Юлия Еленина
Твоя любимая жертва

Пролог

Под туфлями скрипнуло стекло, и, казалось, даже этот звук эхом отдался от стен и оглушил.

– Черт, – прошептала я, посветив фонариком себе под ноги.

Осколки от стекла межкомнатной двери перемешались с пылью и грязью. Деревянный пол на удивление не скрипел. Не слышалось завывание ветра в пустых глазницах окон. Не шуршали мыши по углам. Хотя жрать им здесь наверняка нечего.

Дом был мертв…

Я остановилась и снова прислушалась. Несмотря на обстановку, мое сердце билось ровно, дыхание было спокойным.

Все правильно, страх должен возникать тогда, когда что-то не можешь понять, а здесь все предельно ясно.

Я одна. Бояться нечего.

Двинувшись дальше, я дошла до лестницы. Выглядела она совсем шаткой, истлевшей.

"Выдержит", – сразу же просигнализировал внутренний голос. Я даже не думала просчитывать вероятность перелома нескольких костей, но то, что жило внутри меня, уже сделало все подсчёты.

Отделаюсь парой заноз.

Прижав фонарик подбородком к груди, я начала карабкаться, пока черный квадрат над головой не поглотил меня.

Здесь воздух был другим. Больше пыли, но ещё и… Я закрыла глаза и сосредоточилась. Смола. Едва уловимый тонкий аромат.

Свет фонарика прошёлся по потолку, стенам, полу. Судя по всему, прежде чем жильцы покинули этот дом, последней переделали мансарду. Точнее, хотели переделать От вагонки и шел запах.

– Ну же, – продолжала я шарить своим маленьким источником света по каждому сантиметру мансарды. – Ты должен был оставить что-то именно для меня.

Что-то, что я должна увидеть даже в темноте.

"Опасность", – снова застучало в голове.

Что успел уловить и просчитать мой мозг, пока я искала подсказку? Оставив это занятие я снова закрыла глаза и прислушалась.

Хруст… Кто-то наступил на те же осколки, что и я.

Выключив фонарик, я прислонилась спиной к стене и стала ждать, слушать. Тишина…

Но внизу кто-то был. Кто-то, кто хотел остаться незамеченным, как и я.

И все равно мое сердцебиение не учащается, дыхание не сбивается. Страх – плохой советчик. Он затмевает разум, заставляет действовать глупо.

"Твой талант нельзя подвергать воздействию страха", – вспомнила я слова своего учителя.

Но бояться я не умела и до встречи с ним. Мой инстинкт самосохранения основывался лишь на голых расчетах.

Лестница… Кто-то по ней поднимался. Что же, чему быть, того не миновать.

Открыв глаза, я начала привыкать к темноте. Стали угадываться очертания мансарды.

Мелькнули два зеленоватых огонька. И прежде чем любой нормальный человек испугался бы, буквально за сотые доли секунды, мозг выдал заключение: "Прибор ночного видения". Вывод: скрываться уже бесполезно.

– Кто вы? – спросила, снова включая фонарик, но отвела в сторону, зная, что могу ослепить человека.

– Надо же, – ответил мужской голос, кажется, человек даже не удивился моему присутствию. – А вы? Любопытная гражданка?

– Именно.

Сам придумал, пусть сам и верит. Люди чаще всего так и делают.

"Думаю так, будто себя к людям не отношу".

– А я неравнодушный гражданин.

Он подходил ко мне, сняв прибор. Я уже могла его видеть, пусть и нечётко. И когда между нами оставались сантиметры, я хотела осветить его лицо, но он перехватил мою руку за запястье.

"Натренирован", – заметил голос в моей голове, оценив примененную силу, и явно не полную.

"Знает, как держать, чтобы обездвижить", – продолжал рассуждать.

"Скорее всего, военный", – сделал наконец-то вывод.

Мы так и стояли молча. Пока неравнодушный гражданин не сказал:

– Извини.

Плечо пронзила резкая точечная боль.

– Твою… – успела я произнести.

Кричать и материться на этого неравнодушного гражданина было бесполезно. Надо прислушаться к ощущениям.

Мышцы будто перестают слушаться, напрячь их не получается. Дыхание замедляется, как и сердце. Мой голос в голове заткнулся – угнетение сознания. Похоже на передозировку реланиума.

И прежде чем отключиться, я чувствую, как меня подхватывают на руки…

Глава 1

– Екатерина Тимофеевна, – позвал меня один из учеников, – а можно мы пока отвлечемся от подготовки к контрольной? Я хотел вам кое-что показать.

– Лишь бы не учиться, Денис? – спросила я.

– Да мы готовы, – загудел весь класс.

– Тогда потом за оценки мне не выговаривайте. Показывай, – согласилась я.

Май, одиннадцатый класс – где тут им до контрольных? Но я уверена, что они напишут. То ли во мне были заложены педагогические навыки, о которых я ещё год назад не подозревала, то ли дети мне попались умные.

Денис достал из кармана брюк лист бумаги и под новый гомон одноклассников: "Пиши на доске", взял мел, взглядом спрашивая у меня разрешения.

Я села вполоборота, откинувшись на спинку стула, и сказала:

– Прошу.

На доске начали появляться цифры: 208 161 208 188 208 190 209 130 209 128 208 184 32 208 184 32 209 131 208 178 208 184 208 180 208 184 209 136 209 140.

Класс притих, а я пока не понимала, чего от меня хотят.

– Вот, – отложил Денис мел и посмотрел на меня.

– И чем нам интересны эти натуральные целые числа?

– Может, это зашифрованное признание вам в любви, Екатерина Тимофеевна? – с последней парты послышался голос, и по кабинету пронеслись смешки.

"Шифр, шифр, шифр…" – заверещал голос в голове, услышав умное слово.

Он голодал. Он просил. Но я упорно его глушила.

– Тогда расшифруй, Хромов, – посмотрела я на остроумного ученика, чтобы только отвернуться от доски.

"Шифр, шифр, шифр", – настойчиво билось в голове.

Ещё один взгляд – и я начну прикидывать, подбирать, высчитывать. Не надо. Все. Математика одиннадцатого класса – мой максимум.

– А чё, я попробую.

Пока Хромов колдовал около доски, подставляя под числа буквы и начиная все заново, я почему-то задумалась, откуда у Дениса это взялось.

Мне это казалось важным. Из книги? Из какого-то фильма?

– Екатерина Тимофеевна, – почесал голову Хромов, исписавший своими предположениями почти всю доску, – что-то ничего не выходит.

На этой ноте нас и застал звонок. Все быстро потеряли интерес, начав собираться, а я остановила Дениса:

– Подожди.

Он сел за первую парту напротив моего стола и смотрел, как одноклассники покидают кабинет.

– Вы хотите спросить, где я это взял? – догадался парень.

– Именно, – кивнула я.

– Да так, – пожал он плечами.

"Ложь", – дала я волю голосу в голове, а он и рад анализировать невербальные знаки.

– Денис, – вкрадчиво попросила я, стараясь вызвать тональностью доверие, – не просто так ты хотел мне это показать.

Поначалу мне было сложно общаться с детьми, подростками и юношами. Но адаптироваться можно ко всему. И пара книг по возрастной психологии в помощь.

– Только это, – немного подумав, сказал Денис, – бате не говорите. Он меня убьет, если узнает.

– Хорошо, – кивнула я, понимая, что фильмы и книги пролетают.

– Мой батя же полицейский. Иногда домой какие-то копии притаскивает. Вот я увидел у него на столе листок с этими числами и множеством вопросительных знаков. Никто не понимает, видимо, что это такое. Бьются уже который день.

Да, наша полиция пока до отделов криптографии так массово, как в США, не дошла.

– А ты не видел, к какому делу относится эти числа?

Я сразу спросила, забыв, что передо мной ученик, а я всё-таки учитель. И мне надо было прочитать лекцию о том, что лезть в работу отца и полиции не стоит, это может быть опасно, но, во-первых, некрасиво.

– Екатерина Тимофеевна, а вам зачем?

– Да вот новости не читаю, – улыбнувшись, ответила. – Вдруг у нас маньяк в городе? А я бегаю по вечерам в парке.

"Купится мальчик", – зааплодировал голос.

Да, это было видно по его уже расслабленной позе.

– Вы не слышали об убийстве в пригороде? В старом доме мужика какого-то грохнули. Я слышал, как батя говорил по телефону, что бывалые менты ужаснулись. Но подробностей, конечно, никто не знает. И вот эти числа были на месте преступления.

Может, действительно маньяк?

"Маньяк-математик", – раздался смех в моей голове.

Да, глупость.

– Не слышала, – равнодушно бросила.

– Я пойду?

– Иди, Денис.

Как только он скрылся за дверью, я открыла журнал на той странице, где были данные о семьях учеников.

Верно, отец работает в полиции. Сенников Анатолий Егорович.

Захлопнув журнал, я снова уставилась на доску.

"Мы же можем это решить".

"Нам только надо понять, что это, и как два пальца".

"Мы все запомнили, давай дома подумаем".

– Да заткнись ты уже! – не выдержала я.

Это дело полиции, и меня оно никак не касается.

Глава 2

– Екатерина Тимофеевна, увлекаетесь программированием?

– Что? – не поняла я, повернулась к ученику десятого класса, который собирался вытереть доску.

"Программирование", – радостно завопил голос в голове.

И он просчитал все и сразу. Я обещала себе и не только, что больше никогда не подойду к компьютеру. В двадцать первом веке? Да.

– Аски, – сказала я вслух.

– Ага, – подтвердил Артем, уже занеся руку, чтобы вытереть с доски числа.

– Стой, – попросила я.

Десятки пар глаз уставились на меня, когда я поднялась и подошла к доске.

Взяла мел и надеялась, что ошибаюсь.

"Мы такие умницы".

"Это же очевидно".

"Мы расшифруем".

Да, все было очевидно, только я смотрела в другую сторону. Это не обычный бинарный код с нулями и единицами. Это усложнение для иностранного алфавита. То есть для русского.

Тот, кто в моей голове, дорвался до своей пищи. Я не хотела выводить эти буквы, но написала, не осознавая что. Все легко. Обычная система Аски. Таблица символов, которую я помнила наизусть.

Я даже забыла, что у меня за спиной тридцать учеников. Вглядывалась в буквы на доске, которые легли под числами.

– Смотри и увидишь, – сказала вслух.

Если бы не Артем, я бы в жизни не подумала о двоичных кодах. Потому что… Нет, только не компьютеры и программы. Я обещала себе, я обещала человеку, который дал мне новую жизнь.

– Осужденная Виноградова Екатерина Алексеевна, статья…

– Остановитесь, – прервал меня Марат Сергеевич и указал на стул. – Я знаю все ваши статьи и срок.

Начальник колонии вызвал меня впервые. Говорили все, что он хороший мужик, но лично пока не доводилось встречаться.

– Катя… Можно называть вас Катей?

"Он пытается втереться в доверие", – я даже поморщилась от звука этого голоса.

– Можете, но стучать я не буду, – сразу с места в карьер начала.

– Мне это и не надо.

Он мне импонировал. Мужчина в форме, но, кажется, с огромной душой. Все это я отмечала машинально, основываясь на словах и своих ощущениях. Мой мозг всегда распознает фальшь.

– В чем дело? – прямо спросила я.

– Вы кому-то очень сильно мешаете, Катя. Причем кому-то очень серьезному и со связями…

– Вы без таблицы это сделали? – удивился Артем. – Ничего себе.

Надеюсь, детям это не интересно. В коридорах на переменах они вряд ли станут обсуждать учительницу, которая решает закодированные послания по памяти.

– Вытирай, – сказала я, возвращаясь за свой стол.

"Смотри и увидишь".

"Мы видим больше остальных".

"Это специально для нас?"

Нет, мало ли, сколько психов ходит по земле. Но после уроков, придя домой, я не сдержалась. Взяла телефон и ввела в поисковую строку запрос. Информации по убийству не очень много, как и говорил Денис. Но теперь я знаю точный адрес, где это произошло. Даже фото дома есть.

"Но мы же знаем одного психа, который разбирается в Аски даже лучше нас".

Вот этого я и боялась. Да, знаю одного, точнее, знала. Но он давно мертв. Надеюсь, черви уже сожрали его гениальный мозг, который использовался не так, как надо.

"Не смеши нас. Мы тоже официально мертвы".

Сегодня подкрепленный умственной деятельностью голос был особенно разговорчивым. Но сейчас я его заткну скучной работой.

Выложив на стол две стопки тетрадей, я начала проверку. Как и предполагала, голос заткнулся. Не интересна ему математика старших классов.

Захлопнула последнюю тетрадь, когда уже стемнело, и перед глазами сразу всплыла школьная доска с цифрами и буквами.

"Смотри и увидишь".

Чертова фотографическая память!

"Если ты можешь помочь, то твой этический и моральный долг сделать это", – снова вспомнила наставления своего учителя.

Я могу помочь полиции. Я расшифровала послание. Но как это сделать? Я не должна привлекать к себе внимание.

"Мы можем осмотреть место преступления".

Только этого не хватало. Если меня там кто-то застукает, то проблем тоже не оберусь.

Нужно просто забыть об этом и жить дальше. Вкладывать в детские головы математику, проверять тетради, смотреть по вечерам телевизор…

"Мы ничего не забываем".

Ничего… Так, стоп! Я снова открыла вкладку с новостями об убийстве и начала искать глазами дату. Нашли труп восьмого мая утром. Как и кто нашел его в заброшенном доме, СМИ неизвестно. Получается, убили его, вероятно, седьмого.

Седьмое мая… Совпадение?

– Неужели ты жив, чертов ублюдок? – спросила вслух.

Глава 3

Пробуждение было отвратительным. Голова раскалывалась, мышцы все ещё оставались немного деревянными. И я была в больнице.

Этот запах я узнала, ещё не открыв глаза. Этот шум из коридора тоже. За окном все ещё темно.

Поднималась я как после сильной и очень долгой пьянки. Держалась за старую койку, чтобы не упасть. Потом за стены. Желание узнать, как я здесь оказалась, и желание сбежать тихо боролись во мне.

Документов у меня с собой не было. Из чего можно сделать вывод, что моя личность осталась неизвестной. Ориентируясь по висевшему в коридоре плану эвакуации, я пошла налево. Приемный покой наверняка не спит в любое время, можно будет выскользнуть незаметно. И я почти вышла в холл, до двери на улицу оставалось с десяток шагов, как меня кто-то окликнул:

– Екатерина Тимофеевна!

Вот черт!

– Да? – обернулась я, посмотрев на невысокую блондинку в белом халате.

Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы вспомнить. Она приходила в школу, чтобы попросить меня позаниматься с ее дочерью.

– А вы куда это? – удивилась она.

Не отвечать же ей, что здесь такой бардак, любой может зайти и выйти, когда вздумается.

– Подышать, – ответила я и снова оперлась рукой о стену.

– Ну что же вы с вашим давлением делаете?

Блондинка тут же оказалась рядом и взяла меня под руку. Я все силилась вспомнить, как ее зовут. Впервые память меня подводит. Голос в голове молчит. На бейдже ее имя просить я не могу – буквы расплываются.

Елена… Елена Андреевна! Точно.

– Пойдёмте со мной, Екатерина Тимофеевна, я ещё раз вам давление померяю.

Теперь меня просто так не отпустят – факт. Но хотя бы она заговорила о давлении, это уже радует. Значит, ничего криминального в моем состоянии не заметили.

Мы зашли в один из кабинетов в конце коридора. Два стола, стулья, кушетка. Надпись на двери я не прочитала, но, скорее всего, это для персонала. Сестринская или ординаторская.

Я устало опустилась на кушетку, глядя как из верхнего ящика стола Елена Андреевна достает тонометр.

Да какое к черту давление? У меня с ним никогда не было проблем. Но не говорить же, что на месте преступления, куда я поперлась черт знает за чем, меня какой-то неравнодушный гражданин накачал смесью препаратов. А потом что? Доставил сюда? И засветился на камерах в приемном? Маловероятно.

– Как я сюда попала? – наконец-то спросила и добавила объяснений: – Понимаете, я была на пробежке, а потом очнулась здесь.

Благо, мой внешний вид подходил для занятий спортом. Так что легенда вполне себе убедительная.

– На скорой, как я поняла. Фельдшер наш, Вадик, сказал, что вызова не было. Они ехали на подстанцию, увидели, как вы упали в обморок, вот и привезли сюда.

Заливает этот Вадик, ещё как заливает. Вытрясти бы правду из этого фельдшера, но… Сама виновата.

Елена Андреевна померила мне давление, которое уже приходило в норму, а я спросила, надеясь на отрицательный ответ:

– Какие-то анализы проводились?

– Нет, – покачала она головой, а я даже выдохнула с облегчением. – У вас налицо была гипотония. Но кровь на сахар не мешало бы сдать.

– Сдам обязательно, – заверила я. – А вас, наверное, не стоит задерживать.

– Вы поступили без документов, я-то вас узнала.

Вот спасибо!

– От меня что-то требуется? – я вложила в голос столько участия, будто готова была предоставить всё: от паспорта до диплома.

– Ладно, я все улажу.

– Спасибо вас, Елена Андреевна. Я тогда пойду?

Да выпустите уже меня из больницы! Не могу я быть здесь, ненавижу людей в белых халатах, ненавижу этот запах.

– Идёмте, – согласилась Елена Андреевна и проводила меня до самого крыльца приемника. Дала пару наставлений по давлению и отпустила с богом, как она сказала. И тут ожил он.

"Скажи этой недалёкой, что бога нет. Мы же знаем, как устроен мир".

"Расскажи ей лекцию "О мировоззрении" старика Фрейда".

"Весь мир – это физика и математика".

– Спасибо, – выдавила из себя даже подобие улыбки.

– Может, вам вызвать такси? – заботливо предложила Елена Андреевна.

Я посмотрела на небо – уже светало. Лучше пройтись, раз чувствую я себя уже нормально. Заодно подумаю.

– Мне недалеко, я пешком.

Выйдя за территорию больницы, я решила срезать дворами. За год я мало гуляла по этому городу, но на всякий случай карту посмотрела. И, конечно, все запомнила.

Закрыла на секунду глаза и вслух сказала:

– Давай уже, веди.

"Через дорогу, три дома, мимо детского сада, свернуть к банку, оттуда через частный сектор – и мы почти дома. Среднее время прибытия: двадцать шесть минут".

Он только и рад стараться. Я сама его выпустила, теперь не избавлюсь. Но он мне и нужен, чтобы вспомнить и проанализировать.

В доме точно был не тот, о ком я думала, прежде чем туда пойти. И найти я ничего не успела.

Кем же был неравнодушный гражданин? Разбирается в препаратах, имеет при себе прибор ночного видения, собран, не растерялся, заметив меня.

"Точно военный".

И какого черта военному понадобилось на месте преступления?

В его нечётких в темноте движениях было что-то знакомое. Но голос – нет, раньше я его не слышала.

"Обложили со всех сторон".

Не может быть… Никто не знает, кто я. Город был выбран рандомно. Я нигде не могла проколоться.

Год жила спокойно – и получите. Только Марат Сергеевич знал мое новое имя, и я надеюсь, что его не выбивали калёным железом и плоскогубцами. Надо найти способ с ним связаться…

Глава 4

Я едва дождалась окончания уроков. И прошли они так себе, что не могло не радовать учеников. Кажется, я нескольким классам даже забыла дать домашнее задание. И ни у одного не проверила прошлое.

Меня больше занимала мысль, как связаться с Маратом Сергеевичем. И если со своей стороны я была уверена в безопасном звонке, то с его… На мобильный звонить не стоит. Позвоню в колонию.

– Екатерина Тимофеевна, мама просила поинтересоваться, как вы себя чувствуете.

Оторвав взгляд от окна, на которое я уставилась после звонка, перевела на девчонку. А Елена Андреевна, оказывается, любит поболтать.

– Все хорошо, спасибо.

– Тогда до понедельника.

– Конечно. Хороших выходных.

Что ж, полдня было тихо после моего ночного приключения.

"Ты знаешь, что надо делать".

Знать-то знаю, но это привлечет ко мне лишнее внимание. Ладно, этот звонок можно сделать из школы и со своего мобильного.

Найдя во всемогущем интернете несколько номеров подстанции скорой помощи, я набрала тот, где значилось "по вопросам трудоустройства".

– Отдел кадров, – ответили мне.

– Добрый день, – начала я уверенно, – на одного из ваших фельдшеров поступила жалоба. И вы знаете, кому он нахамил? Двоюродному брату жены мэра, – надеюсь, что мозг ошалевшей женщины воспримет только слово "мэр". – Мне поручено разобраться с этим инцидентом, чтобы в дальнейшем таких конфузов не происходило. Ваш фельдшер даже не представился. На вызове только слышали, как девушка, которая приезжала с ним, называла его Вадиком.

Дама на том конце провода явно растерялась от моего монолога. Думаю, даже забыла, о чем речь шла в начале разговора. Главное, чтобы в ее голове остались слова "мэр", "жалоба" и "Вадик". В принципе, я речь так и выстроила, чтобы ее немного дезориентировать.

– Вы из мэрии? – наконец-то уточнила она?

– Точно. И знаете, если ваш фельдшер извинится сегодня же, то дело будет замято. Мэр тоже человек, он понимает, что у всех бывают плохие дни, переработки, недосып.

– Мы его уволим.

"И почему все люди так однобоко думают? Уволить работника, чтобы не полететь с более высоких постов".

– Девушка, – едва ли не в панике начала я, – вы что? У вас что, очередь из фельдшеров стоит? Недобор на подстанции.

Да, по вакансиям я тоже успела пробежаться.

"Мы вместе все просчитали. Мы же…"

– Заткнись, – тихо сказала.

– Простите? – услышала и чуть не чертыхнулась.

– Что? – спросила в трубку. – Так что там с этим Вадиком?

– У нас только один фельдшер по имени Вадим. Но он после смены, у него отсыпной.

– Пожалуйста, адрес, телефон – и мы забудем об этом конфликте.

– Да, конечно.

Правильные слова, правильная интонация, не дать человеку опомниться – и из него можно веревки вить.

Сразу Вадик, потом Марат Сергеевич. Чтобы было чем сравнивать.

"Без меня справляешься", – обиделся голос в голове.

– Это обычная логика.

Да видел бы меня кто со стороны, дурку вызвал. Впрочем, для меня это не в новинку.

Я занесла журнал в учительскую, вернулась за сумкой и хотела уже уйти, как в моем кабинете появился директор. Неожиданно. Мы встречались только на педсоветах, где я по большей части отмалчивалась, сидя в уголке. Да и ни с кем из коллег я близкой дружбы не заводила. Приветствие, прощание, пара слов о погоде.

– Екатерина Тимофеевна, – закрыв дверь, под моим недоумевающим взглядом начал Роман Олегович, – ко мне сейчас зашёл один из родителей…

Он сделал драматическую паузу, не понимая, насколько быстро обрабатываю подобные интонации и набрасываю несколько выводов. Классного руководства у меня нет – ко мне не пришли, потому что мой ученик поджёг кнопки в лифте или отобрал карманные деньги у первоклассника.

Кому-то не понравились оценки, выставленные ребенку? Вполне возможно, но почему бы не прийти сразу ко мне? Хотя тут ещё вариант со склочным родителем, который направился сразу к директору.

Но самое главное… Год я никому не была нужна. А тут уже и родителям. Совпадение?

Или… Конечно же!

– Дайте угадаю, – продолжила я за Романа Олеговича, – это отец Дениса Сенникова?

Директор сориентировался быстро.

– У вас какой-то конфликт с Денисом?

– Нет, что вы. Просто у мальчика талант к математике.

– Он ждёт в моем кабинете.

– Хорошо, пойдёмте.

Мы спустились на первый этаж и, пройдя приемную, вошли в кабинет директора.

– Добрый день, – кивнула я мужчине, садясь напротив него за столом, который стоял перпендикулярно директорскому.

– Здравствуйте! – ответил он. – Роман Олегович, – повернулся к директору, – вы говорили, у вас ЧП в актовом зале? Мы с Екатериной Тимофеевной немного поболтаем.

"Мы не любим ментов. Они глупые".

Взгляд Сенникова не казался таковым. Он был проницательным. И выглядел отец Дениса очень даже представительно. Не обычным рядовым ментом.

Когда за Романом Олеговичем закрылась дверь, Анатолий Егорович расслабленно откинулся на спинку стула и продолжил на меня смотреть.

Знаю я этот прием – не проберешь. Молчит, не начинает, чтобы я начала нервничать. Для этого же предпочел и директорский кабинет, а не мой.

Ладно, играть в гляделки мы можем долго.

Я сложила руки замком на столе и чуть нагнулась вперёд.

– Вы хотели со мной поговорить? – спросила ровно.

– Меня зовут Анатолий Егорович, – представился он и даже протянул руку.

Я нехотя ее пожала и ответила:

– Очень приятно.

Если бы я не понимала, зачем мы здесь, то голос бы очень сильно верещал о том, что внимание ментов нам не надо. Но сейчас он заткнулся, что не могло не радовать.

– Екатерина Тимофеевна, вы помните себя в шестнадцать лет?

Лучше бы не помнила, но, увы, я ничего не забываю.

– Конечно, – основываясь на наблюдениях за своими учениками, быстро ответила я, – первая любовь, а надо готовиться к экзаменам. О, ещё пробовала курить в этом возрасте, но у нас как-то не срослось.

"Да когда он уже начнет? А то такими темпами мы тут до вечера просидим".

Анатолий Егорович повторил мою позу. Да его как будто натаскивал хороший специалист. Неужели наша полиция ходит на тренинги к психологам?

– А ещё в таком возрасте, – продолжил Анатолий Егорович, – детям кажется, что они понимают все лучше взрослых.

Точно психолог натаскивал!

– Послушайте, – надоело мне ходить да около, – вы же хотите поговорить о материалах дела, которые мне вчера показал Денис.

– Да, я заметил, что бумаги кто-то просматривал… Впрочем, не важно. Сын сказал, что показал только вам. И обстоятельства дела он тоже вам изложил.

– Я вас поняла, – кивнула. – От меня эта информация никуда не уйдет. У вас все?

Сенников ещё немного посверлил меня взглядом, но в итоге кивнул.

– Спасибо, Екатерина Тимофеевна.

И к чему была такая длительная прелюдия? Я попрощалась и, поднявшись, уже дошла до двери, как Анатолий Егорович спросил:

– То есть к математике эти числа никакого отношения не имеют?

Я напряглась, но лишь на секунду. Развернулась и ответила:

– Это не формулы, не уравнения. Я бы вам посоветовала обратиться к другим сферам, где используются числа. Но и это явно не физика. Смотрите шире.

– Как странно, Екатерина Тимофеевна, учитель математики советует полиции смотреть шире. И в какую же сторону?

Я и так слишком много сказала. Если заикнусь о программировании, то ко мне будут вопросы.

И я знаю: если это он, то полиция бессильна, он обыграет всех, даже умнейших людей в этом мире.

– Анатолий Егорович, – я сделала вид, что задумалась. – Знаете, что-то подобное, кажется, выскакивает, когда загружаешь компьютер. Я в них не особо разбираюсь, – развела руками. – И я могу ошибаться. Ещё раз до свидания.

Не дожидаясь ответа, я выскочила из кабинета и только через несколько дворов от школы убавила шаг.

"Мы не можем ошибаться".

"В компьютерах мы разбираемся лучше многих".

"Давай хакнем полицейскую базу, вдруг они уже под нас копают?"

Подушечки пальцев даже начали чесаться. В груди поднялось знакомое чувство эйфории от одной мысли, что мои пальцы могут снова коснуться клавиатуры.

– Нельзя, Катя, нельзя.