Юлия Риа
Академия Полуночи

Глава 11

Я смутилась.

– Хоть бы потрудился поставить полог, – в голосе северянина отчетливо прозвучало презрение. – Пятнать себя связью с халцедоном, да еще и почти белым.

– Не лезь, Морроу.

Арден шагнул вперед и встал так, чтобы прикрывать меня плечом.

– Ох, ну надо же, – жесткие губы Хэйдена растянулись в усмешке. – Готов защищать слабых и убогих? Тебе что, свет разум выжег?

– Не твое дело, Морроу! Иди куда шел.

Северянин не ответил – так и стоял, нависая над нами скалой. И внезапно я вдруг подумала, что Хэйден похож на земли, в которых родился. Он выглядел так же холодно и неприступно, но вместе с тем – столь же величественно. Словно покрытые льдом вершины гор, укутанные снегом перевалы или отвесные склоны. В нем чувствовалась не просто сила, а скрытая мощь. Мощь и спокойствие.

И кажется, Арден тоже это почувствовал. Он заметно напрягся, подался вперед, будто готовясь отразить нападение; выглядел при этом воинственно и грозно. Но Хэйден не дрогнул. Снова хмыкнул, мазнул по мне полным пренебрежения взглядом и, развернувшись, направился к выходу из галереи.

Я смотрела ему в спину, слушала эхо тяжелых шагов и кусала губы. Почему-то меня задело, что он не сказал мне даже слова. Я словно упала в его глазах, будто допустила непростительную ошибку… И пусть сама я знаю, что ничего подобного не совершала, на душе стало тоскливо.

– Не обращай внимания, – беспечно произнес Арден. – Это Морроубран – он себе на уме.

Я с трудом отвела взгляд от широкой спины, обтянутой черным кителем, и посмотрела на Шантара.

– Илэйн? – он нахмурился.

Не уверена, заметил ли Арден перемену в моей мимике или интуитивно почувствовал неладное, но сейчас в глубине синих глаз расплескалось недовольство. Слишком заметное, оно напоминало океан перед штормом – такое же темное, опасное, способное захлестнуть и погубить все, что окажется у него на пути. Но на кого оно направлено? На меня? Или на Хэйдена?

– Он прав, – не удержавшись, я снова посмотрела вслед северянину, но тот уже покинул галерею. – Нам не стоит вести себя столь опрометчиво. Вряд ли вашей невесте понравится, что вас касалась низкородная сэла.

– Илэйн, мне казалось, мы прояснили этот момент, – голос Ардена зазвучал ниже, рассерженнее.

Из тяжелых туч, нависших над океаном, вырвалась первая молния. Слепящей вспышкой она осветила сгущающийся мрак, а после – уступила место раскатистому грому. Но только я не дрогнула – за последние одиннадцать лет мне часто доводилось терпеть недовольство Лангарии. И я знала: рано или поздно любой шторм успокаивается.

– Пожалуйста, артиэлл, назовите другую цену. Из уважения к вашей невесте, из уважения ко мне, прошу вас.

Арден нахмурился. Мимические морщины изрезали переносицу и лоб, словно беспокойные волны – океан.

Секунды три колдун молчал, потом качнул головой.

– Мы договорились, Илэйн. Если тебе нужен Видящий камень, придется выполнить мое условие.

Я всмотрелась в красивое лицо. В его аристократичные черты, бездонные глаза, острые скулы, прямой нос. Подобную внешность вытачивают поколениями, соединяя лучшее с лучшим, полируют манерами и воспитанием, наделяют силой. Арден казался идеальным, словно океан, – такой же сильный и манящий. Такой же опасный. Но только я не имею права ступать в эти воды.

– Вы помолвлены, артиэлл. И если для вас этот факт ничего не значит, то я не могу притвориться, что не знаю о нем. Пусть Полуночная Матерь отмерила мне мало сил, но хочется верить, что о чести она не забыла. Темной вам ночи, – я склонила голову, выражая уважение к высокородному, и обогнула замершего статуей колдуна.

Да, я надерзила: не смеет сэла первой прекращать разговор, не смеет напоминать о чести артиэллу. Но я не могла поступить иначе. Он жених моей сестры, и если он не чувствует к ней любви, то может выказать хотя бы уважение. Как он верно заметил, она тоже его не выбирала.

– Илэйн!

Я обернулась.

– А Видящий камень?

Арден выглядел растерянным. И где-то в глубине души я испытала удовлетворение: приятно, что не только он может удивлять меня своим поведением.

– Оставьте его себе, артиэлл. Если директор Мак-Фордин действительно задумала наказать меня, она найдет способ это сделать: с помощью гарпий или без них. И в таком случае разумнее будет не злить ее еще больше, а позволить довести начатую партию до конца.

– Гордость – хорошее качество, Илэйн. Но лишь до тех пор, пока не становится глупостью. Если ты права насчет Мак-Фордин, то будь осторожна. Директор ничего и никогда не делает без причины. Постарайся выяснить, чем ты так не угодила. И если понадобится помощь, не упрямься – приходи.

– Благодарю, артиэлл, но, боюсь, вашу помощь можно получить лишь в обмен на услуги, оказать которые я не в силах. Темной ночи.

Я снова склонила голову и продолжила путь. Шла неспешно, уверенно – так, будто сердце не выпрыгивало из груди перепуганной птицей; будто в ушах не шумела кровь, почти заглушая стук моих каблуков. Я не имела права показать Шантару свою слабость. И не показала ее. Но Полуночная Матерь свидетель, это стоило мне едва ли не всех оставшихся сил!

Первые три этажа лестницы я миновала на одном дыхании. Двигалась все так же размеренно, но без остановок. Я просто не позволяла себе остановиться и перевести дух. Лишь добравшись до четвертого, устало прислонилась к стене и, закрыв глаза, шумно выдохнула.

Арден Шантар не для меня. Он жених моей сестры. Он наследник одного из сильнейших домов колдунов. Он нефрит. Неважно, как он влияет на меня и что заставляет чувствовать, я должна держаться от него как можно дальше. Нельзя позволить его интересу пустить корни, равно как и поддаваться собственной слабости. Ставки слишком высоки, и любая ошибка будет стоить мне жизни.

Выпрямившись, я огладила юбку и продолжила подъем.

На восьмом этаже лампы горели приглушенно – их свет едва разгонял опустившийся сумрак. Но свою комнату я нашла без проблем, даже смогла различить цифры «246» на латунной табличке. Толкнув тяжелую дверь, я переступила порог.

Внутри было темно. И даже проникающий сквозь незанавешенное окно тусклый лунный свет не спасал ситуацию. Едва ли не на ощупь я добралась до комода, умылась, сменила платье на ночную сорочку и почти без сил рухнула на постель. Какие бы еще испытания ни приготовила для меня Полуночная Матерь – все завтра.

Утром я проснулась рано, еще до колокола. Потянулась, с наслаждением разминая тело, лениво перевернулась на бок и замерла. Стоя на подушке, на меня смотрела ящерица. Зеленая, с широкими ноздрями, большими глазами и желтыми полосками на морде. Олеандровая. Судя по всему, та самая, которую я вчера прикрыла заклинанием отвода глаз.

Я медленно села.

– Привет, – произнесла вполголоса, стараясь не напугать нежданную гостью.

Но та и не подумала убегать – только переступила лапами да вскинула мордочку, словно вглядываясь в мое лицо. Удивительно, но страха с ее стороны я не ощущала. Напротив, маленькая визитерша будто… доверяет мне?

– Зачем ты здесь? – спросила я, особо не рассчитывая на ответ.

Однако ящерица медленно повернулась к окну, задержалась на нем взглядом, потом снова посмотрела на меня. Встав с кровати, я подошла к стрельчатому проему и выглянула на улицу.

Хмурое небо нависало над академией сизым полотном. Поднявшийся ветер резвился в парке, зарываясь в кроны; проказливо сдергивал с веток пожелтевшие листья и гнал их то вдоль дорожек, то по воздуху. Работающие мэлы – слуги академии – заметно ежились под его порывами. И, глядя на них, я поняла, что хотела сказать гостья.

Олеандровые ящерицы живут на юге Лунной империи. Здесь, всего в трех ночах от столицы, слишком холодно. В природе моей беглянке не выжить, в академии – тоже: если ее поймают, то сразу вернут в плетеную корзину к обреченным подругам. Но со мной у нее есть шанс выжить… Точнее, так должно казаться самой ящерице.

Я с трудом могу представить, как ей удалось продержаться незамеченной почти сутки, как она нашла меня и как попала в комнату. Хотя с последним проще всего – достаточно посмотреть на широкую щель между дверью и полом. Но все остальное…

– Я не лучшая компаньонка, – призналась, опускаясь на кровать. – Самой бы выжить.

Будто понимая сказанное, ящерица доверчиво забралась мне на колени, вытянула передние лапки и снова задрала мордочку.

– Я не могу пообещать, что со мной тебе будет безопасно, понимаешь?

Ящерица мягко притопнула лапой. Взгляд ее при этом оставался прикован к моему лицу. Я медленно сомкнула веки. Кого я пытаюсь обмануть? Зная, каково это – каждый день жить в страхе смерти, я не могу обречь на такое же существование другого. Пусть даже и олеандровую ящерицу.

– Ладно, – выдохнула я, решаясь, и вновь посмотрела на гостью. – Живи тут.

Зеленая проныра тут же радостно затопталась на месте, сминая мою сорочку холодными лапами. Я вскинула брови.

– Ты понимаешь нашу речь?

Ящерица замерла и преданно на меня уставилась.

– Топни один раз, если хочешь сказать «да», два раза – если «нет».

Она не пошевелилась. Я же нахмурилась. Несколько секунд мы с ней играли в гляделки, потом я повторила:

– Ты меня понимаешь?

Топ.

Сердце забилось быстрее.

– Остальные ящерицы… там, в корзине, тоже разумны?

Топ. Топ.

– То есть ты одна такая?

Топ.

– Но почему? Как?

Ящерица наклонила голову, отчего ее мордочка приобрела забавное выражение. И самым невозможным образом мне почудилась в нем улыбка. А уже в следующую секунду я поняла:

– Вопросы только на «да» и «нет», так ведь?

Топ.

Мысли в голове заскакали, словно кузнечики в траве, – я едва за ними поспевала. Чувства тоже пришли в смятение. Удивление талантам гостьи; облегчение от понимания, что оставшиеся ящерицы были обычными; догадки, как при такой особенности зеленая проныра оказалась в корзине… Поняв, что еще немного, и эмоции сведут меня с ума, я прикрыла глаза и медленно выдохнула. На несколько секунд задержала дыхание, а потом снова посмотрела на гостью.

– Придумаем тебе имя?

Топ. Топ-топ-топ. Топ.

Я улыбнулась, чувствуя ее нетерпение. Кажется, идея пришлась беглянке по душе.

– Как же тебя назвать? Оле?

Топ. Топ.

– Леа?

Топ. Топ.

Я задумалась, продолжая внимательно следить за ящерицей.

– Уна? Рил? Майтор? Шиаран? – перечисляла я, и на каждое новое имя получала один и тот же ответ.

Мы перебрали уже порядка двадцати вариантов, но зеленая упрямица по-прежнему оставалась недовольна. Причем не знаю как, но я чувствовала растущее в ней нетерпение – ящерица словно знала свое имя и ждала, когда я назову его. Моя же готовность потакать ее капризам стремительно таяла: хотелось прекратить эту затянувшуюся игру, умыться, переодеться и спуститься на завтрак. Но настырная гостья, будто почувствовав мое состояние, топала все быстрее.

На четвертом десятке я перечисляла уже все, что в голову взбредет. Забывшись, назвала имена Ардена и Хэйдена, но к счастью, они тоже не встретили одобрения.

К рубежу в половину сотни я совсем перестала вдумываться в значения. По крайней мере, именно этим я объяснила себе то, что моих губ сорвалось запрещенное имя:

– Эвис.

Топ.

Я вздрогнула.

Это имя мне встретилось лишь однажды – в старом дневнике моей прабабушки. Так звали светлую чародейку, пойманную на территории Лунной империи; ее пытали, а после казнили с особой жестокостью. Как она там оказалась, что искала или от чего бежала – в дневнике не указывалось. Лишь подчеркивалось, что именно имя выдало ее природу раньше всего остального, ибо никто и никогда не смеет произносить имена светлых на землях темных.

– Уверена? – я замерла, вглядываясь в морду ящерицы.

Еще оставался шанс, что она передумает. После пяти десятков перебранных имен, после стольких попыток, после…

Топ.

Я тяжело вздохнула. Светлая ведьма в академии темных и разумная ящерица с запрещенным именем – вместе мы станем еще более заметными. Если нас поймают, если узнают секреты каждой…

– Никто не должен знать твоего имени, – произнесла я, беря Эвис на руки. – Никто не должен догадаться, что ты разумна. Иначе тебя заберут, и я… прости, но я не смогу тебя защитить, если ты сама себя выдашь. Нам обеим надо быть очень осторожными. Договорились?

Эвис смотрела на меня и забавно двигала мордочкой, склоняя ее то вправо, то влево. Несколько секунд она не отвечала, будто обдумывая услышанное, потом топнула. Я с облегчением выдохнула.

– Еды у меня здесь нет. Но к вечеру я постараюсь что-нибудь достать. Ты потерпишь?

Топ.

Ссадив Эвис на кровать, я потянулась к листам с расписанием занятий, пробежала их взглядом и тихо застонала. Первыми сегодня идут проклятия и ритуалы, и, боюсь, это те самые темные материи – занятия для истинных детей Лунной империи.

Глава 12

Покидая комнату, я нервничала. Закрыла дверь и лишний раз дернула на себя, убеждаясь, что та встала плотно. Еще секунды две смотрела на нее, в волнении сжимая пальцы, а затем развернулась и влилась в сонный поток халцедонов. Держаться старалась спокойно, невозмутимо. Так, будто в голову не лезли тревожные мысли, а в сердце – страх. Мои тайны множились, и опасность, которую они несли, все сильнее простирала надо мной свои крылья.

До трапезной я добралась как в тумане. Не обращая ни на кого внимания, получила завтрак и заняла уже привычный стол, стоящий чуть в отдалении ото всех. Вкус еды не ощущался – он словно притупился на фоне царящего в сердце беспокойства. Зато тяжелый взгляд я почувствовала едва ли не кожей. Еще не посмотрев в нужную сторону, я уже знала, кого увижу.

Хэйден сидел за тем же столом, что и в мой первый день в академии. Все такой же холодный и отстраненный, все в том же черном кителе и с небрежно забранными назад волосами. Все такой же притягательный и отталкивающий одновременно.

Однако стоило ему заметить мой интерес, как он скривил губы в презрении и отвернулся. Я же, напротив, не могла отвести от него взгляда.

В груди росло иррациональное желание подойти, попытаться объясниться, вызнать, что именно вызвало его недовольство. Но, во‐первых, мне не хотелось привлекать ненужного внимания, а во‐вторых… Во-вторых, я злилась! На Хэйдена и на себя. Мне не нравилось чувство вины, которое он разжег во мне всего несколькими фразами и парой презрительных взглядов. Я Мак-Мора! Пусть не по силе, но по духу! И гордость древнего рода для меня не пустой звук!

Вот только, как бы я ни злилась, взгляд против воли возвращался к северному колдуну снова и снова. Я мысленно тянулась к нему, хотела заставить повернуться, посмотреть на меня… Но нет – Хэйдена, казалось, интересовал лишь завтрак.

Из трапезной я выходила хмурая, как сегодняшнее утро. Следуя Путеводному свету, добралась до учебного корпуса, поднялась на второй этаж и остановилась у тяжелой двери с вырезанной на ней черной звездой.

Заходить внутрь было страшно. Если зелья и снадобья, звездочтение, история Лунной империи относятся к нейтральным материям, то проклятия и ритуалы – к темной магии. Той самой, которой я не обладала от рождения, и крохами которой овладела с таким трудом.

Шумно выдохнув, я решительно толкнула дверь и переступила порог.

Четыре стрельчатых окна закрывал колдовской занавес, лишая комнату притока естественного света. Если бы не сотни толстых свечей из красного воска, лернаты перебились бы лбами в попытке отыскать столы и лавки, что располагались вдоль стен. Причем так, чтобы каждому сидящему был хорошо виден центр комнаты, где в окружении вырезанных в камне символов едва заметно светился ведьмин круг.

Я заняла место с краю у дальней стены. Рядом со мной, приветливо улыбнувшись, опустилась Ллоса – мэла, поделившаяся ингредиентами для зелья памяти. А едва все халцедоны расселись, в комнату вошел магистр.

Он заметно прихрамывал на правую ногу, и даже украшенная искусной резьбой трость с тяжелым набалдашником в виде головы ворона оказалась не в силах скрыть его слабость. Трость явно была необходимостью, а не украшением.

Высокие сапоги с ремешками на серебряных пряжках и черные штаны выглядели дорого. Таким же казался китель, застегнутый на все пуговицы. Выстриженная бородка едва касалась плотного ворота, а густые с проседью волосы были аккуратно, если не сказать – педантично, зачесаны назад.

Словно невидимый кокон, колдуна опутывал гнетущий флер темной силы. Хотя, возможно, гнетущим он казался лишь мне.

– Меня зовут артиэлл Аларис Торн, обращаться ко мне можно магистр Торн, – его голос прозвучал сухо, колко, словно царапающиеся друг о друга ветки на осеннем ветру. – Вы халцедоны, и уровня вашей силы едва ли хватит для проведения хоть сколько-нибудь приличного ритуала. Но директор Мак-Фордин настаивает, чтобы все наши лернаты получали знания в полной мере.

Прохромав к деревянному стулу с высокой спинкой и широкими подлокотниками, магистр тяжело в него опустился. Выдохнул сквозь сцепленные зубы и вытянул правую ногу.

– Лернат, лерната… Кто-нибудь знает, что скрывается за привычным понятием? Никто? Прискорбно, – тонкие губы искривились. – Лерн-а-тэ, или «учусь у тебя», – в самом слове сокрыто желание постигать, перенимать. Но достичь даже скромных высот дано не всем. И я не считаю необходимым тратить время – мое и ваше – на обучение тех, кого Полуночная Матерь не наградила силой. Поэтому сейчас, в первый и последний раз, я даю вам право решить: хотите вы остаться или желаете уйти. Не спешите. Подумайте. Времени вам до конца занятия. А пока…

Взгляд желтых глаз облетел замерших напуганными совятами лернатов. Вот только смотрел магистр не на наши лица, а на наши кольца.

– Вот вы, – обратился он к одному из юношей. Тот заметно сжался под пристальным вниманием магистра. – Вы можете назвать четыре обязательных элемента ритуала призыва простейшей проклятой сущности?

– Мм… речные камни, листья стыдливой мимозы… мм… уголь… мм…

– Достаточно, – холодно оборвал магистр.

Тонкие, кривоватые пальцы, обнимающие голову ворона на набалдашнике, недовольно сжались.

– Я не потерплю невнятного мычания на своих занятиях. Как бы это ни было прискорбно, но вы темный колдун, лернат…

– Морриган.

– Лернат Морриган. И если уж Полуночная Матерь выбрала для вас в полотне серую нить, то будьте добры компенсировать слабость дара силой знаний. Это касается всех халцедонов, – цепкий взгляд снова облетел присутствующих, только на этот раз он был прикован к нашим лицам, не кольцам. – Иногда бессилен даже самый темный дар, и тогда на помощь приходят навыки: вовремя сорванное растение, правильно подобранный камень, выверенно построенное проклятие… Учитесь у нас, лернаты, – тонкие губы дрогнули в усмешке, – и если когда-нибудь вам не повезет столкнуться со светлыми чародеями, то, возможно, именно знания подарят вам лишних десять минут жизни.

Халцедоны молчали, настороженно глядя на магистра. Последнюю фразу все услышали и поняли верно: то, о чем редко говорилось в открытую, но что давно не являлось секретом – столкновения со светлыми продолжаются. Активных битв не случалось уже несколько десятилетий, но маленькие, выматывающие оба государства стычки длятся и по сей день. Каждая из сторон не желает позволить второй забыть о сильном соседе; никто не готов отступать или идти на мировую.

Аларис Торн дал нам время обдумать услышанное, потом продолжил:

– Выучите географию Лунной империи, если до сих пор не потрудились этого сделать. Запомните наши границы и не приближайтесь к ним. Ни одному халцедону не выжить в столкновении со светлыми. По крайней мере, с теми, что нападают на детей Полуночной Матери.

В темной комнате, освещаемой лишь огоньками свеч, повисла гнетущая атмосфера. Даже дышать стало тяжелее. И кажется, магистру это нравилось – желтые глаза светились холодным превосходством.

– А теперь вернемся к вашим скудным познаниям. Итак, кто попробует провести ритуал-воззвание к основателю рода?

Все молчали, затравленно глядя на ухмыляющегося Алариса Торна.

– Уверен, нам всем не терпится узнать, как много может самый слабый из вас – белый халцедон, – заключил магистр, безошибочно находя меня взглядом.

Думаю, в глубине души я знала, что мне не избежать внимания магистра – слишком светлый камень в моем кольце. Он как маяк притягивает взгляды и превращает меня в мишень. Поэтому особого страха я не испытала – напротив, ощутила вызов. Не тот, о котором говорил Арден, и не тот, который я сама хотела бросить Хэйдену. А другой, намного более сложный, – вызов моей сути.

– Конечно, магистр Торн, – я почтительно склонила голову и поднялась из-за стола.

Артиэлл меня не остановил. Прищурившись, он с видимым любопытством принялся следить за моими действиями: как я подошла к вырезанному в полу ведьминому кругу, как присела и провела пальцами по символам защиты, как встала и огляделась.

– В сундуке, – подсказал магистр, тростью указывая на большой, обшитый металлом короб.

Я кивнула и в несколько шагов добралась до цели. Натужно выдохнула, поднимая тяжелую крышку, и заглянула внутрь. Свет свечей разгонял темень комнаты, однако вместе с тем пускал длинные густые тени, которые в нутре сундука чувствовали себя особенно привольно. Сбившись плотным коконом, они протянулись над содержимым, точно снежное покрывало над зимним полем – укрыли так плотно, что и не понять, что под ними.

Я посмотрела на магистра. Тот, поймав мой взгляд, изогнул бровь и прищурился, всем своим видом давая понять, что не собирается ни подсказывать, ни направлять. Замершие статуями лернаты тоже молчали. И тогда я решилась: опустилась на колени перед сундуком, сжала пальцы на деревянных ребрах и, стиснув зубы, потянулась к «ведьминому зрению».

Это заклинание лежало на границе нейтрального и темного и всегда давалось мне непросто. Но сейчас, на удивление, оно откликнулось почти сразу. Глаза обожгло, точно в них кинули горсть песка, потом затянуло мутной пеленой. Именно эту пелену и зовут «ведьминым зрением». Оно позволяет видеть едва ли не в полной темноте. Пусть неярко, в серых тонах, но все же достаточно, чтобы различать очертания предметов.

Вот и сейчас я легко смогла рассмотреть скрытые в сундуке богатства: корень стахиса, ивовые прутья, стеклянную баночку с костяной мукой, клык медведя, камень забвения, высушенную с аметистовой пылью змеиную шкуру и… кинжал. Да, его я тоже достала. Еще раз быстро оглядела содержимое сундука и, выдохнув, отпустила «ведьмино зрение». Посмотрела на магистра, без слов спрашивая: продолжать? Он кивнул в сторону круга, так же безмолвно отвечая: продолжай.

Возможно, не стоило спешить и отпускать «ведьмино зрение» – с ним было бы удобнее разбирать вырезанные в полу символы: не пришлось бы обводить каждый пальцем, а иногда наклоняться так низко, что собранные лентой волосы свешивались и кончиками касались камней. Но иначе я не могла.

Ритуал-воззвание к основателю рода довольно прост. Но требует полной отдачи и внимания. А от меня – еще и всех имеющихся сил.

Однажды Мойра позволила мне наблюдать, как она его проводит. Сейчас я понимаю, что в тот момент сестра красовалась – хотела лишний раз напомнить, сколь силен ее дар, раз в четырнадцать лет она может сделать то, что большинству темных по силам лет с семнадцати. Но тогда мне просто нравилось наблюдать за сестрой: смотреть, как с ее лица исчезает надменное выражение, уступая место сосредоточенности; как внимательно она отмеряет костяную муку; как замирает на мгновение, прежде чем полоснуть себя холодным лезвием по ладони. Я впитывала каждое действие, каждую эмоцию, отражавшуюся на лице Мойры, и я восхищалась ею.

Образ сестры стоял перед мысленным взором так ярко, что я не задумывалась о том, что делают мои руки – отдалась во власть воспоминаний и повторяла за четырнадцатилетней Мойрой, еще угловатой и нескладной, каждый шаг. Лишь когда ладонь обожгло болью, я вынырнула из омута памяти и вернулась в темное помещение.

Выложенный круг выглядел таким же, каким я его запомнила. Может, не настолько идеальным, как у Мойры, но не думаю, что сейчас это важно. Глянув на магистра и не дождавшись от него ни одобрительного кивка, ни презрительного взгляда, я продолжила.

Нужные символы оказались на трех, восьми и двенадцати часах, и каждый из них я обвела своей кровью. А после – зажала в порезанной ладони полоску ткани, вымоченную в отваре тысячелистника и коры калины. Ее я тоже нашла в сундуке, рядом с кинжалом.

Теперь оставалось самое сложное – воззвание. К Мойре дух явился почти сразу. Полупрозрачный, мутный, постоянно меняющий форму… понять, кем он был при жизни, получалось с трудом, но, кажется, женских очертаний в нем было больше, чем мужских. Оно и неудивительно – все знают, что ведьмины роды идут от женщины, тогда как дома колдунов берут начало от мужчины.

Несмотря на схожесть природы, способности ведьм и колдунов отличаются – несильно, иногда едва ли не на крупицу возможностей. Но порой именно эти крупицы решают все. И до поступления в академию каждый род пытается развить особенности, что делают ведьму ведьмой, а колдуна – колдуном.

Когда сильные ведьма и колдун решают вступить в брак, их семьи заключают договор: если в том союзе родится ведьма, ее отдадут в род матери, дабы взрастить в ней крупицы ведьминой силы. Если будет сын, то он останется в доме колдунов.

И пусть у природы ведьм и колдунов разница небольшая, традиция разделять наши дома сохраняется уже многие поколения. К ней привыкли, сроднились с ней настолько, что иной подход кажется невозможным.

Иногда сильные ведьмы сознательно берут в мужья более слабых колдунов, зная, что от такой связи родятся только дочери. Сильные дочери! По крайней мере, так это обычно бывает. Я же стала исключением даже из самого простого, подтвердившего себя за сотни лет правила.

– Лерната, будьте добры завершить ритуал, – сухой голос магистра ворвался в мои мысли.

Я вздрогнула и послушно вернулась к делу.

Оставалось немного: сконцентрироваться, потянуться к памяти крови – не к сути, воззвать к ней, пролитой на границы ведьминого круга, мысленно соединить ее с той, что бежит по моим венам, и укрепить эту связь. А едва почувствовав отклик, дернуть на себя, вливая память в круг, и узреть бестелесный облик. Я знала, что нужно делать, но еще ни разу не преуспела в попытках довести этот ритуал до конца. Обычно память крови мне не отзывалась. Но может, сейчас – в академии, где каждый камень напитался силой и мощью тысячи колдунов и ведьм, что творили и продолжают творить магию в ее стенах, – все получится.

Закрыв глаза, я мысленно потянулась вглубь себя. Ощутила пульсирующий на ладони порез, вязкую липкость под пальцами. Нос защекотало ароматами сандала и мирта, воздух стал казаться плотнее. Я чувствовала его прикосновения, ощущала кожей, словно ткань. Он давил на грудь, заставляя дышать медленнее и глубже; на плечи, вынуждая опустить их настолько, что напряглась шея. Казалось, я все сильнее погружаюсь в толщу воды: темную и бесконечно манящую.

Внезапно сердце дернулось, словно его поймали на крючок и резко потянули наружу. Я шумно вдохнула, прижала ладони к груди и с ужасом осознала – откликнулась моя светлая суть.

Нет! Только не сейчас!

– Хм-м, – задумчивый голос магистра вызвал во мне вторую, еще более мощную волну паники.

В последний миг, хватаясь за нить воззвания, ускользающую, точно предрассветный туман, я потянула ее на себя и развеяла. Потом распахнула веки и испуганно встретилась с очень внимательным взглядом желтых глаз.