Юрий Витальевич Яньшин
Второй день на царствии
Видя, как забегали в растерянности глазки свидомого, они в один голос продолжили начавшийся напор:
– С нами такие игры не пройдут, генерал, – жестко констатировал резидент. – За подобные выходки мы можем вас больно наказать!
– Право слово, господа! Я не в курсе. Да и не моя это епархия – химическое оружие, – тщетно лепетал он, задним умом осознавая, что не на шутку вляпался в дерьмо с этими господами, способными привести его на виселицу международного суда.
– Бросьте, пан Бурба! Лучше идите и доставайте, что там у вас имеется. Кажется там снаряды калибра 152 мм.?
– Поверьте! Даже не знаю! – слабо трепыхалась рыба, насаженная на кукан.
– Зато мы знаем! – зло усмехнулись оба куратора. – Ступайте и сегодня же организуйте доставку партии этих снарядов на передовую, к объекту, предназначенному на заклание. Да не забудьте заранее сообщить нам время и место акции.
– А как насчет согласования? – уныло произнесло существо, моментально превратившееся из бравого генерала в тряпку для мытья полов в халерном бараке.
– Какого еще согласования?! – опять хором удивились они. – Вы нам представили план. Мы с ним ознакомились. Что вам еще от нас нужно?! Поставить визу?! За кого вы нас держите, Бурба?!
И с этими словами, они, не очень-то церемонясь, буквально вытолкали украинца вместе с его бумагами и кейсом из кабинета в приемную. Когда за посетителем закрылась дверь, двое разведчиков сели к столу – друг напротив друга и, склонив головы, так, что они едва не сталкивались лбами, продолжили диалог.
– Должен признаться, Тимоти, – прогудел ирландец, – что не ожидал от вас такой быстрой расправы с этим туземцем, возомнившим себя сахибом.
– Да. Честно говоря, я и сам не ожидал подобного развития ситуации, – ухмыльнулся в ответ Сковин. – Нам чертовски повезло. Ведь не приди к нам этот болван сегодня, уже завтра нам самим бы пришлось организовывать встречу с ним или кем-нибудь подобным ему.
– Как вы считаете, хватит ли у наших подопечных духу пойти на такую громкую акцию? – с неложной озабоченностью поинтересовался О'Берн у своего шефа.
– Думаю, что да, – почти не раздумывая ответил тот. – У них сейчас не то положение, чтобы, как это они говорят «коу-че-вражит-са», – проговорил он труднопроизносимое слово. – В связи с этим вирусом, дьявол его побери, а за ним и мировым кризисом, украинская повестка постепенно сходит на нет, в череде мировых первоочередных интересов. Европе, озабоченной своим личным спасением не до нее, и нам, у которых на пороге, пожалуй, самые сложные за всю историю существования, выборы, тоже вскоре будет не до них. Москва с выгодой для себя может воспользоваться данным обстоятельством.
– Ну, теперь-то ей и самой это будет сделать весьма непросто. Подковерную борьбу за власть между башнями Кремля еще никто не отменял, – предположил Томас.
– Боюсь, мой друг, что никакой серьезной борьбы не будет. Во всяком случае, мы этого не увидим.
– Вы так думаете? – недоуменно выгнул бровь О'Берн.
– Да, – кивнул Сковин, – и с большой долей вероятности. – Это нашим умникам из Лэнгли кажется, что Россия – большой мешок гнилой картошки, который только стоит посильней пнуть, и он развалится, распространяя вокруг себя зловоние уходящей в небытие империи. Но мы-то с вами, находясь почти на передовой, имеем более объективное зрение на происходящее. Предшественник этого Афанасьева, в свое время, очень умело зачистил оппозиционное поле, не оставив там никого, кто бы хоть в малейшей степени мог угрожать его власти. Генералы пришли на абсолютно чистое поле, где им никто не помешает резвиться в свое удовольствие. Внятной оппозиции нет. Олигархи, хоть и распухли от денег, которыми покойный президент щедро затыкал им рты, разжирели, но вместе с тем и атрофировали свою мускулатуру, а с ней и жажду власти.
– Но последние события как раз говорят об ином, – попробовал возразить боссу Томас. – Совершенный вчера теракт, это ли не проявление крайней оппозиционности на самом верху власти?! Да и стоило это, наверняка, немалых средств, что указывает на щедрость бездонных карманов бывших соратников Бутина.
– Наличие денег еще не влечет за собой автоматического контроля над оружием. И сам Бутин тому яркий пример. Когда он вынырнул вдруг из темных закоулков Лубянки, у него не было ни того, ни другого, – с ходу отмел возражения своего зама Сковин. – Только сосредоточение в одних руках этих двух компонентов истинной власти, может гарантировать устойчивость правления любой формации, будь то хунта или демократические силы вселенского добра. Да и не каждое оружие можно купить за деньги. Россия и здесь выбивается из ряда исторических примеров. Что же касается самого теракта, то я вообще не уверен, что это не дело рук кого-то из наших коллег, находящихся непосредственно в Москве. Но об этом – молчок. Я другого опасаюсь, – сказал Сковин и замолчал, как бы опасаясь, стоит ли продолжать откровенничать со своим помощником.
– Чего именно?! – не утерпел тот, подстегивая шефа к продолжению беседы.
– Во-первых, я очень боюсь связываться с этими криворукими туземцами, которые умудряются запороть все планы, как наши, так и их собственные. Дважды, на ровном месте попасть в котлы, а затем собственноручно загнать себя в ловушку Минских соглашений, из которой нет достойного выхода! Это надо иметь великий талант неудачника. А эта их неистребимая тяга к торговле даже собственными секретами?! Я не удивлюсь, если план, который нам сейчас доставил этот петух, уже прочли, одобрили и поставили на нем свою визу в Кремле.
– А во-вторых?! – заерзал на стуле О'Берн.
– А во-вторых, – эхом отозвался Сковин, – исходя из того, что я вам сейчас сказал, меня сильно тревожит возможная реакция уже нашего начальства на проявленную вами инициативу.
– Нами, проявленную. Нами, – с нажимом повторил Томас, давая понять, что при любом раскладе не захочет быть единственным козлом отпущения, если что-то пойдет не так.
– Ладно. Нами, – поморщился Сковин, мысленно делая себе узелок на память, и продолжил. – Это вам не пресловутый обстрел Гуты[71] химическими снарядами и даже не постановочный трюк со Скрипалями. Предстоящий инцидент, грозит затмить собой все предыдущие и вполне реально может послужить прологом к Третьей Мировой войне. И вы понимаете, мой друг, – с задушевным и тихим участием в голосе предположил он, – что в случае разворота неблагоприятных для нас событий, от нас постараются избавиться, прежде всего, свои. Причем, избавиться – в прямом смысле этого слова.
К своему вящему удовлетворению, Сковин заприметил в коровьих глазах ирландца огоньки неподдельного ужаса, что слегка вернуло рассказчика в бодрое расположение духа.
– Может тогда не стоит связываться с этой чертовой химией, и вернуться к плану обычного обстрела? – робко предложил помощник очевидный выход из неудобного положения.
– К химии у меня претензий нет. Там все чисто. Любая комиссия подтвердит, и подлинность снарядов с заводскими номерами и с уникальной рецептурой смеси, образец которой имеется у озховцев. Тут русским даже и возразить будет нечем. Они окажутся в дерьме по самые уши.
– А что тогда вас смущает?
– Я уже сказал – криворукость и болтливость исполнителей.
– И все?
– К сожалению, нет.
– О, мой Бог! Тимоти, да не томите же! Выкладывайте все как есть! Что у вас за манера наматывать нервы на кулак?! – не скрывая своего испуганного раздражения, воскликнул О'Берн.
– А еще я боюсь, – продолжил шеф тоном заговорщика, – непредвиденной и не просчитанной реакции московского медведя. Припертый мировым сообществом к стене, он способен на любые необдуманные с точки зрения логики, поступки, неожиданно выскочив из своей берлоги.
– Значит надо сделать так, чтобы он не смог оттуда выскочить, – тут же сообразил находчивый помощник. – Просто забить его рогатинами, сунув их прямо туда к нему, пока он соображает в какую сторону ему выскакивать. Иными словами, просто обрушиться на русских со всех сторон, каждый раз нанося, хоть и не смертельные, но глубокие раны, от обилия которых он просто истечет кровью.
– Возможно, вы и правы, Томас, но я чуть больше вашего прожил на этом свете, а следовательно немного опытнее вас в вопросах чисто житейских, – проворковал хитрый фарисей.[72] Поэтому у меня уже вошло в привычку при каждом удобном случае не забывать прикрыть свою задницу.
– Так-так, – живо смекнул Томас. – Значит, у вас есть запасной план?!
– Не запасной план, а план отхода от занимаемых позиций, – поправил его Сковин.
– И какой?!
Сделав, подобающую случаю театральную паузу, резидент неожиданно спросил:
– Томас, я надеюсь, что о нашем с вами плане по химической атаке, никто не в курсе?
– Ни одна живая душа! – с пафосом воскликнул тот и добавил. – Если, конечно, в вашем кабинете не стоят неподконтрольные вам подслушивающие устройства.
– В этом можете не сомневаться, – фыркнул Тимоти.
– Тогда, стало быть, только мы двое. А что?
– Я предлагаю вам, вместе со мной, незамедлительно составить рапорт наверх, – тут он закатил глаза кверху, намекая на самые высокие инстанции, какие только могут быть, – о том, что инициатива о применении боевого отравляющего вещества исходила от местных. Мы, естественно, как могли, сопротивлялись этому, но переубедить их не смогли. А потому запрашиваем инструкции о том, как нам поступить в данной ситуации.
– Ловко! – прищелкнул языком О'Берн, выражая тем самым неподдельный восторг осторожностью босса, но тут же спохватился. – А если аборигены, напуганные, кстати, нами же, возьмут и обратятся через нашу голову, к нашему руководству за прямым санкционированием акции?
– Они, конечно, изрядные дураки, но все же не сумасшедшие, чтобы упоминать такие слова из опасений утечек, – усмехнулся Сковин. – Да и ссориться с нами им вовсе сейчас не с руки. Так что, этого можете не опасаться.
– Пожалуй, я с вами соглашусь, Тимоти, – после короткой паузы сказал О'Берн задумчивым голосом. – Мы с вами, чего уж греха таить, раньше во многом не соглашались, спорили и даже, я прекрасно знаю об этом, писали наверх докладные друг на друга. Но сейчас, в минуты крайней опасности для нас обоих, мы должны, хотя бы чисто из прагматических чувств объединиться во имя собственного спасения. А потому, вы можете в этом деле полностью рассчитывать на меня. И в подтверждение этому, вот вам моя рука.
С этими словами он протянул свою длинную и жилистую руку через стол для пожатия, чем противоположная сторона не преминула тут же воспользоваться для закрепления вынужденного союза.
II
25 июня 2020 г., Украина, г. Киев, Воздухофлотский пр-т., д. 6, Генеральный штаб ВСУ.
«Э, нет уж, дудки, господа пиндосовцы, я на такое дело не подписывался, а потому болтаться в петле по приговору Гаагского трибунала не намерен, – рассуждал про себя Василий Васильевич, выставленный из кабинета штатовского представителя. – Это вам хорошо – вы не можете не игнорировать Гаагу, а у нас с Европой соглашение есть». Стоя на крыльце здания, из которого его только что турнули, с напутствиями, не предвещавшими ничего хорошего, он вытащил из нагрудного кармана телефон и быстро набрал номер Корнийчука.
– Сергей Петрович! – обратился он к Начальнику Генштаба, сразу, как только тот взял трубку. – Это Бурба вас беспокоит.
– Где вы?! Вы были у наших друзей!? Что они вам сказали?! – не давая раскрыть рот, закидал его вопросами Корнийчук.
– Да, Сергей Петрович, я тут стою возле здания СБУ. С друзьями нашими разговор уже состоялся, – ответил на поставленные вопросы Бурба.
– Результат? – отрывисто спросил Начштаба.
– Разрешите о результатах доложить лично? В свою очередь попросил он у начальства.
– Вот как?! – слегка удивился Корнийчук. – Видимо ваша беседа прошла не совсем гладко, если об ее результатах вы предпочитаете не докладывать по телефону. Ну, что же, хорошо. Тогда я вас жду у себя.
– Спасибо, – отрывисто и просто поблагодарил Бурба. – Через 15 минут я буду у вас в кабинете.
– Добро.
И действительно, через пятнадцать минут он уже стоял на пороге кабинета Начальника Генерального штаба. В глаза сразу бросилась нервная и суетливая атмосфера. Генералы входили и выходили торопливыми шагами, несли какие-то срочные бумаги на подпись, доставляли отчеты по отдельным частям, запрашивали распоряжения и указания. Вся обстановка говорила за то, что здесь вовсю идет подготовка к какому-то очень важному мероприятию глобального масштаба. Было видно, что паровой каток надвигающейся войны неумолимо набирает пары и вот-вот начнет свое движение в восточном направлении. Дождавшись момента, когда людской поток слегка ослабит свое течение, Корнийчук, видя замешательство начальника Головного управления разведки, вызвал по селектору своего секретаря и велел пока никого к себе не пускать ни под каким видом до особого распоряжения. Когда распоряжение было принято к исполнению, он невесело улыбнувшись Бурбе, от чего его и без того косой монгольский разрез глаз стал еще резче, указал на стул возле своего стола.
– Вот видите, – радостно завил он вошедшему, – как сразу вспучилось наше сонное болото?! Застоялись хлопцы! Все как один рвутся в бой.
– Вижу, – уныло протянул старший по званию, но младший по должности Бурба.
– По вашему тону, я понимаю, что встреча не имела ожидаемого успеха? – настороженно поинтересовался Сергей Петрович.
– Вы угадали, Сергей Петрович. Результаты более чем неоднозначные, – уже совсем пригорюнился Василий Васильевич.
– Вам не удалось убедить наших заокеанских друзей в нашей решительности и наших возможностях? – начал округлять свои глаза Корнийчук, сейчас чем-то смахивающий на актера Бронислава Брондукова на пике его популярности.
– Почему же не удалось? – слегка обиделся на неверие в свои возможности убеждения Бурба.
– Значит, они все-таки дали санкцию на проведение операции? – спросил сбитый с толку двусмысленными ответами разведчика Корнийчук.
– Вербальную, – нехотя признался Василий Васильевич, – но и эту малость они обставили немыслимыми, с моей точки зрения, условиями.
– Условиями, говорите?! Ну-ка, ну-ка. Это уже любопытно. Давайте-ка с этого места поподробнее.
Тяжело вздохнув, будто взваливая на плечи тяжкий груз, Начальник Головного управления разведки близко к тексту (профессиональная память) пересказал Начальнику Генштаба беседу, состоявшуюся накануне в здании СБУ. В процессе пересказа, лицо Корнийчука становилось все мрачнее и мрачнее. История с предстоящей операцией грозила повернуть совсем не в ту сторону, о которой бы хотелось говорить. Всем своим нутром он понимал, что только коллегиальность принятия окончательного решения по данной операции может хоть как-то в дальнейшем смягчить обстоятельства его принятия, если вдруг что-то пойдет не так. Он почти физически ощущал. Как у него отнимают шанс последний раз попытаться разрубить гордиев узел Донбасса. Выслушав последние слова Бурбы о том, как его почти насильно выпихнули на улицу, зажравшиеся на украинских харчах наглые янки, Сергей Петрович нервно барабаня пальцами по столу на несколько тягучих минут погрузился в тяжкую задумчивость. Бурба боялся даже шевельнуться, чтобы не тревожить разом осунувшегося главы Генштаба. Наконец, то встрепенулся, как стоялый конь и решительно придвинул к себе настольный телефон внутренней связи. Набрав короткий – в три цифры номер и дождавшись, когда на другом конце возьмут трубку, проговорил в свою, стараясь скрыть волнение:
– Андрей Василич, ты там сильно занят?! Нет?! Есть очень важный разговор, не терпящий отлагательств. Да. Хорошо. Мы тогда сейчас к тебе зайдем. С кем? Да, с Василь Василичем. Добре.
Положив трубку и вставая, одергивая мундир, обратился к Бурбе:
– Идемте к министру. Я такие вопросы единолично решать не могу и не имею права, сами понимаете.
Тот кивнул, соглашаясь. Вышли. Идти пришлось недалеко и недолго. Министерство обороны находилось в этом же здание, только в противоположном его крыле, поэтому уже через пять минут они предстали перед Тараном. Тот, в отличие от Корнийчука не был слишком занят. Он вообще не любил ничем заниматься кроме своего любимого дела – осенней охоты на уток в одесских плавнях, поросших тростником и осокой. И кличка «деятельный бездельник», родившаяся в коридорах Министерства накрепко приклеилась к этому седоватому, с ноздрями врастопырку, человеку.
– Вот, Андрей Василич, – с ходу, как только вошли начал Сергей Петрович, – как мы вчера и уговаривались, наш разведчик, – кивнул он на Бурбу, – посетил миссию наших друзей с целью информирования о наших планах и получения их одобрения.
– Присаживайтесь, господа, – пригласил их министр. – Да. Я прекрасно помню тот завершающий момент нашего собрания. Ну, давайте, поделитесь итогами ваших утренних похождений, – обратился он к разведчику. Кратенько, но с подробностями, хе-хе…
Обреченно вздохнув, Бурба опять принялся почти слово в слово пересказывать беседу с американцами и их неожиданное и напористое предложение. Его слушали, внимательно и не перебивая. Уложившись с рассказом, чуть менее чем за пять минут, Бурба, как и в прошлый раз замолчал, решив про себя, что тут вылезать с какой либо инициативой себе дороже. В кабинете нависла почти погребальная тишина. Все трое были калачами тертыми и многоопытными в делах перепихивания ответственности с себя на других – более простодушных и менее щепетильных. В любом случае дурная слава «химического Али»[73] никак не прельщала всех троих. Первым пришел в себя все же Министр обороны, который откашлявшись, спросил у генштабиста:
– Ваше мнение, Сергей Петрович, по данному вопросу?
Тот, видимо, заранее предполагая, что ответ первому придется держать именно ему, тоже откашлявшись, будто уже вдохнул порцию фуксина[74] на карандашной фабрике, осторожно начал:
– В свое время, ваш предшественник на этом посту – Валерий Викторович Гелетей, будучи весьма озабочен противостоянием с сепаратистами на территории донецкого аэропорта, поручал мне заняться изучением возможности применения БОВ[75] против них. Я тогда вплотную занимался этим вопросом и даже побывал с негласной миссией на «объекте № 118», что возле Полтавы, где и хранится некоторый запас спецбоеприпасов, доставшихся нам в наследство от былой мощи СССР.
Так вот. Там, действительно находится некоторое количество снарядов к 203-мм. самоходному орудию 2С7 «Пион», мины для самоходного миномета 2С4 «Тюльпан» калибром 240-мм., а также небольшое количество 152-мм. снарядов для буксируемой гаубицы «Мста-Б». Так как у нас к моменту распада СССР не имелось в наличии ни «Тюльпанов», ни «Пионов», по причине их снятия с вооружения еще в начале 80-х и их консервации и частичной утилизации на территории тогда еще РСФСР, то речь может идти только о снарядах к гаубице «Мста-Б». Но еще раз подчеркну, что их количество крайне незначительно. Если мне не изменяет память, то их всего что-то вроде около сотни штук.
– Понятно. Спасибо за исчерпывающую предоставленную информацию, Сергей Петрович, – поблагодарил Начальника Генштаба Андрей Васильевич. – А что вы, Василий Василич скажете по итогам представленной информации? – обратился министр уже к разведчику.
– Собственно говоря, – пожал тот плечами, – мне сообщать что-то еще и ничего, кроме того, что я уже сказал.
– Но сами-то вы, как считаете? Стоит ли нам ступать на столь скользкую дорожку во имя достижения высших целей? – задал вопрос Таран и впился глазами в лицо Бурбы, пытаясь просканировать его головной мозг.
– Что касается технической стороны деталей, то тут, конечно, на лицо все выгоды от применения этих средств. Если уж русские не смогли отвертеться от весьма спорного отравления ими семейки Скрипалей и от ответственности за применение сирийцами отравляющих веществ в районе Алеппо и Гуты, то тут уж и подавно им ничего не светит. Любая экспертиза подтвердит советское происхождение начинки снарядов. Тем более что все необходимые маркеры были переданы администрацией Горбачева в ОЗХО еще в конце 80-х. И также любая комиссия подтвердит, что снаряды изготовлены не кустарным способом и лишним доказательством тому будет их маркировка заводским способом, – ответил он на часть вопроса министра. – Что же касается моральной стороны дела…
– Да погодите вы со своей моралью! – перебил его министр, морщась, как от хины. – До этого мы еще дойдем. Меня больше всего сейчас беспокоит именно маркировка снарядов. Ведь наверняка на предприятии-изготовителе имеется журнал «движения боеприпасов» из которого можно выяснить последнюю «прописку» того или иного изделия с датой изготовления, местом отгрузки и хранения. И все это с подписями, как сдатчика, так и приемщика. Что скажете на это?
– Здесь я готов развеять ваши опасения, господин министр, – взял слово Корнийчук. – Во-первых, не факт, что такие журналы сохранились после того, как все химическое оружие Россия по ее словам уничтожила, а наличие оставшегося у нас она не смогла доказать даже в 92-м, когда поднимался вопрос о передислокации всех средств массового поражения на ее территорию после объявления нами о своей независимости. Если уж даже тогда они не смогли этого доказать, то теперь-то уж и подавно не докажут. Поэтому в наличие таких сохранившихся журналов я верю с трудом, – он сделал паузу, чтобы дождаться утвердительного кивка разведчика и набрать побольше воздуха в грудь для продолжения своей аргументации, а когда дождался, то продолжил. – Во-вторых, в деле о сбитом над Донбассом Боинге, как помните, тоже фигурировали записи из подобного журнала, предоставленные российской стороной в качестве своего оправдания. И что? Сильно им это помогло? На эти записи даже никто не обратил внимания. Не обратят и сейчас. К тому же после Солсбери к русским словам нет вообще никакого доверия и это в еще спорных делах, а тут все факты будут на лицо.
– Я вас понял, Сергей Петрович, – улыбнулся как-то по-доброму министр, который обычно являлся его оппонентов в любых спорах, а после опять обратил свой начальственный взор в сторону Бурбы. – Так, что вы там говорили по поводу моральной составляющей?
– Я пока еще ничего не говорил по поводу моральных преград, – вдруг ни с того ни с сего заерепенился Василий Васильевич, – но могу высказаться на сей счет, если желаете.
– Ну-ну, – подначил его порыв министр.
– Сомнений в успешности предполагаемой операции у меня только два. Первое, как я уже успел упомянуть – морально-этическое основание для ее проведения. Я еще как-то могу понять применение подобного рода средств, для нейтрализации наших противников. На войне, как говорится, все средства хороши. У меня не дрогнет ни один мускул на лице, если все они там полягут. Это враги и поступать с ними надо как с врагами. Тут спора нет. Но применять подобные методы в целях провокации против собственного, вполне лояльного населения ради того, чтобы поднять бурю всенародного гнева, это уж извините – мовитон. Все тайное рано или поздно становится явным, а тем более в нашей стране. Долго скрывать истину у нас все равно не получится. И она обязательно всплывет на поверхность всей своей нелицеприятной стороной. И тогда не избежать народного гнева – никому кто будет причастен к этому делу. Какими бы ни были конечные цели, но жертвовать своими гражданами во имя их реализации… Нас просто не поймут ни современники, ни потомки.
– Понятно, – кивнул министр, – а ваше второе возражение?
– Скажу откровенно. Я не доверяю профессионализму наших строевых частей. В стране уже сорок лет ни на одном из уровней не проводились учения с имитацией проведения боевых операций с применением боевых отравляющих веществ. Даже на уровне гражданской обороны. «Портяночники» вряд ли сумеют правильно использовать полагающиеся по штату противогазы. Всех перетравят вокруг, да и сами перетравятся в первую очередь. А это, в свою очередь послужит раскрытию перед общественностью всех истинных целей данной операции.
– У вас все?
– В принципе, да.
– Хорошо. Я вам отвечу на ваши возражения, как могу и в силу моего разумения, – ответил Таран. Что касается вашего первого возражения. Не нами сказано, что «цель оправдывает средства». И мне, как министру, отвечающему за свободу и независимость нашего государства от посягательств внешних сил, довольно странно слышать от вас такие дилетантские рассуждения. Да-да. И не смотрите на меня так. Именно дилетантские. Не мне вам говорить, что в тотальной войне, а она сейчас превращается именно в тотальную войну цивилизованного Запада против варварского Востока, допустимы все средства. Ибо альтернатива этому – полное уничтожение нашего народа и нашей культуры. А так как мы, без всякого преувеличения являемся форпостом Свободного Мира, то и уничтожением его тоже. Один на один со своими рыцарскими понятиями о воинской чести и доблести, он не справится с надвигающимся валом диких орд кочевников. История знает массу примеров того, как жертвуя малым, можно обрести победу. Да. Первой должна будет пролиться именно наша кровь. Но наша ли в том вина?! Но даже эта кровь ляжет весомой гирей на весы нашей победы. И я искренне верю, что души павших, на том свете, оправдают наши деяния. Если мы проиграем эту последнюю битву, то мы все погибнем. И уже неважно от чего – то ли от пули врага, то ли от приговора МУС.[76] А если победим, то победителей, как известно, может судить только история, да и то не всегда.
Бурба в это время смотрел не на говорившего министра, а на Начальника Генштаба, на лице которого играли восторг и обожание. Весьма удивительные, учитывая их непростые взаимоотношения. Начштабы был раздавлен и ошарашен словами Тарана, так как никогда не числил того в записных ораторах, а тут, поди ж ты, как все обернулось. А министр, меж тем, продолжал витийствовать:
– Что же касается вашего второго возражения, то тут я должен с вами согласиться. Такое ответственное задание по изъятию боеприпасов со склада, транспортировке, доставке на передовую, с учетом соблюдения строжайшей тайны и умелому их использованию, доверять ВСУ никак нельзя, как ни тяжко мне это признавать, будучи Министром обороны. Но, – и он хитренько прищурил свои кабаньи глазки, – тут вам и карты в руки, дорогой Василий Василич. Кому еще можно доверить такую сложную в логистическом плане операцию, как не вашим подчиненным из армейской разведки?! Вы же всегда с такой гордостью отзывались об их профессионализме!
– Но, – попробовал он возразить, – мы не охранные войска. Наша задача – высмотреть, нанести на карту, при необходимости совершить точечное воздействие и без потерь и следов скрыться.
– Вот это нам от вас и надо. Скрытно проникните, скрытно изымите, без следов отойдите и скрытно доставьте, – живо подхватил знамя министр, плотоядно улыбаясь при этом.
Бурба еще сделал несколько безуспешных попыток порыпаться, но под строгим увещеванием сразу с двух сторон – сдался, выговорив все же для себя полное невмешательство в действие своих подчиненных со стороны вышестоящего начальства.
– Однако, господа, – опять посерьезнел Таран, – общий план мероприятий мы все же должны завизировать у всенародно избранного, – криво усмехнулся он. – А то нехорошо может получиться, если в разгар операции, «артист» науськиваемый Богданом[77] начнет прилюдно обижаться, что его не посвятили в генеральный план. А то еще, не дай Бог, начнет подозревать нас в желании сместить его под шумок, и поднимет, свой еврейский хай, на всю Вселенную. Да и о подстраховке на всякий пожарный случай подумать не грех. Лишняя бумажка не помешает. Поэтому нам срочно необходимо уговорить или заставить его согласовать общий план предстоящей операции, впрочем, не слишком вдаваясь в ее детали.
Корнийчук согласно закивал, полностью становясь на сторону «деятельного лентяя», но тут же от себя добавил:
– Но перед тем как ехать за утверждением плана, его нужно слегка доработать, имея в виду сложившиеся реалии. Это займет буквально пять минут.
«Ишь, ты, какой стервец!? Какую хитрую базу подвел под желание спасти свою задницу!» – с ненавистью подумал Бурба, слушая сентенции министра и поправки к ней со стороны Начштаба.
– Ну, уж это без меня, господа! – решительно возразил, вставая с места Бурба. – С меня хватит и того, что все колотушки, в случае неудачи, достанутся на мою голову.
