Юлия Монакова
Над студёной водой
___________________________
*Сроднясь в земле, сплетясь ветвями – строки из стихотворения «Баллада о прокуренном вагоне» Александра Барковского
Из беспокойно-усталого сна её вырвало довольно бесцеремонное похлопывание по плечу. С трудом разлепив тяжеленные веки, Ася увидела над собой круглое лицо, подобное полной луне. Над ним, словно нимб, сияла идеально гладкая блестящая лысина.
– Что? – хриплым спросонья голосом спросила Ася, – приехали уже?
– Остановка, – пояснил луноликий, с любопытством рассматривая её. – Покушать, чаю попить, туалет, то-сё… А вы кто у нас будете? – поинтересовался он. – Актриса?
– Ага, – зевнула Ася, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать потягиваться и разминать затёкшие суставы. – Артистка больших и малых академических…
Собеседник, кажется, не понял, что она шутит, тут же радостно представившись в ответ:
– А я – Миша Яковлев.
– Анастасия Безрукова, можно просто Ася, – откликнулась она.
«Мише», навскидку, было не менее пятидесяти пяти лет.
– Я администратор по локациям, – отрекомендовался он дополнительно. Ася невольно хмыкнула.
– Ах, так вот кто нас затащил в эту чудную локацию у чёрта на куличках!
Тот снова не понял её иронии и с воодушевлением подтвердил:
– Места – загляденье. Был бы я художником… Пока ехали, не мог глаз от дороги отвести… Однако, – спохватился Миша, – вы бы поторопились. Стоянка не такая уж долгая, нужно успеть подкрепиться и… хм… облегчиться.
– Да, сейчас иду, – кивнула Ася, вынимая из сумки зеркальце и расчёску, чтобы хоть наскоро привести волосы в порядок. Следить за собой, всегда отлично и ухоженно выглядеть было для неё так же привычно, как чистить зубы дважды в день. Никто и никогда не видел Асю с немытой головой, растрёпанную, с синяками под глазами, с небрежно нанесённым макияжем или с облезшим лаком на ногтях.
Выскочив из автобуса, она почувствовала, что снаружи стоит страшный дубак. По ощущениям, было не выше пяти градусов тепла. Ася, одетая в лёгкую рубашку с джинсами, тут же застучала зубами. Димка, конечно, оказался прав – без тёплых вещей в этих краях не обойтись, даром что начало лета. Ася внезапно вспомнила, что так и не позвонила ему, когда прилетела в Архангельск, даже телефон забыла включить. А он, наверное, волнуется, не спит, нервничает и накручивает себя… Интересно, который час?..
Достав мобильный, она вернула его к жизни. Время – половина шестого утра. Господи, да Димка же всю ночь, наверное, глаз не сомкнул… Ася почувствовала себя настоящей свиньёй. Впрочем, при попытке набрать его номер она потерпела фиаско – сеть здесь практически не ловила.
Заметив её манипуляции с телефоном, отирающийся на крылечке местного заведения общепита Миша Яковлев замахал пухлыми ручками:
– Ася, сюда! Вы внутрь зайдите, там сигнал получше.
Заведение именовалось «Столовой у Алевтины» и представляло собой небольшой деревянный домик с бонусом в виде уличного туалета. Судя по объявлению на двери, работала столовая круглосуточно – очевидно, есть спрос даже в этой глухомани, подумала Ася с нескрываемым удивлением. Впрочем, если это единственная кафешка на весь отрезок пути, то почему бы и нет… Этакий привалочный пункт для всех страждущих.
«Всегда ждём вас у нас! Заезжайте к нам – мы рады вам!» – гласило то же объявление. Владельцы кафе – прямо-таки боги рекламных слоганов, усмехнулась Ася. Поэты!
Внутри оказалось неожиданно уютно и, самое главное, тепло – в столовой топилась самая настоящая русская печь, а чай пили из старинного самовара. Ася, вообще-то не привыкшая завтракать в такую рань, невольно почувствовала, как засосало в желудке от одуряющего запаха свежеиспечённой сдобы – кажется, пирогов или ватрушек.
Алевтиной, как выяснилось, звали хозяйку столовой, одновременно исполняющую обязанности официантки. Это была энергичная женщина возраста «ягодка опять», почему-то одетая в спортивный костюм, но при этом с кокетливо закрученными локонами и в огромных цветных клипсах-кольцах. Кто работал на кухне, выяснить так и не удалось, но Алевтина время от времени громко и отрывисто выкрикивала заказы в ту сторону, а через некоторое время ей так же отрывисто отвечали, и она, позвякивая клипсами, стремительно неслась туда с подносом, чтобы забрать готовое блюдо.
Чай из самовара нужно было наливать самим, и пить его можно было без ограничений, совершенно бесплатно.
Ася присела за один из столиков, грея руки о стакан, и исподтишка стала изучать своих спутников. Наконец-то ей представилась такая возможность!
Сразу же приковывала к себе взгляд молоденькая молдавская актриса Аурика Цуркану. Ей едва исполнилось двадцать три, и это была её первая большая роль. Ася ознакомилась с её биографией в интернете ещё до отъезда: раньше Аурика мелькала лишь в незначительных эпизодах или рекламных роликах, так что роль юной цыганочки Лалы стала для неё настоящим подарком судьбы. Ася даже нашла её инстаграм и бегло изучила: похоже, самолюбованию этой девочки не было видно границ. Селфи, селфи, бесконечные селфи, а также каждый шаг собственной жизни, дотошно зафиксированный на фото. Вот я смотрю на вас, дорогие подписчики, склонив голову влево… а вот – вправо… Складываю губы куриной гузкой, хмурюсь, улыбаюсь, завтракаю, обедаю, ужинаю и фотографируюсь затем в туалете модного ресторана перед зеркалом… А это мой маникюр, и педикюр, и любимые туфли, и сумочка, а зацените-ка мой новый лук на кастинге…
«Боже, какая скучища», – помнится, подумала тогда Ася. Впрочем, подписчиков Аурики в инстаграме это однообразие не смущало. Они щедро одаривали её лайками и расточали комплименты: «Вы просто красотка!» «Невероятная!»» «Супер!» «Вы лучше всех!» «Я вас люблю!» Во всяком случае, фанатскую базу она себе уже наработала, не смогла не признать Ася, отдавая должное хватке юной актрисы.
Аурика была хорошенькой: нежное кукольное личико с дивно очерченными бровями, длиннющими чёрными ресницами и карими глазами, тоненькая, смуглая и пластичная – будто актриса старого индийского кино. Но самым главным достоинством её внешности по праву являлись волосы: блестящие, роскошные, они струились водопадом и почти достигали изящных щиколоток. Настоящая Рапунцель!
В данный момент Аурика сидела, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетённые в замок пальцы. Вероятно, девушка скучала из-за отсутствия вай-фая. Взгляд её рассеянно блуждал по лицам присутствующих. На секунду глаза Аурики встретились с Асиными, но Ася тут же отвернулась, делая вид, что это просто случайность.
От её внимания не укрылось, что вокруг красотки увивается молодой артист Андрей Исаев. Ася напрягла память. Ах, да… студент Щепкинского театрального училища, до этого немного мелькал в сериалах, в «большом» кино снимается впервые. Симпатичный парень: тёмно-русые волосы, трогательная ямочка на щеке, ясные зелёные глаза – было в нём что-то по-детски наивное, некая чистота и неиспорченность… и в паре с Аурикой он смотрелся очень даже неплохо. В этом фильме ему досталась роль юнкера императорского военного училища Алёши Головина, который ради любви Лалы оставил свою прежнюю жизнь и захотел присоединиться к цыганскому табору. Судя по всему, особо играть, изображая влюблённость, ему не придётся – он и так очарован. Уж что-что, а мужской интерес Ася распознавала за версту, даже если он был обращён не в её сторону.
Вдруг её мобильник, который лежал на столе, завибрировал, словно оттаяв в тепле, и стал принимать одно входящее сообщение за другим. От Димки, конечно же, поняла Ася, схватив трепещущий телефон в руки. Он там, очевидно, в панике уже на стенку лезть готов… Разговаривать при всех Ася постеснялась, да и сигнал был всё ещё слишком слабым, поэтому она предпочла просто послать эсэмэс в ответ.
«Прости, проблемы со связью. Мы всё ещё в дороге, не пугайся, если снова окажусь вне зоны доступа. Очень устала и дико хочу спать. Позвоню, когда доберёмся до гостиницы и я немного отдохну. Люблю».
Подумав, она исправила «люблю» на «обнимаю» и отправила сообщение.
Вкусно и сытно позавтракав, группа вернулась обратно в автобус. Воздух в салоне уже снова успел остыть, и Ася в очередной раз пожалела, что все её тёплые вещи остались в чемодане, лезть в который прямо сейчас было не с руки. Водитель в этот раз почему-то не стал включать обогрев – очевидно, решил, что пассажиры и так «надышат» достаточное количество тепла.
Обхватив себя за плечи руками, Ася безуспешно пыталась согреться. «Чёрт, – подумала она в сердцах, – да в здешних краях не то, что куртка – даже пуховик, должно быть, является неотъемлемой частью летнего гардероба!»
– Замёрзли, Ася? – рядом с ней опять возникла лунная физиономия админа по локациям. Следит он за ней, что ли, этот лысый надоедливый гиппопотам?! Что за навязчивость… Ася ещё не успела придумать достаточно резкого ответа, который ясно дал бы понять, что она не расположена нынче к светским разговорам, как Миша уже радушно протянул ей термос. О, господи…
– Кофе, – пояснил он. – Горячий, чёрный, с лимоном и сахаром.
Ася немного смягчилась.
– Ого! Впервые вижу человека, который тоже любит кофе с лимоном, – заметила она.
– Жена приготовила, – похвастался Миша. – С самой Москвы везу. Я думал, за это время всё уже остыло – ан нет. Угощайтесь!
Ася не стала больше кочевряжиться и с удовольствием отвинтила крышку термоса. Оттуда разлился божественный аромат. Миша уже галантно подставил ей пластмассовый стаканчик. Всё-то у него было продумано, всё приготовлено…
Позже, когда начались съёмки, Ася ещё раз убедилась в том, какой Яковлев целеустремлённый, активный и невероятно настойчивый человек. Он пробивал для группы разрешение на съёмки даже в самых опасных или заповедных зонах, куда обычных людей и на пушечный выстрел не подпускали. Такие качества его натуры, как способность мгновенно предотвратить любую заминку и разрулить неожиданно возникшую проблему, Ася поначалу ошибочно приняла за назойливость, но чуть погодя признала, что была к Мише ужасно несправедлива.
Впрочем, заблуждалась Ася по поводу каждого из членов съёмочной группы. Практически все её первые впечатления оказались обманчивы…
Напиток был превосходным. В меру крепким, в меру сладким и в меру кисловатым. Ася быстро согрелась и повеселела. Спать ей больше не хотелось, и оставшиеся часы пути она провела, с интересом глазея в окно.
Перед ними расступалась дорога изумительной красоты. Таёжный лес, ярко освещённый утренним солнцем, весело бежал за окнами автобуса. Ася пыталась фотографировать все эти роскошные пейзажи на ходу через стекло, но скоро у неё разрядилась батарея в телефоне. Впрочем, сеть в дороге всё равно не ловила, так что невелика была потеря.
На место они прибыли в десятом часу утра. Выяснилось, что разделение группы на «простых» и «элитных» продолжает действовать и тут. Небожителей во главе с режиссёром заселили в частный гостевой домик на шесть номеров с отдельными душевыми. В доме имелись бассейн с сауной, вай-фай, а также общая кухня с печью, электрочайником, холодильником и микроволновкой. В общем, условия практически царские!
Владельцы гостевого дома – пожилая семейная пара – встретили киношников, как родных. Хозяйка самолично подала им горячий завтрак, и что это была за еда! Домашний сыр с ароматными травами, тающий во рту, и свежий хлеб, и воздушный омлет из местных яиц, и жирное молоко, и нежнейшее сливочное масло от частников…
Остальные члены съёмочной группы, включая Асю, поселились чуть поодаль – в гостинице имени Ленина.
Уже от одного названия веяло пережитками советского прошлого. Условия проживания и впрямь оказались не слишком-то комфортными, если не сказать спартанскими, как в запущенном студенческом общежитии. Туалет и душ – общие на весь этаж. Даже входить туда было неприятно, а уж использовать по назначению противно вдвойне. Асе повезло – в её номере имелся хотя бы персональный умывальник, но вода из него текла только холодная, с довольно неприятным резким запахом. Сам номер был унылым и насквозь выстуженным, как морозильная камера.
Ася слышала через дверь, как в коридоре, бегая туда-сюда и цокая каблучками, громко возмущается Аурика.
– Это безобразие! – негодовала она. – Условия хуже тюремных! Да за кого они нас принимают, вообще? В туалете воняет, в душе тараканы бегают! Я отказываюсь жить и работать в таких условиях, пусть немедленно переселяют нас всех в какое-нибудь более приличное место!
Как выяснилось позже, эта гостиница оказалась единственной на всю деревню. Выбирать, к сожалению, было просто не из чего… если не считать того гостевого домика, но он тоже являлся единственным в своём роде. Туда селили только редких ВИП-гостей, включая губернатора и даже президента. Разместить всю многочисленную съёмочную группу в шести номерах не представлялось возможным чисто физически. Глупо было бы жаловаться – да и кому? Не станут же ради столичных киношников (которых, кстати, никто сюда и не звал – сами нагрянули) оперативно возводить новое здание…
Разумеется, в то самое утро, впервые оказавшись в своём неуютном номере, Ася ещё не знала всех этих подробностей. Но она так устала, что решила подумать об этом позже. Общий сбор группы был назначен на вечер – их должны были везти ужинать в ресторан. «Надеюсь, что хотя бы рестораны здесь приличные…» – мимоходом подумала Ася, торопливо открывая чемодан. Достав тёплые вещи, она натянула шерстяные носки и два свитера одновременно – один на другой, а затем рухнула в ледяную постель и, несмотря на небольшой озноб, мгновенно провалилась в сон, как в глубокий обморок.
Неля уже заканчивала готовить завтрак, когда услышала доносившийся со двора шум. Это вернулись с конной прогулки её мужчины.
Стас с детства был страстным обожателем лошадей и мог провести в седле сутки напролёт. Каждый год он участвовал в традиционных зимних соревнованиях конников на снежном ипподроме. В скачках состязались лошади исключительно местной породы – мезенки, выращенные в суровых северных условиях. Это было захватывающее и безумно красивое зрелище, на которое приезжал полюбоваться даже сам губернатор.
Немудрено, что сын Нели и Стаса – Матвей – начал ездить верхом (в компании родителей, разумеется) месяцев с шести, едва научившись сидеть. К самостоятельной езде Стас планировал приучать мальчишку с трёх лет. Но и в свои нынешние два года Матвей по праву считался настоящим специалистом по лошадям. Малыш каждый день ходил с отцом в конный клуб, наравне со взрослыми помогал ухаживать за животными, угощал их заранее припасёнными яблочком или морковкой и счастливо смеялся, когда благодарная лошадь тыкалась мягкими тёплыми губами в его доверчиво подставленные ладошки.
Поначалу, конечно же, Неля волновалась, наблюдая, как два самых дорогих её сердцу человека гарцуют на конях, порою весьма норовистых. Она доверяла мужу и знала, что с ним Матвей в полной безопасности, но разве материнское сердце поддаётся доводам разума? Потом постепенно привыкла. Тем более, что одними лишь конными прогулками муж с сыном не ограничивались. Стас таскал Матвея с собой в тайгу, брал на рыбалку и катал на лодке… Ей просто пришлось смириться. Неле абсолютно не хотелось растить из Матвея изнеженного маменькиного сыночка. Он должен был стать настоящим мужчиной, как и его отец! Самостоятельным, сильным, независимым… тем более, с его-то особенностью, которую безжалостный внешний мир воспринимал исключительно как неполноценность.
Матвей был глухим от рождения.
Неля смутно чувствовала неладное с самых первых месяцев жизни сына. Младенец совершенно не реагировал на погремушку: вернее, он с интересом следил за ней глазами, тянулся ручками, но извлекаемые из игрушки звуки оставляли его равнодушно-невозмутимым. Правда, он поворачивал голову, если Неля стучала по кроватке или матрасику, но она уже много позже сообразила, что это была реакция не на сам звук, а всего лишь на вибрацию предметов.
Профилактического осмотра у врача-оториноларинголога в Мезени почему-то не было, и Нелька затем долго казнила себя за упущенное время. Ведь если бы глухоту у ребёнка выявили раньше, хотя бы в пять месяцев или полгода, слуховая реабилитация и развитие речи пошли бы куда легче и эффективнее.
Второй звоночек прозвенел, когда Матвею было около четырёх месяцев. Неля заметила, что сынишка совершенно прекратил лепетать и не издавал никаких посторонних звуков, кроме плача. Разумеется, тогда она ещё не знала, что глухие дети просто не слышат сами себя и процесс лепета, не доставляющий им никакого удовольствия, постепенно сходит на нет.
Неля не дождалась от Матвея ни агуканья, ни гуления, ни повторения за ней простейших слогов «ба-ба-ба», «ма-ма-ма», «да-да-да»… В год он по-прежнему упорно молчал, и Неля убедила мужа, только посмеивающегося всё это время над её страхами («Да ладно тебе! Нормальный пацан растёт, не трепло!»), что им необходимо поехать в Москву и обследоваться у специалистов.
Как ни готовила себя Неля к худшему, как ни настраивалась на любой ответ, но всё-таки диагноз «нейросенсорная тугоухость» (третья степень на левое ушко, четвёртая – на правое), озвученный столичным светилом, прозвучал для неё как приговор.
– Ну, не расстраивайтесь вы уж так, – по-свойски подбодрил Нелю доктор, заметив, как она побледнела, и решив обойтись без заумных медицинских терминов, заменив их простыми человеческими словами утешения. – Да, это неприятно, но не смертельно. Во всех других отношениях у вас прекрасный, абсолютно развитый мальчик! Неслышащие дети абсолютно так же любят бегать, прыгать, играть и шалить, как все остальные их сверстники. Они обожают лепить, рисовать, строить из конструктора…
– Но… говорить! Он сможет разговаривать? – выдохнула Неля, вперив в него умоляющие глаза, словно он, как господь бог, одним-единственным словом мог решить судьбу её сына. Матвей тем временем сидел на материнских коленях и, не подозревая о бушующей в Нелином сердце буре, весело играл с шёлковым шарфиком на её шее.
– Я, в принципе, не вижу к этому никаких противопоказаний, – осторожно подбирая слова, отозвался врач. – Но успех во многом зависит и от вас. От вашего желания и целеустремлённости.
– Что надо делать? – спросила Неля, тут же внутренне собравшись. Голос её был абсолютно спокойным. Надо будет – она для своего мальчика и живую, и мёртвую воду достанет. Пойдёт туда – не знаю куда, принесёт то – не знаю что… И почку продаст. И даже душу дьяволу…
– Во-первых, вам нужны слуховые аппараты для каждого уха. Изготавливаются они только специалистом, по индивидуальным меркам. Я черкну вам адресок… Если вы хотите, чтобы ваш сын заговорил, носить их придётся постоянно. Тогда у него потихоньку начнёт развиваться слуховое восприятие окружающего мира и устная речь. Учтите, что не все дети с охотой соглашаются носить аппараты, поначалу это доставляет им определённый дискомфорт…
– Матвей будет их носить, – твёрдо пообещала Неля. – Что ещё придётся сделать?
– Хм… затем ребёнку потребуются ежедневные обучающие занятия. Чем раньше начнёте – тем успешнее будет проходить реабилитация. Можно пригласить специалистов на первое время, чтобы они контролировали процесс, но в целом, там нет ничего сложного и сверхъестественного, чего бы вы не смогли сделать сами, у себя дома. Тем более, существует огромное количество методичек, в которых весьма детально описывается вся эта система. Список литературы, конечно же, я вам тоже предоставлю.
– Ещё что? – Неля не отрывала от него взгляда.
Доктор мягко улыбнулся ей.
– Этого вполне достаточно, уверяю вас. Если вы не станете откладывать процесс в долгий ящик и начнёте следовать моим инструкциям прямо сегодня, сейчас – Матвея имеет все шансы заговорить, как обычный ребёнок с нормальным слухом. Ну, разве что акцент будет небольшой… чуть заметный. Но это не критично.
К слуховым аппаратам Матвей привык довольно быстро (хотя и взбрыкивал периодически, отбивался, отказываясь носить их круглые сутки), а вот практические занятия не приносили никаких сколь-либо заметных результатов. К двум годам мальчик так и не говорил. Даже элементарные слова-звукоподражатели (би-би, ав-ав, мяу) были ему не по силам. Неля часами проводила с ним обучение в игровой форме: показывала сыну машинки, кубики, зверюшек и кукол, подносила каждую игрушку поочерёдно к губам на уровень подбородка и, чётко артикулируя, повторяла:
– Ляля! Му-му! Ко-ко-ко!
Матвей внимательно смотрел на её губы, вслушивался – и молчал.
Сколько литературы Неля перечитала за этот год! Сколько сайтов и тематических форумов в интернете перелопатила! Больше всего её потряс тот факт, что дети с проблемами слуха, как выяснилось, часто рождаются у алкоголиков или людей с различными венерическими заболеваниями. Они со Стасом не относились ни к первой, ни ко второй группе, так за что же, за что такая жуткая несправедливость обрушилась именно на их ребёнка? На их долгожданного первенца, такого бесконечно любимого, обожаемого и дорогого?!
До тех пор, пока это ещё можно было как-то утаить от окружающих, Неля старалась не афишировать глухоту своего сына. Даже если Матвей носил слуховые аппараты, они были надёжно скрыты от посторонних глаз под шапочкой и его буйными рыжими кудряшками. Стас убеждал жену, что это глупо: рано или поздно тайное станет явным. К чему делать из проблемы их ребёнка такой страшный секрет, точно это какая-то постыдная болезнь? Но Неля пока что была не готова делиться с миром своим несчастьем.
В Мезени их семью любили. Стаса – потому что он родился и вырос здесь, на глазах у местных старожилов, да к тому же прославил их город: шутка ли, знаменитый на весь мир фокусник! Нелю тоже привечали с охотой – потому что она была интеллигентной, воспитанной и доброй девушкой. Её сразу приняли за свою, хотя обычно мезенцы довольно настороженно относились к чужакам, тем более московским. Но Неля вовсе не походила на тех вульгарных и развязных столичных штучек, которых показывали в сериалах и шоу на Первом канале. Тем более, и работа у неё была приличная, достойная – она поступила в местную школу учительницей английского, и дети искренне её любили.
Неля была удивительно славной и солнечной, какой-то лучистой: огненно-рыжая, голубоглазая, с милыми трогательными веснушками… Те люди, которые не были знакомы с ней до замужества, несказанно удивились бы, узнав, что всю сознательную жизнь, с самого детства, Неля страдала от многочисленных комплексов относительно своей, как ей казалось, совершенно уродливой внешности. Особенно на фоне такой яркой и красивой подруги, как Ася.
Встретив Стаса, Неля буквально расцвела. Она научилась не просто принимать, но и любить себя такой, какая она есть – все её недостатки превратились в достоинства, потому что Стас беспрерывно повторял ей, какая она красавица. Он буквально надышаться на неё не мог, и местные с одобрением говорили, что на их пару любо-дорого глядеть, семья на зависть!
В конце концов, правда о Матвее выплыла-таки наружу. Соседка как-то высказала Неле в сердцах: дескать, что же твой малой такой невоспитанный, вообще не слушает того, что ему говорят, смотри, мол, не балуй – вырастишь хулигана!
– Он не «не слушает», – тихо поправила Неля. – Он просто не слышит.
Подхватив сынишку на руки, она торопливо отвернулась от оторопевшей соседки и зашагала по направлению к дому, глотая непрошенные слёзы.
Что знает один – знает весь город. Особенно, если этот город такой маленький, как Мезень. И вот тут Неле пришлось призвать на помощь всю свою выдержку. Это оказалось нелёгким делом…
Мезенцы в целом были отзывчивыми и добрыми людьми, но порою слишком уж простецки-бесцеремонными. Чувство такта, личные границы? Как говорится – не, не слышали. Все знакомые и полузнакомые теперь считали своим долгом выразить глубокое сочувствие их семье, при встречах смотрели на мальчика скорбно, как на похоронах, либо принимались по-идиотски орать ему прямо в лицо:
– Матвей!!! Привет!!! – думая, что простое повышение громкости голоса моментально решит проблему даже самой безнадёжной глухоты.
А иные и вовсе подкрадывались к Матвею сзади и резко кричали что-то за его спиной, чтобы убедиться, что он действительно ничего не слышит. Иногда малыш чувствовал движение и оборачивался – и тогда все эти простодушные до наглости люди на полном серьёзе принимались доказывать Неле, что её ребёнок не глухой, а просто притворяется.
Многие на голубом глазу спрашивали, не планируют ли Неля со Стасом отдать сына в детский дом или в какой-нибудь специальный интернат для слабоумных. А ещё дружелюбно советовали:
– Давай поскорее рожай второго, здорового – чай, не девочка уже, потом можешь не успеть, или опять какой больной получится…
Своими словами они, сами того не желая, постоянно «отбраковывали» Матвея, как второй сорт, всячески давая понять, что Неле со Стасом нужен ещё и нормальный ребёнок – взамен уже имеющегося, неполноценного. Слышать это было невыносимо…
Неле только-только исполнилось тридцать шесть. Матвея она родила в неполные тридцать четыре года. Конечно, слегка поздновато для первенца, но не настолько же, чтобы взять на себя ответственность за его недуг – мол, чего ещё можно ожидать от старородящей… И всё же чувство вины и страха снова забеременеть (второй такой драмы в своей жизни Неля бы точно не вынесла) не отпускали её ни на минуту. Она вообще сомневалась, что когда-нибудь снова захочет рожать.
Хоть московский врач и пытался убедить Нелю, что глухие дети – самые обычные и по поведению практически ничем не отличаются от сверстников, она с горечью понимала, что её малыш постепенно становится в детском обществе изгоем. Ему просто не с кем было играть.
Родители слышащих ребятишек не поощряли общения с глухим мальчиком, точно боялись, что его болезнь каким-то образом перекинется и на их чад. К тому же, к двум годам все дети уже говорили простыми предложениями или хотя бы отдельными словами. Матвей же издавал резкие возгласы или нечленораздельные звуки, но чаще всего пользовался жестами и совершенно не понимал обращённых к нему фраз даже со слуховыми аппаратами, потому что просто не умел распознавать речь.
Неля уговаривала себя не раздражаться и не расстраиваться, а ночью ревела навзрыд на груди у мужа. Можно было плакать, не боясь разбудить малыша – он всё равно ничего не слышал…
Стас целовал её залитое слезами лицо и горячо убеждал:
– Нелечка, он не неполноценный. Он у нас – просто ребёнок с особенностями. Да, ему будет значительно труднее познавать этот мир, но он сделает это. Я верю, что он научится говорить. Он будет ходить в обычную школу, и у него будет интересная насыщенная жизнь.
Немного успокоившись в его объятиях, Неля засыпала, всхлипывая, чтобы хотя бы во сне ненадолго забыть о той тяжести, которая лежит на её материнских плечах. А утром эта тяжесть наваливалась и придавливала её с новой силой…
Но время лечит. Конечно же, лечит. Постепенно Неля примирилась с действительностью и научилась жить с этим грузом. Нельзя сказать, что болеть перестало совсем, но на смену отчаянной надежде пришли равнодушие и апатия. Ежедневные занятия с сыном Неля продолжала больше по инерции, по привычке, потому что всегда была примерной девочкой и перфекционисткой. В успех она больше не верила и запретила себе ждать чуда. Того дня, когда Матвей скажет ей короткое, простое, но такое важное и главное слово – «мама»…
В жизнь постепенно возвращались краски, запахи и вкусы. Приняв как данность глухоту своего ребёнка, Неля решила, что не вправе лишать его нормального, счастливого детства, и старалась расцветить даже обычные будни. Улыбка на лице малыша и его объятия были самой дорогой наградой… Лишь изредка у Нели горько ёкало в груди – когда она смотрела на здоровых ровесников Матвея. Она никогда не сможет стать своей в компании гордых мам и бабушек, которые со смехом пересказывают друг другу уморительные словечки и выражения своих детишек…
– А моя-то, моя!.. Спрашиваю у неё утром: как собачка лает? А она мне страшным голосом: «Ав-ав, я баба Яга!»
В целом, несмотря ни на что, Неле нравилась жизнь в Мезени. До свадьбы Стас боялся, что она заскучает тут после шумной и суетливой Москвы, но его опасения не оправдались: Неля, человек по характеру скорее замкнутый, чем общительный, чувствовала себя здесь просто прекрасно. Городок, практически отрезанный от мира, от «большой земли», как здесь говорили, казался уютным и славным пристанищем настоящего интроверта. Муж был Неле под стать: занятый придумыванием новых трюков и иллюзий, он мог разрабатывать свои новые проекты буквально день и ночь, не отвлекаясь даже на еду или сон. Он чертил схемы на листках бумаги, бормотал что-то себе под нос, сердясь или ликуя, в зависимости от успеха реализации идеи, дотошно переносил все эти наброски в компьютер… Неля старалась не мешать ему в такие моменты.
Она могла часами гулять вдоль красных берегов реки Мезени, бродить по заливным лугам, заходить в тайгу (не слишком, впрочем, в неё углубляясь, потому что всё ещё не очень хорошо ориентировалась в лесу) и наслаждаться блаженным одиночеством. Неля также выучилась ездить верхом, о чём давно мечтала. Правда, на это увлечение требовалось время, которого у неё часто не хватало. Много сил отнимала работа в школе, затем – декрет…
Помимо всего прочего, Неля стала посещать мезенский детский дом. Слово «волонтёрство» она не любила, считая его слишком уж официозным. Она просто приходила к ребятам в гости, дарила им одежду, игрушки и книги, учила в игровой форме простым английским и французским песенкам. Откровенно говоря, состояние детского дома приводило её в натуральный ужас. Здание давно требовало капитального ремонта. Неля не представляла себе, как можно было жить – точнее, выживать – в подобных условиях. Стены, выкрашенные в грязно-зелёный цвет, местами облупились и производили давяще-неопрятное впечатление. В спальнях воспитанников всё было разрисовано граффити либо исписано похабщиной. Электропроводка находилась в таком плачевном состоянии, что вероятность пожара маячила вполне реальной, а не иллюзорной угрозой. В туалеты страшно было зайти…
Но самым кошмарным было даже не состояние детдома, а отдельные судьбы конкретных детей. Почти каждый из них пережил большую или маленькую трагедию, оставившую шрамик на сердце. Отец Николай и матушка Ольга из местного прихода, тоже частенько проводившие время в детском доме, рассказывали Неле истории этих несчастных ребятишек. Многих подвергались регулярным побоям в родном доме, пока их родителей не лишили прав. Одна шестилетняя девочка стала свидетельницей двойного убийства: сначала мать зарезала отца, а потом друзья отца жестоко прикончили мать… Неля не могла без содрогания выслушивать всю эту дичь. Хотелось обнять каждого ребёнка, прижать к сердцу, обогреть, бережно подуть на многочисленные душевные раны и залечить их все до единой…
