Юрий Горюхин
Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза
5 февраля
Утром к Антонине зашел Идрисов, передал от Верки мясорубку, свинину с говядиной, лук, муку и яйца. Сказал, что теперь в стране пельменей будет полное изобилие, качество этих пельменей по сравнению с магазинными возрастет стократно, а цена упадет до полной доступности всем слоям населения, потому что люди на себя начинают работать, а не на государство! Сказал, но добавил, что народ все же надо постепенно приучать к высококачественным продуктам и вынул из сумки две буханки серого хлеба:
– Вместе с мясом накрутишь! Фарш только вкуснее станет!
* * *
За несколько дней до старта заболел бортинженер Александр Серебров. Основной экипаж во главе с командиром Владимиром Титовым заменили на дублирующий. 5 февраля космический корабль Союз ТМ-2 с Юрием Романенко и Александром Лавейкиным стартовал с Байконура.
* * *
Весь день, разрываясь между комнатой с капризничающим Радиком и кухней, Антонина крутила фарш и месила тесто. К вечеру, не чувствуя ни ног, ни рук, она вынесла морозиться на балкон две сотни пельменей.
* * *
Космический корабль Союз ТМ-2 успешно пристыковался к станции «Мир». Экипаж Романенко и Лавейкина чувствовал себя нормально. Александр Серебров радовался за товарищей по общему делу и, конечно, досадовал на свою болезнь, сорвавшую его полет с Титовым. Ирина Пронина, которую в марте 1983 года за месяц до старта из-за развода с мужем заменили на Сереброва, тоже радовалась за товарищей по общему делу и даже посвятила им стихотворение, написав в правом верхнем углу: «Сереброву».
* * *
– Ты что так мало налепила?! – возмутился Идрисов, – ты давай, шевелись, не на троллейбусе своем по проспекту Октября ползешь! Деньги вразвалочку не зарабатываются! Крути педали Загубина, шевели булками! А то мы с Веркой мигом кого пошустрее найдем!
19 февраля
– Оно же с душком! – Антонина чутким носом молодой мамаши почувствовала неладное и сунула голову в пакет с мясом.
– Ничего, ничего! – успокоил Идрисов, – подержишь свинину в воде с уксусом, положишь в фарш побольше лука, перца – он дешевый – никто и не заметит!
Но 19 февраля после двухчасовой дискуссии, начатой переехавшим из Свердловска в Уфу на временное место жительство водителем и поэтом Выдовым, о праве секретариата Союза писателей СССР отменять решение об исключении Бориса Пастернака из членов Союза писателей отравилась вся двести четырнадцатая комната.
– Закон обратной силы не имеет! – кричал, склонившись над унитазом, Выдов, – раз выгнали, то пусть назад по всем правилам вступает, тут в писатели вон какая очередь!
– Ты у кого бормотуху брал? – кричал в другой унитаз в соседней кабинке Загогуйла.
– Вы же вместе у тавтимановской тети Шуры брали, – авторитетно вмешивался в разговор из другой кабинки Ричард Ишбулдыевич, – тут дело, думаю, в другом!
– Точно! – соглашался мыливший над раковиной руки вместе с рукавами рубашки Серега Шептунов, – мы чем закусывали?
Чем закусывали не помнил никто, но все вспомнили, что в обед в буфете у Верки съели по двойной порции пельменей с домашней хреновиной Антонины.
– А я две с половиной порции взял! – опять побледнел Выдов.
– Курва! Отравила за наши собственные деньги! – взревела двести четырнадцатая комната и ринулась топтать кирзовыми пролетарскими сапогами первые нежные ростки капитализма.
* * *
Идрисов быстро сказал, что он ни при делах и нырнул в подсобку. Верка сначала осклабилась и презрительно послала всех разом, пригрозив пролетариату только что у нее бесплатно отобедавшим участковым Лампасовым, но, когда Загогуйла перевернул шаткий столик, рассыпав соль из солонки по всему полу, а Выдов продекламировал: «Сама свои пельмени жуй, день твой последний приходит, буржуй!» – сильно трухнула. Трухнула и заверещала:
– Это не я! Это декретница Тонька Загубина тухлых пельменей налепила! Наше хорошее мясо своему толстомордышу отложила, а для вас, работяг, из Иглино некондицию привезла! Зря что ли ее мамаша трехлитровую банку хреновины от чистого сердца подарила?!
Двести четырнадцатая комната матюкнулась, но идти бить одиночку с грудным ребенком не пожелала – и пыл угас, и Загогуйла сказал, что сам разберется, да и Цыганские дворы хоть недалеко были, но по февральскому морозцу – в лом.
– В лом! – так и сказал Ричард Ишбулдыевич.
Глава четвертая
Красные дни календаря
23 февраля
Едва Антонина успела покормить ребенка, как пришла Люся. Люся пришла не одна – вместе с Лесопосадкиной. «Чего-нибудь просить будут» – догадалась Антонина. Так и вышло. Посюсюкав над спящим Радиком, выпив по две кружки чая, съев вазочку варенья и пачку печенья, подруги выложили:
– Мы тут вот, что решили: надо мужикам вечеринку устроить! Главное, чтобы они ее запомнили, как шикарную, тогда на восьмое марта им неудобно будет дарить нам мимозы и тут же напиваться, а придется сложиться на приличные подарки. Кумекаешь?
– Нет, – честно ответила Антонина.
– Мы им намекнем, что лучший подарок женщине на восьмое марта – это гэдээровский сервиз! В профкоме, как раз, остался один нераспределенный комплект и Ольга Львовна готова его придержать для нас!
Антонина опять ничего не поняла, но резонно заметила:
– Я не смогу на вечеринку…
– Это необязательно, сейчас главное сброситься, чтобы мужикам все устроить!
– У меня сейчас нет, вы у Верки возьмите в счет моей зарплаты, – предложила Антонина.
Люба Лесопосадкина тут же стала собираться домой, а Люся всплеснула руками:
– Так ты ничего не знаешь?! Верка-то твоя сбежала! Оставила записку, что никому ничего не должна, так как ни с кем никакого договора не заключала. Идрисов эту записку всем зачитывал. Оказывается, она даже Калмыкову не отстегнула!
– Как же так, – захныкала Антонина, – я же с утра до вечера эти пельмени… мама еще помогала, соленья из погреба ей возила, мы стиральную машинку хотели…
– Ну ты подруга даешь, нашла кому доверять! Это ж Верка! Что ж ты такая кулема-то!
– Так ты сама ее мне сосватала! – зарыдала Антонина.
– Ты меня, подруга, в свои коммерческие дела не вмешивай! Я на стиральную машину пельменями не копила!
Лесопосадкина дернула за рукав Люсю:
– Пошли к Соньке Ивановой, тут глухо!
* * *
– Ну поздравляй! – сказал заплаканной Антонине Шишкин и тут же поставил на одну из стоящих у дверей коробок с дюралевыми сушилками бутылку шампанского, нежно придвинув к ней коробку конфет «Родные просторы».
Антонина расплакалась еще больше и сказала, что нечем ей поздравлять – обокрала ее Верка. Шишкин оценил обстановку, вздохнул и раздеваться не стал.
– Ты не переживай, я так этого дела не оставлю! Я подниму вопрос! Напишу куда надо. Может даже на собрании трудового коллектива выступлю… – вяло пообещал Шишкин и озабочено посмотрел на картонные коробки с сушилками.
Завгар потоптался минут пять на сплетенном Валентиной Петровной из разноцветных тряпочек коврике, чмокнул Антонину в щеку, приобнял одной рукой и, аккуратно прихватив другой рукой конфеты с шампанским, исчез в темном коридоре подъезда.
* * *
– Ну поздравляй защитника! Только без пельменей! – Загогуйла пьяно осклабился и раскрыл объятия.
Антонина вдруг рассвирепела, яростно ударила Загогуйлу в грудь и вытолкала за дверь.
– Да я тебя спас, между прочим! – кричал в подъезде Загогуйла, – от справедливой расправы отравленного твоими пельменями рабочего класса!
Загогуйла кричал и пинал двери лифта, потом достал зажигалку, спалил пластмассовую кнопку вызова, сунул зажигалку мимо карманчика джинсов и, раскачивая перила, спустил свое уставшее тело по ступенькам вниз.
* * *
Антонина сидела на табурете в темной кухне у окна и смотрела в черное зимнее небо. На руках тихо причмокивал Радик, им обоим светила сверхновая звезда под названием 1987А.
– Представляете, Михаил Сергеевич, это первая Сверхновая, которую с 1604 года видно невооруженным взглядом, – поделилась Антонина с главнокомандующим.
– Ну откуда, Загубина, ты это можешь знать? – усмехнулся генсек.
– Оттуда, – Антонина чмокнула Радика, – сосед Лева-стоматолог рассказал, его сегодня зубные женщины на работе поздравили, он немного с ними выпил, а после со мной около лифта, который Васька сломал, разговорился. Оказывается, его дядя Гриша кандидат астрономических наук и работает в планетарии на Горсовете, еще он рассказал, что все болезни у человека от кариеса, к тому же он умеет гадать по руке, занимается каратэ и может разрубить кирпич одним ударом ладони, а писатель Михаил Шолохов – поддельный.
– Ты, Загубина, сначала одного на ноги поставь! – строго заискрил сетевой приемник, – потом будешь кирпичи рубить! Шолохов поддельный! Сверхновая, е-мое! Лучше бы телевизор включила, послушала, как рабочий класс директоров выбирает!
Антонина обиделась на прямолинейную выволочку генсека, поэтому телевизор включила без звука. Игорь Кириллов торжественно открыл рот и с удивлением обнаружил, что не слышит свое мужское достоинство – сочный густой баритон. Шевеля губами, слегка, но доброжелательно, улыбаясь, он беззвучно поведал о том, что сегодня на рижском заводе микроавтобусов «РАФ» случились первые перестроечные выборы директора предприятия. «Из пятнадцати кандидатов, – проартикулировал Кириллов и показал взлохмаченного кандидата из сборочного цеха, прилизанного из комскомитета, строгого из парткома, – трудовой коллектив автомобилестроителей выбрал своим руководителем Виктора Боссерта!»
* * *
Кандидат в депутаты Орджоникидзевского райсовета Идрисов телевизор смотрел со звуком и очень внимательно.
Глава пятая
Вешние воды в стране Советов
10 марта
Восьмое марта пролетело как-то незаметно, и ничем особенным не запомнилось.
– Так уж и ничем? – спросил Антонину Михаил Сергеевич.
Антонина наморщила лобик и тут же всплеснула руками:
– Люська Кренделькова с Любкой Лесопосадкиной подрались! Все решили, что из-за мужиков, а они из-за сервиза! Люська подумала на Любку, а Любка – на Люську! Оказалось, сервиз у Ольги Львовны за рекомендацию для ее Катьки в международный комсомольский лагерь выменял Сашка Антонов. В общем, сервиз достался Соньке Ивановой. Люська с Любкой тут же опять подружились, но Соньку материть не стали и даже не обиделись, потому что в депо все говорят, будто Соньку подташнивает, а Антонов ходил в ювелирный магазин кольца обручальные смотреть!
– Ух ты! – одобрительно ухнул генеральный.
* * *
– Ух ты! – ухнула избирательная комиссия, когда Идрисов после Калмыкова вошел в избирком и, ни у кого не спросясь, ни с кем надо не посоветовавшись, тоже выдвинул свою кандидатуру в директоры троллейбусного депо номер два.
Когда же на следующий день после ночного разговора с женой и тещей: «Рохля гаражная! Ничтожество из колхоза имени семилетней общеобразовательной школы! Отдала лучшие годы! И я тоже с Лелей отдала! Сел на мою шею! И на мою пенсионную шею сел! И ноги свесил! И мои ноги свесил! Тебе Горбачев туза из своего рукава вытащил?! Шанец дал?! Ну так хватай, пока другие не расхватали!», – в избирательную комиссию принес заявление Шишкин, никого это не удивило, потому что до него уже принесли свои заявления Антонов, Ричард Ишбулдыевич и освободившийся по УДО Кучемасов.
* * *
Павел Семенович, нервно балансируя на пляшущем табурете, два часа что-то вымерял рулеткой под потолком кухни Антонины, пуская по стене ровные ряды карандашных крестиков. После этого, выпив четыре полулитровых кружки чая, выскоблив до дна вазочку с земляничным вареньем, торжественно сообщил:
– В общем, так, Антонина, баллотируюсь я! Дома посоветовался, прикинули всей семьей шансы, так сказать, мозговую атаку провели и решили: надо спасать наше депо номер два! Ну и, наверное, в новом положении уже не смогу так просто вот приходить сушилки вешать, но, Антонина, я тебя не забуду, буду, так сказать, курировать.
Антонина устало отвела взгляд в сторону белой стены:
– Наверное, еще надо крестик нарисовать?
Шишкин не понял, но на всякий случай обиделся:
– Я ей тут про судьбоносное, а она про крестики! Мало их тебе, что ли?
– Да нет, хватает… – Антонина перенесла со стола в раковину кружки, ложечки, блюдца, пустую вазочку и открыла воду.
Шишкин подошел сзади, приобнял Антонину и горячо зашептал ей в ухо:
– Светка с Игорешкой хотели «Запорожец» купить, чтобы по Москве на метро не ездить, а им сказали, что скоро будут новую машину выпускать, «Таврия» называется. С виду, как вазовская «восьмерка», только дешевле в сто раз и расход у нее, Игорешка по телефону рассказывал, всего пять литров на сто километров. Может и не врет…
Антонина сняла с гвоздя, вбитого на прошлой неделе Загогуйлой в стену, полотенце и вытерла руки:
– А Папа сегодня по телевизору сказал, что он против искусственного оплодотворения.
– Чей папа?! – спросил Павел Семенович.
– Ты же говорила, что его медведи в Арктике съели! – удивился Михаил Сергеевич.
– Наверное, римского народа, раз он римский, – ответила Антонина Шишкину, а Горбачеву возразила: – моего папу не съели, он сам кого хочешь мог съесть, папа просто превратился в Северное сияние.
Генсек хмыкнул. Шишкин выдернул из радиорозетки вилку приемника:
– Ну и при чем тут искусственное оплодотворение?!
– Да я про выборы ваши, – Антонина воткнула радиовилку обратно.
– Ну знаешь! – вскипел Шишкин.
– Ну знаешь! – вскипел главнокомандующий.
27 марта
Шишкин пришел с маленьким фанерным чемоданчиком, достал из него дрель, отвертки, шурупы, гвоздики, отвес и хлопнул себя по лбу:
– Чепики забыл!
Но все же, после четырех часов сверления, вбивания и вкручивания, подвесил над раковиной сушилку:
– Ровно? – удовлетворенно спросил Шишкин.
– Ровно, – устало согласилась Антонина, стараясь не смотреть на слегка сползающий вниз правый угол.
Павел Семенович вымыл под сушилкой руки, вытер их полотенцем, протянутым Антониной, и, возвращая полотенце, ухватил, как бы не рассчитав расстояние, влажными руками Антонину за бока и зашептал тоже влажно:
– Светка с Игорешкой на «Таврию» копят, пять литров на сто километров, я тоже хочу в очередь встать, с Лель… с семьей, то есть, в сад ездить самое то, хотя, может быть, «Москвич», конечно, лучше, а вот к «восьмеркам» нет у меня доверия…
Антонина понимала, что подвешенная сушилка стоит какой-то благодарности, но упираясь кулаками в пахнущую тяжелым мужским коктейлем из пота и одеколона «Шипр» грудь завгара, готова была, максимум, на чекушку с ядреным огурчиком маминой засолки. На помощь пришел взревевший Радик. Шишкин ослабил хватку, Антонина, напротив, с тройной силой его оттолкнула и бросилась к сыну.
Павел Семенович аккуратно положил дрель в маленький фанерный чемоданчик и вдруг шмыгнул носом:
– Вызвали, понимаешь, старшие товарищи и говорят: «Ты коммунист, Шишкин, или бандит с большой дороги?!», – Шишкин положил в чемоданчик отвертку, – вот так прямо и сказали: «С большой дороги!» А дома потом чего сказали! – Шишкин положил в чемоданчик шурупы, – в общем, Загубина, не было у нас демократии и не будет! Кучемасову пообещали аннулировать его УДО и опять отправить в «девятку» на улице Новоженова бревна таскать для спичечной фабрики имени 1 мая, – Шишкин положил в чемоданчик гвоздики, – про Ишбулдыевича какой-то Непроливайко в «Трезвости – норме жизни» статью написал, он теперь бегает по киоскам, все газеты скупает, – Шишкин захлопнул чемоданчик, – Антонова на овощебазу переводят, Сонька по секрету Любке Лесопосадкиной рассказывала, что чуть ли не в диссиденты теперь хочет записаться. Один Идрисов остался – по депо с рукописными листовками бегает.
Все эти истории Антонина давно знала от Люськи, Любки, Соньки, иногда Васьки, но не прерывала Павла Семеновича.
Шишкин, потоптавшись на пороге, опять было потянулся к Антонине, но передумал, слегка пнул картонные коробки и посоветовал остальные сушилки отвезти к матери в деревню, потому как там, они непременно пригодятся.
– У меня мама в райцентре живет! – не выдержала Антонина и слегка обиделась за маму и поселок Иглино.
* * *
– Мне бы твои проблемы, Загубина! – тяжело вздохнул Михаил Сергеевич, – сегодня дочка второго рожает, а у меня сплошь встречи на высшем уровне! Даже не знаю, кто у Ирины будет – мальчик или девочка…
– Да два часа уже, как родила! – раздраженно перебила Михаила Сергеевича Раиса Максимовна, – внучка! Анастасия!
– Все-таки в честь твоей бабушки?.. – опять вздохнул главнокомандующий, – а я думал мою увековечим – Василисой назовем…
1 апреля
– Шутишь?! – не поверила Люсе Антонина.
– Вот тебе крест! – размашисто перекрестилась Люся.
– Ты чего это?! – Антонина заворожено проследила за торжественным телодвижением подруги.
Люся потянула цепочку на шее и вытянула из межсферической глубины маленький серебряный крестик:
– С Любкой и Сонькой ходили тайно креститься. Сонька просила никому не рассказывать, а то ее Санька Антонов из комсомола выгонит. Поп такой молоденький, Алексеем зовут. В квартире у него на восьмиэтажках – я тебе потом покажу где, но ты никому – иконы в каждом углу, даже в ванной комнате, в ванной нас и крестил, догола, представляешь, заставил раздеться! С головой в воду окунул, еще из медного ковшика сверху полил. «Одевайтесь», – говорит. А Любка-дура: «Можно я сначала обсохну!» А он так покраснел и говорит: «Можно». Ночью с 18 на 19 апреля в Инорс поедем, будем там Пасху праздновать – в церкви всю ночь стоять.
Антонина примерила Люсин крестик и решила, что тоже неплохо было бы креститься, а уж Радика для здоровья – так обязательно! Она забыла по какому поводу не поверила Люсе, Люся забыла по какому поводу перекрестилась. А поводом было избрание начальником троллейбусного депо номер два Идрисова, бодро обвинявшего всю избирательную кампанию предыдущее руководство в некомпетентности, кумовстве, старорежимности и развитом социализме. Листовки Идрисова висели в курилке, туалете, столовой и даже периодически срывались с оббитой дерматином двери Калмыкова. В присутствии представителей Орджоникидзевского райкома партии на кумачовый стол перевернули урну для тайного голосования, при всех пересчитали и обомлели. Лишь Михаил Сергеевич в телевизоре «Витязь Ц-281Д1» развел руками и сказал: «А что поделаешь? Плюрализм, товарищи, плюрализм!» Через полчаса председатель профкома Ольга Львовна и заведующая культмассовым сектором Любовь Лесопосадкика заклеили латунную табличку «Калмыков Алексей Кузьмич» белым листом бумаги с выведенными черным фломастером «Идрисов Масгут Мударисович».
* * *
Вечером Антонина вспомнила рассказанную Люсей новость, запоздало всплеснула руками, но тут же опять о ней забыла, потому что в это время в СССР с официальным визитом уже пять дней находилась премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер. До 1 апреля не отходил от «железной леди» Михаил Сергеевич, позабыл о стране, жене и КПСС, а когда встречался с встревоженным взглядом Антонины, не говорил, как обычно, много ободряющих слов с неясным смыслом, лишь потерянно улыбался с экрана телевизора и куда-то рассеянно смотрел. Лишь 1 апреля Игорь Кириллов в программе «Время» объявил Советскому Союзу, что Маргарет Тэтчер отбывает на родину, но не поверила Антонина Кириллову:
– Уезжает! И вас тоже с первым апреля! Знаем мы этих премьер-министерш! Сидит где-нибудь на правительственной даче и отвлекает Михаила Сергеевича от государственных дел! И куда только жена нашего главнокомандующего смотрит!
Раиса Максимовна промолчала, она лишь поджала губы, сделала свое знаменитое каменное лицо и велела медсестре 4-го управления минздрава СССР перепеленать внучку Настеньку в третий раз.
Глава шестая
Христос воскрес
19 апреля
Ласковое апрельское солнышко приятно пригревало, Радик лежал в голубой коляске и улыбался окружающему миру. Антонина улыбалась Радику. Валентина Петровна улыбалась, глядя на дочь с внуком. Люся не улыбалась никому, она хмуро шла со смены домой в общагу:
– Привет, Загубина! Гуляете? Хорошо тебе, а у меня ручник не держит, сцепление заедает и микрофон фонить стал – объявляю остановки, а пассажиры и так, как бараны, а тут еще и понять ничего не могут!
– Скажи Сереге Шептунову – пусть его бригада ремонтирует, – посоветовала Антонина.
– Да сказала уже, некогда ему, к Первомаю с Антоновым готовятся. Да и не в этом дело! Весь день такое ощущение, что как будто еще со вчерашнего вечера чего-то забыла. Здрасьте, тетя Валя!
– Христос воскрес, Людмила! – еще ласковее улыбнулась Валентина Петровна.
– Вспомнила! – хлопнула себя по весящему на груди крестику Люся, – мы же на Пасху в церковь с девчонками собирались! Нас же Алексей там ждал – обидится теперь, наверное… – Люся Кренделькова совсем расстроилась и, не попрощавшись, пошла к железной на тугой пружине двери общежития троллейбусного депо № 2.
* * *
Вечером, уложив Радика, Антонина шепнула ВЭФу: «Христос воскрес, Михсергеич!». «Я тебе так скажу, Загубина, – вздохнул радиоприемник, – оно, конечно, нужны и другие нравственные ориентиры, плюрализм опять же, я вот не исключаю встречу с Папой Римским и, вообще, надо пересмотреть догмы, расширить кругозор, Яковлев тоже говорит, давай, мол, отдадим церкви ее имущество, ну, в общем, воистину воскрес, Загубина!»
