полная версия

Элина Юрьевна Смагина
Поэзия 4-х стен

«Крутятся шестерёнки у меня в голове…»

 
Крутятся шестерёнки у меня в голове,
По сообщающимся сосудам плывёт человек.
У него крошечная лодка и суровый взгляд,
Но говорят, что человек тот – добряк.
Он везёт инструменты для всяческих дел:
Где что-то сломалось или шарик слетел —
Он всё быстро починит и со всем разберётся,
Не перестаю удивляться, как ему всё удается.
Иногда его лодка преодолевает пороги
Волн позитива, водовороты тревоги,
Иногда терпит шторм, заливает дождями,
Но лодка плывёт, она крепче с годами.
Жаль, механизмы с годами ржавеют,
Лишь человечек никогда не стареет.
 

Во время и после

 
Полки стреляли. Палили из пушек.
Как тысячи тысяч хлопушек.
Эхо волнами на небе каталось.
А потом разлеглось там, осталось.
Небо молчало, безразлично глядело.
Оно, как уснуло без снов, онемело.
И грохот внизу, и полки друг на друга…
А небо не знало ни братьев, ни друга.
Оно принимало лишь души погибших,
Не слышало выкриков пули осипших.
Штыки голосили. Им хотелось возврата,
Лежащего рядом молодого солдата.
Солнце зевало, прикрывалось ладонью туч,
Посылая фитилю свой огненный луч.
И смеялось, как баба, над трупами.
Облака, оглушённые трубами,
Метались и прятались, боялись и трусили.
Трава становилась острыми брусьями.
Земля затвердела: камень на камне.
А потом стервенела, загребая руками
Ещё не остывшие крепкие кости.
Кровь всё бурлила, испарялась от злости.
Позвонки отбивали дорогие мотивы.
Конь с колесницей гнался ретивый —
Апофеоз завершал свой пробег.
Зевая, стервятник летел на обед.
 

«Мысленно собираю компоненты…»

 
Мысленно собираю компоненты
Для своих нехороших действий.
Пусть загнутся все оппоненты.
Их убьют музыканты песней.
 
 
Секундные моменты не годятся.
Они исчезнут быстрее взмаха.
Подойдут те вздохи, что хранятся
В мозгу моём на месте страха.
 

Скрипка

 
Все мысли и чувства остаются
В стихах на бумаге, и только.
Порою из какой-нибудь мелочи льются.
Порою ссыхаются между ладоней.
Порою срываются гладкие фразы,
Срываются с места и падают,
Падают, падают сразу.
Кого-то печалят и радуют.
Срываются нужные звуки из голоса.
Вибрация горла и труд языка.
А струны у скрипки, как волосы.
Не сразу звучат, журчат, как река.
 

«В моей ладони остывает чай…»

 
В моей ладони остывает чай.
В моих глазах остались угли.
В моих ушах звенит трамвай.
В моих плечах застряли пули
Прикосновений.
В моих мечтах была другая.
В моё окно смотрел другой.
И я была вообще-то не такая,
И голос в трубке был не твой.
Неизвестный.
В моих часах пять новых цифр.
В моей руке зажаты мысли.
На пуговицах я читаю шифр.
Там чередуются события и числа.
Из строк и черт.
 

Кто-то

 
Идёт снег. Ветер стучится в окно.
Кто-то ушёл и не сказал ничего.
Кто-то просил оставить его одного.
Кто-то любил, но не говорил ничего.
Кто-то сидел и смотрел в окно.
Кто-то хотел посмотреть кино.
Кто-то не знал, как сказать: «Люблю».
Кто-то писал: «Я всегда тебя жду».
Кто-то не смог сказать прости.
Кто-то стоял на краю пропасти.
Кто-то хотел посмотреть вперёд.
Кто-то понял, что время не ждёт.
Кто-то не мог дорогу найти.
А кто-то уже в конце пути.
 

«Слабости разные, спорить не буду…»

 
Слабости разные, спорить не буду,
У каждого столько их, что и забуду,
Поэтому больше ни слова о них.
Я начинаю первый свой стих.
О чём – неизвестно, кому – непонятно.
А знаете, в песне есть строчки, что надо.
На случаи жизни, на любые моменты,
Упрёки, уроки и комплименты.
Выберешь песню, и легче становится,
Она для тебя – почти что любовница.
Меня, интересно, можно сравнить
С тем, кто способен за песню испить
Чашу за чашей, вино за вином…
Я не любитель такого, и в том,
Что постучалась в опухшие окна,
Виновата погода. Крючок висит сбоку,
На него бы повесить неснятые ленты,
А потом запечатать в конверты
И оставить у ног уходящего вздоха.
Нет, мне не грустно, мне плохо.
 

Я

 
Я не принимаю ответ нет.
И не играю в слова.
И не говорю свет,
Когда вокруг темнота.
 
 
Я не защищаю чужих
И никого не учу.
Всегда стараясь найти
Только то, что ищу.
 

«Я молчу, и звуков нет…»

 
Я молчу, и звуков нет.
Есть только город, лунный свет.
Есть только город и огни,
И мы по-прежнему одни.
И ничего не надо мне,
Я зависаю в тишине.
Ты рядом. Мир затих.
Наш микрокосмос на двоих.
Мерцают за окном огни.
В руке тепло твоей руки.
Нас разделяют лишь ремни.
Но все неважно. Мы одни.
Теперь мы навсегда вдвоём.
И город, погружённый в сон.
 

Случайная встреча

 
Воздух был пропитан нежностью,
Небо отливало вечностью,
Звёзды сыпались крупинками,
Сны впечатались картинками.
Беспокойство улетало с ветром,
Карма наполнялась светом,
Все мечты приобретали форму,
Чувства превышали норму.
В памяти освобождалось место,
Воспоминаниям вдруг стало тесно,
Жизнь вокруг вдруг стала ярче,
И в груди вдруг стало жарче.
 

«Подъёмы, ступени…»

 
Подъёмы, ступени,
Взбираясь всё выше,
Находишь и веришь:
Находишь, что ищешь.
 
 
И все поднимаются.
Думают, к счастью.
А кто-то спускается
И почему-то несчастлив.
 

Терпение

 
Сейчас я нарисую последние две строчечки,
А после вдруг сотру я, останутся лишь точечки…
Не допишу. Пусть парятся и думают всё заново —
Меня ведь не касается, я просто очень занята.
Копательство, искательство – себя саму ищу я,
Простое разбирательство, никак не отпущу,
Ведь поиск – дело тонкое, учтём все аргументы.
И бьют по перепонкам чужие инструменты.
Чужая музыка врывается и нарушает поиск.
И снова чаша наполняется – терпенье на исходе.
 

«Достаю я мозаику старую…»

 
Достаю я мозаику старую,
Чтобы сложить её заново.
А на кусочках – разбитые
Солнышко и облачка
И лица, давно не забытые,
Не забыла их, не смогла.
И вся картинка меняется:
Краска на ней изменяется,
Природа тускнеет,
А лица такие же.
Кто разумеет,
Когда их увижу я?!
Я их храню по частям,
Сохраняю,
Как от чужих челюстей
Охраняю.
В старой коробочке,
И ленточка вьётся.
Это сердечко
Моё так бьётся.
Кровь, словно слёзки, на
Мозаику накапают.
Жаль только, каплями
Лица заляпают.
 

Небо

 
Тёмное небо висит надо мной,
А я плыву по воде.
И небо кивает мне головой,
А я киваю в ответ.
Вода утихает, уносит с собой,
Куда-то к родным берегам,
Но я не могу, я останусь с тобой.
Небо, я тебя не отдам.
 
 
Видишь, а я всё плыву,
Не отпуская руки.
Кажется, что иногда я тону,
Но меня успевают спасти.
Кто-то со мной и тащит меня
По тёплой глади воды.
Это мой друг, он спасает меня,
А я не могу, прости.
 
 
Он держит меня мёртвой хваткой своей
И тащит, боясь отпустить.
Я чувствую, что все силы морей
Не смогут меня отбить.
И вижу я: небо висит надо мной,
И качает в руках вода.
Я, улыбаясь, шепчу: «Постой,
Вот небо, его не отдам».
 
 
И скоро я чувствую берег ногой.
Песок, набираясь, молчит.
Он мог рассказать, что со мной
Есть человек, он кричит.
Кричит, но не слышно крика его —
Всё заглушает водой.
Я чувствую руку, не чувствуя ног, —
Она остаётся пустой.
 
 
Её стараюсь найти, чтобы вновь ощутить,
Что кто-то есть рядом живой.
Хотелось остаться и с небом дружить,
Чтобы ты вернулся домой.
А теперь я смотрю – стекленеют глаза,
И ты шепчешь, как по слогам:
«Я не могу, я останусь с тобой.
Небо, я тебя не отдам».
 

«Сейчас я возьму краски…»

 
Сейчас я возьму краски
И нарисую красивую сказку.
Сейчас возьму кисти
И нарисую чужое убийство.
А потом возьму нож острый
И соскоблю, что рисовала поздно.
А потом нарисую сначала,
Чтобы помнила другая, чтоб знала,
Что не есть на земле всё good,
Что хорошие книжки лгут.
Я сама напишу книгу,
Из которой всё будет видно —
Пусть не мои сомнения,
Но одиночество поколения.
 

Библиотека

 
Поверить нетрудно, увидев впервые.
Оружия нет, но есть пуля навылет.
Отверстия нет, но есть гильза в песке.
Кровь не течёт, она свернулась в тоске.
Не было боли, и не было ревности.
Не было друга, и не было ненависти.
Было лишь поле и кубометры небес.
Только вот в силе был недовес.
Не было драки средь пшеницы и ржи.
Патроны, как слёзы, обойма из лжи.
Тысячи зёрен не слышали выстрела.
Мельница крыльями машет неистово.
Из моря колосьев – предрассветные краски.
Не было зрителей, не сброшены маски.
Пейзаж не нарушен рукой человека.
Блаженство мечтать даёт библиотека.
 

«Никого не встречая, обидеть…»

 
Никого не встречая, обидеть,
Стараться не слушать, не видеть.
Стараться вообще не дышать,
Просто гнать от себя всех, гнать.
Говорить, всех ненавидеть.
И искоса на всех смотреть,
В руках держать или вертеть.
Чужие стоны, просьб не слышать.
И если хочешь, не терпеть,
Ни от кого зависеть.
 

Собака

 
Так хочется заплакать,
И слёзы рвутся в бой.
Я чувствую собакой
Себя сторожевой.
Сижу я в будке. Грустно.
Ошейник ведь надет.
И в миске моей пусто,
Нескоро, жаль, обед.
А мимо ходят люди,
На них смотрю с тоской.
И кто-то гладит, любит,
А кто-то бьёт ногой.
А я сижу, мне грустно,
И солнца нет в груди.
Такое вот ничтожество.
Прохожий, проходи.
 

«Рифмованные строчки без рифмы…»

 
Рифмованные строчки без рифмы
Сплетают паутину красок.
И сохраняются как будто мифы,
Не стёртые на память раз хоть.
Не стёртые из дырок файлы
Стекают из колонок ноткой.
И чётких шрифтов стаи
Становятся программой кроткой.
Сбиваются в единую систему
Мои, ушедшие недавно.
Ломаются, крушатся стены.
Крушатся, строятся, и ладно.
Чернила заполняют рот,
Стекая из носу на платье —
Испачкается и сотрёт,
Испачкается и заплатит.
Нельзя срываться без причины
На то, что видишь каждый раз.
Простите, просто не случилось,
В другое время, не сейчас.
И острый звук пронзает пламя,
Что, кажется, горит в груди.
Сейчас, сейчас его узнала,
Мотив не сложный, не суди.
И длинный палец тянет волос
И вырывает сердце с корнем.
Сейчас, сейчас не беспокоюсь,
Сейчас урок усвоен.
 

Бой

 
Обнажённый пистолет, в стволе патрон.
Звёзды меряют шаги, готов ответ.
А винтовка превращается в картон.
Пробивается рукой бронежилет.
И мерещатся приказы и отдачи.
И ложатся рядом, я их знаю.
Не хватило им патронов и удачи.
Мы отрезаны, я засыпаю.
Так тепло лежать, тепло от крови.
Не такою твёрдой кажется земля.
Нас ведь не разбудят, не побеспокоят.
Мы уснули вместе, ты и я.