Энтони Горовиц
Совы охотятся ночью

Отъезд

Тем вечером я сорвалась на Андреаса. Честное слово, я не собиралась, но день принес столько неудач, одну за другой, что мне захотелось наорать либо на луну, либо на него, а он попросту оказался ближе.

Началось с того, что милая семейная пара, Брюс и Бренда из Маклсфилда, оказалась в итоге не такой уж милой. Эти двое потребовали предоставить им пятидесятипроцентную скидку по счету, иначе они разместят на сайте TripAdvisor весь перечень претензий, накопившихся с самого дня заезда, и тогда, заверили они, к нашему отелю и близко никто не подойдет. И что же это оказались за жалобы? Целый час не работал вайфай. Ночью кто-то играл на гитаре. Замечен одинокий таракан. Сильнее всего меня бесило, что Брюс и Бренда жаловались каждое утро, с неизменными кислыми улыбочками, и я с самого начала понимала, что они намерены выкинуть фокус. У меня появилась встроенная антенна, при помощи которой я безошибочно определяла туристов, включающих вымогательство в свои планы на отдых. Вы удивитесь, узнав, как их много.

Панос в тот день не вышел на работу. Вангелис опоздал. Компьютер Андреаса глюканул – а я ведь давно просила его посмотреть – и ухитрился отправить в спам запросы на бронирование двух номеров. Когда мы это обнаружили, клиенты уже заказали комнаты в другом месте. Перед сном мы пропустили по стаканчику «Метаксы», местного бренди, единственного достойного в Греции, но настроение у меня не улучшилось, и, когда Андреас спросил меня, что не так, я наконец не выдержала.

– Что не так? Да все, черт побери! Какого хрена вообще спрашивать, неужели не ясно?!

Я, вообще-то, не употребляю крепких выражений… по крайней мере, в адрес людей, которые мне нравятся. Лежа в постели и глядя на раздевающегося Андреаса, я злилась на себя. Я испытывала весьма противоречивые чувства: мне хотелось обвинить Андреаса во всем, что случилось с момента моего приезда на Крит, но в то же время я терзалась угрызениями совести за то, что подвела его. Однако хуже всего было ощущение беспомощности: события текли своим чередом, и я плыла по течению, а не направляла его. Неужели я осознанно выбрала жизнь, где совершенно чужие люди имеют право унизить меня из-за пары евро и где все мое благосостояние рушится из-за сорвавшейся брони?

В этот миг я поняла, что должна вернуться в Англию и что на самом деле я уже некоторое время хотела этого, даже если и пыталась убедить себя в обратном.

Андреас почистил зубы и вернулся из ванной голым, каким всегда ложился в постель, напоминая одну из тех фигур – эфеба, а быть может, сатира, – которые можно увидеть на античных вазах. Мне подумалось, что за пару минувших лет он стал в большей степени греком, чем раньше. Его черная шевелюра сделалась чуть более косматой, глаза немного потемнели, а в манерах появилась некая вальяжность, какой я не замечала в бытность Андреаса преподавателем в Вестминстерской школе. Он также прибавил в весе, хотя, возможно, его животик, не замаскированный пиджаком, просто стал чаще попадаться мне на глаза. Меня по-прежнему влекло к нему. Но при этом мне вдруг захотелось с ним расстаться.

Я выждала, когда Андреас уляжется. Спали мы под одной простыней, с открытыми окнами. Комары в такой близости от моря почти не водились, и я предпочитала ночную свежесть искусственно охлажденному воздуху из кондиционера.

– Андреас… – начала я.

– Чего?

Если бы я не помешала, он бы заснул через несколько секунд. Голос у него уже был сонный.

– Я хочу вернуться в Англию.

– Что? – Он повернулся и приподнялся на локте. – Зачем?

– У меня там есть одно дело.

– В Лондоне?

– Нет. Я поеду в Суффолк. – (Он смотрел на меня в упор, и лицо его приняло крайне озабоченное выражение.) – Это ненадолго, – сказала я. – Всего на пару недель.

– Но, Сьюзен, ты необходима здесь, в отеле.

– Нам нужны деньги, Андреас. Мы не сможем платить по счетам, если не раздобудем дополнительные финансы. А мне за эту работу предлагают большую сумму. Десять тысяч фунтов. Наличными!

Это была правда.

Поведав мне про убийство в отеле, Трехерны принялись рассказывать об исчезновении дочери.

– Это очень не похоже на Сесили – уйти, никому ничего не сказав, – заметил Лоуренс. – Тем более бросив малышку…

– Кто присматривает за ребенком? – спросила я.

– Эйден. И еще есть няня.

– Это не просто «не похоже на нее». – Полин одарила мужа испепеляющим взглядом. – Сесили в жизни не совершала ничего подобного и уж тем более не бросила бы Роксану на произвол судьбы. – Она обратилась ко мне: – Если сказать по правде, Сьюзен, мы безумно тревожимся. И хотя Лоуренс может не согласиться, я убеждена, что исчезновение как-то связано с этой книгой.

– Я согласен, – буркнул Лоуренс.

– А кто-нибудь еще был в курсе ее забот? – задала я вопрос.

– Я уже говорил, что Сесили звонила нам из «Бранлоу-Холла», а значит, любой из персонала мог подслушать ее.

– Я имею в виду, делилась ли она с кем-то своими подозрениями?

Полин Трехерн покачала головой:

– Мы несколько раз пытались связаться с ней из Франции, но так и не смогли. И тогда набрали Эйдена. Он нам не звонил, не желая волновать, но, как выяснилось, обратился в полицию в тот самый день, когда Сесили пропала. К сожалению, полицейские не приняли его заявление всерьез… По крайней мере, сначала. Они предположили, что это могло стать результатом ссоры между супругами.

– А у них были проблемы в семейной жизни?

– Никаких, – ответил Лоуренс. – Они всегда жили душа в душу. Полицейские допросили Элоизу – это няня, – и она сказала то же самое. Она никогда не слышала, чтобы Сесили с мужем ссорились.

– Эйден – идеальный зять. Умный и трудолюбивый. Нам остается только желать, чтобы Лиза – это вторая наша дочь – нашла кого-то вроде него. И он переживает не меньше нашего!

Всякий раз, когда Полин обращалась ко мне, у меня создавалось впечатление, будто она борется с чем-то. Неожиданно она достала пачку сигарет и закурила. Полин курила жадно, как человек, только что дорвавшийся до табака после долгого воздержания.

Сделав затяжку, моя собеседница продолжила:

– Ко времени нашего возвращения в Англию полицейские соизволили наконец-то проявить интерес. Но проку от них оказалось не так уж много. Сесили отправилась выгулять пса. У нее есть косматый золотистый ретривер по кличке Медведь. Мы всегда держали собак. Из отеля она уехала в три часа пополудни и припарковала машину у станции Вудбридж. Дочь часто гуляла по тропе у реки, я имею в виду реку Дебен. Есть там круговая тропа, идущая вдоль берега, и в самом начале она довольно оживленная. Но затем дорожка становится шире и безлюднее, потом вы проходите по ней через лес и на другой его стороне попадаете на дорогу, ведущую обратно через деревню Мартлшем.

– Значит, если кто-то на нее напал…

– В Суффолке такого не бывает. Но вы правы, там есть достаточно мест, где Сесили могла оказаться совершенно одна и ее никто видел. – Полин вздохнула и продолжила: – Эйден встревожился, когда жена не вернулась домой к ужину, и вполне резонно позвонил в полицию. Приехали два офицера в форме, задали несколько вопросов, но тревогу подняли только на следующее утро, когда, разумеется, было уже поздно. Причиной послужило то, что объявился Медведь – он один прибежал на станцию, и тогда к делу стали относиться с большей серьезностью. С помощью служебных собак полицейские прочесали местность от Мартлшема до самого Мелтона. Никакого прока. Там сплошь поля, леса, илистые болота… Предостаточно мест, где можно спрятаться. Они ничего не нашли.

– Сколько времени прошло с ее исчезновения? – спросила я.

– В последний раз Сесили видели в прошлую среду.

Я уловила, как опустилась тишина. Пять дней. Долгий период, настоящая пропасть, в которую провалилась Сесили.

– Вы проделали длинный путь, чтобы найти меня, – произнесла я наконец. – Чего же именно вы от меня хотите?

Полин посмотрела на мужа.

– Ответ содержится в этой книге, – сказал он. – В романе «Аттикус Пюнд берется за дело». Вы знаете его лучше, чем кто-либо другой.

– Следует заметить, прошло уже несколько лет с тех пор, как я его читала, – призналась я.

– Вы сотрудничали с автором, этим самым Аланом Конвеем. Вам известно, как работал его ум. Если мы попросим перечитать роман, вы наверняка сможете заметить вещи, на которые не обратили внимания прежде. А если вы приедете в «Бранлоу-Холл» и прочтете книгу, так сказать, прямо на месте действия, вероятно, обнаружите то, что уловила Сесили и что побудило ее позвонить нам. И это, в свою очередь, поможет выяснить, что случилось с нашей дочерью.

Когда Лоуренс произносил последние слова, «что случилось с нашей дочерью», голос изменил ему. Могла существовать какая-нибудь совершенно простая и банальная причина ее исчезновения, но это было маловероятно. Сесили что-то знала. Она представляла для кого-то угрозу. Эту мысль лучше было не озвучивать.

– Вы разрешите? – спросила я и позаимствовала у Полин Трехерн сигарету.

Моя пачка осталась за стойкой бара. Полноценный ритуал: вытащить сигарету, прикурить, сделать первую затяжку – давал мне время подумать.

– Я не могу поехать в Англию, – сказала я наконец. – Боюсь, у меня тут слишком много забот. Но книгу я прочитаю, если вы не против оставить мне свой экземпляр. Не обещаю, что мне на ум и впрямь придет что-то дельное. Я имею в виду, что помню сюжет, и он не вполне сходен с тем, что вы мне рассказали. Но я могу сообщить вам свои соображения по электронной почте…

– Нет. Так не пойдет. – Полин уже приняла решение. – Вам нужно переговорить с Эйденом и Лизой. И с Элоизой, раз уж на то пошло. И встретиться с Дереком, ночным администратором. Он дежурил в ту ночь, когда убили Фрэнка Пэрриса, и его допрашивал следователь. Он тоже фигурирует в книге Алана Конвея, хотя там его обозвали Эриком. – Женщина просительно наклонилась ко мне. – Мы не отнимем у вас много времени.

– И мы хорошо вам заплатим, – добавил Лоуренс. – Денег у нас достаточно, и мы не поскупимся, если это поможет найти нашу дочь. – Он помедлил. – Скажем, десять тысяч фунтов?

Услышав это заявление, Полин недовольно покосилась на мужа, и мне подумалось, что тот без согласия супруги значительно увеличил, быть может, даже удвоил ту сумму, какую они собирались предложить мне изначально. Вот чего я добилась своими отговорками. Мне показалось на миг, что у Полин готово сорваться с языка возражение, но потом она смирилась и кивнула.

Десять тысяч фунтов. Я подумала, что давно пора заново оштукатурить балкон. Приобрести Андреасу новый компьютер. И заменить холодильник для мороженого, который уже дышит на ладан. А также вспомнила бесконечные сетования Паноса и Вангелиса насчет повышения зарплаты.

– Ну разве я могла отказаться? – так я сказала Андреасу в нашей спальне поздно ночью. – Нам нужны деньги, да и, кроме того, может, мне и удастся помочь этим людям в поисках дочери.

– Думаешь, Сесили еще жива?

– Вполне возможно. Но даже если и нет, быть может, я смогу выяснить, кто ее убил.

Андреас сел. Он целиком стряхнул сон и явно встревожился за меня. Я почувствовала себя виноватой за доставленное ему беспокойство.

– Сьюзен, когда ты в прошлый раз отправилась на поиски убийцы, это закончилось не слишком удачно, – напомнил он.

– Сейчас дело обстоит иначе. Эта история не имеет никакого отношения ко мне лично.

– Что служит лишним доводом не лезть в нее.

– Возможно, ты прав. Но…

Я приняла решение, и Андреас это знал.

– К тому же мне по-любому требуется передышка, – заявила я. – Уже два года прошло, Андреас, и, за исключением выходных на Санторини, мы нигде не были. Я совершенно вымоталась: постоянно приходится тушить пожар, без конца крутиться, чтобы все работало. Думаю, ты меня понимаешь.

– Ты хочешь передохнуть от отеля или от меня? – спросил он.

Я не была уверена, что знаю ответ на этот вопрос.

– Где ты остановишься? – продолжил пытать меня Андреас.

– У Кэти. Будет здорово повидаться с сестрой. – Я положила руку ему на плечо и ощутила теплую плоть и рельеф мускулов. – Ты прекрасно управишься и без меня. Я попрошу Нелл прийти и помочь. И мы будем каждый день созваниваться.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, Сьюзен.

– Но ты же не собираешься останавливать меня?

Некоторое время он молчал, и я видела, как в нем происходит борьба: мой Андреас против Андреаса-грека.

– Нет, не собираюсь, – сказал он наконец. – Ты вправе делать то, что считаешь нужным.

Два дня спустя Андреас доставил меня в аэропорт Ираклиона. По дороге из Айос-Николаоса, когда проезжаешь мимо Неаполи и Лассити, встречаются воистину красивейшие участки. Местность там дикая и пустынная, вдали тянутся горы, и ощущение такое, что минули тысячелетия, а этот край почти совсем не изменился. Даже автомагистраль, начинающаяся после Малии, проложена среди захватывающего дух ландшафта, а к концу она идет на спуск, и перед тобой вдруг открывается широкий пляж из белого песка. Возможно, именно поэтому мне взгрустнулось – при мысли о том, что́ я оставляю позади. Внезапно все трудности и вся рутина управления «Полидорусом» выветрились из памяти. Вспоминались ночи, волны и pansélinos – полная луна. Вино. Смех. Моя простая жизнь.

Собираясь в дорогу, я сперва намеренно достала самую маленькую из сумок. Я подразумевала, что для Андреаса и меня самой такой выбор должен был стать свидетельством, что это всего лишь короткая деловая поездка и совсем скоро я буду дома. Но, роясь в гардеробе и глядя на одежду, которую не носила два года, я поймала себя на мысли, что навалила на кровать гору вещей. Меня ждет возвращение в английское лето, а это значит, что будет жарко и холодно, сыро и сухо – и все в один день. Жить мне предстоит в дорогом загородном отеле. Там, не исключено, действует дресс-код для ужина. И мне платят десять тысяч фунтов. Нужно выглядеть профессионалом.

Поэтому, приехав в аэропорт Ираклиона, я тащила за собой старый чемодан на колесиках. И эти самые колесики назойливо скрипели, катясь по бетонному полу. Мы остановились на минуту в зале ожидания, под резкими струями кондиционированного воздуха и еще более резким светом электрических ламп.

Андреас обнял меня.

– Обещай, что будешь осторожна. И позвони, как только доберешься до места. Мы можем использовать «Фейстайм».

– Если вайфай не подведет!

– Обещай, Сьюзен.

– Обещаю.

Взяв обеими руками за плечи, он поцеловал меня. Я улыбнулась ему и покатила чемодан по направлению к дородной хмурой гречанке в синей форме. Она проверила мой паспорт и билет, а потом отправила проходить досмотр. Я обернулась и помахала.

Но Андреас уже ушел.

Опилки

Возвращение в Лондон стало своего рода потрясением. После долгого пребывания в Айос-Николаосе, по сути всего лишь разросшейся рыбачьей деревушке, я очутилась посреди мегаполиса и оказалась совершенно не готова к его быстрому ритму, шуму и скоплению людей на улицах. Все выглядело более серым, чем мне запомнилось, и трудно было смириться с пылью и бензиновыми выхлопами. От обилия новых сооружений у меня голова пошла кругом. Виды, к которым я привыкла за всю свою взрослую жизнь, изменились за каких-то два года. Многочисленные мэры столицы, с их любовью к высоткам, позволили разным архитекторам изуродовать пейзаж своими творениями, и в результате все вокруг было и чужим и знакомым одновременно. По пути из аэропорта я ехала на заднем сиденье черного такси вдоль Темзы, и строящийся квартал жилых и офисных зданий вокруг электростанции Баттерси чем-то напомнил мне поле боя. Здесь словно бы произошло вторжение неприятеля, и все эти краны с их мигающими красными огнями казались чудовищными стервятниками, клюющими разбросанные по земле невидимые трупы.

Первую ночь я решила провести в гостинице, и, честно говоря, мне было не по себе. Коренная жительница Лондона, я опустилась до статуса гостя столицы и возненавидела отель «Премьер инн» в Фаррингдоне. Не по его вине – в заведении было чисто и уютно, – а просто потому, что вынуждена была там остановиться. Сидя на кровати с розовато-лиловыми подушками и логотипом в виде «спящей луны», я чувствовала себя совершенно несчастной. Я уже скучала по Андреасу. Я отправила ему из аэропорта эсэмэску, но знала, что если вызову его по «Фейстайм», то непременно расплачусь, и это докажет, что он был прав и мне не следовало уезжать. Чем скорее я попаду в Суффолк, тем лучше. Но я не была пока готова к этому путешествию. До отъезда мне требовалось уладить пару дел.

После беспокойного сна и завтрака: яйцо, сосиска, бекон, бобы – все как в любом отеле экономичной ценовой категории, – я направилась на вокзал Кингс-Кросс, в одно из гаражных хранилищ, устроенных в арке под железнодорожной линией. Перебираясь на Крит, я продала квартиру в Крауч-Энде и почти все, что в ней было, но в последний момент решила до поры не расставаться с машиной, ярко-красным родстером «Эм-Джи-Би», купленным в момент помрачения рассудка, совпавшим с сороковым моим днем рождения. Я не собиралась больше на ней ездить, и хранить ее было безумным чудачеством – за эту привилегию приходилось выкладывать по сто пятьдесят фунтов каждый месяц. Но я просто не могла заставить себя расстаться с «Эм-Джи-Би», и в ту минуту, когда двое молодых людей выкатили мой родстер, это напомнило встречу со старым другом. И даже больше: этот автомобиль был частью прежней жизни, вернувшейся ко мне. Уже просто от заскрипевшей подо мною кожи водительского сиденья, деревянного рулевого колеса и донельзя старомодного радиоприемника над коленками я ощутила прилив симпатии к самой себе. Я дала себе слово, что, если вернусь на Крит, заберу авто с собой – и к чертям проблемы с регистрацией в греческой автоинспекции и с левосторонним движением. Стоило повернуть ключ, и машина завелась с пол-оборота. Я нажала пару раз на акселератор, наслаждаясь довольным урчанием двигателя, а потом тронулась с места и покатила по Юстон-роуд.

Стояло еще утро, и трафик был не таким уж плотным – без пробок. Возвращаться прямо в отель не хотелось, поэтому я прокатилась по Лондону, просто от нечего делать, чтобы посмотреть что да как. Железнодорожную станцию Юстон перестраивали. Гауэр-стрит была разбитой, как всегда. Едва ли стоило считать случайным совпадением, что я оказалась в Блумсбери, в окрестностях Британского музея, но воистину без всякого осознанного намерения проехала мимо «Клоуверлиф букс», независимого издательского дома, в котором проработала одиннадцать лет. Точнее сказать, мимо того, что от него осталось. Здание стояло разрушенным, с заколоченными окнами и закопченными стенами, в окружении строительных лесов, и мне пришла мысль, что страховая компания отказалась платить. Видимо, поджог и попытка убийства не были включены в полис.

Я подумывала сгонять в Крауч-Энд, дав «Эм-Джи» всерьез поразмяться, но решила, что это подействует на меня слишком угнетающе. К тому же меня ждала работа. Оставив машину на площадке «Национальных автостоянок» в Фаррингдоне, я пешком вернулась в гостиницу. Освобождать номер предстояло только через час, и я скоротала его в обществе кофемашины, двух пачек бесплатного печенья и Интернета. Открыв ноутбук, я стала по очереди вводить в строку поиска: «Бранлоу-Холл», Штефан Кодреску, Фрэнк Пэррис, убийство.

И вот какие статьи нашла: детективная загадка, лишенная интриги и рассказанная всего в четырех независимых друг от друга главах.

«Ист-Энглиан дейли таймс», 18 июня 2008 года

В ПРЕСТИЖНОМ ОТЕЛЕ УБИТ ПОСТОЯЛЕЦ

Полиция расследует убийство пятидесятитрехлетнего мужчины, труп которого был обнаружен в пятизвездочном отеле «Бранлоу-Холл», расположенном близ Вудбриджа в Суффолке. Это заведение, где одна ночь в номере люкс стоит триста фунтов, очень популярно среди знаменитостей при проведении свадеб и вечеринок. Гостиница также используется как место для съемок многих телевизионных программ, включая сериал «Молодой Морс» и передачу «Антикварные гастроли».

Жертвой оказался постоялец по имени Фрэнк Пэррис, известный человек в рекламном бизнесе, удостоившийся наград за работы для «Барклиз банк» и организации по защите прав сексуальных меньшинств «Стоунволл». Он дорос до креативного директора компании «Маккан-Эриксон» в Лондоне, а затем отправился в Австралию, где основал собственное агентство. Семьи у погибшего не было.

Детектив-суперинтендант Ричард Локк, ведущий расследование, заявил: «Это было особо жестокое убийство, совершенное преступником-одиночкой с целью грабежа. Похищенные у мистера Пэрриса деньги найдены, и в ближайшее время мы произведем арест злоумышленника».

Убийство произошло в ночь перед свадьбой Эйдена Макнейла и Сесили Трехерн, дочери владельцев отеля, Лоуренса и Полин Трехерн.

Тело было обнаружено вскоре после церемонии бракосочетания, проводившейся в саду гостиницы. Обе супружеские пары воздерживаются от комментариев.

«Ист-Энглиан дейли таймс», 20 июня 2008 года

ЗАДЕРЖАН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ В ВУДБРИДЖСКОМ УБИЙСТВЕ

В связи с жестоким убийством бывшего рекламщика в «Бранлоу-Холле», известном суффолкском отеле, полиция арестовала мужчину двадцати двух лет.

Детектив-суперинтендант Ричард Локк, ведущий расследование, сообщил: «Это было ужасное преступление, совершенное без всякой жалости. Моя команда работала очень быстро и тщательно, и я рад заявить, что мы смогли арестовать злоумышленника. Хочу высказать свое искреннее сочувствие молодоженам, особый день в жизни которых оказался омрачен столь печальными событиями».

Подозреваемый задержан и предстанет перед Ипсуичским уголовным судом на следующей неделе.

«Дейли мейл», 22 октября 2008 года

ПОЖИЗНЕННОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ДЛЯ УСТРОИВШЕГО «КОШМАР С МОЛОТКОМ» СУФФОЛКСКОГО УБИЙЦЫ

Решением Ипсуичского уголовного суда румынский иммигрант Штефан Кодреску был приговорен к пожизненному заключению за убийство пятидесятитрехлетнего Фрэнка Пэрриса, совершенное в номере люкс престижного отеля «Бранлоу-Холл» близ Вудбриджа, Суффолк. Пэррис, которого называли обладателем «блестящего креативного мышления», незадолго перед этим вернулся из Австралии и собирался уйти на покой.

Штефан Кодреску, сознавшийся в жестоком убийстве, въехал в Соединенное Королевство в возрасте двенадцати лет. Еще будучи подростком, он привлек внимание лондонской полиции, расследующей деятельность румынских ОПГ, занимающихся операциями с поддельными кредитными карточками, украденными паспортами и фальшивыми удостоверениями личности. В девятнадцать лет Кодреску был арестован за кражу со взломом при отягчающих обстоятельствах и нападение. Его приговорили к двум годам лишения свободы.

 

Лоуренс Трехерн, владелец «Бранлоу-Холла», присутствовал в зале суда при оглашении приговора. Он сообщил, что нанял Кодреску, проработавшего в гостинице пять месяцев, в рамках программы реабилитации юных преступников. Мистер Трехерн сказал, что не сожалеет о своем поступке. «Мы с женой потрясены смертью мистера Пэрриса, – заявил он. – Но я по-прежнему верю, что молодые люди должны получить шанс на возвращение в нормальное общество».

Оглашая приговор Кодреску, судья Азра Рашид справедливо заметил: «Несмотря на преступное прошлое, вы получили уникальную возможность изменить свою жизнь. Но вместо этого совершили жестокое убийство ради наживы и тем самым предали доверие своих нанимателей, которые руководствовались самыми благими намерениями».

На суде обнародовали тот факт, что Кодреску, которому исполнилось уже двадцать два года, влез в долги, играя в онлайн-покер и на автоматах. Адвокат обвиняемого, Джонатан Кларк, сказал, что его подзащитный потерял связь с реальностью. «Он жил в виртуальном мире, а долги нарастали как снежный ком, и в конце концов ситуация вырвалась из-под контроля. Случившееся той ночью имело причиной своего рода безумие… помрачение рассудка».

Напомним, что на Пэрриса напали с молотком и избили так зверски, что его невозможно было опознать. Детектив-суперинтендант Локк, произведший арест, признался, что это было «самое мерзкое дело из всех, какие ему приходилось вести».

Представитель благотворительного общества «Скрин конселлинг», расположенного в Норидже, призвал Комиссию по игорному бизнесу запретить делать онлайн-ставки при помощи кредитных карт.

Такова была история: начало, кульминация и конец. Однако, порыскав по Интернету, я обнаружила кое-какую информацию, способную, образно выражаясь, послужить заключительным аккордом всей этой композиции, если бы не последние сведения, полученные мною от Трехернов.

«Кэмпейн», 12 мая 2008 года

ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК ДЛЯ «САНДОУНЕРА»

Зарегистрированное в Сиднее рекламное агентство «Сандоунер», основанное Фрэнком Пэррисом, бывшим креативным директором компании «Маккан-Эриксон», вышло из бизнеса. Австралийская комиссия по безопасности и инвестициям, этот официальный финансовый сторожевой пес, подтверждает, что после всего трех лет работы агентство прекращает свою деятельность.

Пэррис, начинавший карьеру копирайтером, на протяжении двух десятилетий был заметной фигурой на лондонской рекламной сцене, заслужив престижные награды за работу для «Барклиз банк» и «Домино-Пицца». В 1997 году он также разрабатывал для общества «Стоунволл» кампанию «Экшн Фэг», направленную на защиту прав геев в вооруженных силах и вызвавшую в обществе весьма неоднозначную реакцию.

Сам Пэррис не скрывал своей сексуальной ориентации и прославился экстравагантными и роскошными вечеринками. Ходят слухи, что переезд в Австралию был продиктован стремлением несколько заретушировать его публичный имидж.

В первый месяц «Сандоунер» получил несколько крупных заказов, включая рекламу солнечных очков «Фон Зиппер», шоколада «Вэгон Вилс» и обуви «Кастом». Однако этот кратковременный успех совпал с падением рынка, приведшим к значительному снижению потребительского спроса и затрат на продвижение товаров. Поскольку в Австралии быстро набирают обороты интернет-реклама и видеоролики в Сети, становится очевидным, что «Сандоунер», сделав ставку на традиционную рекламу, а не на цифровые технологии, тем самым ускорил для себя визит в салун последней надежды.

Так, и что можно было почерпнуть из всей этой информации?

Ладно, допустим, во мне заговорил редактор, но я отметила, что во всех заметках убийство описывалось как жестокое, как будто кого-то убивают нежно или с жалостью. Обрисовывая персону Фрэнка Пэрриса, журналисты оперировали теми немногими деталями, что имелись в их распоряжении: отмечен наградами, гей, экстраверт, в конечном счете неудачник. Это не помешало «Мейл» характеризовать его как обладателя «блестящего креативного мышления». Впрочем, пресса готова была простить Пэррису почти все, что угодно: ведь, в конце концов, он был убит румынским иммигрантом. В самом ли деле Штефан Кодреску состоял в банде, торгующей паспортами, фальшивыми кредитками и прочим? Никаких свидетельств этого не приводилось, а то, что полиция на тот момент занялась румынскими преступными группировками, могло оказаться чистым совпадением. Арестован он в итоге был за кражу со взломом.

Что же касается «блестящего креативщика» Фрэнка Пэрриса, то возникал вопрос: какими судьбами его занесло в отель в Суффолке, да еще накануне свадьбы, на которую он не был приглашен? Полин Трехерн сказала, что Пэррис приехал навестить родственников. Но почему тогда он не остановился у них?

Упоминание про суперинтенданта Локка меня встревожило. Мы встречались с ним после гибели Алана Конвея и, признаюсь честно, не слишком поладили. Как сейчас его помню: этот здоровенный, донельзя рассерженный офицер полиции ввалился в кафешку на окраине Ипсуича, орал на меня минут пятнадцать, а потом ушел. Алан срисовал с него одного из своих персонажей, и Локк сорвал зло на мне. У него ушло меньше недели, чтобы вычислить Штефана, арестовать его и предъявить обвинение в убийстве. Ошибся ли суперинтендант? Согласно газетным материалам (и, если уж на то пошло, рассказу Трехернов), все это дело выглядело ясным как день.

Однако восемь лет спустя Сесили Трехерн пришла к иным выводам. И загадочным образом исчезла.

В Лондоне дел у меня больше не оставалось. Напрашивалась идея поговорить со Штефаном Кодреску, что означало навестить его в тюрьме. Но я даже не знала, где его содержат, и Трехерны тут помочь не могли. Как же получить необходимые сведения? Я снова полезла в Интернет, но ничего не нашла. А потом вспомнила про одного знакомого автора, Крейга Эндрюса. Писательством он занялся поздно, и мне довелось редактировать первый его роман – триллер, действие которого происходит в тюрьме. Помнится, при прочтении меня впечатлила жесткость его стиля наряду с достоверностью описаний. Автор явно глубоко погрузился в тему.

Разумеется, у него теперь был другой издатель. «Клоуверлиф букс» оказало литератору скверную услугу, выйдя из бизнеса и сгорев дотла, но, с другой стороны, дебют оказался успешным, и мне встречались положительные рецензии на новую книгу Эндрюса в «Мейл он Санди». Терять было нечего, поэтому я написала ему на электронную почту, сообщив, что вернулась в Англию, и попросила помочь мне установить местонахождение Штефана Кодреску. Уверенности, что Крейг ответит, не было.

Затем я упаковала ноутбук, взяла чемодан и выручила свой «Эм-Джи» со стоянки, где за унылый грязный угол, в котором стоял автомобиль, мне предъявили чек на несуразную сумму. Вид любимой машины до сих пор приводил меня в восторг. Я запрыгнула на сиденье и несколько секунд спустя съехала под рокот мотора по пандусу на Фаррингдон-роуд и взяла курс на Суффолк.