Эпонина Звездная
Повести безымянных

танцуй

Дождь бил по серому асфальту, крыши домов растворялись в тумане. Свет фонарей тускнел в этот дождливый вечер, когда скорее хотелось скрыться под чем-то и как можно скорее добраться до дома. Так, один за другим загорали огни в домах. Огни теплые, необычные, выделяющийся в этой сером бетонном лесу. Едва ли через капли дождя можно было бы заметить, что делали хозяева квартир.

За гранью стоял гул, что сложно услышать самого себя, не говоря уже о реальных собеседниках. Холодные огни фар врезались в глаза, отчего хотелось зажмуриться и не открывать их больше.

Долго ли она наблюдала за сменяющимися цветами вокруг: за красным автобусом, за зелёным троллейбусом, за неоновыми вывесками, что так ярко выражались среди мутного изображения мира.

Не зная ни сна, ни тишины, девушка стояла поодаль от автобусной остановки, держа в одной руке белые наушники, в другой промокшие кеды. Взгляды, что неосторожно замечали шатенку, были направлены на босые ноги и летнее платье с мелкими динозаврами. Платье, словом, подчеркивало неидеальные контуры её тела.

Но среди капли дождя никто не заметил слезы боли, происхождение которого уходило куда-то глубоко в душу. Словно уверив в то, что музыка её единственное спасение, она одела наушники.

И боль глубоко внутри утихала, и улыбка сама собой появлялась на лице, и ноги сами шли в пляс. Ничего постыдного она не видела в том, чтобы ринуться танцевать по середине улицы, под дождем, босиком.

В начале это всегда пару движений ногой на месте, потом подключались руки и вот к середине песни она кружилась от беспечности. Удар ногой по тротуару, и вместо бетонных плит голубая морская вода. Махнула рукой – серые леса сменились открытым ночным небом. Хаотичные движения, что она видела там и тут. Неумело, может быть, неуклюже, но в этом танце главная звезда она. Разыгралась и оплескала прохожего водой из лужицы. Крики, ворчание и извинения со стороны шатенки. Но ни одно оскорбление в её сторону не пробило музыку, что защищала её.

Пусть зациклено звучала одна песня уже какой день. Ещё не въелась в мозг, не выжгла рану в сердце и не несёт в себе ничего кроме танца под дождем в сегодняшний летний вечер.

А песня прошла уже шестой круг, но девушка продолжала танцевать под неё, описывая то пируэты, то просто ускоряясь, то замедляясь. Сейчас была она, улица и был дождь, которому словно не было конца. И уже улица казалась ей пустой. Остановившись, девушка закрыла глаза и забыла обо всем. Мелькнули леса, пустые дороги и закаты. Мелькнула и тень, что поселилась в её душе три месяца назад. Она помотала головой, вспомнила запах моря, хвои и цветов в лесу бабушки. Вспомнился и запах крови. «Открывай глаза», – раздался чей-то голос, перед тем, как кто-то с ней столкнулся.

Наушники выпали. Посыпались обвинения, раздался протяжённый гудок несколько автобусов одновременно. Среди серии красных общественных транспортов стоял автобус с нужным номером. Подобрав наушники, она вбежала в транспорт. Двери закрылись, она продолжала смотреть на остановку, словно в нем что-то промелькнуло. И вот шум стих, и автобус отъехал дальше, но что-то захватило её взгляд на красных дверях.

– Девушка, оплачивайте проезд, – произнес кондуктор.

– А? Конечно, сейчас, – очнулась шатенка, потянувшись к сумке за мелочью.

Маяк

Хотела бы я жить на маяке,

Что брошен на краю света.

Омываемый черным морем,

Он стоял там третий десяток.

Освещая путь сотни кораблям,

Горел каждую ночь.

Я стану новым смотрителем,

Я стану разжигать огонь вновь и вновь.

Я не моряк, но море мой второй дом.

Я и маяк,

Ночь и море.

Освещая край, где кончается свет,

Маяк отстоит ещё ни один век.

Не будет забыт он и я.

Горит жизнь, значит горит маяк

Улыбнись!

Пусть от улыбки щеки горят,

Пусть улыбка твоя свет и добро несёт.

Не унывай и не грусти по пустякам!

Улыбка будет опорой твоей,

Станет щитом от боли и горечи разочарования.

Улыбнись!

Не держи зла на людей,

Не обижайся на их необдуманные слова.

Лови прелести момент.

Живи и наслаждайся, не зная преград.

Неси радость и любовь.

Не скрывай тепло своего сердца,

Держись за улыбку и осени свободу.

«Лето и Осень»

В этом доме жили четверо: каждый сменял другого раз в три месяца. На последних неделях предыдущий наставлял будущего, готовя дом к новому хозяину.

Лето вчера покинуло дом, отдав свой пост Осени и пообещав, что вернётся чуть позже. Небрежно наблюдая, как та сменяет её, он молчал, зная о неизбежности перемен в доме.

Осень надвигалась неосторожно уже давно. Казалось, вот вчера трава была зелёной, листва на дереве шуршала. А сегодня закаты тихо уходят за желтеющие массивы лесов. Цветы склоняются к своим высохшим собратьям.

Тяжёлым выдались последние недели для Лета. Удержать в руках тепло и нежные ветра комочки было практически нереально. Слегка заболев, он уступил своё место Осени. Она с полки уронила дожди и впустила в дом холодные ветра, в надежде достать банку с подсолнухами и одуванчиками.

Две недели назад она опустошила мои вишневый деревья. Первые вздохи и первые шаги в старом доме.

Одним взмахом руки начали пустеть широкие пшеничные поля. В огородах убирались овощи и последние фрукты. Так, в дом Осень внесла несколько ярко-оранжевых тыковок для пирога, которым она угощает в всех своих гостей.

Медленно и умело она каждый день окрашивает листья деревьев столь незаметно для людских глаз, что результат её работы виден лишь через несколько недель.

Лето выдохнул вчера с последним лучом солнца, оставив дом на судьбу других до следующего года.

И ещё одной ночи не хватит

Её поцелуй вкуса дикой полыни и спелого апельсина. Горький, но в тоже время сладкий.

Она, словно запретный плод, который он не должен был срывать.

Её светлая кожа, словно мрамор. Она не рвалась распахнуть двери солнечному свету, закрывая плотно занавески. Её светлые локоны не выжжены на солнце. Однако даже так они излучали светом луны и солнца.

Зелёные глаза такие же, как и у тебя, пылали изумрудом. Но не было в них надежды и веры, лишь молчание и сочувствие.

Её чувства уходили глубоко в твою душу. Она знала о твоих мыслях, о твоих желания, о твоих чувствах к ней.

Она нежно улыбалась в свете неона. Фиолетовые и зелёные цвета растекались по её коже, словно акварель.

Она крепко держала тебя в своих объятиях вновь и вновь, словно это был ваш последний день.

От неё всегда пахло персиками и лесом. А в волосах меж локон в косе цвели крохотные жёлтые хризантемы. Она была здесь, точно также, как и ты.

Она смело шла навстречу смерти, не считаясь с Ней, не размениваясь приветствиями и прощаниями. Она говорила Ей: «Не сегодня», вновь и вновь обманывая её.

Она бралась за лук и колчан со стрелами, лишь в самых крайних случаях, лишь из благих намерений. Она держала обещание, что дала тебе. В чем-то вы с ней были похожи, знаешь ли.

Её молчание было её опорой. Она всегда лишь смотрела в твои глаза, видя в них свои. Было боль. Очень больно понимать, какими же опасны были эти отношения. И в первую очередь для тебя.

Ей было не в новинку осознавать всё до случившегося. Она обходила стороной твоих друзей, хоть и была знакома с ними. Она больше времени проводила в своей квартире днём, а ночью в твоей. Страх её спас. Он же и был её защитником от всего мира.

Она словно дурман, что помутняет твой разум. Своим лишь присутствием она создаёт иной мир: мир лжи и удовольствия. Невзначай она вносит в твою душу капли тьмы, что хранилась в её сердце. Она несла разрушение, которого сторонились как могла. Обманывая себя и тебя.

Ты никогда не говорил ей те три слова, что говорят по-настоящему лишь раз за всю жизнь. Казалось, она знала это, к чему нужны были слова?! Ты не до конца так этого и не осознал.

Ночь было её временем, её моментом, её жизнью. При свете луны и неона она казалась живой, настоящей. В глазах виднелся проблеск веры в лучшее. Но за всё время отношений она научилась скрывать от тебя многое, и умело пользовалась этим в ту ночь.

Её кожа была холодной. От каждого твоего прикосновения она вздрагивала и морщилась, словно это были удары ножом. Но позже она вошла во вкус, двух трёх касаний ей было уже мало. Хотела больше. Вспомнить ту первую ночь на крыше. Вспомнить те слова, что ты ей сказал тогда. Она хоть и была молчалива, но слова играли огромную роль для неё всегда.

Она обнимала тебя крепче прежнего, прижимала сильнее к сердцу. Каждым своим движением подавала знаки. А ты был слишком одурманен ею. Во рту оставался лишь привкус горькой полыни. От неё несло ветром. Тем, что приносил с собой грозу.

Проводя рукой по твоим светлым локонам, она зарывалась сильнее в тебе. Ты не заметил, как по её лицу скатилась одна другая капля, что блеснула звездой на черном небе.

Ты упустил тот момент, когда она встала раньше тебя. Ты лишь видел пустое остывшее её место и записку на ней. Три слова, который ты никогда не произносил, да и она ими не бросалась во все стороны. Не причин, не следов она не оставила после себя.

Из твоих уст вырвалось лишь холодное, наполненной твоей и её болью имя:

– Миранда…

И ниточка судьбы резко оборвалась на одном тихом и простом слове с другого конца.

– Прости…

Осень!

Холодный и порывистый ветер гнал тучи куда-то на север, закрывая излучающие теплом звёзды. Молодой человек укутался в старый колючий бабушкин шарф, который давно уже не выполнял свою первостепенную функцию, однако подарок даже спустя пять лет продолжал греть его душу, чего порой не хватало ему в осенние дни и ночи. Несчастный шарф был неоднократно порван и заштопан. Столько проблем?! Возьми и замени его более новым шарфом, но совесть не позволяла парню бросить его где-то там и купить новый.

Когда-то давно грустными осенними вечерами, пока шла гроза, склонившись над столом и держа в руке иголку, он зашивал вязанный шарф и случалось это лишь, потому что парень не умел вязать. Сколько раз он прокалывал палец, сколько раз ругался и был на грани выбросить подарок, но всегда в итоге радовался результатом работы. Как не глянь, шарф был его неотъемлемой частью.

Спеша и скрипя зубами от холода, он быстрым темпом шёл домой, порой столь неосторожно наступая на лужицы, блестевшие под одинокими фонарями на улице, и не ощущая после дискомфорта. Он никогда не оглядывался по сторонам. Молодой человек не искал что-то новое вокруг себя. И пусть рядом со старыми домами вырастали новые, и пусть недавно густая чаща за этими серыми многоэтажками редела, и пусть мимо него проходили новые люди, готовые к новым знакомствам, и пусть деревья вдоль дороги покрылись огненно-красными и желтыми листьями, он всегда шел в направлении своего дома, где ютился в маленькой квартире.

Молодой человек никогда не ценил всю осеннюю красоту с её затяжными и бесконечными дождями, с её природой, полыхавшей огнем. Любил он лишь холодную зиму и грозу, которую так напористо предвещал ветер, разнося весть по всей округе от юга до севера. Должно быть гроза будет знатной?!

Невольно посмотрев на небо, он остановился. Темно-синее небо, усыпанное звёздами, и серые, почти черные, облака, что безжалостно закрывали множество далёких солнц. Завораживающая картина, затянувшая молодого человека в свои пучины. «Домой», – разнеслось в его голове, и он продолжил свой путь, всё поправляя своё пальто с одной отсутствующей пуговицей.

Теплый свет фонарей освещали ему путь до конца, до подъезда. Последний раз взглянув на небо, которое всё сильнее напоминало ему об утрате, он толкнул тяжёлую навесную дверь. В их доме как уже третий год не работал домофон, а с тем прекратились и звонки с просьбой открыть дверь. Тишина, тиканье часов и немного песни ветра. Словом, раньше было и мурлыканье кота, но последний пропал год тому назад.

Сквозь старые лестничные пролеты, сквозь рассыпающиеся под ногами лестницы и через невыносимую тишину он пришел к своему концу пути, к двери квартиры. Дверь, обитая коричневым кожзамом, открывалась с приятным и родным скрипом. Войдя в квартиру, он услышал первые раскаты молнии, громкие, будто кто-то ударил в барабан под его ухом. Он кинул ключ с фигуркой кота на брелоке куда-то на тумбочку в прихожей. Небрежно, по привычке он снимал свою обувь и бросал её там же при входе. С правым мокрым носком он устало ковылял в гостиную, которая также была спальней.

Дух старины не смог всё ещё выветрится, хоть в комнате и стояла новая мебель. Попытка сохранить старый бабушкин интерьер, казалось, у него не удалась, за что порой он так корил. Не обращая внимания на убранство, он направлялся прямо к дивану, где убитый жизнью лежал пару минут, разглядывая фотографии. Старые фотографии и оставшаяся после его бабушки лампа, что излучала необычный теплый и нежный свет, который мог бы растопить лёд даже в Арктике. Только это побуждало в нем жизнелюбие.

На лице появлялась улыбка, а по щеке стекала неконтролируемая хозяином слеза, блеск которой был схож с сиянием звёзд. А в окно уже стучался гость, отбивая ритм. Каждый раз разный и новый. На стекле формировались капли и крохотным ручейком стекала вниз. Блеск молний наполнял комнату особым светом: холодным и пугающим.

Раздевшись, он вновь принялся штопать свой любимый шарф, с которым так не хотел прощаться. Невольно однажды молодой человек заметил, что всякий раз, когда он садился за свой стол, чтобы заштопать шарф, за окном начиналась гроза. Как и шарф, гроза была его неотъемлемой частью, подругой по жизни.

Былой страх перед проявлением природы давно испарился, и парень уже просто наслаждался грозой. Засыпал под её колыбелью, видел в ней часть своей семьи. Гроза, шарф и объединяла всё это квартира. Пусть она и не была такой новой, пусть она была далеко от его работы, ему всегда было приятно возвращаться в небольшое его обиталище, где он не жил по инерции, как было принято, а медленно и задумчиво потягивал черный чай с сахаром, штопал шарф, смотрел на фотографии и не видел конца, который мог ожидать его в любой из дождливых дней…