Эльвира Ивановна Сапфирова
Будет воля твоя. Том 1
В течение долгих лет семейной жизни жгучее чувство беспричинной ревности, то засыпало, то вспыхивало. Веру увидела сразу. И глухая, клокочущая ревность, как раскаленная лава, разлилась в груди. Пальцы сжали спинку кресла напротив с такой силой, что тучная женщина, сидящая в нем, удивленно посмотрела, обернувшись. Татьяна извинилась, криво улыбнулась, и вжалась в сиденье.
А Вера Павловна шла боком, приставным шагом по ступенькам вниз и увлеченно что-то рассказывала высокой худощавой женщине. Почти не изменилась. Мальчишек родила и даже не располнела, а как будто округлилась, исчезла девичья угловатость и волосы, вьющиеся ниже плеч, раньше схваченные резинкой на затылке, тоже исчезли. Короткая стрижка всем облегчает жизнь. Татьяна вздохнула. Как же теперь жить?
В жизни ничего нет случайного. Она точна, как провизор: в будущем отвесит столько же, сколько было отдано. Хорошо, если это тепло души, любовь, нежность, участие, а если нет?! Придется отвечать за совершенное: случайное и неосознанное, преднамеренное и обдуманное. Все вернется по кругу.
Поэтому Татьяна Львовна обязательно должна была встретить ее, бывшую невесту своего мужа и бывшую подругу, Веру Павловну Степную.
ГЛАВА 6 Учить детей или обслуживать родителей?
А Вера Павловна, действительно, блаженно улыбалась. В мягких креслах тонула усталость от долгого стояния в очереди и от обильного общения с коллегами из других школ. Она с облегчением шевелила пальцами ног, отодвинув туфли.
На сцене вспыхнул яркий свет, освещая огромный портрет президента в каскаде дорогих голландских роз, высокие сквозняковые столы с короткой бордовой скатертью, пышные букеты импортных гвоздик в плетеных корзинах, скрывавших низы столов. Страна утопала в голландских цветах, в феерическом, волшебном, сказочном ощущении свободы и в убогой страшной нищете.
Вера Павловна наклонилась к сидевшей рядом приятельнице, учителю математики, лицо которой сияло, глаза радостно блестели. Вера Павловна улыбнулась.
–Чего сияешь? Встретила половинку в деревне у мамы?
–Издеваешься! – весело всплеснула руками Наталья Николаевна. – Где ты видела в деревне мужчин? Одни бабульки и внуки шныряют. Нет. Соседка познакомила. Приехал откуда-то с Севера. В ресторане сидели. Смотрю: двенадцать. Ну, думаю, дотанцевалась! Автобусы уже не ходят! Как домой добираться? Покраснела вся, руки не знаю, куда деть. А он хохочет, так заливается, даже обидно стало. Потом ласково так говорит:
– Такси довезет, не переживай!
Женщина закатила глаза, цокнула язычком, поерзала на сиденье, переживая еще раз это сладкое мгновение.
–Вот какая жизнь, оказывается, есть.
Она сжала руку Веры Павловны, глядя куда-то вперед и видя перед собой того знакомого, который так красиво ухаживал. Романтик, она, лелеяла мечту встретить свою половину. Бывает же в жизни счастливый конец одиночества и бедствий?! Полюбят и её. В конце концов, жизнь полосата: Удача – неудача, везение – невезение, радости чуть-чуть, а неприятностей – хоть отбавляй.
Никто, кроме Веры Павловны и учеников, не знал, какая чуткая, ранимая душа у этой ершистой, непокладистой женщины.
–Как дочка? Ты что-то и не говоришь о ней. Где лето провела? Уже в девятый пойдет! – спросила Вера, наклонившись к уху подруги.
– А что говорить, – сникла та, – сапожник без сапог! Совсем от рук отбилась. Познакомилась в деревне с каким-то металлистом на мотоцикле. Тоже приехал отдыхать от родителей, учится в колледже. Одеваются во все черное, бряцают цепями и никаких авторитетов. Представляешь!
–Да, закрутила наших детей улица, – посочувствовала Вера Павловна и подумала, что дочь такая же своенравная, как и мама. Где им найти общий язык! А отца нет. И под звук аплодисментов уточнила, – а парень-то хороший?
– Кто его знает, вроде вежливый,– она пожала плечами и, вспомнив, всполошено затрясла локоть Веры, – возьми ученика, знакомая просит, а?
– Не могу, – ответила Вера быстро и убрала руку с подлокотника, но, увидев укоризненный взгляд, вздохнула,– Ну, пойми же ты, не могу я быть одновременно и учителем, и обслуживающим персоналом. Несовместимо.
Наталья Николаевна села прямо, вжавшись в кресло Лицо стало строгим и отчужденным. Она любила детей, любила школу, жила в ней, и, конечно, сейчас, когда по месяцам не выдают крошечную зарплату, она вынуждена заниматься дополнительно за деньги. А что в этом плохого?! Наоборот, родителям некогда, целый день в делах, а она окажет ребенку квалифицированную помощь, объяснит еще раз. И ему хорошо, и ей, и родителям. Мир меняется, надо приспосабливаться. Не до принципов! Женщина горько усмехнулась. Хорошо быть принципиальной, когда муж обеспечивает семью.
– Ну, извини, не обижайся, – виновато прошептала Вера Павловна, тронув подругу за плечо, – я понимаю, о чем ты думаешь. Ты хороший учитель, и, наверное, правильно делаешь, занимаясь с детьми после уроков, но у меня литература, а это воспитание чувств, морали, принципов да ещё у старшеклассников, у максималистов!
–А жить как? – с горечью возразила Наталья Николаевна, не глядя,– детей кормить как?
Она тоже знала о высокой миссии учителя, но к обстоятельствам надо приспосабливаться, и, твердо уверенная в своей правоте, уже требовательно произнесла:
–Возьми! Ему нужны уроки русского языка, а не литературы. Его жизнь быстро принципам научит. И потом, он сын нашей коллеги. Должны же мы друг другу помогать! Хороший парень, мечтает о кораблестроительном, не из нашей школы, никто не узнает.
Вера Павловна слушала, наклонив голову. Она протестовала, и не желала подчиняться веяниям времени, обстоятельствам. Нельзя всё продавать и покупать. Или ты учитель, или репетитор.
Учитель! Он должен стоять над учениками. Его знания, опыт, моральные качества, должны быть выше окружающих его людей, иначе он не сможет заставить поверить в те ценности, о которых говорит. Учитель связывает прошлое и будущее. И если связь непрочная, формальная, канет в лету прошлое и не наступит будущее.
Гром аплодисментов прервал идилличекие размышления. Вера Павловна, взглянув виновато на приятельницу, прошептала:
–Потом, ладно?
Из-за кулис выходило чинно, не торопясь, начальство, и занимало свои места за столом на сцене. Заиграли «Патриотическую песнь» Михаила Глинки, без слов. В зале встали: кто нехотя, со вздохом, кто спокойно по привычке, выработанной годами, и лишь в президиуме вскочили быстро, молодцевато, с поспешной готовностью, одергивая дорогие, нарядные костюмы.
Людям казалось, что преобразования совершались где-то и с кем-то, но не с ними. И когда в суете будней незаметно поменялись цели образования, они не почувствовали разрушительную силу этих преобразований. Воспитывать патриотов стало не модно. Престижны люди мира. Теперь надо воспитывать не творческую личность, а компетентного потребителя. Поговаривали даже отменить обязательное среднее образование?! Зачем его всем иметь? А потребителю и образование должно быть соответствующее: чем меньше, тем лучше. И согласились!
А может, люди желали видеть и ощущать только положительные веяния времени. Хотели отменить тоскливо написанные отчеты, но оставить возможность учить и воспитывать детей-патриотов, или не терять тот высокий престиж советского учителя в обществе, что был в Советском Союзе! Не получится. Революция, как и весна, пробуждает все живые силы природы: и цветочки, и сорняки.
ГЛАВА 7 Час славы Веры Павловны
–Закончился трудный, но интересный учебный год, а что принесет новый? – громко и торжественно читал доклад, стоя за трибуной, начинающий лысеть и расплываться Заурбий Бечмизович, заведующий районным отделом народного образования, – пятерым учителям присвоено звание учитель –методист. Это пионеры, товарищи, новаторы! Они освоили новые предметы и методику их преподавания. Встаньте, товарищи, встаньте! Пусть все увидят вас!
Раскрасневшаяся и смущенная, Вера Павловна встала, придерживая ускользающее сидение кресла. Ее глаза светились, она счастливо улыбалась и с удовольствием кивала в ответ на приветствия и поздравления коллег. А заведующий с воодушевлением продолжал:
–Вот, вы наша гордость! Теперь каждый ваш урок – открытый. Приходите к ним, товарищи, учитесь, совершенствуйте свое мастерство!
Когда Вера, счастливая, плюхнулась в кресло, Наталья Николаевна радостно пожала ее пальцы:
–Молодец, поздравляю. И молчала! Скромничаешь?
Верочка игриво пожала плечиком и прислонила палец к губам. Она с упоением переживала гедонистическое состояние триумфа. Оратор стоял на трибуне, что-то говорил, но женщина его не слышала еще несколько минут, смотрела на сцену невидящим взглядом, и блаженная улыбка гуляла по ее лицу. Приятно, но главное – будут последователи, апробировавшие её программу. Директор просто обязан дать часы на мировую художественную культуру во всех старших классах. Если бы не полный зал людей, она громко и счастливо бы рассмеялась и захлопала в ладоши. Медленно, но неуклонно, год за годом сбывалась ее мечта. Литература – особый предмет, он формирует личность, мировоззрение и преподавать его надо по-особому, по-новому. расширяя знаниями о мировой художественной культуре.
Так и сидела, витая в облаках, пока Наталья Николаевна не спросила, касаясь середины цветка на груди:
– Где это ты пуговицу потеряла? Плохая примета.
А Вера беспечно посмотрела на стройный ряд маленьких, блестящих пуговиц под цвет фиолетовых пионов, и беззаботно махнула рукой.
– Наверное, в очереди оторвалась. Такая давка за книгами, – она втянула живот и легонько, нежно провела по бусинкам, – хорошо, что нитка была гнилая, аккуратно потерялась.
Соседка, сидящая позади, наклонившись, подтвердила:
– Их много, одной больше, одной меньше.
Вера оглянулась, кивнула в знак согласия и вздрогнула, почувствовав на себе чей-то взгляд. Нехороший, жёсткий. Захотелось забиться, затеряться среди многочисленной публики, спрятаться, как в детстве, под кровать, от этих насквозь пронизывающих испепеляющих глаз.
Она наклонилась к сумке, стоящей у ног и рылась в ней, судорожно соображая, кто бы это мог так смотреть. Явно, не поклонник. Но ей знаком этот жуткий взгляд. Татьяна?! Так умела смотреть только она. Мозг молнией обожгло ощущение обиды, напрасной обиды, незаслуженного оскорбления, запрятанного глубоко в подсознание. Даже дышать стало больно.
« Нет, не может быть! – сдерживая дрожь, успокаивала себя Вера, усаживаясь прямо и опираясь на подлокотники, – она, как говорили, успешно торгует постельным бельем».
Потрогала лоб, поправила прическу и одернула себя:
– Испугалась? Это плохо. До сих пор не научилась держать удар. Сколько можно тебя учить?
Вытерла платком вспотевшее лицо. Жарко. Тогда, двадцать лет назад тоже был август, и тоже была жара только в городе, где Вера училась в педагогическом институте.
ГЛАВА 8 Подруги
На каникулах Вера Степная приехала на несколько дней к учителю пения, бывшему солисту Большого театра.
Когда-то знаменитый тенор, Вячеслав Дмитриевич Наумов с женой были совершенно одни и просили помочь по хозяйству: домработница уехала к сестре. Их кошки, длинношёрстные, пушистые британцы, орали от голода, в углах серыми клубами покачивалась шерсть, а кухонный стол заняла немытая посуда. Вера быстро навела порядок, накормила обитателей квартиры, и, вычищая диванные подушки от въевшейся шерсти, орудуя шваброй, с увлечением слушала рассказы о Собинове, о Козловском, о церковном хоре, где учился петь будущий солист Большого театра. А потом с упоением репетировала, готовилась к выступлению в концертном зале на празднике День первокурсника. Особенно нравилось её лирическое сопрано коту Базилио: он садился на крышку фортепиано, складывался и слушал, навострив ушки. Звучала неправильная нота, он фыркал и мотал головой.
В этот день Вера освободилась немного раньше и зашла в институтскую библиотеку. Шёл очередной вступительный экзамен.
Абитуриенты явно волновались, и Вера смотрела на них сочувственно. Ещё издали увидела, что её любимое место занято. Незнакомка сидела спокойно на скамейке и смотрела перед собой, держа руку внутри прикрытой тетради. Время от времени она дула на прядь, опускавшуюся на глаза, пыхтя при этом, как каша без воды, и подглядывала в записи. Глядя на серьезную, сосредоточенную девушку с длинной косой, завернутой несколько раз от затылка до шеи, Вера подумала, как нелепо выглядят оставленные прямые пряди по вискам, отчего красные кончики ушей казались еще острее на фоне вытянутого лица.
Вера улыбнулась и села рядом поддержать. А потом они оказались в одной комнате общежития, хоть и на разных курсах литфака.
Сначала с Таней было легко, даже радостно. Все пополам, везде вместе. И не скучно! Говорили часами и не могли наговориться. Начитанная, невероятно остроумная, она сыпала смешными замечаниями и цитатами из классиков, с наслаждением колола кого-либо из однокурсников жалом своих сарказмов и, приглашая Верочку посмеяться, заливалась смехом, потому что жертва не могла ответить.
Первое время Вера тоже улыбалась, но в душе это вызывало протест. От сцены оставался неприятный осадок. Заметив это, Татьяна заливалась кокетливым смехом и ободряюще подмигивала Вере, которая не хотела пока замечать эту неприятную странность подруги.
Особенно хорошо было по вечерам, когда они сидели на кровати, не зажигая света, и секретничали, рассказывая о школьной жизни, о семье. Так Вера узнала, что отец Тани отравился. Сам. Специально. Старшая сестра ее учится в медицинском институте на втором курсе, а мать теперь одна в Воронеже. Эта история потрясла Веру до глубины души. Самому уйти из жизни! Даже маленькие дочурки не остановили, не уберегли от такого поступка!
Наверное, в Татьяне что-то осело от неустойчивой психики отца: перепады в настроении пугали однокурсников, и с ней мало кто общался.
Вера после такого откровения, стала еще тщательнее оберегать это ершистое, колючее создание, вопреки тем неудобствам, которое оно доставляло.
А Татьяна смотрела на мир уверенно и твердо, точно зная, что хочет от него. Она надменно фыркала, как кошка, при малейшем намеке на глупость или пошлость; высмеивала желание всех девчонок встретить настоящую любовь. А Вера никак не могла понять, почему желание иметь дом и детей – это мещанство, и как тогда отличить его от семейного счастья. Где та грань, что отделяет мещанство от мечты о хорошей счастливой жизни. Но спорить не хотелось.
А потом была зимняя сессия. Новый год, праздник, а внутреннее напряжение зашкаливает. Надо сдать экзамены на пятерки, чтобы получить повышенную. стипендию. У Татьяны сессия первая. Страх, усталость, раздражение, которые тщательно ею скрывались, неожиданно вырвались наружу.
Однажды после целого дня зубрежки решили вместе приготовить ужин. Вера поставила на стол чашку с картошкой, положила рядом два ножа и вдруг услышала:
– Ты, Верка, куропатка, ну вылитая куропатка! Даже маленькой головкой вертишь так же. Вот, посмотри в зеркало.
Татьяна нервно засмеялась, прыгая, вокруг стола, размахивая руками, и показывая пальцем на встроенный шкаф с зеркалом.
Смех с издевкой, сарказмом задел Веру, от обиды перехватило дыхание, да и сравнение не льстило самолюбию. Обидеться?!
– Курица, куропатка! – заходилась Татьяна звонким, радостным смехом, будто сделала открытие после долгих и мучительных поисков. Она смеялась громко, от души, с упоением, довольная тем, что нашла, наконец-то, точное определение этой везучей простушки, добродушной до глупости. Всё ей: и учитель по вокалу, а платит институт, и восхищение ее пением безмозглых ребят, что табуном за ней ходят, и любви обильные родители с посылками. А у нее, может, тоже голос! И не хуже!
Страх, мелькнувший в глазах Веры, невольный протест, выраженный отталкивающим движением руки, развеселил Татьяну еще больше.
–А ты…ты, -
Вера пыталась найти такое же умное яркое сравнение и не могла, потому что от обиды всё забыла. Татьяна смотрела на нее колючими злыми глазами-ножами и будто доставала, выворачивала, высвечивала все недостатки девушки, как рентгеном, и швыряла на всеобщее обозрение то, что пряталось в тайниках души, потихоньку искоренялось, выпалывалось, как сорняк, на пути к совершенству.
–А ты … А сама-то ты на кого похожа? – решив все-таки обидеться пошла в атаку Вера.
–А сообрази!
Действительно, на какого животного похожа эта дерзкая, насмешливая девушка-карлик с высоко поднятым квадратным, упрямым подбородком и беззащитным аккуратным носиком. Ее бледное, худое лицо – гимн студенческому питанию. Но взгляд никого не оставлял равнодушным: то злой, жестокий, то умный, проницательный.
Ссориться не хотелось. По опыту Вера знала, что за этим последует насмешка еще злее, и она лихорадочно искала сходство Татьяны с каким-либо существом и не находила. Вернее, она могла бы сказать. Еще при первой встрече подумала: « Если бы на эти прямые русые волосы натянуть колпак с кисточкой, то перед ней предстал бы тролль. Настоящий желчный ядовитый тролль». Но Вера не хотела обижать девушку этим нелестным сравнением, посчитала недостойным лишний раз напоминать о её росте. Мало ли что кому досталось от природы!
А Татьяна по-своему расценила молчание подруги. Подождала еще минуту, видя усиленную работу мысли на лице, и, довольная, хихикнула. Потом рассмеялась, наиграно задорно, и примирительно замурлыкала, грациозно изгибаясь, ласкаясь, еле дотрагиваясь головой до плеча подруги.
Но ответной реакции не было. Тогда Татьяна неожиданно прыгнула на свою кровать и грубо бросила:
–Да, не парься ты.
Вера удивленно посмотрела, ничего не ответив, и положила нож на стол. Татьяна вскочила и закружилась, изображая веселье. Ей расхотелось ссориться. Укусила и будет. Теперь можно и подсказать. Пусть своими куриными мозгами думает, кто она и на кого похожа.
–Во мне тоже есть что-то птичье.– нараспев сказала она, расправляя халат.
Вера с интересом посмотрела в ее сторону, но промолчала.
–Понимаешь, каждый человек похож на какого-нибудь зверя, птицу, рыбу. Это мы с девчонками еще в восьмом классе узнали, – рассказывала Татьяна, смеясь, и грациозно жестикулируя. Она махала кистями рук и любовалась их полетом, изяществом. – А знаешь, какие у нас талантливые ребята были в классе.
Вера облегченно вздохнула и расслабилась, не ожидая больше злого подвоха. В конце концов, каждый видит то, что хочет увидеть. И она решила поддержать разговор:
– И был среди них один самый умный, самый красивый… Татьяна, почему-то вспыхнув, покраснела, вздернула крутой подбородок, и с вызовом ответила:
– Да, был! Самый высокий, самый умный, и, конечно, мой!
–А где же он сейчас? – с сочувствием спросила Вера.
Глаза Татьяны потухли, она сунула руки в карманы короткого халатика, села, сгорбившись, на край стула и вздохнула:
– Учится в другом городе.
После этой размолвки их дружба пошла на убыль. Вера, как будто впервые увидела их рядом, со стороны: смешная клоунская пара. Карлица и верзила. Это ощущение коломенской версты, которое стало возникать постоянно вблизи Татьяны, стесняло Веру, вызывало чувство неловкости. Чтобы уменьшить эффект противоположности, ее голова опускалась, стыдливо вжималась в плечи.
А потом Вера стала замечать, что подруга через день куда-то уходит на весь вечер. И чутко спящая, она просыпалась от стука ложки, вытаскивающей из банки варенье, присланное ей мамой, и от тихого голодного причмокивания слипшихся губ, осторожно касающихся края стакана.
Когда все звуки смолкали, Вера лежала, не шевелясь, с открытыми глазами. Почему тайком? Где ходила до полуночи, с кем? Спрашивать не решалась, но разве подруги так себя ведут?
Теперь они редко ходили вместе, а потом и вовсе пути их разошлись.
***
–А сейчас перерыв! – услышала Вера Павловна голос ведущего. Но судя по тому, как дружно и радостно захлопали спинки кресел, как по залу прокатился вздох облегчения, начальство взволнованно, повысив голос, поспешило пресечь несвоевременные желания учителей:
– Никто никуда не уходит! Будет праздничный концерт.
За время перерыва Вера напряженно и внимательно оглядывалась вокруг, но того пронизывающего взгляда больше не ощущала. «Может, показалось,» – решила она и успокоилась, размышляя:
– А тогда зря обиделась. И что плохого в тотеме курицы?! По преданию, курица – мать, и передает детям таланты, которые они должны развить. Это же здорово!
После концерта из распахнутых дверей плыла радостная, возбужденная, шумная толпа учителей.
Татьяна видела, как Вера Павловна спешила к выходу, как воздушное кремовое цветастое платье стремительно перемещалось по фойе к выходу и неожиданно исчезло. Татьяна облегченно вздохнула и тихо засмеялась, стоя в кругу районного начальства. Вот и хорошо. Сейчас ей не нужны старые знакомые: они, как заноза, в ее сладком мире. Только настроение испортят.
Глава 9 Утренние грёзы
Вера проснулась от того, что каждая клеточка тела пела, наполненная любовью, и была такой воздушной, такой счастливой, что спать больше невозможно. Неужели любима?! Невероятное пробуждение, легкое, с улыбкой на губах. Её укутывали, пеленали самой любовью. Ещё звучал мягкий баритон Олега, ещё кожа чувствовала его нежное теплое дыхание, которое обволакивало, ласкало, защищало. а рациональный некто уже знал: думать можно, о чем угодно, и тешить себя, какими угодно сладкими мыслями, в действительности ничего не изменится. Но как же хотелось касаться струн любви и купаться в их звуках! Она мечтала легко и спокойно, потому что знала: это только грёзы. В действительности же у неё семья и ровные супружеские отношения. Привыкла или смирилась? А, может, это и есть любовь? Другая, земная, семейная. Иногда Вера чувствовала такой застой в отношениях, что кокетничала с Валентином, пытаясь вызвать огонёк страсти в глазах, но радость быстро улетучивалась и ещё острее чувствовались спокойные будничные дни, работа, заботы, дети.
Проснувшись сегодня, Вера с удивлением чувствовала любовь на расстоянии, но не мужа, который уехал месяц назад, нет. Олега. Приятно, когда тебя любят, пусть даже платонически. А то, что бывший жених думает о ней, не сомневалась.
Сладко потянувшись, Вера открыла глаза и сразу вернулась в мир действительности. Часы напротив показывали семь. Конечно, можно немножко опоздать, ведь еще нет уроков, но лучше не дразнить гусей. Сегодня в школе заседание методических объединений учителей-предметников, где принимается план работы на весь учебный год и распределяются классы между коллегами.
А хочется взять непременно хороший класс, способный усваивать и удерживать знания, чтобы видеть отдачу и результаты усилий. Но чем реже такой класс приходил из начальной школы в среднюю, тем меньше шансов его получить без согласования с начальством. Понимала ли это Вера? Конечно, понимала, но она же прославила школу в районе, да и взгляды, которые изредка бросал на неё директор, льстили и позволяли надеяться на благосклонность и расчётливость Виталия Ивановича. Он просто не сможет отказать ей в желании получить хороший класс, где она будет проводить открытые, показательные уроки по мировой художественной культуре.
Вера Павловна вступила в ту пору расцвета, когда сила и здоровье в равной степени сочетались с мастерством. Правда, её одержимость предметом и детьми вызывали скрытую неприязнь коллег, но кокетливо радостное настроение избалованного ребёнка застило разум, покрывая розовой пеленой их отношения.
Собиралась быстро, ведь никого не надо обслуживать. Свобода полная! Улыбнулась, заправляя постель. Она стала решительной в последнее время, потому что поняла, как надо преподавать, чтобы увлечь, разговорить, зажечь любого ученика, даже не любящего искусство. На уроке царствовала, чувствовала силу своих знаний, власть.
А сейчас внутри все трепетало в ожидании чего-то хорошего и говорило, говорило.
–Ты хочешь славы?
–Славы? – в раздумье покачала головой и опустила карандаш, которым подводила веко. – Хочу научить тому, что знаю сама, хочу восхищать и восхищаться, хочу, чтоб меня любили и вспоминали, будучи взрослыми.
Она посмотрела на себя в зеркало, улыбнулась и вслух сказала кокетливо:
–На худой конец, хотя бы здоровались при встрече!
Одернув блузку, отвернулась от зеркала, обеими руками взбила волосы и добавила громко для самоутверждения:
–Да, понимаю, проживаю стадию развития Андрея Балконского. Он тоже не любил слово карьерист, карьера, но времена меняются. Совсем недавно это слово было ругательным, а теперь вошло в моду. Просто князю хотелось ответной людской любви.
– Получилось? – ехидно спросил кто-то внутри.
Вера щелкнула дверным ключом и замерла: «У него – нет. Но я живу в другое время. Должно получиться».
Глава 10 В фойе. Владимир Петрович
Она шла по обочине асфальтированной дороги, вдоль которой высились пирамидальные тополя. Как-то незаметно они поднялись до самых крыш пятиэтажных домов. И когда только успели вырасти! Район молодёжный. Всё новое, задорное, азартное, но очень похожее друг на друга, построенное как раз перед эпохой перемен. Монотонная одноголосица длинных коробок-близнецов победно возвышалась над домами собственников, как гимн успешно построенному социализму.
Миновав тополиную аллею, Вера пролезла в дверку крашеного школьного забора, собранного из металлических секций (предмет гордости директора) и ускорила шаг по протоптанной тропинке через футбольное поле.
Трехэтажная средняя школа, построенная буквой «П», нарядной красавицей возвышалась на окраине района. Фасад здания, украшенного национальным орнаментом, смотрел в степь, где по проекту должны были через несколько лет вырасти многоэтажные дома. Но перестройка перечеркнула многое и этот проект тоже. Школу все же успели достроить, но в результате запасной выход с внутренним двориком, куда директор прятал от непогоды свой автомобиль, стал парадным подъездом.
В восьмидесятые годы такие однотипные школы строились по всей стране. Уютные, удобные, компактные. Первый этаж занимала начальная школа и администрация, второй и третий – кабинеты старших школьников.
Входная дверь гостеприимно открыта настежь. Вера взбежала по ступенькам крыльца и поморщилась: с весны перед входом на стекле двери красовалось поблёкшее сморщенное объявление для родителей-предпринимателей, чьи дети хотят поступить в эту школу, с просьбой зайти к директору для беседы.
Пахнуло свежей краской и той особенной чистотой, которая может наполнить помещение только после летнего ремонта. Вытерев туфли о половик, расстеленный на кафельной плитке, она повернулась к лестнице и неожиданно столкнулась с Владимиром Петровичем, учителем физкультуры и завучем по воспитательной работе.
– О, Верочка Павловна! – радостно, возбужденно приветствовал он вошедшую женщину. – Как здоровье? Как отдыхали?
–Спасибо, все нормально, – сдержано ответила Вера Павловна, порываясь идти дальше.
– А я вот весь июль провалялся в больнице, -торопливо произнес он, задерживая ее. Сделал печальное лицо, наблюдая за реакцией, остался доволен и продолжил рассказ. – Сердце схватило. Предынфарктное состояние, представляете? Отвезли на скорой.
Верочка молча смотрела на здорового, упитанного, мускулистого физкультурника. Его маленькие, глубоко посаженные глаза, будто залили маслом, и взгляд был такой же масленый, слащавый. Она вздохнула, сочувственно покачала головой, повернулась в надежде продолжить путь, но завуч доверительно взял ее под локоть и повел по коридору, продолжая рассказ:
– Знаете, страшновато было. Неужели, думаю, жизни конец? Еще и пожить, насладиться не успел. Сколько книг за это лето прочел!? Сам себе удивляюсь.
Вера Павловна остановилась, освободила руку, но Владимир Петрович опередил ее, говоря:
– Знаю, знаю, заняты, спешите. Так вот: по поводу работы. Зайдите ко мне в кабинет после заседания с планом воспитательной работы.
– Но я еще не написала!
– Вот и хорошо. Я дам форму плана.
Верочка с удивлением посмотрела на завуча. Что с ним? Еще не распределили часы, тематические планы не написаны, а у него уже готова форма воспитательной работы?! Больница пошла на пользу. Отдохнул.
ГЛАВА 11 Заседание методического объединения учителей
Она торопилась. Для нее методическое совещание – это трамплин в учебный год и интрига. Что ждет впереди? С какими классами придется работать. Поэтому легкое волнение, холодок в груди и напряженная мышца живота заставляла ускорить движение.
Через раскрытую дверь кабинета видны сидящие коллеги. Уже начали? Раньше времени! Нет, она все-таки опоздала.
Виновато улыбаясь, Вера Петровна поздоровалась кивком и неслышно скользнула под осуждающие взгляды коллег к последнему столу, оставив позади себя бархатный аккорд бергамота. Головы присутствующих повернулись вслед и наблюдали, как шлейф легкого, платья догонял опоздавшую.
–Ну, вот, теперь все десять учителей русского языка и литературы в сборе, – констатировала Алла Григорьевна, руководитель методического объединения и ярый противник «потаенной литературы». Получив заочное филологическое образование лет двадцать назад и работая долгое время в райкоме комсомола, где начитанность вообще не приветствовалась, она великолепно освоила официально – деловой стиль и не признавала полезность других. «Сочинения?! – возмущалась она, когда просвещённые родители интересовались, почему их чадо не написало за полгода ни одного сочинения, – а чего их писать?! Ученики же ничего не читают». В учительском кругу, отстаивая свои позиции, заявляла: «Они списывают, а ты глаза порть, сиди, проверяй белиберду всякую. Главное, чтоб в журнале был порядок».
Где ей понять, что умение описывать виденное или придуманное – Божий дар человеку, возможность познать себя через слово, через творческие поиски слова. И этому нужно научить пользоваться, читая и объясняя классические тексты.
–Итак, теперь о плане на весь год. Неделя русского языка в школе будет в октябре. Пока силы свежие, проведем и забудем, правда? – все дружно закивали, – поэтому готовиться надо уже сейчас. Каждый класс выберет мероприятия и их список вы даете мне сейчас.
Протестующий шум она перебила с досадой:
– Девочки, о чем вы собираетесь думать?! Список всех мероприятий стандартен и статичен. Вы же знаете. Зачем тянуть? Пишите, листочки перед вами, на столе.
Лидия Григорьевна всегда все делала вовремя и заранее. У нее не то, что день, год расписан по часам и минутам. На пути движения этого локомотива лучше не становиться.
Техника проведения праздников отточена, заучена, зазубрена, доведена до автоматизма. А что может измениться в русском языке за каких-нибудь двадцать лет?! Ударение? Форма слова? Газеты вывешивались из года в год одни и те же, и только в викторинах менялись иногда вопросы. И когда Дина Игоревна, молодая, энергичная шатенка, сказала, что выпустит газету под названием, Вера Петровна переспросила:
