Эльвира Барякина
Белый Шанхай

2

Однажды Нина пришла в гости к Тамаре и заметила на столе новую фотокарточку. На ней были изображены Тони Олман и белокурый джентльмен в свитере, какие носили члены яхт-клуба. Незнакомец был снят в профиль, и Нина сразу отметила его высокий лоб и волевой подбородок.

– Даниэль Бернар – один из самых удивительных людей, что я встречала, – сказала Тамара. – По национальности он чех, но во время Мировой войны он – единственный из всех – помогал гражданам Германии и Австро-Венгрии, заболевшим испанским гриппом. Здесь, в Шанхае, никто не понимал, откуда такое великодушие. Ведь чехи столетиями страдали от австрийских и немецких угнетателей!

– С таким господином не грех познакомиться, – сказала Нина. – Давайте пригласим его ко мне на вечеринку?

– Даниэля сейчас нет в Шанхае, – отозвалась Тамара. – Он уехал за границу, но скоро вернется.

Ни с того ни с сего знакомые начали рассказывать Нине о мистере Бернаре: он поставлял в Европу редкие сорта чая и произведения китайского искусства. Его образованность и утонченность уживались с мужскими страстями: спортом, политикой и охотой; при этом он был книгочей, успешный предприниматель и меценат.

Чем больше Нина узнавала о Даниэле, тем чаще поглядывала на снимок на Тамарином столе. Всё складывалось одно к одному: Нина придумала чехословацкое консульство – и Даниэль оказался чехом; он отправился в Европу – чтобы Нина успела встать на ноги; он был приятелем Олманов, через которых она могла с ним познакомиться… Тамара явно хотела свести Нину с Даниэлем – верно, она решила поиграть в сваху. Ну так тем лучше! Возможно, это и есть Нинина судьба.

Когда в газетах напечатали, что мистер Бернар оказался среди заложников с «Голубого экспресса», Нина в ужасе позвонила Тамаре:

– Что же теперь будет?

– Китайцев выкупят родственники, а представители Великих Держав поведут переговоры об освобождении своих подданных, – бесстрастно ответила миссис Олман.

Нина схватилась за сердце: за чеха Даниэля Бернара вступаться было некому.

– Мы немедленно выезжаем в Линьчэн! – объявила она Иржи. – Нам надо спасти вашего соотечественника.

– Да вы в своем уме?! – взвился тот. – Чем мы ему поможем? И с какой стати?

– Собирайтесь, вам сказано! – перебила Нина. Она не могла спокойно сидеть и ждать у моря погоды.

* * *

Линьчэн встретил их грязью и хаосом. Выяснилось, что переговоры об освобождении длятся месяцами, и Нина с Иржи действительно зря приехали.

Мест в гостиницах не было, и ночевать предстояло в вагоне.

– Я так и знал, что это была глупая идея, – повторял Иржи.

Нина словно очнулась: «Я сошла с ума… Нет никакого Даниэля Бернара, я его выдумала!»

Она долго сидела у себя в купе и думала о том, что её жизнь кончена: всё уже в прошлом, а впереди её ждет не роман с прекрасным незнакомцем, а китайская тюрьма.

Лампочка в светильнике погасла, Нина отправилась искать проводника, вышла из вагона… и встретила Клима.

3

Клим проснулся и обнаружил, что Нина перебралась к себе в постель: вдвоем спать на узком диване было слишком тесно.

Снаружи доносились голоса и фырканье паровоза – там сияло солнце и кипела утренняя суета. А в купе всё ещё царил нежный сумрак.

Клим приподнялся на локте и взглянул на спящую Нину. Уму непостижимо… Он не смел надеяться на встречу с ней, но чудо всё-таки совершилось при самых невероятных обстоятельствах.

Сильная, несносная и ослепительная Нина совсем не изменилась. Зубчатая тень от её ресниц чуть подрагивала; рука, откинутая на подушку, отливала бежевым перламутром. Господи, сколь драгоценно было всё это!

«А ведь мы с Ниной никогда больше не будем разговаривать по душам», – с грустью подумал Клим.

Чтобы не отпугнуть её, он должен был пускать пыль в глаза, уклоняться от расспросов и не требовать объяснений. Нина тоже не горела желанием откровенничать. Что теперь их могло связывать? Только постель?

Клим оглянулся кругом. М-да… Мечтать о примирении было глупо. Кто-то платил за Нинино купе, духи и наряды. Она, наверное, разругалась со своим ухажером и решила изменить ему, а Клим как раз подвернулся под руку. Кем он будет при Нине? Приходящим любовником? Кольцо на её пальце стоило больше, чем он зарабатывал за полгода.

Взглянув на часы, Клим принялся торопливо одеваться: ох, без пяти восемь; не проворонить бы встречу с Роем Андерсеном!

Он снял чемодан с багажной полки, потихоньку выскользнул из купе и остановился посреди коридора. Может, всё-таки разбудить Нину? Нет, пусть отсыпается. «Вернусь и поговорю с ней, а там – будь что будет», – решил Клим.

Он вышел на площадку вагона и зажмурился от яркого майского солнца. Мимо мчались люди, как на пожар.

– Слышали новость? – подлетела к нему Урсула. – Даниэль Бернар сбежал от бандитов!

– Муж Эдны?

– Ну конечно! Вы что, не знали, что он тоже попал в плен? Пойдемте быстрее: он сейчас будет рассказывать о своих приключениях! Говорят, у него на лице сильный солнечный ожог, и бандиты решили, что Даниэль заразился опасной болезнью. Они выгнали его, представляете?

Около станционного здания собралась огромная толпа, но солдаты пропускали внутрь только представителей прессы.

В зале ожидания в плотном кольце фотографов и репортеров сидел светловолосый человек в грязной полосатой пижаме и накинутом на плечи чужом пальто. Лицо его было неестественно красным, а на носу и над бровями кожа шелушилась мелкими белыми чешуйками.

Сразу было видно, что Даниэль Бернар смертельно устал и измучился: он два дня блуждал по горам, пока на него не наткнулись солдаты и не привезли его на станцию.

– Бандиты выстроили нас в колонну и погнали в горы, – рассказывал он. – Но триста человек – это слишком большой улов: у нас не было ни еды, ни питья, а у многих – даже обуви. Джентльмен, который шел рядом со мной, знал местный диалект и слышал, что бандиты собираются отпустить женщин и детей. По их понятию, мужчины – это более ценная добыча, за которую можно получить больший выкуп.

Невысокая Урсула не могла разглядеть Даниэля из-за чужих спин.

– Власти пытались передать продукты через парламентеров: вам что-нибудь доставалось из этих посылок? – выкрикнула она.

Даниэль покачал головой:

– Бандиты выкидывали всё, кроме консервированной тушенки. Они боялись, что в еду может быть подмешано снотворное.

– Они выдвигали какие-либо политические требования? – спросил Клим.

– Ничего они не выдвигали. Деревенские парни становятся грабителями вовсе не из-за политики. У местных крестьян по пять-восемь детей, и они живут в страшной бедности из-за нехватки земельных наделов. Бандиты – это молодежь, которая не может прокормить себя ничем, кроме разбоя.

В толпу журналистов врезался невысокий пухлый господин с саквояжем под мышкой:

– Я доктор Пайпер. Прошу всех немедленно разойтись и не докучать мистеру Бернару. Ему нужен абсолютный покой!

Клим и Урсула отправились на телеграф, чтобы отослать очередные сообщения, но там уже выстроилась громадная очередь. Ждать пришлось несколько часов: где-то оборвался кабель, и его далеко не сразу починили.

– Всё-таки Эдне невероятно повезло, что её муж сумел вырваться от бандитов, – повторяла Урсула.

Клим кивал, но думал совсем о другом. Если он предложит Нине начать всё заново, что она ответит? «Давай останемся друзьями?» Или всё-таки сменит гнев на милость? Может, она не случайно сказала, что с разводом ничего не выйдет?

Отослав телеграммы, Клим чуть ли не бегом бросился на станцию, но, когда он вышел на платформу, ему показалось, что он попал не туда, куда надо: на путях стояли пустые вагоны товарняка.

– Где поезд, который вчера прибыл из Шанхая? – спросил Клим у молодого китайца в железнодорожной форме.

Тот посмотрел на него поверх круглых очков.

– Он давно уехал.

4

Нина страшно изумилась, когда обнаружила, что Клим исчез, не сказав ей ни слова. Прошлой ночью он будто забыл об их разладе, и она была уверена, что утром они покаются в прошлых грехах, посмеются над своими несчастьями, и всё как-нибудь наладится.

Она долго сидела у окна, напряженно вглядываясь в лица людей, пробегавших мимо вагона. Прошел час, другой, третий, но Клим так и не появился. Этому было только одно объяснение: он показал Нине, что она упустила, и ушел, не желая связываться с предательницей.

Теперь она проклинала себя: как можно было усомниться в Климе? Ведь он умный, талантливый и способный на большие поступки! Подумать только: не прошло и полугода, как он устроился в Шанхае, и, судя по всему, гораздо лучше, чем его непутевая жена.

Нина бросила Клима не ради кого-то другого, а ради несуществующего «более подходящего мужчины», который должен был появиться в будущем. Увы, свобода не принесла ей ничего, кроме добровольного, но всё же унизительного рабства у Тамары. Что касается истории с фотокарточкой Даниэля Бернара, то это было свидетельство полного фиаско.

Если бы Нина не ушла от Клима, она бы получила всё, что хотела, и при этом сохранила семью, доброе имя и чистую совесть. А теперь как быть? Проситься к нему назад? Да примет ли он её – тем более когда узнает, в какую аферу она впуталась?

Раздался стук в дверь, Нина вскочила – но это был всего лишь Иржи.

– Даниэль Бернар сбежал из плена! – взволнованно проговорил он. – Он поедет в Шанхай на нашем поезде!

Обессилев от разочарования, Нина опустилась на диван. Да пошел он к черту, этот Даниэль Бернар! Какое ей до него дело?

В конце коридора послышался голос проводника:

– Господа, поезд отправляется через пятнадцать минут! Просьба приготовить обратные билеты.

Нина взглянула на часы: полвторого. Клим не вернется; он ведь сразу сказал, что хочет развестись.

– Вы в порядке? – обеспокоенно спросил Иржи. – На вас лица нет…

– Мы едем домой, – упавшим голосом отозвалась Нина.

5

Иржи то и дело стучался в Нинино купе и пересказывал, что происходит с Даниэлем Бернаром: то он сходил пообедать в вагон-ресторан, то к нему с визитом явился начальник поезда.

Нина не выдержала и спряталась от Лабуды на открытой площадке последнего вагона – чтобы хоть немного побыть в одиночестве.

Стучали колеса, ветер гнал волны по зеленым полям гаоляна, а Нина стояла, вцепившись в поручень, и плакала.

Ее раскаяние сменились гневом.

– Мы ещё посмотрим, кто кого! – шептала она. – Ты ещё сам обо всём пожалеешь!

Двери разъехались в стороны, Нина повернулась и в испуге отпрянула: на площадку вышел человек с багровым шелушащимся лицом. Это был «герой её романа» – Иржи описал Нине его внешний вид.

Закурив, Даниэль подошел к перилам, и они с Ниной долго стояли в молчании. Время от времени она бросала на него недоуменные взгляды: в жизни мистер Бернар оказался угловатым, взъерошенным типом с излишне резкими движениями.

Он тоже поглядывал на Нину.

– У вас очень интересное лицо, – произнес Даниэль. – Никогда раньше не видел такого.

Нина посмотрела на свое отражение в застекленной двери и охнула: она была чумазой, как шахтер. Оказалось, что поручень, за который она держалась, был перемазан в паровозной копоти и, вытирая слезы, Нина испачкала себе щеки.

– Что же вы ничего не сказали?! – возмутилась она. – У вас есть носовой платок?

Даниэль улыбнулся.

– Есть, но я его вам не дам. Если вы превратитесь в нормальную женщину, у меня не хватит духу разговаривать с вами. А так мы даже дополняем друг друга: красное и черное хорошо смотрятся вместе.

Нина растерялась, не понимая, над кем он иронизирует – над ней или над собой.

– Давайте считать себя драгоценностями, спрятанными под невзрачной оболочкой? – миролюбиво предложил Даниэль. – Вы когда-нибудь слышали историю об Императорской печати Китая?

– Вам что, поболтать не с кем? – нахмурилась Нина.

Даниэль пожал плечами:

– Мне показалось, что с вами болтать приятнее, чем с начальником поезда: он мне до смерти надоел. Так слушайте историю: давным-давно человек по имени Бянь Хэ нашел среди холмов кусок нефритовой породы и отнес его князю. Увы, беднягу прогнали со двора. Когда на престол взошел следующий правитель, Бянь Хэ предложил ему свою находку, но опять ничего не добился. Только третий князь распознал, что имеет дело с редким сокровищем. Он повелел вырезать из нефрита символ неба – ритуальный диск би, и вскоре слава об этом разнеслась по всему Китаю. За драгоценный би отдавали города и разрушали царства, и через сотни лет он оказался в руках императора Цинь Шихуанди, который сделал из него наследственную печать. Тот, кто владел ею, получал мандат Небес на правление империей. Мораль: не спешите отвергать неказистые куски породы.

Даниэль явно имел в виду себя, но Нине почудился в его рассказе намек на Клима.

– А где сейчас эта печать? – спросила она.

– Больше тысячи лет её передавали из поколение в поколение, а потом она пропала при невыясненных обстоятельствах. Достоверно известно только одно: у последних двух династий не было мандата Небес, и дело кончилось распадом империи.

Оказалось, что Даниэль может бесконечно рассказывать о способах выделки фарфора, древних свитках и великих библиотечных катастрофах, во время которых завоеватели месяцами жгли трактаты, накопленные поколениями мудрецов. Его истории были настолько увлекательными, что Нина забыла даже о копоти на щеках.

Два часа пролетели как не бывало. Можно было только удивляться тому, как быстро Даниэль сумел расположить её к себе. Всё-таки Нина не могла устоять против великолепного образования и чувства собственного достоинства, приправленного легкой самоиронией.

Но дело было не только в этом: им обоим была нужна доза «обезболивающего», лишь бы не думать о недавних бедах. Нина боялась оставаться наедине с мыслями о Климе, а Даниэлю надо было прийти в себя и осознать, что не будет больше ни убийств, ни унизительных обысков, ни многочасовых переходов по горам. Теперь он мог стоять на площадке вагона и, покуривая хорошие сигареты, беседовать со случайной попутчицей об истории.

Они решили вместе поужинать. Нина сходила умыться и явилась в вагон-ресторан с подправленной прической и чуть подкрашенными губами.

– Если бы бандиты не забрали мой багаж, я бы тоже принарядился к вашему приходу, – сказал Даниэль. – У меня в чемодане имелся дивный немецкий противогаз, купленный на блошином рынке.

Тамара оказалась права: мистер Бернар был необыкновенным человеком.

6

Всю дорогу до Шанхая Нина почти не расставалась с Даниэлем: ей было безумно интересно с ним.

«Может, это действительно судьба?» – в смятении думала она. Представить его своим любовником было невозможно, но ведь обгоревшее лицо заживет, а к неприятно резким движениям можно привыкнуть.

«Мне срочно нужна новая любовь, – повторяла себе Нина. – Клима всё равно не вернуть, а жить одна я не могу».

Наконец поезд подъехал к Северному вокзалу, и пассажиры вы́сыпали на перрон.

Гудели голоса, раздавались свистки паровозов и выкрики носильщиков. По ногам гулял горячий воздух, вырывавшийся из-под платформы.

Нина так разволновалась, что позабыла всё, что собиралась сказать на прощание. Даниэль тоже молчал и нервно вертел в руках её визитную карточку.

– Я рад, что мы познакомились… – начал он, но тут к нему подлетела молодая женщина в клетчатом костюме.

– Жив! – крикнула она, бросаясь ему на шею.

Нина в изумлении смотрела на нее: господи помилуй, кто это?!

Лицо Даниэля приняло бесстрастное выражение – будто он находился на деловой встрече.

– Эдна, позволь представить тебе мисс Нину Купину. Нина, это моя жена Эдна.

Место миссис Бернар было уже занято.

Эдна поздоровалась с Ниной и тут же забыла о её существовании.

– Пойдем, машина уже ждет нас! – позвала она Даниэля.

Он последовал за ней и даже не оглянулся. Потрясенная Нина смотрела им вслед.

– Неужели мистер Бернар не признался вам, что он женат? – съязвил Лабуда, появляясь на подножке вагона. – Какой негодяй! А вы сказали ему, что вы замужем? Нет? Наверное, тоже запамятовали.

– Когда-нибудь я вас выгоню, шут гороховый! – сквозь зубы процедила Нина, но Иржи лишь рассмеялся:

– Смиритесь, ваше величество: я – единственный мужчина, которого вы заслуживаете. И, в отличие от ваших принцев, я никогда вас не брошу.

Глава 7. Драка в ресторане

1

Раньше никто из белых девушек Шанхая не соглашался танцевать с китайцами, но с приездом русских всё поменялось. Для того чтобы устроиться такси-гёрл, не надо было знать английский язык, и сотни иммигранток растеклись по портовым кабакам. Они кормили целые семейства за счет фокстротов, танго и единственной фразы: «Дорогой, купите мне бутылочку вина!» Им было всё равно, кто их приглашал – белые, желтые или черные, – лишь бы клиенты платили деньги.

Всё западное, а особенно танцевальные вечеринки, вызывало у молодых азиатов жгучее любопытство, и владельцы ресторанов быстро смекнули, что на китайских парнях и русских девушках можно заработать неплохие деньги.

Дела в «Гаване» шли плохо, и Марта тоже велела охране пускать цветных посетителей.

– Класс заведения падает! – возмущалась Бэтти. – Это что же получается? Теперь любой китаец сможет заплатить пятьдесят центов и прижаться к белой даме?!

Сама она была бразильянкой, и её лишь с большой натяжкой можно было назвать белой, но на этот счет с Бэтти никто не спорил: оскорбившись, она могла дать в морду.

Она объявила хозяйке, что ни за что не станет танцевать с узкоглазыми, и Марте пришлось смириться: у Бэтти и так было полно клиентов, и ссориться с ней не стоило.

Остальным девушкам Марта велела не строить из себя недотрог, но такси-гёрл тайком договорились с управляющим, чтобы тот направлял всех китайцев к безответной Аде. А ей даже пожаловаться было некому: Клим уехал и оставил её одну.

Ада была избавлена от позора только по пятницам: в этот день у американских морпехов была получка, они гуляли до утра и цветные даже не совались в «Гавану».

Поначалу Ада надеялась познакомиться с каким-нибудь хорошим моряком, который влюбится в нее и увезет с собой в США. Между такси-гёрл ходили слухи о русской красавице из ресторана «Черные очи», которая вышла замуж за капитана военного крейсера. Если у нее получилось, то почему у Ады не получится?

Но Марта, подслушавшая разговоры такси-гёрл, сказала, что американские офицеры не берут за себя портовых девок, а матросы и морские пехотинцы могут обещать всё что угодно – им всё равно не дают жениться без позволения начальства.

– Если хочешь замуж, пригляди себе богатого старичка, желательно лысого и беззубого, – советовала Аде Марта. – Такие привыкают, что женщины на них не смотрят, и на радостях могут не только жениться, но и завещать тебе весь капитал. Ты лет десять промучаешься с ним, а потом овдовеешь.

Аду аж передергивало от её слов.

2

В ту пятницу вечер с самого начала не задался: Аду никто не приглашал. К тому же в «Гавану» явились итальянские моряки с крейсера «Либия», а у них с американцами были давние счеты, и такси-гёрл заранее нервничали: вдруг клиенты передерутся между собой?

Ада сидела за стойкой, щелкала семечки и смотрела, как итальянский матрос танцует с Бэтти. Он крутил её так, что длинная бисерная бахрома на её платье разлеталась, словно брызги.

За соседним столом развалился американский капрал: он был пьян, курил одну сигарету за другой и, если его окликали, огрызался, как старый бульдог. Он первым пригласил Бэтти, но она удрала от него к итальянцам, и теперь морпехи насмехались над ним.

«Хорошо бы охрана выпроводила его, а то он натворит дел!» – думала Ада, разыскивая взглядом управляющего.

Тот разговаривал с молодым японцем и показывал ему на Аду. Судя по вееру танцевальных билетов, клиент собирался потратить в «Гаване» немало денег.

Ада приосанилась, но по пути к ней японец нечаянно задел капрала. Ухватив парня за грудки, тот что есть силы толкнул его к итальянцу. Все вскочили, музыка оборвалась, и только дурной барабанщик продолжал размеренно бить колотушкой.

– Полиция! – тонко вскрикнула Ада, но на нее никто не обратил внимания.

Отодвинув Бэтти в сторону, итальянский матрос сначала ударил японца, а потом врезал по роже капралу. Морпехи кинулись их разнимать, такси-гёрл завизжали, а вскочивший на ноги японец вдруг выхватил револьвер и пальнул в обидчика.

Звук от выстрела был таким громким, что у Ады заложило уши. Она думала, что итальянец сейчас упадет, обливаясь кровью, но он продолжал дубасить поверженного врага.

Ада почувствовала обжигающую боль в левой лодыжке.

– её ранили! – заорала Бэтти, но Ада не поняла, о ком идет речь. Лица вокруг нее поплыли, и она потеряла сознание.