Юлия Климова
Ветер подскажет имя

Глава 2

Пять женщин…

Глеб расхаживал по гостиничному номеру как зверь в клетке, дымил сигаретой и то смотрел на часы, то в окно, то бросал весьма выразительные взгляды на потолок. «Хорошо устроились… Вы там, значит, бумажки перебирать будете, а я тут гибнуть на передовой? Предлагаю – три. Это же отличная цифра, не находите? А если учесть, что одну красавицу я уже пристроил в хорошие руки, то остается не так уж и много. Екатерина Алексеевна Щербакова. Ладно. Пусть. Потом еще какая-нибудь Марья Ивановна, и все. Точка!»

Он резко сел в кресло, положил ногу на ногу и скрестил руки на груди. Но ответа традиционно не последовало, Глеб не имел права диктовать условия или торговаться. Вернее, попробовать мог, но еще ни разу подобные разговоры не закончились в его пользу. Собственно, они всегда заканчивались самой обыкновенной тишиной.

Просидев неподвижно около трех минут, Глеб медленно поднялся, достал из холодильника пиво, открыл бутылку, сделал два больших глотка и театрально-торжественно произнес:

– Дамы и господа, леди и джентльмены, перед вами лучший Амур всех времен и народов. А что это значит? – Он усмехнулся и прищурился, точно уже начал искать, в кого бы прицелиться отточенной стрелой. – А это значит, что хотите вы того или нет, но однажды я постучусь в вашу унылую дверь, чтобы сделать вашу жизнь… Ну, скажем, невыносимо прекрасной. Вы готовы стать счастливыми? Нет? А кого это волнует? Уж точно не меня. – Стукнув бутылкой по столу, Глеб сунул руки в карманы спортивных брюк, поднял голову и спросил: – Многоуважаемая Небесная канцелярия, я сейчас все правильно объяснил? Замечаний и поправок не будет? Отлично… – Глеб помолчал немного, раскачиваясь на пятках, затем вразвалочку направился обратно к креслу. – Ладно, будь по-вашему, но потом я получу свободу. И не какую-то жалкую – на неделю, а нормальную! Слышите?! Хотя бы на месяц. – Он улыбнулся и произнес тихо, растягивая слова: – Катя Щербакова… Катя… Хорошее имя, между прочим.

У Глеба была своя Катюшка, но эта история насчитывала больше десяти лет.

Когда-то он довольно весело жил, ни в чем себя не ущемлял, в темное время суток частенько бодрствовал, а днем отсыпался. Ночные клубы имеют свойство затягивать в свои сети, а легкие деньги дарят те удовольствия, к которым быстро привыкаешь и от которых потом и не думаешь отказываться. Алкоголь, женщины, «бравые» приятели – все краски лихой жизни. Кто-то, проходя мимо, хлопнет по плечу, мол, как дела, пойдем посидим, выпьем, а кого-то зацепишь взглядом ты: «Эй, давай сюда! Мы тут нормально сидим, присоединяйся!» Необременительная дружба без обязательств, начинающаяся и заканчивающая почти всегда или за барной стойкой, или за карточным столом. Но однажды на твою обманчиво пеструю жизнь по непонятной причине проливается свет, и нежное, трогательное создание каждый вечер, засыпая, с мольбою начинает шептать: «Господи, сбереги его, не меня». И вроде не заслужил, а все равно шепчет. Откуда взялась такая?..

С Катюшкой Бероевой Глеб познакомился в любимом ночном клубе. Странная картина: среди прыгающих пятен цветомузыки и сигаретного дыма – хрупкая девушка в инвалидной коляске. Легкое белое платье, летние рукава-крылышки, светлые волнистые волосы и большие голубые глаза. «Люди добрые, да что ж это делается. Ангелы шляются по ночным забегаловкам!» – с иронией тогда подумал Глеб. А она влюбилась в него, вот в такого, и никто не смог бы ей запретить мечтать о невозможном счастье. «Как вас зовут? Вы уходите? Спешите? Жаль…» – в ее голосе не было кокетства или игры. Инвалид, семнадцать лет, негде ей было грязи нахвататься. Катюшка… Она уговорила отца пригласить Глеба на работу в их дом. «Обидишь ее… убью», – предупредил Бероев и устранился, не мешая дочери общаться с тем, с кем она считала нужным. Он знал, ей остались считаные дни, так чего уж теперь…

Катюшка не умела скрывать чувств, и Глебу нравилось ее поддевать: выполнит обязанности няньки и уезжает туда, где много красивых женщин, а коньяк и виски льются рекой. «Я скоро умру, – произнесла она однажды. – Ты только папе не говори, что мне это известно, а то он расстроится. Хочешь, скажу правду? Я много думаю о тебе… И знаешь, о чем я теперь прошу Небеса? Я говорю так: „Господи, сбереги его, не меня“. Глеб, ты неправильно живешь, а я не хочу, чтобы ты потом мучился».

Ангелы, они такие. Не за себя молятся.

Как же Глебу нравилось дразнить Катюшку, смешить, заглядывать в ее голубые глаза и читать в них так много… Но она умерла, и в черно-серой жизни не осталось ничего хорошего. Будто ему дали шанс понять, прочувствовать, попробовать, как может быть, если заслужить и пойти другой дорогой. «Господи, сбереги его, не меня». Глеб тогда не знал, что Катюшка этими простыми словами, произнесенными много раз тихо и искренне, действительно спасала его.

Полгода он мотался по разным городам, работал на звезд шоу-бизнеса, устраивал рекламную шумиху, когда требовалось – прикрывал вверенных ему певичек, традиционно пил и гулял, получая привычные удовольствия. Но теперь тянуло на подвиги, чтоб адреналин зашкаливал, мысли путались, и воспоминания не давили на душу и совесть. «Да пошли вы все…» – Глеб все чаще произносил эту фразу и несся дальше. Туда, куда влекло течение беспутной жизни.

Вернувшись в Москву, он первым делом направился в ночной клуб. Почему бы не отдохнуть со старыми добрыми приятелями, наверняка соскучились, да и есть о чем рассказать, наколесил по стране немало. Вот там-то Глеб в пылу беседы и поспорил с тощим скрягой Павлом Демченко, что выпьет полбутылки водки и бодро пройдется по краю крыши. Четвертый этаж, это ж не пятнадцатый, лететь недолго. Алкоголь так часто дарует ощущение бессмертия…

Глеб прошел не много: нога подвернулась, картинка задрожала, сердце дрогнуло, и он устремился вниз, где холодный асфальт терпеливо ждал свою жертву. Смерть была глупой, быстрой и безболезненной, а затем: долгая, тягучая темнота, ватная невесомость, пот по спине ручьем, притупившиеся чувства, слабость во всем теле…

Куда? Зачем? С возрастающей скоростью Глеба тащило вперед, в черноту, туда, откуда веяло гарью и смрадом, с каждой секундой воздух становился горячее, и можно было не сомневаться: главное пекло уже близко, буквально рукой подать. Но невидимая дорога оборвалась, Глеба развернуло и потянуло в другую сторону. Тошнотворные запахи остались далеко позади, короткая вспышка на мгновение ослепила, ноги коснулись пола, и удушающее одиночество подкатило к горлу. Невозможно чувствовать себя спокойно после такого путешествия, да еще в голове настойчивый молоточек: «Я умер? Я умер? Здесь кто-нибудь есть?..»

Да, умер.

Упал с крыши.

Раз – и все.

Навсегда.

Оказавшись в большом белоснежном помещении, рядом со столом, за которым сидел мужчина в белом костюме и белой рубашке, Глеб не мог отыскать в душе уверенность. Не каждый день приходится прощаться с жизнью и отправляться на тот свет. Шершавый страх полз по спине, а интуиция подсказывала, что он здесь такой один… «простой смертный». Самое время задавать вопросы и получать на них ответы.

Незнакомец занимался бумажной работой и не обращал внимания на гостя. Или… делал вид, что не обращает.

«– Где я?

– В Небесной канцелярии.

– И что я здесь делаю?

– Стоите, мнетесь, любопытствуете и мешаете мне работать».

Глеб угадывал иронию в каждом слове, но лицо незнакомца не выражало никаких эмоций. Как же хотелось перечеркнуть непонятную реальность, изменить настоящее и опять оказаться в клубе с друзьями-приятелями. Уж он бы теперь не полез на крышу, да и, возможно, пересмотрел бы количество потребляемого спиртного на ближайшую неделю.

«– Объясните, что происходит? Я все же скончался, и мне нужна срочная психологическая помощь. Как тут у вас с милосердием, а?

– Не стоит повышать голос. Все просто. Вы, как бесспорный грешник, должны были попасть в ад, но за вас просила добрая и чистая душа, мы не можем ей отказать.

– Какая душа?

– Добрая и чистая. У нас долг перед этой душой, поэтому мы вынуждены выполнить просьбу».

Катюшка… Значит, не зря она молилась и верила, что спасет. Маленький ангел с большими голубыми глазами, крошка, победившая в игре «Кто сильнее?». Глеб бы многое отдал, чтобы увидеть ее хотя бы раз, но перед грешниками двери рая не открываются.

«– Отлично, в ад мне нельзя, в рай не пускают. И где я должен торчать, по-вашему?»

Сначала ответом была тишина, а затем незнакомец протянул Глебу обыкновенную анкету и спокойно произнес: «Добро пожаловать в Небесную канцелярию».

На Земле, как оказалось, предостаточно дел для «бессмертных охотников». А если постараться и выполнить задание на пять с плюсом, то можно получить заслуженный отдых с весомой порцией свободы.

Теперь Глеб мотался по городам и селам, чему был несказанно рад (хорошо хоть за бумажную работу не посадили, есть ли что-то хуже этого?), и за десять лет вполне привык к новой жизни. То где-то гибли в огне исторические архивы, то любители легкой наживы намеревались обчистить церковь, то археологи взялись за раскопки не там, где нужно, то тайное могло стать явным намного раньше положенного срока… Для решения поставленных задач Глеб получал определенный объем «волшебной» силы, которую не следовало транжирить направо и налево (восполнялась-то она медленно), и это здорово помогало в некоторых ситуациях. И все шло бы отлично, но что делать с горячо любимыми вредными привычками, наглостью, цинизмом и, главное, со скукой? Глеб и не собирался становиться другим, наоборот, в тот день, когда он впервые поступил на службу, и начались его особые отношения с Небесной канцелярией. Душа требовала хотя бы иллюзию свободы, не отказывать же ей в такой малости. «Ладно уж, пойду спасу мир в сто первый раз. А вы тут ждите меня, скоро вернусь».

Иногда Глеб пускался во все тяжкие и явно перебарщивал. Поутру, выползая из своей белоснежной комнаты с чугунной от похмелья головой, он разводил руками, улыбался, наливал воду в большой стакан, говорил: «У меня был тяжелый день, надеюсь на понимание, сочувствие и поддержку», – и вразвалочку удалялся к себе, отсыпаться. Но чуть больше двух недель назад Глеб переборщил: не стоило тащить в Канцелярию бутылку виски и, размахивая руками, с трудом удерживая равновесие, петь и отбивать чечетку на белом столе. Потом даже не получилось вспомнить: рухнул ли он в пылу ритма со стола на пол или ему помогли слезть… Очнулся Глеб в лесу, и чуть позже ему дали понять, что терпение лопнуло и за содеянное придется отвечать. Нет, он больше не первоклассный охотник за артефактами, не спаситель пыльных библиотек, не добытчик и не ловец, у него появились новые обязанности, цели и задачи: он должен помогать одиноким женщинам в поисках любви. То есть теперь он… «Долбаный Амур!»

Глеб надеялся, что речь идет только об одной девушке и, смирившись с неизбежным, отправился в Утятино, где помог Лесе Сотниковой стать счастливой. «Практически сказочного принца ей подогнал, не мешало бы и поблагодарить меня за это». Но оказывается, это была лишь малая доля наказания… Пять женщин. Пять!

– Катя Щербакова, – повторил Глеб, вспоминая поломанный почтовый ящик и узкий белый конверт. «Аукционный дом „Ампир“ и галерея „Витроль“ приглашают Вас на закрытый аукцион…» – Значит, свидимся завтра.

Та сила, которую Глеб получал на выполнение какого-либо задания, позволяла многое. Например, прочувствовать предметы и извлечь информацию об их прошлом или настоящем, если, конечно, ничего не мешает сосредоточиться и пробраться под слои времени. Частенько получалось управлять людьми, исключения составляли слишком сильные, умные, независимые личности. Бывало, Глеб чувствовал запрет Небесной канцелярии: «На судьбу не влиять», такого человека он и не трогал.

– Станешь ли ты меня слушаться, Катя? Сомневаюсь… Наверняка тоже окажешься крепким орешком…

Скорее всего, завтра включится внутренний навигатор, и Глеб всегда будет знать, где приблизительно находится его новая подопечная. Это удобно, особенно в большом городе, но дома, стены, замки и двери не позволят подобраться к Екатерине Щербаковой близко…

– Может, по-быстренькому сменить пол с мужского на женский и стать ее лучшей подружкой? – усмехнулся Глеб, почесывая небритую щеку. – Ладно уж, не волнуйтесь, я на такие подвиги категорически не способен.

* * *

Давным-давно…

Платоновы имели обширные связи в торговой среде, и Павел нехотя принял приглашение на торжественный ужин, посвященный шестидесятипятилетию главы семьи. Буженина под луком, соленая и копченая рыба, запеченная утка, рулеты из индейки на гречневой каше, телятина с черносливом и изюмом, пироги и кулебяки, всевозможные закуски занимали большую часть стола и являлись гордостью Марьи Ильиничны Платоновой.

– Кушайте, милости просим, – мягко улыбаясь, говорила она и поглядывала на разомлевшего от клюквенной настойки мужа. – Василий Семенович буквально требовал подать ровно то, что готовила его матушка, никаких новшеств не жалует.

Но присутствующие ели скромно, их куда больше интересовали разговоры и предстоящие танцы, чем еда. Огромный дом Платоновых, раскинувшийся крестом неподалеку от церкви и речки, позволял принимать много гостей и устраивать те увеселения, которые были угодны хозяевам. Наблюдая за размеренным ходом вечера, Павел не мог не вспоминать званые ужины в Петербурге, где присутствовала легкость и интрига, где он получал столько удовольствий… В том числе и от устриц.

– Я все гадаю, когда у тебя закончится терпение и ты уедешь отсюда, – усмехнулся Гришка, осторожно разглядывая юную блондинку в бледно-розовом платье с атласным поясом и полупрозрачными цветами на груди.

– Не раньше июля, – ответил Павел и лениво проследил за взглядом приятеля. – Вечно тебя тянет на тощих.

– И я поеду. Отец обещал отпустить хотя бы на месяц, а если он узнает, что я с тобой, то и вовсе возражать не станет.

– Нашел твой родитель, кому доверять.

– Да, он тебя уважает и мне в пример всегда ставит. – Гришка улыбнулся и сморщил острый нос. Ему очень хотелось походить на Павла, но добродушный характер и простота никак не позволяли развиться уверенности в себе, холодности и цинизму. – Смотри, Стрыгин приехал, сейчас напьется и прицепится к кому-нибудь, дела у него вроде с осени пошли хуже, поговаривают, всю зиму злой как собака проходил.

Нехотя обернувшись, Павел увидел нового гостя и презрительно скривил губы.

– Похоже, наши с ним дорожки пересекутся на торговле лесом.

– Как бы не было у тебя проблем, – ответил Гришка.

– Я сам кому хочешь проблемы устрою. Это дочка его?

– Нет, падчерица – Александра Образцова. Приятная, да? Стрыгин ее от себя ни на шаг не отпускает, поговаривают, что мать ей оставила большое наследство, вот только Александра может получить его лишь после замужества. Наверное, мать боялась, что иначе Стрыгин все отберет, да и хотела, чтобы дочка сама себе мужа выбирала. Деньги-то позволяют.

– Ее мать давно умерла?

– Года три уж. Подозреваю, Яков Петрович несчастную и извел. Я слышал, что прошлой весной он собак на своего работника спустил, а кто ему что сделает? Боятся, да и куплены все у него.

Павла не слишком интересовала персона Стрыгина, а вот Александра опять привлекла внимание. Просто одетая, худенькая, маленькая, она стояла рядом с широкоплечим громоподобным отчимом и, коротко улыбаясь, скромно отвечала на приветствия. Вокруг нее точно существовала невидимая стена, которую хотелось не только разрушить, но и растоптать. Павел не смог бы объяснить почему. Вероятно, от того, что эта стена была сильнее его и защищала Александру? «А я предпочитаю беззащитных».

– Сколько ей лет?

– Если не ошибаюсь, семнадцать. – Гришка уже терял интерес к Стрыгину, и, как назло, предмет его наблюдений – незнакомая худенькая блондинка – куда-то исчезла.

Мысленно Павел вернулся к встрече около поля, Александра тогда ехала домой в пролетке, и то смутное ускользающее ощущение давней встречи вновь обожгло сердце. Наклон головы, глубокий взгляд, тонкие руки, волосы по плечам и резкое солнце, от которого хочется отмахнуться…

«Вспомнил. Года четыре назад я навещал брата… начало лета… нескладная девчонка плела венок у реки…»

Он тогда забавы ради решил ее напугать: проплыл под водой и резко вынырнул близко к берегу. А она не испугалась, положила венок на край мостка, сказала: «Это вам», сверкнула зелеными глазами и убежала, оставив после себя невидимое облако пыльцы одуванчиков.

Павел широко улыбнулся, посмотрел на скучающего Гришку и, предчувствуя охоту, смешанную с удовольствием, уверенно произнес:

– Я хочу ее.

– Кого?

– Александру Образцову.

– Сдурел? Зачем она тебе нужна?

– Точно сказать не могу, – насмешливая улыбка скользнула по тонким губам Павла, – но меня это явно развлечет.

– Ты жениться, что ли, собрался? – на всякий случай уточнил Гришка.

– Нет, это, конечно, не для меня.

– Тогда как?

– Сейчас ты задал один из самых глупых вопросов.

– Пашка, жизнь ей испортишь, и не сомневайся.

– Выйдет потом замуж, как все.

– Не связывайся со Стрыгиным, помяни мое слово, плохо дело закончится! – У Гришки от волнения на лбу выступил пот и раскраснелись щеки.

Павел еще раз посмотрел на Александру, скользнул взглядом по ее аккуратной фигуре и тихо, но твердо произнес:

– Плевать на все.

Глава 3

Еще утром Катя внимательно изучила сайт галереи «Витроль». Задержавшись на странице с фотографиями интерьера, она сделала первую попытку уловить атмосферу и подобрать одежду для аукциона. К счастью, залы не слепили золотом и хрусталем, по углам не стояли античные скульптуры и мраморные львы, не устремлялись вверх к потолку зеркала в тяжелых узорчатых рамах. Да, помещения большие, наверняка по ним любит гулять эхо, и обстановка, конечно, говорит о том, что галерея не из рядовых, но оформление сдержанное, в серо-бежевых тонах, и общая аура спокойная и приятная.

Сначала Катя выбрала длинную черную юбку и белую блузку с широкими рукавами и кружевными манжетами. С одной стороны, строго, с другой, есть определенный романтизм и претензия на душевную свободу. А свободы там явно будет не хватать, вряд ли получится чувствовать себя комфортно среди желающих купить коллекционные мужские часы.

«Я буду тайным агентом, подглядывающим и подслушивающим… – Катя коротко улыбнулась и прошлась задумчивым взглядом по вешалкам. – Доверьте мне свои маленькие и большие секреты, я никому о них не скажу… Возможно».

Хорошее настроение и немного шаловливый настрой торопили время и заставляли фантазировать. Вдруг у нее что-нибудь спросят…

Какими судьбами?

Что бы хотели приобрести?

«Понимаете… Я не знаю, почему я здесь, и меньше всего на свете меня интересуют часы, – мысленно отвечала Катя и пожимала плечами. – Но мне очень интересно, что и как произойдет. Не волнуйтесь, я не стану мешать, лишь посижу тихонько на своем двадцать восьмом месте, а потом уйду, растворюсь в воздухе».

С одеждой она окончательно определилась к трем часам: все же платье. Светло-серое, по фигуре, не длинное и не короткое – чуть ниже колен. Несмотря на плотность, ткань дарила уют, элегантность и простота радовали глаз в отражении. Если захочется, то всегда можно слиться с окружающей средой, а если душа потребует решительный шаг вперед, то ничто не помешает сделать это.

С волосами Катя мудрить не стала. Каре заканчивалось чуть ниже подбородка, вариантов для укладки предостаточно, но лучше просто расчесать, немного взбить и с одной стороны убрать пряди за ухо. Идеальность в образе бывает скучна и часто добавляет возраст, Катя любила небрежность – легкую, почти неуловимую. Собственно, о возрасте ей можно и не беспокоиться, благодаря природной худобе, обаятельной улыбке, красоте выразительных серых глаз, ухоженности Катя выглядела гораздо младше своих двадцати девяти лет.

К вечеру похолодало, но не хотелось брать плащ, и эту проблему Катя решила иначе – вызвала такси. Удобно устроившись на заднем сиденье, она смотрела в окно, размышляла над тем, зачем ей все же прислали приглашение, и гадала, удастся написать интересную статью или нет. Не про весомые лоты и различные ценности, представленные в «Витроле», а про людей: как они ведут себя, как приглядывают друг за другом, ловят движения, взгляды, как бьются за желаемую добычу и как расстраиваются, если проиграли.

Дверь галереи – высокая, тяжелая – открылась и закрылась бесшумно, что совсем не подходило тому впечатлению, которое она производила. Катя ожидала услышать скрип и скрежет и даже почувствовала разочарование от того, что ее предчувствие не подтвердилось.

«Куда идти? Где пятый зал?»

Сайт не обманул, увиденное точно совпало с фотографиями: специально состаренная серая доска пола, светлые бежевые стены, редкие черные акценты, картины, стеклянные этажерки на высоких ножках, то слишком яркое, то приглушенное освещение, большие окна… Посетителей совсем мало, и эхо действительно скачет от стены к стене, от пола к потолку: шаги звучные, голоса одновременно приглушенные и яркие.

Третий зал… четвертый… А вот и пятый.

– Добрый день. Ваше приглашение? – бархатным голосом попросил высокий светловолосый мужчина в черном костюме.

– Одну минутку.

Вынув из сумочки конверт, Катя протянула приглашение и замерла, ожидая ответа. Последний рубеж, преодолев который, она получит возможность тайно понаблюдать за чужими страстями.

– Пожалуйста, проходите, – мужчина кивнул и открыл дверь.

* * *

Глеб почувствовал ее, но не стал оборачиваться сразу, давая возможность обжигающему любопытству пробежаться по позвонкам и накалить нетерпение до предела. Еще секунда, еще одна, вот сейчас… Мышцы напряглись, голова медленно повернулась влево, улыбка скользнула по губам, глаза прищурились в попытке сразу выхватить из картинки «жертву» – Екатерину Щербакову.

«Что ж, спасибо, очень даже неплохо… Но буду честен, экземпляр на твердую пятерку не тянет. Это я о том, что грудь маловата. – Глеб усмехнулся и огляделся, будто выбирал, к какой подойти картине, затем сделал несколько шагов к яркому натюрморту и остановился, сунув руку в карман. – Метр семьдесят, пожалуй, есть… Притягательная, я бы даже сказал, нездешняя… В хорошем смысле этого слова. И слишком худая, на мой вкус. Возраст, возраст… – пропел он, гадая. – Та-а-ак… Давно перевалило за двадцать, но тридцатника еще нет. Двадцать пять? Двадцать семь? Да, приблизительно так. Хорошо, что не восемнадцать, хотя… Еще неизвестно, с кем больше возни. Ну, самое время подвести итог: счастью быть, и есть шансы уложиться в рекордно короткие сроки. Осталось только принца дождаться, но, как показывает практика, этого добра поблизости всегда хватает. Даже лишние остаются».

К великому сожалению Глеба, он не мог заставить двух людей полюбить друг друга (по-быстренькому), а это значительно бы ускорило дело: тяп-ляп – и готово, живите и радуйтесь. Любовь всегда игнорирует любые приказы и живет лишь по собственным законам, в этом Глеб лишний раз убедился в Утятино. Концентрируй внимание, формулируй фразу, оттачивай стрелу сколько хочешь, прицеливайся… Бесполезно. Максимум, на что можно рассчитывать, – на симпатию, но сколько она продлится? Вряд ли долго, искусственные чувства претендовать на вечность не могут. Исключено.

«Скорее всего, ты мне тоже не подчинишься, – подумал Глеб, останавливая взгляд на макушке Кати. Чуть помедлив, он ровно и четко без каких-либо эмоций добавил: – Подними правую руку и коснись щеки».

– Что и требовалось доказать, – тихо произнес Глеб, наблюдая за тем, как Катя открывает сумочку и достает конверт с приглашением. «И откуда же вы все такие пуленепробиваемые беретесь, а?»

Перед Катей распахнулась дверь, она вошла в зал и скрылась из виду, Глеб провел пятерней по волосам и вразвалочку направился вдоль стены, увешанной картинами. Кривая дорога и покосившийся забор, река, дерево и лодка, осенняя листва, скамейка и одинокая ворона… Глеб относился к живописи с прохладным равнодушием и меньше всего любил как раз пейзажи, но ему нужно было немного подождать и только затем пойти следом. Пусть усядется, устроится, увлечется аукционом.

«Кстати, почему ее пригласили? Может, назначена встреча? Кем она работает и где?.. Ничего, Катя-Катерина, скоро познакомимся поближе, и я узнаю все твои секреты. Они же у тебя есть, правда?»

Глеб приблизился к двери пятого зала и остановился, ожидая вопроса.

– Добрый день. Ваше приглашение?

– Честно говоря, забыл его дома, но, думаю, вы меня пропустите и так. Я, знаете ли, давно мечтаю прикупить знатные часы, да все некогда. – Глеб коротко улыбнулся, в его глазах полыхнул огонь. Той самой особой силы стало чуть меньше. – Сейчас я пройду, – тихо добавил он. – А ты будешь стоять и молчать. Все просто.

Мужчина в черном костюме еле заметно вздрогнул и, мгновенно потеряв интерес к стоящему напротив гостю, отвернулся. Глеб дернул изогнутую ручку двери на себя и зашел в зал. А вот теперь на сцену должны выйти уверенность и наглость, иначе не получится устроиться рядом с Екатериной Щербаковой, и что-то важное наверняка останется незамеченным. А сейчас, по сути, важно все. Да уж, порадуют любые подробности.

«Ну что, малышка, начнем игру?»

Глеб подошел к скучавшему в углу стулу, подхватил его и решительно зашагал к сцене, перед которой полукругом в несколько рядов стояли широкие кресла с низкими спинками.

Катя сидела в предпоследнем ряду ближе к краю, и это было очень удобно: не придется пробираться вглубь, все пройдет тихо, без привлечения чьего бы то ни было внимания.

«Кажется, мне следует поторопиться, – хмыкнул Глеб, заметив, что Катя разговаривает с двумя мужчинами. – Один справа, другой слева… Картина маслом! А я, пожалуй, скромно пристроюсь сзади, не против? Жди, уже иду».

Он хохотнул и ускорил шаг.

* * *

Пятый зал кардинально отличался от остальных: нет предметов искусства и старины, с небольшим подъемом сцена, темно-коричневая трибуна с двумя аккуратными микрофонами, широкий белый экран по центру противоположной стены, ряды мягких бордовых кресел. До начала аукциона оставалось полчаса, еще не все приглашенные собрались, и шум голосов пока не нарушал тишину.

Подойдя ближе к сцене, Катя попыталась отыскать свое место, но оказалось, что нумерация имеет странную логику: последовательность шла не по горизонтали, а скакала в шахматном порядке, а на некоторых креслах была указана не только цифра, но и буква. Создавалось впечатление, что расстановкой занимался или чудаковатый администратор, или слишком уж творческая личность. Катя, улавливая в душе ноты волнения и удовольствия, предпочла второй вариант. Происходящее нравилось, интрига захватывала, веселье щекотало нос, и приходилось сдерживать постоянную улыбку.

«Чувствую себя сказочной принцессой, заблудившейся в лесу».

Наконец, добравшись до двадцать шестого места, Катя вздохнула с облегчением, но предположительно на ее двадцать восьмом сидел молодой мужчина. Белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, черные брюки и начищенные до блеска ботинки. Почему-то сначала Катя оценила именно одежду, а лишь потом посмотрела на лицо и встретила спокойный вопросительный взгляд:

– Вы хотите пройти?

Мужчина встал, и Катя сразу увидела цифру на спинке кресла.

– Извините, кажется, это мое место…

Протянув приглашение в качестве доказательства, она чуть подняла голову и вновь заглянула в зеленые глаза незнакомца и не обнаружила в них ни удивления, ни раздражения. Он смотрел так, будто перед ним на травинке качалась бабочка, которая от резкого движения могла упорхнуть в любую секунду. Кате понравились и открытое лицо, и короткие волосы цвета горького шоколада, и ямочка на правой щеке. Внешность приятная, располагающая и при этом мужественная.

– Виноват, признаюсь. – Мужчина улыбнулся и указал на кресло. – Пожалуйста, присаживайтесь.

– Спасибо, – улыбнувшись в ответ, Катя заняла свое место.

В душе отчего-то остался настойчивый след недосказанности, разговор хотелось продолжить, но подходящие слова сразу не нашлись. Мужчина сел рядом, и это стало приятным моментом: он ошибся совсем немного, было бы жаль, если б он ушел.

– Честно говоря, я занял ваше место не по ошибке.

– А почему?

– Мы запоздало сообразили, что хотим попасть на аукцион, остались только эти места. Вам не кажется, что здесь очень странная нумерация? Первый раз встречаю такое.

– Согласна. – Катя кивнула и автоматически повернула голову вправо. Если она правильно поняла, именно с этой стороны сидел тот, с кем пришел ее собеседник. Вообще-то, она легко может уступить место, ей точно не важно, с какого кресла наблюдать за ходом аукциона. Особенно если учесть, что она здесь случайный гость и совсем уж не ценитель мужских часов, да и не поклонница Марка Гутмана.

Вторым соседом тоже был мужчина, но солиднее, старше, явно более сдержанный и, кажется, чем-то недовольный. На это намекали сжатые губы и глубокая морщина между тяжелыми бровями. Катя опустила взгляд на руки и отметила, что они явно сильные и… жесткие. Интересно, так ли это?

– Добрый вечер, – произнес он.

– Добрый вечер, – ответила Катя, испытывая определенную неловкость.

– Давайте знакомиться, – с долей легкости предложил первый сосед и сразу представился: – Андрей Кравцов. А это мой начальник – Федор Дмитриевич…

– Не обязательно так официально. Федор.

– Очень приятно, я – Катя. Катя Щербакова. Может, вы все же сядете вместе? Вам наверняка будет что обсудить, а мне не важно…

– О, нет, – перебил Андрей. – Мы не станем причинять вам неудобство.

– Какое неудобство? По сути – это ерунда…

Катя сделала попытку встать, но рука Федора Дмитриевича легла на ее локоть осторожно и предупредительно.

– Прошу вас, оставьте все как есть. Не лишайте одного из нас возможности сидеть рядом с вами. Аукцион обещает быть скучным. Гутман наверняка сделает его еще и бесконечным, так что луч света в этом банальном темном царстве нам не помешает. Как видите, я эгоистичен в своей учтивости.

– Вы не планируете что-либо покупать? – спросила Катя.

– Нет, – категорично ответил Федор Дмитриевич.

– Тогда почему вы здесь? Извините, я, наверное, проявляю слишком много любопытства…

– Все просто. – Андрей сел более свободно и без интереса посмотрел на сцену. – Визит вежливости, мы пересекались с организаторами ранее и знаем, что для них приятно наше присутствие. А вы какими судьбами?

– Мне прислали приглашение по почте, – честно ответила Катя. – Не знаю почему. Это закрытый аукцион, и я полагала, что на подобных мероприятиях лишних людей не бывает.

– Не называйте себя так, – сухо возразил Федор Дмитриевич. – Всему найдется объяснение. Возможно, вы здесь главный персонаж, без которого не поднимут и не опустят занавес. Как известно, пути Господни неисповедимы.