.
Красиво было на сказочном пляже, но девочку там тошнило.
И у моря можно умирать от тоски, если это не твоё место.
Кысь, Пинг и Эдвина-горемыка стали лучшими друзьями.
Они любили и восхищались талантами друг друга. Кысь – настоящий укротитель мышей! Нужно было только понять, где применить его талант. Друзья были уверены: наверняка найдутся люди, которым кот Кысь будет полезен! А Пинг великолепный ныряльщик, он очень надеялся встретить своих сородичей.
Лишь Эдвина не находила в себе ничего полезного.
Чёрная тучка над ее головой плакала и грустила вместе с ней.
Как только друзья приняли свои странности, начали происходить чудеса. В скором времени, нашлось применение скрытых талантов.
Кот Кысь нашел себя в кочующем цирке. Там он стал предводителем целого семейства полевых мышей, и даже некоторые крысы-альбиносы его слушались! Благодаря мягкому нраву и доброте он стал для мышек не опасным хищником, а милым укротителем, которого хотелось слушаться.
Пинг встретил своих сородичей, которые отплывали на большущем корабле к далекому ледяному континенту, и отправился с ними.
Эдвина-горемыка вновь осталась одна. Однажды, гуляя по окрестностям, она заметила вдалеке гигантский серый купол.
От местных она узнала, что на окраине города находилось старое здание заброшенного завода.
У девочки екнуло сердце, и она живо последовала к нему.
И вот Эдвина смотрела на совсем не похожее на зефир здание и не верила своим глазам. Не так она представляла сказочное волшебное царство, где трудились над изготовлением сластей.
Вокруг было пустынно и тихо. Все заросло травой, и местные фермеры приноровились тут пасти овечек и коз. Теперь и не вспоминали, что здесь когда-то кипела работа.
Но Эдвине-горемыке вдруг стало спокойно. Пришел конец ее скитаниям. Только вот бриллиантовые слёзы все лились и лились, а тучка не спешила покидать ее.
Скиталица решила подойти поближе к заброшенному зефиру, но наступила на камушек. Послышался хруст, и он раздавился.
Эдвина наклонилась и подняла с земли конфетку каплевидной формы в потертой голубой фольге.
Ещё пуще расплакалась девочка. Слёзы падали в ее ладони, поливая раздавленную конфетку-бриллиант.
Эдвина решила закопать ее глубоко-глубоко в землю.
Уложив конфету в могилку, Эдвина присыпала ее землёй и, выбившись из сил, улеглась прямо на нее.
Так горько и больно в одиночестве хоронить бриллиантовую слезинку! Так утомилась она от льющихся слёз, что незаметно, убаюканная собственными рыданиями, крепко уснула.
Эдвине снился сон.
Девочка плакала и плакала, забившись в тесный уголок домика, а утешить ее было некому. Но повсюду летал голос отца. Он был рядом, но малышка его не видела. Тёплым ветерком он коснулся ее щеки и легонько убрал непослушную прядь волос за ухо. А Эдвина все плакала, не видя, но ощущая отцовское присутствие. Так хотелось ей обнять папу, да некого было обнимать!
Тут взяла она платок, что лежал на кровати, да бросила перед собой. И заметила девочка, что упавший платок повис в воздухе, по силуэту напоминал папины руки, и малышка прильнула к невидимому родителю и крепко обняла. Она плакала и плакала, пока отец утешал ее. Так и уснула она во сне в папиных объятиях, а как только он растворился, девочка и проснулась.
Вдруг стало очень светло. Эдвина еще не понимала, что произошло, но явно случились перемены.
Перестал лить дождь!
Тучка белела и поднималась все выше и выше, превратившись в пушистое белоснежное облачко!
Ветерком его уносило высоко в небо, где постепенно оно растворялось и, обернувшись едва заметной улыбкой отца, исчезло навсегда, утонув в облаках. А теплый ветерок легонько коснулся уха девочки, и она услышала тихое:
"А вот и Эдвина веселая появилась!".
Тучка и была отцом, который никогда не покидал ее! Он путешествовал рядом с ней и сам привел ее к зефирному заводу!
Эдвина, все ещё не веря в чудо, дотронулась до щёк и не почувствовала, что они мокрые. Она опустила голову и охнула от неожиданности. В месте, куда она захоронила раздавленную конфетку, теперь выросла и распустилась белая пышная роза!
Но чудеса не закончились. Везде, где ранее падали ее слезы выросли розы!
Вокруг Эдвины простирался огромный сад из белых роз!
Цветы заполонили все тропинки и дорожки, где она ступала, превратив эти места в бесконечную долину роз!
Это был последний подарок умершего отца – чудесный сад, символизирующий его безграничную любовь.
… Много лет прошло с тех пор.
Уже состарившийся, но ещё жаждущих приключений кот Кысь со своей мышиной труппой отправился в путешествие по долине белых роз. Они спешили вовремя добраться до цветочного павильона молодой женщины, чьим именем и звали-величали прекрасную белоснежную долину, что простиралась на многие мили вокруг.
Когда-то на месте цветочного павильона стоял завод по изготовлению сластей. Теперь он превратился в огромную розу, где и трудилась Эдвина. Она выводила много новых дивных цветов. За ее товаром приезжали со всех концов света, люди мечтали побывать в сказочной долине роз.
Кысь с друзьями-мышками спешил к давней подруге. Вместе они посетят забавное водное мероприятие, куда их пригласил старый товарищ – пингвин по имени Пинг.
Ловкие мышки-циркачки бежали вслед за верным пожилым хозяином.
Ему показалось, что вдалеке кто-то стоял. Можно было бы попросить мышек-акробатов прыгнуть друг на дружку, и, составив многоэтажку, подглядеть, не хозяйка ли цветочного павильона их дожидалась?
Но так хотелось ему самому убедиться в своих догадках!
Кысь встал на задние лапы, с высоты своего роста он, улыбаясь, глядел на подругу.
Она стояла в пушистом облаке и ждала его.
Поле цветов согревало ее отеческой любовью.
