Эдмондо де Амичис
В походе
Песни, раздававшиеся недавно, упали на один тон, разговор стал менее оживленным, ряды менее сомкнуты. Командир первого отряда находится уже во главе второго, командир второго – в хвосте третьего. Видно, что полк находится в пути уже три часа.
Прямая дорога кончилась, теперь она начинает извиваться. Глаз не может отдохнуть на крышах какой-нибудь далекой деревни, на колокольне церкви, на чем-нибудь, что указывало бы на близость жилья, обещало бы остановку, дало бы немного передохнуть…
Боже мой, что это за дорога! Не видно ничего в ста шагах перед собою. Вперед, бодритесь, еще пять минут, и мы на повороте. Почем знать, может быть за поворотом покажется вдали деревенька или группа деревьев, где нам разрешат остановиться! Надежда придает силы; походка становится ровнее. Вот и поворот. Солдаты бегут, чтобы скорее попасть на новое направление, вытягивают шеи, жадно устремляют глаза в даль… Дома? Деревья? Остановки? Деревни? Ничего. Дорога, и одна дорога. Боже, какое отчаяние! Головы снова опускаются на грудь, глаза потупляются, спины сгибаются под сумками; ряды, сомкнувшиеся в спешке, снова смешались, хвост вылез вперед, командир первого отряда уже во главе второго, командир второго – во главе следующего, капитан… а где же капитан?
Пение, раздававшееся два часа тому назад, упало уже на два тона. Солдаты поют, потому что начали петь; иначе они не запели бы вновь. Разговор натянут, шутки перестали быть остроумными. Ох, видно, что полк находится в пути уже четыре часа.
Люди идут и идут. Лица загорели на солнце, стали мокры от пота, смуглы, напряжены, совсем преобразились; дыхание стало тяжелым, губы отвисли, язык вздулся, руки распухли и висят, как плети; ступни болят, во всем теле чувствуется усталость; сумки спускаются до самой поясницы, патронташи болтаются, шинели на плечах смялись и запылились, галстуки развязались, кепи либо сдвинуты на самый затылок, либо касаются козырьками носа. Глаза, ослепленные ярким светом, либо неподвижно устремляются на следы товарища перед собою, либо жадно бродят в поисках ручейка, источника… даже болота, только бы залить этот адский огонь, который жжет внутренности… Ох, эта жажда! И в возбужденном уме встают разнообразные, неясные воспоминания: о кабачках, посещавшихся прежде (в счастливое время!), где сидят посетители и медленно потягивают из больших стаканов ледяное пенящееся пиво, о потоках живой воды, которые, пенясь, вырываются из скалы и, приятно журча и сверкая хрустальным блеском, извиваются и исчезают в траве… О, если бы добраться до такого ручья! – Дойдя до остановки, я выпью столько, что умру! Я сейчас же помчусь в ресторанчик, одним духом опустошу целую бутылку, даже две, даже три, если будет мало двух…
