Эли Эшер
Геном Варвары-Красы: Пробуждение Силы – 1. Сборник рассказов по книге Эли Эшера «Геном Варвары-Красы или Пикмалион»

Часть 2. О братьях Стругацких и Тамерлане

Быть или не быть, вот в чём вопрос…

Вильям Шекспир

Пик передал сигнал тревоги после полуночи в четверг, сообщив, что нечто страшное творится в лаборатории. Домашний искин Мамедовых был подключён к искину университета, к легендарной Тосеньке.

В четверг утром Карен собирался начать адаптацию андроидов, семерых красавцев, похожих внешне на Иванов-царевичей из сказки, а не на обыкновенных людей, какими были братья Стругацкие. Восьмой андроид получился не таким. Возможно, в материал закралась какая-то ошибка. Но и его Карен думал протестировать и пристроить к делу, в университете не было толкового дворника.

– Спокойно, Пик, я выезжаю! – Карен водрузил на нос очки, надел ветровку с подогревом на бледно-серую пижаму с синими Биг-Бенами, подарок искина Джей-Би, что делать, человеческая ипостась легендарного Джей-Би пять лет назад воплотилась в искине, и рванул к дверям.

– Я с тобой! – вмиг оделась Таша.

– Я с вами, – собрался Витька.

Втроём они погрузились в вызванное Пиком воздушное такси и полетели к зданию университета.

Витька и подумать не мог, что всё случившееся в лаборатории – его рук дело. Точнее сказать, его и Грини.

Да, Витька услышал вчера за ужином, что восьмой андроид оказался бракованным. Он обрадовался и испугался до того, что покраснел, как варёный рак. Тогда же бабушка Таша, покачав головой, предложила измерить температуру и сразу же приложила к его лбу ладонь, искрящуюся синим светом.

– Странно, температура нормальная, – бабушка Таша внимательно глянула на Витьку, но тот уже успокоился и стал бледно-розового цвета.

Операция «Шекспир» вот-вот должна была завершиться.

Гриня придумает, как извлечь хотя бы на время андроид с геномом Шекспира из лаборатории, чтобы тот написал сонет.

Об этом думал Витька, пока они летели в университет, когда входили в здание, подсвеченное несколькими цепочками фонарей, бежали по лестнице.

Когда они вошли в родную лабораторию, дед Карен не сдержал изумлённого вскрика. Да и Витька приоткрыл рот от удивления.

Всякое бывало в лаборатории, но так комната выглядела впервые.

Всё было разбито и искорёжено в крошку и мелкие обломки.

Семь голых парней сидели на изогнутых металлических шкафах, помятых так, будто их били тараном. У каждого парня был лист бумаги и карандаш. Андроиды творили, не обращая внимания на разгром вокруг.

Видимо, писателей захватило вдохновение.

А посредине разгромленной лаборатории стоял высокий, сухощавый обнажённый юноша с каштаново-рыжими волосами, которые он спокойно заплетал в короткую косу, его большие карие глаза были нехорошо прищурены, ноздри широкого носа раздувались, а пухлые губы он недовольно поджал.

Отбросив заплетённую косу за спину, юноша бесстрашно скользнул навстречу Карену, Таше и Витьке, двигаясь быстро, но слегка припадая на совершенно здоровую правую ногу, видимо, по многолетней привычке, правую руку он тоже прижимал к телу, словно она была ранена.

«И кто из великих был хромым? И с больной правой рукой, к тому же?» – с горьким мысленным смешком спросил себя Витька.

И ответил без запинки: «Тамерлан! Чтоб Грине попал в оппоненты на каком-нибудь практикуме профессор Чайкин! И взгрел его так, чтобы Гриня задымился!»

Всё это Витька подумал, но вслух благоразумно не произнёс.

Зато бабушка не промолчала.

– Рады видеть вас, Тимур ибн Тарагай Барлас, – поклонилась узнавшая завоевателя Таша: один портрет со старинной гравюры был точь-в-точь этот андроид, разбивший всё в лаборатории в пыль и мелкие осколки.

Юноша глянул на неё с сомнением, но остановился напротив, склонив голову к правому плечу.

– Вы, безусловно, один из самых интересных полководцев и правителей древности, но лабораторию крушить не следовало, – холодно произнёс дед Карен, трезво оценивая пыль, обломки и куски, оставшиеся от прекрасной мебели и всего остального, как «всё к чёртовой бабушке на помойку отнесём».

– Они пр-рогневили меня, – у Тимура был мягкий мурлыкающий голос, больше всего похожий на порыкивание опасного хищника из семейства кошачьих.

Голос льва, главы прайда.

– Каким образом братья Стругацкие вызвали ваш гнев, столь редкий, если верить исследователям вашей биографии? – поклонилась низко-низко Таша.

– Они… они пер-р-речили мне, – пожаловался красивой девушке основатель династии Тимуридов. – А ты красивая и смелая, со мной на равных говоришь, хочешь быть моей наложницей?

– Она моя жена! – Карен загородил Ташу собой.

– Ничего, наложница и не должна быть девственницей, – парировал Тимур, зорко оглядывая лабораторию.

– Он что, оружие ищет? – выдохнул Витька, набирая по раизу Гриню.

– Скорее всего, – спокойно кивнул дед Карен, тоже осматриваясь, словно на поле боя.

Витька глянул на деда, он замечал, что в сложных ситуациях Карен Ахмедович становится очень спокойным.

Как выбраться из этой ловушки в родном университете, Витька не представлял.

Вот уж удружил друг Гриня, ботаник зловредный! Подсунул геном Тимура вместо шекспировского, а поскольку он – специалист по Тимуру, пусть приезжает и разбирается. В шахматы он с ним сыграть хотел! Предатель.

– Выезжай, Тамерлан собирается драться с дедом Кареном, – буркнул Витька в лицо заспанного Грини.

– В лаборатории? – уточнил тот, разом проснувшись.

– Здесь, – кивнул Витька, вставая рядом с дедом Кареном перед Тимуром, выбравшим вместо оружия ножку от крепкой металлической табуретки.

– Сначала решим, чья будет женщина, потом, кто здесь главный? – проговорил ровным тоном Тимур и замахнулся.

Дед Карен молчал, сверля гневным взглядом Тамерлана, пытающегося завоевать его, Карена Мамедова, личный мир.

– Захватчик… – успел прошипеть Карен. – Ультиматум мне на моей же территории выдвигаешь?

– Нет. Драться хочу, – растерялся слегка великий полководец древности, ещё не вполне уяснив, что такое «ультиматум».

– Неприемлемо! – Гриня влетел в лабораторию, будто стоял под дверью, уронил коробку с шахматами на пол и предложил Тимуру. – Решим спор цивилизованным способом: кто выиграет в шахматы, тот будет главный!

– И тому достанется женщина? – уточнил Тимур, сдвинув густые брови к тонкой переносице.

– Обсудим это позже! – выпалил Гриня.

– Нет. Сейчас, – ответил Тимур, скосив глаза на порозовевшую Ташу. – У меня должно быть всё самое лучшее. Самые красивые женщины, самые крепкие воины.

– Это вы собирались из писателей солдат сделать? – догадался дед Карен.

– Крепкие, выносливые, подходят для отряда, но начали противоречить, думают много, – выдал Тимур, расставляя шахматы на кривом столике, который Гриньке удалось уравновесить какими-то осколками и обломками, – воинам думать вредно. Они должны подчиняться. Беспрекословно!

– Противоречия – это плохо, – пробормотал Гриня, казалось, ему всё равно, что говорить, он не сводил восторженного взгляда с живого Тамерлана, поэтому расстановка шахмат шла небыстро.

Но в четыре руки с Тамерланом они всё-таки расставили странноватые шахматы. Таких Витька не видел. Он подумал секунду-другую и догадался, что шахматы были из времён Тимура!

И Витьке впервые стало жаль, что он не учился играть в шахматы. Если дед Карен понимал суть атак и отступлений, то Витька видел только стремительных солдат вместо пешек, всадников вместо коней, великанов-офицеров и странного узкоглазого полководца вместо королевы, а вот правитель был слаб и нерешителен.

Довольная ухмылка выигрывавшего Тимура сменилась удивлённой гримасой, зато Витька вдруг ясно понял, что хитрюга-Гриня завлёк завоевателя в безвыходную ловушку.

Тимур, не отводя взгляда от доски, натянул спортивные широкие штаны синего цвета, которые где-то нашла бабушка Таша, белую майку с великолепным цветным гербом университета, дед Карен в это время помог Стругацким спуститься со шкафчиков, им бабушка Таша выдавала джинсовые комбинезоны, в которых они сразу становились похожими на семерых Симеонов.

– Раз уж вы выбрались, начнём адаптацию, – задумчиво посмотрел на Стругацких дед Карен.

Но те наперебой заверили его, что им некогда, они пишут рассказ о появлении Тимура-завоевателя в обычном городе среди обыкновенных горожан, и начали быстро склеивать написанные каждым листки бумаги в один рассказ; там, где не хватило клея, они использовали скрепки, один кусок даже пришили стянутыми у Таши красными нитками, словно кровь пролилась на белую бумагу.

– Ну… – Тимур сорвал ни в чём не повинную футболку, бросил её на пол, потоптав немного ногами, разорвал, – ты, – завоеватель явно искал нужное слово и нашёл, словарь ему дали богатейший, писательский, – сжульничал!

– Неужто ты, Гриня, выиграл? – выдохнул Витька.

Гриня скромно светился, наверняка ощущая себя, как минимум, шахматным гением мирового уровня.

Тимур прошёлся быстрым шагом, заметно хромая, туда-сюда по комнате, при этом он продолжал бережно баюкать правую руку.

«Мы состоим во многом из привычек, – подытожил Витька, – Тамерлан помнит, что у него болели нога и рука, они не болят, а он их бережёт, как прежде».

Тем временем мыслительный процесс, отражающийся на лице полководца, словно тени облаков на поверхности реки, приостановился, видимо, Тимур что-то придумал.

– Три попытки, – сказал он, повернувшись в сторону деда Карена. – В любой сказке у батыра есть три попытки, а мне сдаётся, я в сказку попал.

– Нет, об этом речи не шло. Вы не выиграли, значит, моя жена остаётся со мной, – Карен Ахмедович выдержал полный злобы и сдержанного огня взгляд Тимура.

– Это был неправильный способ, какой-то циви-лизо-ванный… – полководец выразительно плюнул под ноги, не договорив и давая понять, как он относится к такой насильно вводимой цивилизации, – я знаю, как нужно! Надо по-простому, – Тимур сунул в руки профессора Мамедова ножку от табуретки, вторую взял себе.

– Мальчики! Мальчики! – Таша казалась и перепуганной, и по-настоящему счастливой. – Не надо! Что вы! Драться из-за меня… ужасно нецивилизованно. И, Тимур ибн Тарагай Барлас, ваше колено не болит, тело подправлено до стандарта, рука тоже в порядке.

– Правда? – Тимур подпрыгнул чуть не до потолка и радостно улыбнулся, сгибая и разгибая правую руку. – Так я его точно побью теперь, красавица, – доверительно сообщил он Таше. – Да, я тебя драгоценностями увешаю, шелками укутаю, я сочиню про тебя песню. Говори, кого воспеть мне в стихах?

– Меня зовут Таша, – покраснела Таша и посмотрела на Карена, который совершенно другими глазами глядел на сияющую и похожую на девчонку жену.

При последних словах Тимура сердце Витьки сжалось, глаза защипало.

Ромашка, то есть Маргарита! Конкурс сонетов! Его объяснение после! Не будет ничего. А всё потому, что Грине, видите ли, не давали сделать андроид на основе материала Тимура, известного под именем Тамерлана.

– Эгоист, – чётко проговорил Витька, повернувшись к Грине, не спускавшему сияющего взгляда с не хромого Тамерлана. – Ты не подменил материал? Ты подсунул мне приготовленный геном Тамерлана? Будь мужчиной, признайся.

– Э… так для науки ж, – покраснел Гриня.

Этот аргумент, словно подслушанный в разговоре Витьки с Пиком, стукнул влюблённого в Ромашку, как обухом по голове.

– Наука – это хорошо, – процедил Витька, – но прикрывать предательство её именем… мерзко. Я думал, что мы друзья!

Внук Карена выпустил на миг из поля зрения своего знаменитого деда.

А тот, сверкнув глазами, заговорил с воодушевлением и немалым:

– Таша – моя женщина, только я буду дарить ей украшения, шелка и под балконом серенады петь! – прорычал Карен Ахмедович, совершенно позабыв, что он профессор, убелённый сединами мудрый мужчина, светило науки, самый старший в семье Мамедовых-Затейниковых, наконец, он собирался сейчас вступать с бой, схватку, сражение за женщину, которая была ему дороже лаборатории.

Да что там мелочиться!

Дороже карьеры и университета.

Дороже жизни.

Таша посмотрела в сверкающие глаза Карена Ахмедовича и нежно прикоснулась… к ладоням Тимура.

Витька зажмурился. Дед Карен и бабушка Таша спорили, иногда перетягивали внука на свою сторону, уверяя, что он должен почувствовать, кто из них прав, но не ругались ни разу в жизни.

А теперь?

Мир рушился без грома и молний.

Хотя нет! Молнии, кажется, были!

Из рук Таши полился яркий синий свет.

– Нет! Только не это! Нет! – Гриня пытался вырвать Тамерлана из лучей синего света.

Но справиться с Ташей, защищавшей самого дорогого человека на свете – мужа, никому было не под силу. Таша вцепилась в ладони Тамерлана мёртвой хваткой.

Тимур муркнул что-то, как одомашненный и почти прирученный хозяин прайда и, плюхнувшись на пол, сладко уснул, свернувшись клубочком.

– Испортили! Такой материал… хромал! В шахматы играл, как бог искинов! – Гриня кусал нижнюю губу и тёр лицо ладонями. – Уйду из аспирантуры. Уеду в Сибирь изучать кости мамонтов!

– Никуда вы не уедете, Соболев, – Карен сердился. – Поскольку вы совершили промах, вам придётся отработать месяц в качестве дворника университета, – холодно проговорил Карен Ахмедович. – Вы подложили геном Тамерлана, вы испортили работу! Вы не учёный, Григорий Петрович Соболев, вы дворник. Хотя и для дворника у вас недостаточно ответственности, метлу вам доверять нельзя, она раритет! – припечатал он сына Пети Соболева. – Мне стыдно за вас. Ваши родители – в прошлом мои студенты, мои аспиранты, сейчас коллеги, а вы…

Гриня молчал, его тоскливый взгляд цеплялся за спящего Тамерлана.

А Витька подумал, что Гриня – настоящий учёный, потому что его волновал, прежде всего, Тимур, а уже потом – собственная судьба.

– Я тоже виноват, – шагнул к деду Карену Витька. – Я хотел…

– Нет, только я, – отпихнул его Гриня. – Я согласен с вашим решением, Карен Ахмедович, простите меня, я готов работать, но меня волнует, собой ли проснётся Тамерлан?

– Нет, я изменила его, – порозовела Таша. – Понимаю, что не права, что для тебя очень важен Тимур, но я испугалась за Карена, за Витьку, за тебя, Гриня.

Гриня с отчаянием схватил себя за щёки, жалко бормоча:

– Не успел… прощай такой отличный материал… о…а…ох… ой!

Карен переглянулся с Ташей.

Витьке показалось, что они что-то задумали.

Часть 3. О любви и сюрпризах

Куда уйду я, если сердце здесь?

Вильям Шекспир

За три дня до конкурса Витька запустил занятия, он даже бриться перестал и с бородой выглядел старше своих девятнадцати лет. Это было чудесно: почувствовать себя взрослым! Витька казался самому себе мужественным учёным, собирающимся оставить следы на пыльных тропинках далёких планет. Но проклятый сонет по-прежнему не выходил.

Витька брёл в университет, без радости размышляя о встрече с Ромашкой и переставляя с места на место слова в первой строфе. Он понимал, что становится только хуже, и стёр всё написанное на раизе, оставив самый первый сонет.

Гриня подметал кленовые золотые листья на дорожках парка вокруг университета, мотая головой, чтобы переворачивать страницы в электронной книге, которую пристроил в очки.

– Вить, – Гриня виновато смотрел на друга, вертя раритетную метлу из прутьев и палки в ладонях. – Как сонет? Получается?

– Ты не любил, Гриня. Тебе не понять, что этот сонет для меня значил! – потерянно проговорил Витька. – Нет! Сонеты – это не моё.

– Во-первых, если бы твою идею удалось воплотить, это был бы не твой сонет, а Шекспира, – начал Гриня самым нудным тоном, – а во-вторых, сотня самых лучших стихов не стоит нескольких слов, если эти слова – правда. Наберись смелости и скажи ей их, – Гриня виновато моргнул.

– Шутишь? Что за слова? Волшебные? Пароль? – пробубнил Витька.

– Ещё какой пароль. «Я тебя люблю». Ты их скажешь и смотри, что будет, – Гриня говорил чётко и размеренно.

– Думаешь? – Витька не верил, что сложную ситуацию исправят три слова.

– Эти три слова понравятся твоей Ромашке больше сотни сонетов! – пробурчал теряющий терпение Гриня. – Больше серенад и всего остального. Разве ты не читал статью Карена Ахмедовича о влиянии слов на возникновение глубокого чувства?

– Я читал, – повесил нос Витька, плюхаясь на скамейку под желтеющими клёнами, – я даже комплименты говорил, но Ромашка… она необыкновенная! Я не понял, что она чувствует, если чувствует, конечно. Как я ей просто ляпну, что люблю?

– Может, цветы сначала подаришь? – Гриня сел рядом.

– Ромашки? – усмехнулся Витька.

– Маргаритки, – улыбнулся Гриня, – я достану, есть одна оранжерея на примете. – Если ты за меня поработаешь немного.

– Угум, Геракл готов подержать твоё небо, пока ты срываешь золотые яблоки, – усмехнулся Витька, примериваясь к раритетной метле.

Витька подметал жёлтые кленовые листья, читая на ходу занятный роман про влюблённых искинов, он и предположить не мог, что у Грини в очках есть что-то, кроме учебников. Искин Доротея слушала объяснение в любви искина Леонарда на китайском языке, а Гриня уже нёс букетик маргариток, пышных, белоснежных, похожих на пушистые снежинки, осевшие на зелёные стебельки и трогательные листочки.

– Вот, цветы, – Гриня отдал букетик, – теперь обсудим, как будешь действовать. Посмотри ей в глаза и скажи серьёзно:

– Я…

– Понял, знаю, изучил вопрос, читая любовный роман «Нежность в первой передаче данных», – прервал Витька монолог Грини.

– Это не мой, это Задира загрузил, – покраснел Гриня и бросил: – Ну, ни пуха тебе, Геракл?

– К чёрту! – буркнул Витька и направился быстрым шагом в сторону дверей.

Ромашка попалась ему у деканата.

– Ромашка, привет, – Витька смотрел на прямые золотистые волосы Маргариты и вспоминал чертей и всю преисподнюю такими словами, что им там икалось наверняка. – Маргарита, зачем кудри выпрямила? – прошептал он.

– Не нравится? – огорчилась Ромашка.

Витька хотел сказать «плохо вышло», но вместо этого молча протянул девушке пушистый букет маргариток.

– Это мне?! – Ромашка обрадовалась, но как-то странно, напоказ.

Витька огляделся: ах, вот в чём дело?

Мимо проходил кудрявый черноволосый Бернард Петрушков, студент четвёртого курса, у него сонеты получались великолепно. Девушки ахали и декламировали друг другу смелые, а, на взгляд Витьки, кривые рифмы.

– Ромашка, я хотел… – Витька растерял все мысли, глядя на нетерпеливо припрыгивающую девушку, не сводящую взгляда с удаляющейся спины Бернарда.

– Вить, мне надо… идти, – Ромашка помахала Витьке букетиком маргариток и побежала вслед за Бернардом.

«А всё Гриня и его Тамерлан! – подумал Витька и побрёл прочь из университета, не разбирая дороги, он бурчал под нос что-то неразборчивое, впрочем, в его монологе мелькали чёткие слова «геном», «Шекспир», «сонет» «эгоист» «Тамерлан» и «предатель».

Но тут Витьку осенило – он ведь так и не сказал Ромашке, что любит её. Лучше сделать задуманное. Иначе всю жизнь придётся жалеть о том, что отступил!

Витька бегом вернулся в университет, прыгая через три ступеньки, поднялся по лестнице.

Ромашка беседовала с Бернардом у окна. Жёлто-зелёные клёны под окнами роняли листья с кудрявых макушек. Фигурка Грини казалась отсюда, с пятого этажа, игрушечной. Игрушечный Гриня упорно подметал дорожки игрушечной метлой.

Сердце Витьки перестукнуло от страха.

Сейчас.

Всё будет кончено?

Или начнётся новый отсчёт?

Появится новый мир, его собственный и Ромашки, за который они будут сражаться, как дед Карен и бабушка Таша.

Витька выдохнул и подошёл к Ромашке:

– Маргарита, надо поговорить.

Ромашка посмотрела на Витьку затуманенным взглядом и пробормотала, что как-нибудь потом.

– Сейчас, – настаивал Витька.

– Говори, – Ромашка направилась за Витькой, всё ещё оглядываясь на Бернарда, к которому подбежали две первокурсницы.

– Маргарита, я… – Витька сглотнул, слова не желали выговариваться, – люблю тебя, – выдавил он из пересохшего горла задеревеневшими губами.

Ромашка смотрела на него так, будто увидела впервые.

О чём она думала?

Витька напрягся, казалось, у него из глаз сейчас посыплются искры.

И…

…услышал мысли Маргариты, на русском! Это был прорыв.

Наверное, когда любишь, и случаются настоящие чудеса.

«Виктор – самый красивый, самый умный студент на нашем курсе. Неужели правда любит? Он так сам сказал, а я ни разу не ловила его на лжи. И как он догадался, что я нарочно к Петрушкову подошла, потому что ещё на первом курсе в него, в Витьку, влюблена была? Может, не догадался? Приревновал? А если мы целоваться будем, что Карен Ахмедович скажет? Цветы Виктор мне подарил самые любимые. Где только в сентябре нашёл маргаритки?» Дальше мысли порозовевшей Ромашки ушли в такие непроходимые дебри, сплетённые из застенчивости, нежности, опасений и влюблённости, что Витька покраснел.

Он читал мысли Ромашки и боялся, что его сердце от счастья выпрыгнет сейчас из груди.

Ромашка была в него влюблена! Кто бы мог подумать?! Кто разгадает этих девушек?! Особенно если не умеет читать их мысли?

Витька взял Ромашку за руку, завёл за пыльный шкаф у двери в деканат и поцеловал в губы.

Мысли Ромашки взорвались коротеньким выводом: «Ему же ответить надо!» – и девушка, привстав на цыпочки, шепнула в ухо Витьки:

– Я люблю тебя.

Когда, поцеловав Ромашку сотню раз и договорившись встретиться завтра, Витька вышел из университета, в его душе играл оркестр, наверное, поэтому он не услышал сразу мелодию раиза. Звонила бабушка Таша, звала на дачу с Гриней, непременно с ним.

– Но Гриня работает, – Витька покосился на друга, застывшего посредине дорожки с метлой в руках.

– Бери Гриню и дуйте к нам на дачу, – произнёс из-за плеча бабушки Таши дед Карен, – тут сюрприз для него.

Витька кивнул, кажется, он догадывался, что придумали дед и бабушка, он подбежал к Грине, который уже отмер и нагрузил листьями электронные носилки, те подрагивали в воздухе так, что листья шелестели.

– Гриня, едем на дачу! Там… сюрприз! – Витька набрал отключившегося деда Карена.

– Мне ещё треть дорожек осталась, – вздохнул Гриня, переворачивая страницу.

– Как проректор, разрешаю доделать работу завтра, – отчеканил дед Карен с экрана раиза, – приезжай, Соболев, дело есть.

Гриня кивнул, отнёс метлу в подсобку, носилки послушно плыли за ним, будто крупная собака за хозяином.

Такси появилось вмиг, Гриня и Витька молча прыгнули в машину, набрали код и полетели на дачу Мамедовых.

Выскочив из города, воздушное такси резво неслось над сосновым бором. И среди розовых стволов и матовой тёмной зелени сосен вдруг распахнулась поляна, открывая двухэтажный дом, словно соткавшийся из солнечных лучей.

Витька давно не был в этом любимом с детства доме, золотились под лучами солнца брёвна, блестели от скачущих солнечных зайчиков прозрачные стёкла окон, на алую черепичную крышу летели с лёгким шелестом листья с единственной среди сосен берёзки перед домом.

Бабушка Таша сидела на широком крыльце в кресле-качалке и листала настоящую книгу.

На даче была огромная библиотека из древних бумажных и даже пергаментных книг. Витьке нравилось открывать упругие тома и вдыхать их аромат: они пахли цветами и детством.

На даче был особенный мир, папа и Карен переставали быть учёными, светилами науки с мировым именем, становились папой и дедушкой. Мама и бабушка забывали об экспериментах и были просто мамой и бабушкой.

В детстве Витька сидел выше всех на плечах папы, замирая от счастья и восторга, а потом перебирался на широкие плечи деда. Мама и бабушка пекли пироги с ягодами и решёточками из теста, по даче плыл сладостный запах свежих пирогов и кофе.

Пик веселился вместе со всеми, участвуя в конкурсах лимериков и шарад. В такие минуты искин Пик казался человеком.

Потом семья собиралась вокруг круглого стола, все ели пироги, клубнику из огромной корзинки и смеялись милым пустякам.

Витька приостановился, выходя из воздушного такси, подумал, что тёплые, ясные воспоминания согреют даже в самый сильный мороз, а в моменты жизненных тревог и неурядиц и подавно.

Со второго этажа был слышен странный шум. Витька поднял голову, но ничего не увидел в широких распахнутых окнах.

Бабушка Таша заметила гостей, отложила книгу на столик, легко сбежала по ступенькам, обняла Витьку, потом Гриню.

– Гурьевскую кашу приготовила, идёмте быстрее, пока не остыла, сюрприз тоже ждёт, – она побежала в дом, махнув парням рукой.

Сюрприз сидел в гостиной за столом, сверля напряжённым взглядом экран раиза.

Тамерлан, в чёрной майке с белым черепом на груди, в чёрных джинсах, но босой, выглядел хозяином прайда ещё больше, чем прежде. Значит, Таша вернула ему то, что забрала во время памятного сражения в лаборатории.

– Мы побеседовали с господином Тимуром и решили, что он примет основные правила нашей цивилизации, посему, Гриня, ты можешь с ним пообщаться, – улыбнулся дед Карен вытянувшемуся лицу Грини.

Тимур поморщился, всем видом показывая, где он видел всю эту цивилизацию, но процесс адаптации отдельно взятого завоевателя уже начался, поэтому великий полководец благоразумно промолчал, продолжая атаковать танками какую-то бедную армию, которую, безусловно, ждало полное поражение, ведь в стратегии и тактике Тимуру не было равных.

Гриня побледнел и затрясся от распахнувшихся перед ним неограниченных возможностей, но, поразмыслив секунду-другую, сел рядом с покосившимся на него Тимуром и начал комментировать и направлять бой. Скоро аспирант Гриня и завоеватель Тамерлан сидели, прижавшись плечом к плечу, и рубились со всем миром, изредка издавая одобрительные возгласы в духе диких народов, идущих в атаку на врага за свой прайд.

Витька искренне изумился тому, с каким умением Гриня нашёл подход к кое-как оцивилизованному завоевателю.

– Истинный учёный, – сказал вполголоса дед Карен бабушке Таше.

Та кивнула, улыбнувшись, и побежала на кухню, откуда волнами наплывал аромат гурьевской каши.

Тем временем странный гул голосов со второго этажа стал громче, перерастая в оглушительные вопли и стук.

– Вить, – дед Карен выглядел смущённым, – ты сонеты пытался сочинить, ты понимаешь психологию писателя изнутри. Стругацкие… они сначала ссорились, а теперь, судя по звукам, дерутся. Не сходятся во мнениях на концовку рассказа.

Дед Карен страдальчески поморщился:

– Вот опять! Писатели!

Шум теперь походил на близкий обвал, землетрясение и водопад вместе взятые.

Поднявшись по узкой янтарно-золотой лесенке на второй этаж, Витька ошарашенно смотрел на сошедшихся врукопашную писателей. Разбившись на три пары, братья сопели, пыхтели, пытаясь уложить противника на лопатки. Они не брезговали запрещёнными приёмами. Слышался такой хруст и грохот, что потери были неизбежны. Седьмой брат Стругацкий бегал вокруг сражающихся и тыкал наудачу кулаком в бока братьев, выражая своё глубокое неудовольствие и несогласие.

«Как же обратиться к ним? – задумался Витька. – Господа-писатели? Не пройдёт. Когда это писатели были господами? Разве что во времена графа Льва Николаевича Толстого. Тогда как? А если?..» Витька набрал в лёгкие побольше воздуха и проорал:

– Товарищи писатели!!!

Братья Стругацкие приостановили побоище и повернулись в сторону Витьки, помешавшего им выяснять отношения, можно сказать, прервавшему сложный творческий процесс.

Но Витьку не смутило зловещее выражение на их лицах.

– Предлагаю! Интересный приём! Многовариантную концовку. Каждый пишет свою, а потом присоединяет её к рассказу.

Братья заулыбались и схватились за листы бумаги и карандаши. Электронные устройства они пока не признавали. Но поскольку Тимур оценил возможности виртуального боя, Стругацкие тоже со временем придут к открывавшему новые горизонты раизу. В этом Витька был уверен.

Дед Карен вздохнул:

– В общем и целом, легко отделались.

Витька внимательно вгляделся в работающих андроидов: у двоих было подбито по глазу, синяки начинали чернеть, у одного распух нос, у двоих сочились кровью губы, у шестого кровоточила скула, седьмой время от времени трогал шатающийся передний зуб. Но все семеро ушли в творчество с головой, покусывали как один нижнюю губу и вертели время от времени карандаши в тонких пальцах.

– Вить, я еду с ними на фестиваль через две недели, давай со мной. Я их не могу просчитать. У них какая-то странная логика, – дед Карен тяжело вздохнул, – а ты по какой-то непонятной причине понимаешь их.

– Конечно, поеду, – улыбнулся наступившей в доме тишине Витька.

И внук с дедом спустились вниз – есть дивную кашу и смотреть, как беседуют вполголоса Гриня и Тамерлан.