Человек-Зверь – Эмиль Золя

На платформе ночь уже раскидала свои юбки. Вбегаешь в вагон. Нащупываешь сталь в кармане, и отворяешь дверь в купе. Воткнуть нож в сновидения человека… Каких мотивов это стоит? К черту болтовню. Отыскать родинку на шее и всадить лезвие. Смотреть в глаза женщины, проворачивая нож. Мгновение, и ты ощущаешь теплоту. Она утекает сквозь пальцы, увлажняя ночной шарфик. Судорога сотрясает тело. Боль пронизывает лицо, выбивая из него хрип и слезы. В последний раз она тянет руку вверх, а ты вдавливаешь нож глубже.Роман настолько хорош, что не хотелось его дочитывать. Я перекручивал эпизоды, сохранял страницы и делал кучу заметок о женщине, убийстве и развитии персонажей. Здесь по-настоящему ощущается, что бытие и есть изменение. Мне жаль только одного. Надо было читать книгу в поезде. Ведь ключевое в романе – стук колес и запах железной дороги…Открываем первую страницу, читаем про мужчину и тут же видим детали. До чего просто рисуется тупик идей и скука:

В комнате была невыносимая жара {…} Он смотрел из окна высокого дома, последнего с правой стороны Амстердамского тупика. Далее, одним штрихом идет переплетение персонажа с числом и безвыходностью:

Комната тетушки Виктории помещалась на пятом этаже, и окно, прорубленное в чердачной крыше. Важный нюанс первого листа – тройка, которую, после невероятных раздумий, я все-таки связываю с его супругой:

Внизу, прямо под окном, на обширной территории станции, разбегались веером три двойных рельсовых пути {…} Перед станционными постройками стояли три будки стрелочников.Ну и предвестие:

Вдруг завеса из клубов дыма и пара разорвалась, промелькнули один мимо другого два поезда.Представьте, что дверь раскрывается и в комнату входит Северина. Разбавляя собой духоту и ревностные шаги супруга. Она молода и на 15 лет младше мужа. Знаете, говорят, в таких женщинах есть природный шарм, который позволяет им быть малость ленивыми. Первая фраза жены – «Вот и я» (что забавно звучит, после вопроса соседа в разговоре с мужем). На пальце девушки – перстень в виде змейки с рубиновой головкой. Собственно, как часто это бывает, из-за кольца и просыпается зло. Семейная идиллия, которая длилась без малого три года, переходит на новую ступень. Напряжение нарастает. И Рубо, случайно уличив жену во лжи, поскольку та совсем уж не умела врать (хотя, сэр, вы наверняка оцените старания), начинает её избивать. Нарисован эпизод ярко, в духе триллера. Уровень вовлеченности зашкаливает. В очередной раз задумываешься, что любовь и ненависть – две дырки на одном рукаве. Но главный персонаж романа совсем другой молодой человек. Досье таких скрытных парней всегда отличается двумя вещами. Во-первых, оно скучное. Во-вторых, папка слишком тонкая, чтобы я мог официально назвать это досье. Машинист Жак Лантье и его локомотив – Лизон. Имя у поезда? Да, весьма прозаично, а местами и вовсе элегантно. Эмиль наделяет груду железа повадками человека. Персонификация в романе особо красива. У Лизон жалобный вопль, с которым она мчится по снежному ковру, напрягая бедра. И как любимая женщина, разумеется, всегда оставляет следы – шрамы во времени. Если Лизон сравнима с верной француженкой, то Жака можно ассоциировать с Халком. Прелести попсовой культуры – сделай отсылку на глянец и сразу понятно, кто есть злодей. Формально “Халк” – это Жак, что становится ясно на его странице. Но здесь такая тонкая авторская игра, которая чем-то напоминает набоковские временные ярлыки из книги «Король, дама, валет» . Амплуа “Халка” летает от одного персонажа к другому, раскрывая характеры героев ярче. Оно дополняет образы, становится их неотъемлемой частью и функцией. И как ироничный итог, читатель следит за сюжетом, где человечнее всех оказывается поезд. Да, наверное, Лизон здесь по-настоящему жаль. А что есть роль “Зверя”? Жак испытывает тягу убивать… женщин. Каждый раз, при уединении с девушкой, он хочет её придушить. Без каких-либо социальных и профессиональных мотивов. Прижать её к стенке и сдавить шею, наблюдать, как набухают вены на бледной коже, как губы хватаются за воздух. А цель одна – забрать чужую жизнь, чтобы насытить свою. Именно этот инстинкт и делает досье Жака таким тонким. Он затворник, который минимизировал болтовню с француженками. Аскетик, наделивший груду металла женскими повадками. Печально и романтично. Но в книге не все люди с психическим расстройством. Дьявола в себе находят и остальные персонажи. Разница лишь в том, что в глазах Жака “зверь” иррационален и бесконтролен. А в образе Флоры, Северины, Рубо и другой толпы – он сознательно царапает когтями изнутри. Это амплуа можно обозвать… послевкусием от людских пороков. Ревность, тщеславие, похоть… Потому в названии романа нет точки или запятой, а лишь простое тире. Идея сама по себе шикарна. Словно человек сходится в борьбе против зверя, а железнодорожные пути символ нескончаемости и тленности под снежным покрывалом. Так Смит встречал Нео с фразой – ведь нам уже известно, кто сегодня выйдет победителем. Что по итогу.

История цепляет манерой писателя. Изучать его было чертовски приятно. Описание людей за окном поезда, стук колес Лизель, вынужденная остановка в снегах и любовное переплетение Жака и Северины – заставляли перечитывать страницы и делиться ими с девушкой. В 1888-ом году Эмиль создал сюжет, который в удовольствие читать в 2020-ом. Это ли не круто? Отдельного упоминания достойно расследование убийства, где “Человек-зверь” выступает свидетелем. Сам же роман вбирает в себя ноты трагедии, триллера и детектива. При этом в нем нет статистов и пустых макушек. В беседе о книге Эмиля задумываешься над мыслью, что человека постоянно тянет возводить свои миры на чужих трагедиях. Это путь в тупик, напоминающий великолепную цитату Сэлинджера – Жизнь еще продолжалась, но судьба уже кончилась.

Но каждый из участников трагедии оказался одержим собственным бесом, готовым выпустить когти и разодрать в клочья как ради удовольствия, так и во имя жажды мести.Атмосфера романа – мрачная и гнетущая, овеянная паровозным дымом и закольцованная полотном железных дорог, вдруг окрашивается искрами нежной любви. Этот островок счастья и надежд ещё больше подчеркивает ужас предстоящих событий, без которых благополучие кажется невозможным.Автор же строчка за строчкой выстраивает собирательный образ человека-зверя и углубляется в психологию убийцы. Не спеша и увлекательно передаёт процесс трансформации человека в чудовище, его мотивы и убеждения, хотя одна демоническая душа так и остаётся скрыта в тени безумства героя.Люблю классику за её бессмертные темы. И пока живо человечество, будет жить и зверь внутри нас. Впечатляющее произведение!

Книга из серии «Ругон-Макары», каждая часть которой уже давным-давно записана в классику-классику, независимо от того, очень ли она удачная или так себе. «Человек-зверь» – часть удачная. По большому счёту это начало всего современного течения в литературе, тщательно (и даже с некоторым наслаждением, которого у Золя нет совершенно) изображающего абьюзеров и психически нездоровых людей, двинутых на идее убийства. Представьте себе, какой шок это был для тогдашней публики, с неуверенными улыбочками записавшей Золя то ли в натуралисты за гиперреалистичное и подробное описание всего на свете, то ли в порнографы, потому что … ну сами понимаете почему, хотя постельные сцены, присутствующие в его текстах – чистая невинность по сравнению с более поздней литературой, особенно так называемыми дамскими романами.О чём книга? О любви, конечно. О любви, извращённой ревностью, душевными болезнями и просто человеческими пороками. Главных героев трое – классический любовный треугольник: семейная пара Рубо, где муж, поддавшись приступу ревности, избивает жену и убивает её «покровителя», развратного окружного судью Гранморена, хотя его Северина, девочка-сирота, отданная судье под опеку, собственно, ни в чём не виновата.Рубо бросил жену поперек кровати и стал бить кулаками куда попало. За три года он ни разу не ударил ее даже в шутку, а теперь избивал ее в опьянении бешенства, в слепом животном порыве, со всей силой рабочего, передвигавшего когда-то с места на место вагоны.

– Негодная тварь! Ты с ним жила!.. Путалась с ним!.. Путалась!..

Повторяя эти слова, он приходил в еще большую ярость и осыпал Северину новыми ударами, точно старался пригвоздить ее к постели.

– Потаскушка! Стариковы объедки!.. Путалась с ним!.. Путалась!..Саму сцену убийства, произошедшего в поезде, мельком видит машинист Жак Лантье, навещавший тётушку, живущую возле железнодорожного переезда. Конечно, он ни в чём точно не уверен, но вроде бы знает убийцу в лицо. А беда в том, что Жак, как он сам считает, нездоров – «Собственные руки внушали ему ужас, он глубже засовывал их под себя, они шевелились, двигались, не подчиняясь больше его воле. Быть может, они уже больше ему не принадлежат. Быть может, это чужие руки, руки, которые он унаследовал от какого-нибудь предка, жившего в доисторические времена, когда человек собственными руками душил в лесах хищных зверей!» То, что кто-то решился и убил, а он жаждет убить и не решается, причиняет ему миллион страданий. Многократно он оказывался на грани убийства, в том числе и девушкой Флорой, влюблённой в него с детства.С юношеских лет у него постоянно раздавалось в ушах: «Убей, убей женщину!» – и тогда его охватывало безумное, все возраставшее, чувственное влечение. Другие юноши с наступлением зрелости мечтают об обладании женщиной, он же всецело был поглощен желанием убить женщину. Он себя не обманывал. Он знал, что схватил ножницы с намерением вонзить их Флоре в тело, как только увидел ее тело, ее белую, трепещущую грудь. Он сделал это не в раздражении, вызванном борьбой, нет, а только ради наслаждения. Желание убить было настолько сильно, что, не вцепись он сейчас руками в траву, он вернулся бы туда бегом! и зарезал бы девушку. Как, убить ее, Флору, выросшую на его глазах, эту девочку-дикарку, которая – он понял это – любит его глубоко и страстно! «Что же со мной делается, боже мой?» – думал он, судорожно впиваясь пальцами в землю.Северина, столкнувшись несколько раз с Лантье во время допросов (они с мужем таки попали под подозрение, потому что получили небольшое наследство от судьи) сначала думает чисто по-женски повлиять на Жака, чтобы он «не узнал» убийцу, а потом действительно в него влюбляется. Все перипетии «жизни втроём» объяснять не буду, это долго)). А вот про ход следствия не рассказать не могу. Книга Золя вышла в 1888 году, а перевод на французский «Преступления и наказания» – где-то в начале 1880-ых. Не хочу сказать, что следователя Денизе Золя позаимствовал у Достоевского, но схожесть бесспорна. Методы ведения следствия, мотивы, способы допроса – всё похоже. Вероятнее всего, просто так было принять писать в те времена о расследовании преступлений)).Но, если мы говорим о преступлении (на почве любви, напомню), то на первый план выходит абсолютно второстепенный персонаж, как бы не имеющий особой важности три четверти книги. Та самая девушка Флора, стрелочница, могучая не только телом, но и духом. Решиться устроить железнодорожную катастрофу – надо быть очень крепким в своих желаниях.Убить, убить их в первый же раз, как только они проедут мимо! А для этого устроить крушение поезда, бросить на полотно какую-нибудь запасную шпалу, снять где-нибудь рельс, все сломать, разнести. Он на своем паровозе, разумеется, будет убит на месте, а Северина, которая всегда садится в первый вагон, чтобы быть ближе к нему, тоже ни в коем случае не избежит крушения. Что касается остальных пассажиров, этой вечной человеческой волны, то о них Флора даже и не думала. Кто они ей? Она ведь не знала никого из них. Мысль устроить крушение поезда, пожертвовать столькими жизнями день и ночь неотступно преследовала Флору; только такая катастрофа казалась ей достаточно ужасной и мучительной, достаточно кровавой для того, чтобы она могла омыть в ней свое огромное, набухшее слезами сердце.Кстати, картина крушения написана у Золя так, что мурашки бегут. Не считая уже раненых и погибших, неимоверно жалко паровоз, которого Лантье долгое время воспринимал как женщину и даже имя ей дал – Лизон.смерть ЛизонВся в пене и грязи, Лизон, всегда такая чистенькая и блестящая, валялась теперь на боку в луже, почерневшей от угля, и погибала так же трагически, как погибает дорогая выездная лошадь, внезапно павшая жертвой несчастного случая на улице. Еще несколько минут можно было видеть через ее страшные пробоины, как действовали ее органы, как бились в цилиндрах поршни, словно два одинаковых сердца, как пар проходил еще в золотники, точно кровь, которая проходит по жилам. Но шатуны только судорожно вздрагивали, словно могучие руки, в последнем усилии остановить уходящую жизнь. И душа Лизон уходила из нее вместе с силой пара, и громадный запас этой силы постепенно истощался. Пораженная насмерть, великанша стала утихать. Потом как будто уснула спокойным сном и наконец совершенно замолкла. Она умерла. Груда железа, стали и меди, которую представлял теперь этот раздавленный и разбитый колосс с проломленным туловищем, разметавшимися членами и обнаженными, изуродованными внутренними органами, напоминал огромный человеческий труп, целый погибший мир, из которого жизнь была вырвана с мучительной болью.

свернутьО французских железных дорогах, устройстве паровозов и работе машиниста из этой книги можно узнать очень многое. Если кто-то читал «Дамское счастье» – так вот, тут та же подробность и тщательность в описании поданных свистков и маховичков, регулирующих скорость, как там – в рассказах о материале, из которого изготовлены перчатки)). Но никакой прогресс, никакие дороги не могут изменить натуры человеческой… Человеческой ли?..Нечего и говорить, железные дороги – чудесная штука. Ездить можно быстро, да и народ становится от них как будто умнее… Звери, однако, остаются зверьми, и какую бы хитрую механику ни выдумали люди, все-таки звери от нее не выведутся.