Юрий Никитин
2039

Глава 5

Мы обменялись на прощание древним рукопожатием – атавизм, что исчезнет при переходе в сингулярность, когда перестанем быть животными людьми с их пещерными ритуалами.

– Успеха, – сказал я, – тороплюсь, меня Сюзанна ждет. У Сюзанны синие глаза и а-а-а-алый рот…

Он понимающе улыбнулся, а я, подойдя к автомобилю, услышал тихий голос:

– Спасибо, сагиб…

– Ты мое чудо, Сюзанна, – сказал я бодро. – Это счастье, когда ждет такая верная… женщина!

Пока на обратном пути она подбирала себе синие глаза и алый рот, а потом моделировала на экране так и эдак (женщины могут этим заниматься до бесконечности), мой мозг, в самом деле получив еще и визуально-тактильные ощущения, сам по себе в своем тайном центре принялся смаковать, развертывать и рассматривать полученную информацию, а я, как буриданов осел сегодняшнего дня, задумался над проблемой, к какой из тысячи охапок сена повернуть голову.

Раньше у человека не было столько возможностей, как теперь. Всего стало больше: видов спорта, развлечений, специальностей, еды и, что важнее всего, хотя и не так заметно, открылись новые дороги в науке и хай-теке.

И вот теперь, когда вместо одной дороги у человечества сотни, а дальше тысячи, резко возросла роль футурологов. Людей, которые перерабатывают массу информации и указывают «правильные» дороги.

Свои футурологи теперь даже в каждой крупной компании. Очень важно выбрать путь, что приведет к успеху. Уже все знают, что к успеху только один путь, а к краху тысячи, и выбрать непросто, все дороги впереди в призрачной дымке, не видать ни ям, ни колдобин, даже бездонную пропасть не углядеть заранее в густом тумане, пока не окажешься на самом краю.

Автомобиль повернул так резко и неожиданно, что меня прижало к дверце с достаточной силой, словно на космической ракете делаю крутой разворот.

Сюзанна проговорила извиняющимся голосом:

– Сагиб, изменение маршрута.

Я не успел увидеть, что случилось там впереди на дороге, как на большой скорости, хотя и сниженной, автомобиль проскочил насквозь жилой район типовых бюджетных домов и выметнулся на параллельную улицу.

Здесь тоже многолюдно, взгляд как сам по себе начал выхватывать из пестрой толпы шляющегося по улицам народа парней в черно-белых майках. Хотя кто в джинсах, кто в шортах, а один и вовсе в килте, но одинаковость рубашек издавна означает некую общность, помним сочетание «чернорубашечники», «коричневые рубашки», «вышиванки», «красные рубахи», натренированный на поиск вызовов мозг сразу ощутил некую опасность.

Автомобиль, естественно, не обладает такой чувствительностью, но когда один из группы вытащил из сумки бутылку и швырнул в нас, то моментально вильнул и чуть ускорился, явно успев предупредить идущие слева машины насчет агрессии двуногих.

Бутылка ударилась о полотно асфальта, чуть-чуть не задев крыло машины. Парни и девушки разочарованно закричали, одна из вульгарно размалеванных шлюшек показала мне вдогонку выставленный средний палец.

Вряд ли хотели задеть именно меня, просто это снова набирает силу молодежное движение «Насты», возникшее еще двадцать семь лет тому и проявившее тогда себя с таким блеском и размахом.

Это потом и не сразу поняли, да и то потому, что разъяснили насчет тщательно спланированной и блестяще проведенной операции со стороны Запада. Россию тогда из-за волнений и беспорядков, начатых «Настами», покинуло несколько миллионов ученых и бизнесменов, началась стагнация, а из-за нее за рубеж выехало еще около пятнадцати миллионов молодых и наиболее работоспособных.

Но «Настов» это не беспокоило: в одном месте убыло, в другом прибыло. Не на Марс же улетели, а в более благополучные страны Европы и США, где их умы и руки востребованнее и оплачиваются выше.

Вообще-то мыслят верно, если принять, что мир един, а мы человечество, но большинство все еще мыслят устаревшими категориями стран, конфессий и местных законов. К сожалению, в тех странах, куда уехали, мыслят еще более устаревшими категориями, несмотря на хваленый демократизм, и тут же обрадованно начали наращивать давление на обессиленную страну по принципу «Горе побежденному!».

Тут уж даже самые миролюбивые и молчавшие раньше в России озлобленно заговорили о том, что хватит терпеть, пора взорвать атомные мины у побережья США и смыть это проклятое государство с лица континента в океан.

Сейчас озлобленность во всем мире достигла предела. Достаточно кому-то громко чихнуть, начнется стрельба всюду и во всех.

Часть той доли мозга, что занята не делом, а так называемой жизнью простого человека, а ниже пояса мы все простые, даже академики, продолжает даже в скоростном автомобиле следить за новостями.

Как разумному человеку, мне хотелось бы отсортировать их так, чтобы не лезла вся эта навязчивая хрень насчет спорта, шоу-бизнеса, постельной жизни актеров, но вынужден потреблять, хоть и по верхам, и это говно.

Все мои сотрудники могут подобное отсечь, как вон Сокол, хотя и накачал себе мускулатуру, но спортивные передачи не смотрит, дескать, любой спорт – триумф животного начала, что ведет взад в пещеры.

А я вот не могу, футуролог должен видеть все-все, что влияет на человека, а человек, стыдно сказать, бои без правил смотрит с большим удовольствием, чем гениальные пьесы Шекспира. Не говоря уже о том, что ролики с боями без правил смотрит практически все население планеты, а вот о Шекспире большинство даже не слыхало. Я вот слыхал, хотя, конечно, его пьес не смотрел и не буду, меня интересует мир, в котором буду жить я, а не тот, в котором жили мои дикие предки.

Но рецензии читаю, этого достаточно, чтобы включить понятие так называемой гуманитарной культуры в парадигму развития вообще культуры, что на самом деле почти целиком из технокультуры.

Еще из новостей видно, что Европа не просто беднеет, а все стремительнее катится в полную и окончательную нищету. Даже США обеднели настолько, что неловко за них, слишком уверились в своей исключительности, обленились, обнаглели, теперь panem et circenses нигде не звучит так громко, как у них, хотя страна вроде бы протестантская, а это значит, наиболее трудолюбива по самой сути своей этики!

Была.

А вот Азия и Восток все еще продолжают подниматься, авторитарный стиль на ясно просматриваемой дистанции оказался конкурентоспособнее стран со старой демократией.

Автомобиль вышел на прямую дорогу к нашему офису, но я продолжал неотрывно просматривать новости о красочных боях в Непале.

Вдруг без моей команды треск стрельбы и грохот взрывов резко оборвался, сменившись тишиной. На экране на фоне строго обставленного в классическом стиле кабинета возникло и приблизилось лицо Скурлатского, моего непосредственного шефа, академика, профессора и лауреата дюжины премий и званий престижных университетов Европы, директора института прогнозирования и футурологии.

– Гарольд Анатольевич, – сказал он, опуская все еще используемое среди простого народа «здравствуйте», – надеюсь, направляетесь на работу?

– Так точно, – ответил я бодро. – Только что от Сокола. Там все идет по плану!.. Ждем результат. Затем обсудим, как и что дальше.

– Хорошо, – одобрил он. – Знаю, предпочли бы в виртуале, но потом поймете преимущества живого общения. Еще молоды, прете без оглядки.

– Верю вам на слово, – ответил я с прежней готовностью курсанта перед генералом, у которого вся грудь в медалях и колодочках. – Вам виднее!

– Иронизируете, – сказал он с укором. – Ладно, отключаюсь, вы уже приехали. Будьте осторожнее! Этот непростой период нужно перетерпеть…

– Перетерпим, – заверил я. – Спасибо, Макар Афанасьевич!

Его лицо исчезло на фоне классического кабинета – в таких творили Ньютон, Эйнштейн и Петр Капица, – тут же с обеих сторон и даже с лобовой панели страшно загремели мощные взрывы. Бетонобойные бомбы в живом эфире разрушают на большой глубине сверхзащищенные бункеры, очень красиво, явно операторы поборются за Пулитцеровскую премию, дальше съемка показала, как сработали четыре вакуумные бомбы, сброшенные с самолетов России и Китая на базы террористов в Судане.

Я поймал себя на том, что смотрю с полнейшим равнодушием на как бы ужасающие разрушения и тысячи смертей. Бомбы объемного взрыва, в просторечии просто вакуумные бомбы, теперь применяют все чаще, это уже обыденность, а раз так, то ничего ужасающего, если видишь каждый день.

Да и вообще в мире слишком долго копилась злость, теперь выплескивается вообще часто внезапно и беспричинно, как долго спавшие вулканы. А уж если где повезло начать войны, то ведутся с настоящим гуманизмом в полный кайф до полного истребления врага, а то и противника, разрушением городов, разве что не проводят борозду плугом в знак того, что разрушено полностью.

Но это в горячих точках, что уже сыпью покрыли лицо и тело планеты, а в так называемых благополучных странах Европы, где от войн все еще с великими усилиями воздерживаются, во всей отвратительной искренности разгул сословия, которое в Древнем Риме называли развращенным плебсом, а в нашем мире именуется демократическим движением за свободу выражения простого и очень простого народа.

Но лозунг тот же, панем эт цирцензес. Императоры шли навстречу простому народу, а сейчас тем более демократия, где «все для человека, все во имя человека». Дали вдоволь и хлеба, и зрелищ, у каждого свой богатейший виртуальный мир, чего еще надо?

Но теперь эти простые и демократичные ощутили угрозу в надвигающейся сингулярности, о которой пресса, нагнетая остановку, трубит из каждого утюга.

И хотя в сингулярности должно быть «еще лучше», однако демократическому большинству и так прекраснее некуда. Сейчас оно вывалилось на улицы Европы и требует «остановить мгновенье». Не только для себя, а чтоб весь мир замер, «а то непонятно, куда эта проклятая наука заведет».

Прерывая невеселые думы, Сюзанна сказала бодро:

– Еще один непредвиденный поворот… придется заехать к зданию с другой стороны. И вы дома! В смысле, на работе.

– Мы дома, – поправил я. – Я рад, что ты с нами.

– Спасибо, сагиб, – прощебетала она. – Я рада, что у меня синие глаза и а-а-а-алый рот!

Впереди на середину шоссе, прямо на асфальт, с грохотом спешно вываливают из гигантского самосвала автомобильные покрышки, еще новые, с красивым нестертым рисунком протектора, неиспользованные.

Молодые парни быстро растаскивают их с таким расчетом, чтобы как можно точнее перегородить шоссе во всю ширь, слышатся бодрые веселые голоса, полные страсти и возбуждения, как всегда, когда выступаешь против гнусной власти, ибо революционеры – это романтично, круто, пусть сильнее грянет буря, а эти жирные пингвины от нас не спрячутся…

На обочине парни и девушки торопливо поджигают пропитанные бензином тряпки.

Не дожидаясь, когда начнут швырять их на гору покрышек, Сюзанна повернула так резко, что колеса протестующие заверещали обиженными поросятами.

Мелькнула и пронеслась совсем близко стена жилого дома, искусственный интеллект выверяет скорость и возможности автомобиля безукоризненно, впереди блеснул простор внутреннего дворика, слишком крохотного для комплекса обступивших его высотных домов, но мы проскочили на скорости прямо через детскую площадку, где ни детей, ни взрослых, все со смартфонами в руках на протестах общественности против засилья гнусной и продажной власти.

Автомобиль выскочил с подскоком на тротуар соседней улицы, круто развернулся и помчался к виднеющемуся вдали нашему трехэтажному домику.

Глава 6

При постоянном подключении к инету мозг работает быстрее, так что за те считаные минуты, что автомобиль пронесся от главной магистрали до нашего старинного особнячка, я успел провести две видеоконференции, побывать на брифинге военных консультантов в Чикаго, но все же до скорости суперкомпьютера далеко, и когда авто замер перед подъездом нашего трехэтажного домика, я с сожалением отметил, как мало успеваю в этом стремительном мире.

Едва открыл дверцу и ступил на асфальт, прокаленный жаркий воздух охватил со всех сторон, а сверху обрушились, как дождь из расплавленного олова, солнечные лучи.

Наш центр исследования и прогнозирования, в котором работаю, всажен в отдельно стоящий архаичный домик, всего три этажа, я поспешно добежал до крыльца, с этим глобальным потеплением только и думаешь о сладостном времени зимы, с разбега запрыгнул на ступеньки, гордясь, что преодолел сразу три, молодец, держу форму.

Тяжелая входная дверь отщелкнула титановые замки, но чтобы открыть, пришлось самому потянуть на себя эту массивную сейфовую плиту.

Из прихожей навстречу пахнуло бодрящим свежим воздухом, кондиционеры работают мощно и бесшумно, стены коридора оклеены экранными обоями, сейчас там мельтешит калейдоскоп новостей и срочных сообщений.

Я поморщился, но, увы, не каждый даже в нашей конторе подключен к инету напрямую, низшее звено получает по голосовой команде новости с экранов, так что пусть, хотя эта допотопность и раздражает тех, у кого поиск в интернете и управление блоками памяти находится в тимусе или даже глыбже.

Что делать, технологии выскакивают одна за другой настолько быстро, что сегодня установил новейшую, а через неделю выпрыгнула еще круче, и далеко не все могут тут же апгрейдиться по ряду обстоятельств, в том числе и финансовым.

На первом этаже в прихожей первым меня увидел Касарин, аналитик второго разряда, зеленокожий, как мифический тролль, хотя по сложению больше похож на эльфа. Цвет кожи объясняет как побочный эффект бохакинга, три года тому опрометчиво хотел доказать, что он нашел, как секвенировать геном, чтобы стать бессмертными, но в результате изменил цвет кожи. Хотя и с бессмертием, может быть, получилось, пока что судить рано, но мне кажется, просто стыдится признаться, что по молодости и дурости хотел выделиться «из толпы» чем-то необычным, как выделываются многие даже великовозрастные подростки.

Хотя есть любители косплеев, что сознательно меняют внешность, есть и эльфообразные, хотя их эльфовость или эльфичность только в сильно удлиненных ушах с заостренными кончиками, а так когда видишь роскошную белотелую эльфийку весом центнера в два-три, что повадками напоминает торговку рыбой на базаре, то чувствуешь некий диссонанс с собственными представлениями о мифологии.

– Шеф, – сказал он звонким, как вроде бы положено говорить эльфам, голосом, – рад вас видеть вживую!

– И ты прибыл? – спросил я с недоверием. – Что тебя заставило оставить свою нору? Сегодня особый день?

Он широко улыбнулся, растягивая жабий рот на пол-лица, нарочито дряблая кожа послушно сместилась в стороны.

– Сами знаете, живем и трудимся по старинке. Начальство полагает, работники должны являться на службу хотя бы раз в неделю. А в последний день месяца, как вот сегодня, общий сбор.

Я взглянул поверх его чешуйчатой головы на огромное табло с часами.

– А что… ух, как время летит!.. Вроде бы только что уже был общий. Тогда еще Толмачев от нас ушел.

Он чуть понизил голос:

– Сегодня кто-то еще уйдет. А то и не один. Что-то затевается, шеф. Очень нехорошее.

Я промолчал; что затевается, знаем из новостей. Неолуддисты взяли под негласный контроль Приморье, Урал бурлит, в Поволжье воинские части объявили, что верны правительству, но на подавление народных волнений не пойдут. Даже здесь в Москве неолуддисты начинают брать пример с шахидов, готовых жертвовать жизнями, только бы спасти, как они считают, мир от разрушения транслюдьми.

Он пошел следом, а я открыл тяжелую дверь главного зала и вступил в мир умнейших людей и великолепных вычислительных машин, связанных облачными вычислениями со всеми банками данных.

С обеих сторон прохода мне махали руками, улыбались. Кто-то даже поднимался и делал шаг навстречу с протянутой для пожатия ладонью. Видимся в самом деле редко, а в личном общении вроде бы есть некая изюминка, потерянная при более рациональных контактах с помощью видеоканалов.

Я тоже улыбался, это нетрудно, нужно только помнить, в каком положении держать мышцы лица, обменивался рукопожатием или просто вскидывал ладонь в приветствии, кому-то кивал издали, наконец добрался до своего уголка, что не кабинет, тот на третьем этаже, а здесь очерченное на полу место в общем зале, где в случае необходимости стол и стены могут подняться из пола по щелчку пальцев.

В конце прохода у самой стены стоит набычившийся Камнеломов в напыленной на тело рубашке из полиампа, что как вторая кожа, а то и первая. Картинно мышчастый, широк в плечах, бицепсы по шестьдесят сантиметров, грудь – как выкованная из меди кираса римского легионера.

Я издали отдал ему честь, приложив кончики пальцев к виску и отставив локоть, он не успел среагировать, как я вступил в очерченный квадрат своего места, где по щелчку пальцев из пола моментально поднимутся стены уже с грохочущими картинами боев и беспорядков во всем мире, а также с графиками и столбиками цифр где, что, сколько, оставляя внизу место для моих мыслезаписей.

Сюзанна, отслеживающая все, что касается меня, вывела на голографическом экране некие чертежи, но из-за своего стола поднялась и направилась к моему месту Диана, восхитительно элегантная и эффектная, как новенький спортивный электрокар, блистающая глазами, зубами и улыбкой, на таких всегда оглядываются, а они сами пополняют ряды жен и любовниц миллиардеров и президентов.

Я успел увидеть ее в голубом, но сейчас ее платье моментально сменило цвет на красный, мои предпочтения знает лучше моего примитивного организма, я бы удивился, что это, оказывается, мой любимый цвет, но психологам виднее, я такой бытовой хренью никогда не заморачивался.

Улыбаясь все шире и радостнее, она шла в мою сторону, красиво покачивая бедрами, платье с каждым шагом наливалось багряным огнем, нижний край заискрился оранжевыми искрами, словно она идет в пламени сопровождающего ее костра.

Плечи оголились, платье теперь держится на узких лямках а ля конец прошлого века, кожа Дианы чистейшая, без тату, только на левом плече крохотный золотой мышонок засиял блестками, в его лапках появился аленький цветочек. Диана одна из немногих женщин, что сразу приняла такие тату, а в основном же женщины, да и мужчины, пока воздерживаются от подобной откровенности, когда татуировка может выдать ваше подлинное отношение к тому, с кем общаетесь.

Она подошла, звонко постукивая высокими каблуками, я вынужденно ждал, а она обняла и поцеловала в щеку. Аромат тонких духов коснулся моих ноздрей, воображение сразу нарисовало ее обнаженной в моей постели.

Она перехватила мой взгляд на ее плечо, уголки губ чуть дрогнули улыбке.

– Да, моя мышка всегда счастлива тебе видеть. Никак не отговорить…

Я вздохнул, она понимающе, с торжеством улыбнулась, женщины умеют подбирать и даже сами составлять духи с компонентами афродизиаков.

Голос ее прозвучал нежно и сочувствующе:

– Как это сумели выдернуть тебя из твоей норки?.. Вижу, ты в стрессе. Ничего, я позабочусь…

Я ощутил некоторую неловкость, все в нашем коллективе могут видеть, куда скользнула ее ладонь и что щупают ее чувственные пальцы, и, хотя такое теперь в порядке вещей, никаких табу, однако же знают, как ревностно я сосредоточен на своей работе и не терплю шажки в сторону.

– Диана, – попросил я, – перестань. Это не мои игры.

– В эти игры играют двое, – сообщила она жарким шепотом. – Но можем и втроем. Если хочешь…

Я деревянно улыбнулся и, мягко отодвинув ее в сторону, вернулся к столу, что уже поднялся из пола то ли благодаря моей команде, то ли Сюзанна успела позаботиться раньше.

На столешнице когда-то высился экран в 8К, я еще застал время, когда он был последним писком хай-тека, потом вместо него из поверхности стола появлялось голографическое изображение собеседника, но в конце концов я сказал себе, что прогресс – это не новое, а лучшее, и снова велел поставить прежний дисплей.

Правда, теперь это уже не 8К, а 16, совершенно лишняя роскошь, никто не в состоянии различить разницу при таком размере экрана.

Из середины экрана выдвинулась элегантная женская фигура с безукоризненным лицом и в строгом деловом костюме.

– Шеф, – произнесла она звонким контральто, – ваш вчерашний прогноз подтверждается на девяносто и семь десятых процента, однако, если война на юго-востоке Азии не прекратится в течение месяца…

– Прекратится в течение недели, – заверил я. – Здравствуй, Сюзанна. О, у тебя уже такие синие глаза…

– И а-а-алый рот, – подсказала она счастливым голосом. – Что-то изволите особое?

Тонкие элегантные пальцы Дианы опустились на мое плечо, я снова ощутил зовущий в постель аромат плотских утех.

– Он все получит от меня, – сообщила она Сюзанне, – я позабочусь. А ты пока сгинь, соперница.

Сюзанна беззвучно исчезла, я услышал, как от соседнего стола хихикнули. Я недовольно покосился в ту сторону, там поспешно отвернулся и сделал вид, что занят делом, крупный парень борцовского сложения, в непривычно элегантном для работников нашего отдела костюме.

Я нахмурился, все чаще теряем сотрудников, но если раньше убегали за бугор, соблазнившись жалованьем и колоссальными возможностями, то теперь многие уходят из-за страха перед воинствующими неолудами, а на их месте появляются вот такие, которых всему нужно учить заново.

Ощутив мой недовольный взгляд, парень поднялся и быстрыми шагами двинулся в мою сторону.

Диана окинула его оценивающим взглядом, а он, не обращая на нее внимания, остановился перед моим столом и чуточку поклонился.

– Игорь Шенгальц, – назвался он немного надтреснутым голосом, как чаще всего говорят те, кому в горло недавно встроили голосовой переводчик. – По рекомендации директора института прислан работать в ваш отдел. Я много слышал о вас и счастлив находиться в вашем коллективе.

Через два стола от моего громко хрюкнуло. Там в роскошном кресле развалился Камнеломов, на столе перед ним слегка подрагивает под ударом солнечной вспышки на Солнце призрачная голография в виде сложного дворца, не сразу и сообразишь, что не здание, а воплощенное в макете распределение по планете запасов исчезающего рутения.

Не поворачиваясь, я ткнул через плечо большим пальцем.

– Видите вот того рыжего, что косит под викинга?.. Это он начальник отдела. Без него вас здесь не оформят.

Камнеломов сделал вид, что не слышит, но приосанился, а Диана ехидно хихикнула.

Шенгальц широко улыбнулся.

– Да, знаю. Но когда говорят про этот отдел, обычно называют вашим.

Слишком прост, мелькнуло у меня, не понимает, что это вызывает недовольство и зависть коллег, особенно у Камнеломова. Даже директору вряд ли понравится, хотя он и кажется человеком мудрым и жизнь повидавшим.

Диана пропела сладким голоском:

– Вообще-то не только этот отдел, но и весь наш центр можно назвать так… как ты сказал, но пока что вслух об этом не говорят… Ты попал в хорошее место… На меня не смотри такими глазами, я принадлежу Гарольду Анатольевичу целиком вся!

Шенгальц улыбнулся шире, ухватив сразу и мою реакцию, я даже дернулся, рабовладелец из меня никакой, а Диане сказал очень вежливо:

– Уверен, многие хотели бы оказаться на моем месте. И работать в вашем коллективе.

И хотя всегда так говорят, имея в виду вообще данный коллектив, но почудился намек, что он говорит о сгруппировавшихся вокруг меня специалистах, хотя я очень не коллективный человек, скорее волк-одиночка, предпочитаю самостоятельные и никем не скованные действия.

Моя специализация – прогнозирование будущего, а для этого нужны только всевозможные и разнообразные данные и умение ими оперировать, а к этому у меня полный доступ, как почти у каждого на Земле, только не все умеют пользоваться.

Диана наклонилась надо мною так, что пышная грудь легла мне на шею, шепнула жарко в ухо:

– Я в твоем распоряжении, помни! Можешь делать со мной, что захочешь.

Не бреши, мелькнула трусливая мысль. Только говоришь так, а потом сама начнешь делать со мной, что захочешь. Нет уж, в эти игры не играю. Хоть я на девяносто девять похотливая обезьяна, но оставшемуся проценту неокортекса удается держать эту обезьяну в узде достаточно крепко.

Шенгальц даже не проводил ее взглядом, что вообще-то подвиг, достойный святого Августина, сказал мне все тем же хрипловатым голосом переводчика последнего поколения:

– Я учусь быстро. Если что нужно узнать совсем новое, то я подключен к глобальной сети на постоянной основе.

– Здесь такие все, – ответил я. – Почти все.

– И вообще-то, – добавил он, – я открыт полностью.

Я кивнул, но «открыт полностью» и «вообще-то открыт полностью» это не одно и то же, мой натренированный мозг мгновенно отыскал в облаке его данные, в самом деле открыто почти все, за исключением совсем крохотного сектора, помещенного под пароль, который, как я сразу понял, без мощного квантового компа не вскрыть.

– А что упрятано?

Он покраснел, как юная тургеневская девушка, которую увидели, когда та отправилась в заросли цветущих благоухающих роз и, закинув подол платья себе на плечи, присела там покакать.

– Простите… Но там мои детские травмы… Если хотите, для вас открою, вы же мой босс, но для остальных пока не готов…

Я сказал легко:

– Все норм. У меня тоже были комплексы на сексуальной почве, но повзрослел и понял, что все выдумано, сам потом смеялся.

– Ох, простите…

– Приступайте к работе, – велел я, – у нас ее больше, чем где-либо в мире. А к вам сотрудники пока присмотрятся за пробный период.

– Насколько пробный?

– От недели до месяца, – ответил я. – То, что вас прислал сам директор института, всего лишь рекомендация, но не повеление нашему коллективу и мне.