Элис Нэй
Идея

Глава 1

Прежде, чем войти, подумай: нужен ли ты здесь.

Машина остановилась, ключ зажигания провернулся в замке и двигатель авто заглох. Волнение плелось по телу, словно паутина, искусно переплетая каждую клетку внутри меня.

Руки легли на руль и я опустил на них голову так резко, что лоб отозвался легкой болью. Такое чувство, что тело стало тяжелее обычного в несколько раз. Виски пульсируют, а мысли разбегаются, словно крохотные точки белого шума.

Глубокий вдох.

Медленный выдох.

Подняв взгляд, я увидел до боли знакомую картину: перед глазами старая детская площадка, которой мы с друзьями радовались, в тот день, когда ее только установили. Но сейчас она больше не пестрит яркими цветами и кажется совсем крошечной. Турник, на который я не мог взобраться без чьей-либо помощи, выглядит так, будто его принесли из страны гномов. Некогда полная песочница перевернута и лежит, словно мертвый кит, выброшенный на берег океана. Яблоня, которая раньше казалась самым высоким деревом на планете, сейчас стала чуть выше моего собственного роста.

Я любил это место всем сердцем. Здесь прошло мое детство. Здесь я нашел своих друзей и своих врагов. Здесь я обрел свою первую любовь и свое первое разочарование в ней. Я рос на этой улице, отчаянно вбирая в себя, что такое хорошо, а что такое плохо. Как ни странно, но здесь я обрел и потерял свою мечту.

Пытаясь отогнать воспоминания прочь, я достал пачку сигарет и зажигалку. Кресало дало несколько искр, после чего появился огонь. Подкурив, я глубоко затянулся, одновременно нажав на кнопку и опустив стекло. Выдохнул в окно, но ветер вернул мне дым обратно в салон. Подумать только, курю у своего дома, не озираясь, чтобы никто не увидел и не настучал родителям.

Время шло, сигарета тлела, а холодный сентябрьский ветер задувал в окно. Но я все еще здесь. Сижу в своей машине, припаркованной там, где раньше всегда стояла машина нашего соседа.

Докурив, затушил окурок и закрыл пепельницу. Посмотрел в зеркало, нервно поправляя волосы. На часах 15:45. Из колонок слышен легкий джаз. Выходя из машины, не выключил радио. Захлопнув дверь, проверил содержимое кармана – все на месте. Можно идти.

Я готов.

Минуя четыре подъезда, я подошел к своему. Удивительно, даже скамейка стоит та же, на которой мы так часто любили играть в «Семью» или «Дурака».

Железная дверь подъезда открыта, домофон сломан. А я помню, как бегал на улицу, когда его только установили, чтобы набрать номер своей квартиры и услышать голос мамы, которая мне подыгрывала:

– Кто там?

– Это я! – чуть ли не с визгом от радости отвечал я ей.

Тогда это казалось каким-то волшебством, настоящий телефон на двери! Еще и замок открывает! Чудеса!

Выкурив еще одну сигарету, я тянул время. Будто сам себя отговаривал от намерений. Шагнув за порог подъезда, ощутил холодок, пробежавший по спине.

«Спокойно. Сейчас не твое время бояться.» – Разнесся внутренний голос в моих мыслях. Рука, будто в подтверждение своих рассуждений, потянулась в карман и пальцы коснулись холодной стали.

Уверенные шаги вперед.

Пролетел на три этажа выше. Между мной и моей целью всего два этажа.

Глухие шаги эхом раздаются по всему подъезду. Чем ближе я к месту, тем громче был слышен гул голосов, доносящихся вперемешку с музыкой.

Между мной и целью всего две двери. Первая – железная, дверь тамбура. На ней висит плакат, который мы с отцом когда-то наклеили вместе. На пожелтевшей бумаге нарисована мультяшная утка, а ниже жирным шрифтом написано: «Прежде, чем войти – подумай, нужен ли ты здесь».

Открыл дверь и она предательски громко издала противный скрип.

Между мной и целью одна дверь. Ее номер «34». Звонок, как всегда, не работает. Правая рука сжалась в кулак и раздался нервный стук.

Удивительно, но меня услышали с первой попытки. Музыка притихла, я слышал звук приближающихся шагов.

– Кто там? – раздалось по ту сторону двери. Этот противный голос я узнал сразу.

– Ир, это я.

– Ох, ты ж, ё-моё! Кто пришел! – прокуренный голос звучал радостно, но я не разделял этого чувства.

Между мной и целью всего три оборота ключа в замке.

Два оборота.

Один оборот.

И вот уже нас разделяет неприятная женщина с облезлым маникюром.

– Малыш! Привет! – она распростерла руки для объятий, в которые я не спешил попадать. – Саша! Саш! Кирюша приехал!

Не знаю, от чего меня мутило больше: запаха, разящего в квартире, или ненавистного «малыш». Клянусь, если бы у слов было материальное обличье, то каким бы громоздким не было «малыш», я бы скормил его этой женщине всухомятку, словно старый сухарь.

Тем временем, Ира не унималась и вела себя так, словно она примерная гостеприимная хозяйка. Но я то знаю, что это не ее дом. Я знаю, что она здесь чужая. Я помню, что она разрушила мое детство.

– Снимай ботинки, проходи! Будь, как дома! – она протянула руки к моему пальто и я отпрянул на пару шагов назад.

– Я ненадолго, – сухо выпалил я, натянув улыбку. Пальто не буду снимать.

Между мной и целью несколько метров.

Квартира превратилась в свалку. Нет уюта, нет чистоты, нет запаха свежей выпечки. Вокруг разруха, пустые бутылки, а под ногами лежит некогда яркий ковер, рисунок которого теперь можно рассмотреть с трудом, но моя память прекрасно дорисовывает запятнанные орнаменты.

Однокомнатное помещение обставлено так же, как раньше. Я прошел на кухню. Там за столом сидели, с первого взгляда, три одинаковых мужчины. Все они с опухшими лицами, грубыми хриплыми басами и пожелтевшими от никотина пальцами. Однако, глаза одного из них все еще ярко-голубые. Знакомые. И, к сожалению, родные.

– Санек, – сказал один из мужиков, – Эт кто такой?

Мужчина с голубыми глазами не поднимая взгляда, крутил спичечный коробок в руках и ответил:

– Сын мой.

– Эт который из троих-то? – не унимался его друг.

– Младший, – сухо прыснул отец и допил остатки алкоголя со дна прозрачной кружки. А потом добавил, – Творческий который.

Произнося последнюю фразу, отец покрутил пальцем у виска. Этот жест лишил меня последней капли сомнения.

Моя уверенность начала нарастать внутри тела в геометрической прогрессии. Мягко, я произнес:

– Присяду?

– Валяй, раз уж пришел, – ответил отец и протянул мне пачку дешевых сигарет, – Будешь?

Я молча вытянул одну и положил ее за ухо.

Отец же, пустил дым в мою сторону:

– Чего надо?

Я на несколько секунд отвел взгляд в окно. Затем окинул немым вопросом товарищей на кухне, как бы намекнув на то, что хотел бы побыть с отцом наедине. Однако, эти двое и усом не повели.

– Вы не могли бы оставить нас на некоторое время? – вежливо спросил я, – Я хотел бы поговорить с отцом наедине.

Они переглянулись, а выражение лиц стало таким, будто я их оскорбил.

– Эт че это? Мы с Саньком знаешь какие кореша! Да мы все про него знаем!

– Прям-таки все? – не скрывая иронии,произнес я, – Пап, ты им прям все-все рассказываешь?

«Все-все» я настолько смачно выделил интонацией, что мне казалось, будто я слышал, как зубы отца скрипнули от злости. В разговор встряла Ира:

– Кирюша, что-то мне не нравится, как ты себя ведешь!

– Цыц! – отрезал отец, – Не встревай!

Женщина вышла из кухни, и каждый ее шаг отзывался скрипом старого деревянного пола под грязными коврами.

Рядом с моей рукой прополз жирный рыжий таракан. Боязнь насекомых преследует меня всю жизнь. А этот паразит застал меня врасплох своим внезапным появлением средь бела дня на кухонном столе.

Я не смог сдержать отвращения и ужаса. Мое лицо скривилось, исказив черты лица. Трое пьяных мужиков, увидев произошедшее, залились громким смехом, а отец сказал:

– Ой, сына, смотри в штаны не наложи, это ж настоящий та-ра-кааан! Смотри, а-то сожрет тебя! Он, мужики, в детстве ревел, как девчонка, когда их видел!

А потом раздался резкий удар по столу. Отец прихлопнул таракана ладонью, и стряхнул раздавленное насекомое на пол. Вытерев руку о свои брюки, он продолжил попытки зацепить меня, словно школьник на перемене:

– Че, отвык? У вас, богатеньких, таракашки – то поди не водятся?

Желание ответить грубостью на грубость очень велико, но я держал себя в руках. Можно сказать, что я знал, что отец скажет наперед.

Нужно было выпроводить его друзей как можно скорее.

Я демонстративно достал из кармана крупную купюру и подожил ее на стол. Ценная бумажка прилипла к столу, а взгляд собутыльников отца остановился на деньгах. Он посмотрел на меня исподлобья:

– Задницу себе подотри этой бумажкой! Думаешь, у меня денег нет? Подачку мне принес?

Его друзья вмешались быстро, мне не пришлось ничего объяснять.

– Сань, ну ты чего такой негативный? Дают – бери, бьют-беги! Ну, истина ведь! Завтра утром пожалеешь!

Второй подхватил:

– Да, внатуре, чё ты? – дрожащей рукой он потянулся к деньгам и филигранно быстро положил ее в карман. – Мы это, пойдем прогуляемся, а вы покумекайте тут!

Обо друга испарились, словно по волшебству. У отца уголки губ потянулись вниз, брови нахмурились. Я знал, что значит это выражение. Ничем хорошим такие моменты ещё не заканчивались.

– Ну ты, щенок! Я тебе щас…

Отец приподнял свое тело от стула, облокотился руками на стол и замер. Дуло пистолета в моей руке смотрело в его сторону:

– Сядь.

Ира, как по заказу, в этот момент возвращалась на кухню, и увидев нашу сцену, вжалась в стену, прикрыв рот руками.

– Тебя тоже касается, – рыкнул я в ее адрес и сам удивился своему голосу.

Отец и его жена сидели напротив меня, боясь пошевелиться. Я подожил пистолет рядом с собой на стол, достал из-за уха сигарету, которой меня угостили в начале моего визита.

Мне всегда говорили, что мы с отцом очень похожи. Но лишь тогда, когда я увидел в его глазах страх, я, действительно, заметил сходство.

Закурив, продолжил:

– Ну что, бать, поговорим?

Между мной и моей целью – расстояние вытянутой руки.

А между мной и моим отцом – нерушимая, невидимая стена.