Другой – Юрий Мамлеев

Автор сделал акцент на том, что есть уникальные люди, не вписывающиеся в общеизвестные существующие сценарии. Согласно произведению, большинство, после смерти, как итога жизни, пригодно только для различных сфер Ада. Какая-то часть просто рассеивается во Вселенной, оставшиеся идут в подобие Рая, Обитель. А исключениям вообще нет места во Вселенной, каким и был главный герой Лёня Одинцов, который попал на послесмертную сортировку душ. Так как места пребывания ему еще не определено, его вернули в жизнь. Но таинственный Аким Иванович дал понять, что путь в сферу Других, Лёне в скорости откроется.Начало было интересным, интригующим. Но после возвращения с «того света» Лёня попадает в обстановку своих друзей и родственников, которые пытаются вызволить Лёню из апатии послесмертных впечатлений. Они усиленно ищут Акима Ивановича, с которым Лёня общался как «там», так и «здесь». Описывается окультно-эзотерическая среда, своеобразная богема, в числе которых художники, астрологи, экстрасенсы и прочие смутные личности, которые постоянно пили коньяк.Окультизм включает в себя противопоставление Хаоса и Порядка. С описанием Порядка в романе было «не очень». Ни одной внятной личности, относящейся к Порядку. Даже уникальность Одинцова автором не раскрыта. Ну особенный он, и всё на этом сказано. Кто бы спорил? Всем нам кажется, что мы особенные.

Зато темная сторона расписана в лице нескольких персонажей, тут и убийцы, расчленение на органы, прочие извращенцы и криминальные элементы. Здесь автор показал себя знатоком.

Особенно ярким и в чем-то притягательным, получился образ апологета Хаоса и подручного «Князя мира сего» – Трофима Лохматова.«Лохматов захохотал:

– Так ведь этого я и хочу. Чтоб рухнул разум и мировой порядок. Чтоб хаос, великий хаос возродился. Чтоб все двери, даже в самое необъяснимое, были раскрыты… Чтоб гулять можно было бы по всей Вселенной… Волюшка, волюшка мне нужна… Вселенская волюшка…»Полураскрытость темы «Другой» и перекос в темную область нашей жизни, снизила мою оценку данному произведению. Автор сильно сосредоточен на земных грехах, сквозь которые, Порядок, видится чем-то смутным, «вечнонеуловимым», может быть менее привлекательным из-за своих ограничений, от того и получаются «Другие», не нашедшие себя в этой Вселенной. Для которых Хаос неприемлем, а Порядок скучен. Хотя вектор направленности «от Тьмы» в книге присутствует, от твердой почвы Тьмы, которая знает что хочет.Духовного поиска в произведении я не заметил, здесь больше о растерянности, позыве к свободе от жизни, побег в направлении неведомого, возможно от пресыщения и осознания никчемности окружающего. Это больше похоже на остановку и усиленный поиск Другого, отличающегося от предложений современности.Это моя первая книга Мамлеева. Читать ещё, пока желания нет, но скорее всего прочитаю. В следующем чтении, уже буду готов к стилю автора.

Стеклянные двери вокзала бешено крутились, не останавливаясь ни на секунду. Казалось, что это ловушки, через которые нужно проскочить, дабы не быть разрубленным. Под герметичным куполом разрывались эхо-хлопушки. Шелест голубиных крыльев, скрипящее колёсико дорожной телеги – всё умещалось на шумовом полотне.

Я, не найдя себе места, пошёл к кассам. Отстояв весьма длинную очередь, неловко обратился к кассовому окошку:

–Девушка, сколько стоит билет до Петербурга?

–У нас нет такого направления, – вполне спокойно ответила блондинка.

–А куда я могу отсюда уехать?

–У вас два варианта, мужчина. Либо покупаете билет на Жёлтую Стрелу, либо на Другой поезд. Куда Вам?

–А во сколько Стрела отправляется?

–Слушайте, вы что, с Луны свалились? Она отправляется всегда.

–Как это «всегда»?

–Слушайте, не морочьте мне голову! Вы брать билет будете куда-нибудь?

Я отошёл в недоумении. Ничего больше не оставалось, как пойти к путям.

От вокзала отходило всего два пути. По одному из них ехал бесконечный поезд. Его голова и хвост покоились где-то за горизонтом, в недосягаемости моих глаз. Над поездом выступал балкон, с которого прыгали люди прямо на крышу бесконечной змеи. Балкон был невысоко, имел очень удобный выступ для прыжка. Я разглядел мужчину – контролёра, собирающего билеты у будущих пассажиров. Среди них было много индусов.

Ничего не оставалось, как узнать что за Другой поезд. Быть может он довезёт меня до Питера. Я развернулся ко второму пути. На нём стоял отполированный, помпезный экспресс. Стоял в абсолютном покое, но, как бойцовский пёс, готовый в любой момент ринуться в даль.

У первого вагона стоял проводник. Уже дедушка, в красивых лакированных ботинках, с жёлтыми очками на переносице. В руках блестела трость.

–Вы ко мне, молодой человек? – поинтересовался он.

–Я не знаю. У меня билета нет. Мне домой бы.

–Ко мне. Сразу видно, что ко мне. А билет и не нужен мне от вас. Он у вас на лоб приклеен, я итак всё вижу. Проходите в вагон.

Я послушно вошёл.

Вагон был пуст. Только дребезжание мотора снизу наполняло его какой-то иллюзией жизни. Я сел на приглянувшееся место. Аккуратный проводник устроился напротив.

–Мне домой надо, в Питер, – рассыпался я в пояснениях.

–Ну, Питера вам не видать. Но не отчаивайтесь. Он вам больше и не понадобится, Питер этот ваш. Пожили там, и хватит.

–А куда меня везут теперь?

–Остановок у нас несколько. Все они необычайно интересны.

–А мне где выходить?

–Этого не знает никто. Даже я. Но вы выйдете там, где надо. Я уверен. В противном случае вас выведут на нужной остановке.

Я оглянулся на пустой вагон. Предположение о том, что меня может здесь кто-то выгнать, вызывало улыбку.

–Знаете, мне это всё не нравится. Я в Питер хочу! Понимаете, Питер! Мосты, Эрмитаж, Достоевский! В Питер!

–Вы так ничего и не поняли, молодой человек, – качал головой седовласый денди.

–Что я должен был понять, сейчас же вези меня в Питер, слышишь, ты?!

–Ты, – он наклонился ко мне поближе, – умер.

Я молча раскрыл рот, ошарашенный его ответом.

Старик не спеша встал и, кряхтя, направился куда-то вглубь состава. В его жёлтых стёклах отражались бесконечные вагоны такой-же Жёлтой стрелы. Наш поезд, со свистом выпустив пар, закрыл двери.

Не каждый день приходится умирать. Если бы это было делом ежедневным, то стало бы банальным и неинтересным: все бы подсмотрели что там по ту сторону и вряд ли бы уже захотели обратно. У человечества больше не осталось бы тайн и секретов, и все просто бы взяли и сдохли окончательно от скуки и безысходности в этом мире, ушли бы в лучший мир и всё бы было хорошо на старушке Земле без вредных человеков, и человекам бы было тоже неплохо, хоть и тоскливо без неё. Однако, не судьба, не так всё просто, надо жить и страдать, жить и искать чего-то другого, например, а уж потом свобода полёта сознания по другим пространствам и бытиям, или кто во что верит.В очередной раз в русской литературе поднимается вопрос: что делать? Задаёт его уже не Чернышевский. Только если тогда ответ предполагал «революция», то теперь… а что теперь? Тоже революцию? Может и её самую, только теперь эта должна быть метафизическая революция. По прошествию полутора веков, двух мировых войн, сотен локальных конфликтов разного размера и значимости, всё же стало ясно, что менять устройство государства заведомо обречённое дело, если заранее не изменить умов людей. Очередной элемент мозаики моих несвязных построений: между делом вернусь к С. Франку и его статье «Этика нигилизма». Франк обвинил русскую интеллигенцию в бездействии, пассивности. Чешут языками, понимаете ли, а ничего не делают, надеются на лучшее будущее, пророчат его, книжки пишут, водку пьют и мнго курят, только лучшее будущее не рыбка безмозглая, на наживку само не идёт. Надо меняться господа, а то так и сгниём в чернухе-бытовухе, или распродадут нас всех на органы западным буржуям. Вокруг истеричные барышни, психопаты, бандиты, политики, аферисты и никаких милых пони, радуга вообще теперь стала исключительно с анальной коннотацией, а бабочки лишь продукт галлюциногенов. Плохо, всё плохо, настолько плохо, что даже Достоевский себе такое не представлял в своих лучших работах. И тут, как обычно, я скажу, что книжка совсем не об этом, но на самом деле всё же и об этом тоже. Вообще, тяжело сказать о чём книжка, но в какую-то тоску и декаданс утягивает с головой. Читая её я смотрел на зелёный чай в кружке и думал о том, что водке бы там было уютней. Ещё дальше, ещё одно звено нелогических построений о книжки с таким же сдвинутым сюжетом: теперь продолжу линию Масодова из «Чертей» (как удачно книги одна за другой пошли всё же, прям одна другую продолжили). Человек перестал надеяться на человека и ждёт вмешательства высшей силы, ибо за те же полтора века после Чернышевского в очередной раз стало ясно, что человек сам не справиться: похоронили Бога, науку, прогресс, историю, цивилизацию… стоп, чёрт! Бога похоронили же, беда. На кого теперь надеяться? Такой и есть парадокс: Бога похоронили, ибо то ли умер, то ли убили сами, но вот надеяться по привычке не перестаём – не на кого больше ведь, не на человека же, а если не на него, то – на кого? Вот она, если коротко, суть всех этих метафизических терзаний: когда человек задаётся вопросом о том «что делать», то он неминуемо приходит к тому, что надо на кого-то надеяться. Как тут не крути, но выходит, что человек всё прорастерял и на него надежды нет, значит – на Бога, но вот Бога тоже человеки прорастерял и нет его, значит на человека, но. Бесконечная такая зацикленная схема выходит и единственный вариант этот заколдованный круг разорвать это взять и на позиции человека вывести из неё, например, сверхчеловека, то есть другого. И если «Шатуны» ещё шатались туда сюда, то в «Другом» тупик более ощутимо очевиден – немного пошатались, и всё – конец. Человечество заходит в тупик в самом себе.Почти всё выше сказанное можно отнести и к его книге «Московский гамбит», только будем держать в уме, что там чуточку больше эзотерики, мистики и религиозно-философских размышлений.