Ярослава Лазарева
Рыцарь ночи

– Ты учишься, наверное, – предположила я.

– Да, – улыбнулся он. – Я выбрал редкую профессию, но она мне очень нравится. Я дизайнер эксклюзивных ювелирных украшений. Вот смотри, – сказал он, наклонился ко мне и вытащил из ворота пальто замысловатый кулон, – это по моему эскизу.

Я посмотрела на странное сплетение металлических нитей. Оно выглядело хаотичным, но отчего-то казалось гармоничным и правильным. Мелкие сияющие даже в тумане камешки усыпали это странное украшение, словно крохотные звездочки. Я машинально потрогала пальцем кулон и тут же, смутившись, отдернула руку. Но Грег смотрел ласково. Его голубые глаза в тени густых ресниц мерцали не хуже этих кристаллов. Влажные розовые губы улыбались.

– Очень красиво! – тихо заметила я. – Никогда не видела подобных украшений. Это драгоценные камни? Так блестят!

– Платина и алмазная крошка, – сообщил Грег. – У тебя удивительно красивые глаза! – некстати добавил он. – Такой редкий оттенок голубиного крыла. Вначале кажется, что они серые, но потом замечаешь этот синеватый отлив.

Я смутилась до слез и отодвинулась. Новый знакомый казался мне все более странным, но его необычность притягивала.

– Прости, – тут же опомнился он, – я веду себя бестактно.

– Нет, что ты, – быстро произнесла я. – Мне даже приятно… Но мне пора домой.

– Хорошо, не смею задерживать, – ответил он и чуть склонил голову.

– Пока! – сказала я нарочито беспечным тоном, но не двинулась с места.

Я ждала, что Грег попросит мой номер телефона или хотя бы поинтересуется, в каком доме живет моя бабушка. Но он молчал. Я ощутила мгновенную и жгучую обиду, резко отвернулась и пошла прочь, изо всех сил сдерживая желание оглянуться. Но он не окликнул меня. Когда я отошла на приличное расстояние, то все-таки обернулась. Туман уже сгустился настолько, что пейзаж напоминал темно-голубое молоко с едва проступающими сквозь него очертаниями замка. Фигура Грега была неразличима.

Пару дней я невольно думала о моем новом и таком странном знакомом, а потом решила все это выбросить из головы и забыть случайную встречу. Но не давала покоя одна непонятная вещь. Когда я просмотрела снимки на дисплее, то увидела дерущихся «гоблинов». Их фигуры проступали сквозь туман и были вполне различимы. А вот изображение Грега почему-то отсутствовало. Казалось, что «гоблины» застыли в нелепых позах, они будто дрались с пустотой. Я никак не могла понять этот странный эффект, но потом решила, что это или сглючил фотоаппарат или для съемки в тумане движущихся объектов нужно выставлять какой-то особый режим, и на этом успокоилась.

В Москву я вернулась накануне своего дня рождения. Оно у меня 19 октября. Это было воскресенье. Отец уже уехал в Питер, но бабушка договорилась с соседом Мишей. Он работал в Москве охранником сутки через трое и согласился меня подвезти. Мы выехали в субботу в пять утра. Вначале я украдкой зевала и с трудом удерживалась, чтобы не заснуть. Беседа текла вяло. Мы просто перебрасывались ничего не значащими замечаниями. Мише было около тридцати, и он мне казался не в меру занудным.

– Ты вот, смотрю, несерьезно ты относишься к жизни, – медленно говорил он. – Впрочем, как и вся молодежь твоего возраста. Наши деревенские пацаны только и делают, что гуляют, да нажираются до поросячьего визга, да девок лапают. Вот и все их интересы по жизни.

– Знаешь, я не нажираюсь, да и девок, как ты выразился, не лапаю, – усмехнулась я.

– Ясен пень, – рассмеялся он, но тут же вновь стал серьезным. – Я вообще про отношение к жизни. Вот твой отец, всеми нами уважаемый Григорий Васильевич, выбился в люди, живет в Москве, говорят, квартир несколько имеет. И не мое дело, как он этого достиг. Главное, что стал богатым человеком. И ты вот, Ладушка, за его счет в жизни и устроишься.

– С чего ты взял? – возразила я. – Я и сама в состоянии…

– Ну да, ну да, – перебил он, – зачем тебе вообще работать? Григорий Васильевич обогатит и единственную дочку, кто ж сомневается-то!

– Тебя это совершенно не касается, – разозлилась я. – Но если хочешь знать, я не собираюсь сидеть ни на чьей шее. Окончу институт и пойду работать.

– Ну да, ну да, – не меняя тона, поддакнул Миша, – куда поступила-то?

– В институт культуры, – нехотя ответила я.

То, что это был негосударственный институт, назывался он Технический Институт Культуры, обучение было исключительно платное, и оплатил его, естественно, мой отец, я умолчала.

– Ну, культура это хорошо, – продолжил Миша. – И кем ты будешь?

– Клипмейкером. Короче, я учусь на факультете «Режиссер рекламы».

– Надо же! – уважительно заметил он. – А мама твоя, Галина Глебовна, как отнеслась к такому выбору? Она у тебя вроде медичка? Бабы наши говорили, что в роддоме работает.

– Нормально отнеслась, – сухо проговорила я. – Да, она работает в роддоме. В частном, – зачем-то уточнила я.

– Значит, и она деньгу лопатой гребет, – сделал странный вывод Миша. – Да ты у нас завидная невеста! Вот у меня племяш в Москве учится, ну ты помнишь, вы вместе на улице играли, когда маленькими были.

– Витька что ли? – рассмеялась я. – Он вроде в ПТУ?

– И что? – довольно агрессивно заметил Миша. – На сантехника учится! Самая нужная специальность.

– Да я не спорю! – ответила я и замолчала.

Этот разговор начал меня тяготить. Я давно уже сделала вывод о психологии деревенских жителей. Достаток, а лучше богатство, ставились ими превыше всего. Они уважали лишь тех, кто добился в жизни именно этого. И неважно, каким путем. Главное, видимые осязаемые признаки такого успеха – дорогие машины, дома, квартиры в городе. А, к примеру, какой-нибудь художник или писатель, не имеющие материальных благ, вызывали у местных жителей пренебрежительный интерес, как не вполне нормальные, но безобидные чудики. Картины или изданные книги не имели в их глазах такой ценности, как особняки и машины. Я это давно поняла и никогда не спорила. На все имеются свои причины. Деревенский образ жизни формировал свои стереотипы. И мой отец, который был своим, местным, слыл бандитом и добился, по их мнению, богатства, являлся героем в глазах всей деревни.

Мы выехали на шоссе, и Миша прибавил скорость.

– Хорошо, что сегодня видимость более-менее, – заметил он. – А то такие туманы стояли!

– Да, я заметила. И очень сыро. Но все еще так тепло! А ведь почти конец октября. Но погода вообще последнее время аномальная.

– Какие слова ты умные знаешь, – заметил Миша и глянул на меня. – Что значит, образование столичное! Умная ты деваха!

– Да причем тут столичное! – с раздражением заметила я. – Хоть где можно учиться, было бы желание.

– Ну не скажи! – усмехнулся он.

В этот момент какая-то черная птица вылетела из леса и чуть не врезалась в лобовое стекло.

– Черт! – выругался Миша и резко затормозил. – Ворона что ли? С ума она сошла?

Над нами раздалось громкое противное карканье. И еще две птицы совершили такой же маневр. Затем они покружились над машиной и улетели. В свете фар их черные силуэты выглядели отчего-то намного больше и от этого устрашающими. Холодок непонятного страха пробежал вдоль позвоночника. Я невольно поежилась. Миша нецензурно выругался и тронул машину с места.

– Странные дела у нас творятся последнее время, – задумчиво проговорил он. – Звери ведут себя дико.

– В смысле? – удивилась я.

– Да вот моя овчарка Джек иногда среди ночи вдруг так начинает выть, что мороз по коже продирает. А ведь собаки так воют только когда покойник в доме. Джек у меня уже десять лет, но такого с ним не бывало. Да и кошки мои по ночам гулять отказываются. Раньше дозваться моя хозяйка не могла, а последнее время все сидят в доме и поганой метлой их не выгонишь. Вот вороны вдруг на машину налетели, сама видела. И с чего бы это? А ведь темно еще, чтоб им так носиться, да и осень. Они весной только такие агрессивные, когда птенцы у них летать учатся. А тут еще, Ладушка, не поверишь, напали вороны на нашего пастуха Михея и чуть ему мозги не выклевали. Хорошо, он зимой и летом в овечьей ушанке ходит. Но лицо ему расцарапали когтями. В сентябре еще это приключилось.

– Ужас какой! – тихо заметила я.

– Все экология, – сделал странный вывод Миша. – Жрут на полях черти что, все ведь химией отравлено, вот мозги-то и поехали даже у зверья. Хотя, – после паузы продолжил он, – Михей рассказывал, что типа не уследил за стадом-то… хе-хе, заснул, поди, шельмец… И коровешки утопали к коттеджам. А там же поле хорошее, да трава зеленая была по причине теплой осени. А хозяева коттеджей ругаются, запрещают коров там пасти. Ну, это ясно! Кому охота на дорогой машине в коровью лепешку въехать? Когда он очнулся, да поскакал за ними, они уже на поле расположились перед оврагом. И тут-то, откуда ни возьмись, стая ворон налетела. И давай коров клевать. И где это такое видано?! Говорю ж, экология нарушилась! Ну и на Михея сразу птицы эти бешеные набросились. А потом вдруг враз исчезли, так он рассказывал. Чудеса да и только!

– Это возле оврага? – спросила я. – Там, где новый особняк, такой серый, да?

– Ага, там! Видела, значит? Красивое здание, богатое, что и говорить. Так это, бабы потом наши болтали, что Михей просто заснул после употребления водочки, с лошади упал, морду покарябал, а про нападение ворон все придумал. Но у коров царапины обнаружили, и, правда, будто от когтей. Но и это вполне объяснимо. Они, поди, в овраг слезли. А там, в самом конце большой малинник, вот и оцарапались. А ты что ль к новому дворцу ходила? – вдруг спросил он.

– Издалека видела, – ответила я и отчего-то почувствовала волнение. – А кто там поселился?

– А бог его знает! – пожал плечами Миша. – Богачи какие-то. Кто ж еще? Мы же с ними не общаемся. Так, иногда в магазине видим некоторых из коттеджей. И то на машине подъедут, купят чего надо и обратно. Будут они с деревенскими тары-бары растабаривать. Оно им надо? Мы им не ровня! Но особняк этот серый быстро соорудили. Мы и оглянуться не успели, как он вырос. Пацаны деревенские говорили, что семейство там поселилось. Они, кажется, кроликов разводят. Вроде много клеток завозили.

Я промолчала. Вспоминая Грега, я с трудом могла представить, что его семья – кролиководы. Но возможно, его дед занимался этим.

Миша довез меня до подъезда и уехал. Я поднялась в квартиру, мамы дома не было. Она оставила записку, что ее срочно вызвали ночью на работу. Но я к этому привыкла. Мама вот уже лет пять трудилась в частном роддоме, и была на хорошем счету. И в сложных случаях первым делом вызывали именно ее. То, что ее не оказалось дома, меня, по правде говоря, даже обрадовало. Я хотела сразу заняться снимками. Приняв душ и выпив чаю, включила компьютер и скачала фотографии. И начала обрабатывать. Некоторые показались мне очень удачными, а какие-то я сразу удаляла. Дойдя до снимка, который сделала на краю оврага, я уделила ему самое пристальное внимание. Но туман был настолько густым, что даже фигуры деревенских ребят казались сильно размытыми. К тому же они были в движении. Однако различить их можно было, а вот фигура Грега действительно отсутствовала. Не было даже намека на силуэт. Я «убрала шум», добавила яркость, контраст, увеличила снимок, но между дерущимися фигурами виден был лишь густой серый туман.

«Может, когда я щелкнула, Грег упал? – предположила я. – Хотя я четко помню его фигуру. Он небрежно отмахивался от нападавших, словно от надоедливых мух. И вроде бы при вспышке он даже прикрыл лицо руками. Или нет…».

После небольшого раздумья я удалила этот неудачный снимок и перестала об этом думать.

На следующий день проснулась в приподнятом настроении. Я любила свои дни рождения. Мне с детства казалось, что именно сейчас время для каких-то сказочных сюрпризов, и это предвкушение чудес делало все вокруг праздничным и прекрасным.

«Ну вот, мне восемнадцать! – с восторгом подумала я, потягиваясь в кровати. – Буду делать сегодня все, что захочу!»

Я вскочила и бросилась в ванную, напевая что-то на ходу. Из кухни донесся запах печеной сдобы, и я поняла, что мама уже готовит мой любимый яблочный пирог. Тщательно умывшись, уделила пристальное внимание своему отражению. Выглядела я отлично. И это был редкий случай, когда я понравилась сама себе. Неделя, проведенная в деревне, пошла мне на пользу. Кожа выглядела свежей и розовой, тени под глазами и одутловатость исчезли. Я не просиживали часами за компьютером, а практически все время проводила на воздухе. Я вдруг вспомнила, как Грег говорил о красоте моих глаз, и заулыбалась, придвинув лицо к зеркалу. Никто и никогда не обращал внимания на их оттенок, а сама я считала этот цвет обычным серым.

«Как он сказал? – вспоминала я, вглядываясь в радужную оболочку. – Голубиное крыло? И правда, какой-то отлив присутствует. А у Грега глаза прозрачные и голубые, и в сочетании с угольно-черными ресницами выглядят очень красиво. Все про него думаю?» – слегка удивилась я, но улыбаться не перестала.

И вдруг я ясно увидела, как мое отражение словно затуманивается и сквозь него проступает лицо Грега. Это выглядело настолько странно, что я замерла, не в силах пошевелиться. На месте моих глаз медленно, словно кто-то неторопливо прорисовывал, появились его голубые глаза с четко очерченным контуром. И вот я вижу его прямой нос, на месте моего, тонкого и небольшого, со слегка приподнятым кончиком. Моя улыбка сменилась его. Это выглядело так, будто мои губы стали более яркими, а их кончики медленно приподнялись вверх.

– Грег? – тихо позвала я и прикоснулась пальцем к отражению.

И его лицо словно ушло вглубь зеркала, и я четко увидела свое. От неожиданности я рассмеялась и потрясла головой. Затем сполоснула горящие щеки холодной водой. Я так размечталась, что все это мне просто привиделось.

Я всегда отличалась бурным воображением и часто грезила наяву. В моей голове рождались такие интересные образы, что я могла часами оставаться с ними. Особенно часто это происходило, когда я ложилась спать. Моя излюбленная игра: закрываю глаза и придумываю того, кто когда-то полюбит меня. Я словно смотрю цветной художественный фильм и выступаю в роли главной героини. Все начинается с того, как я встречаю своего любимого. И каждый раз это новое место, другие обстоятельства, и я выгляжу по-другому. Но часто я не досматривала до конца свой фильм и засыпала. И меня начинали мучить сны эротического характера. И именно в таком забытье завершалось то, о чем я грезила, когда засыпала. Наутро я не всегда помнила подробности, а если все-таки что-то оставалось в памяти, то эти картины вызывали противоречивые чувства. Я и хотела повторения этих ощущений, и боялась их, и стыдилась. Я думала, что распущена, обладаю порочной натурой, ведь часто во сне я испытывала чисто физическое удовольствие. Но понимала, что в моем возрасте уже пора это испытать наяву, но пока серьезных отношений у меня не было. Я не могла относиться к важному шагу с такой легкостью, как большинство моих подруг. Мне казалось неправильным, бессмысленным и наверняка противным переходить от одного парня к другому. И пока опыт я приобретать не хотела и ждала того единственного, с кем у меня возникнет настоящее чувство.

Моя подруга Лиза меня совсем не понимала и считала, что я зря трачу молодость. Сама она еще в 14 лет лишилась невинности с парнем из нашего двора. И через пару месяцев с ним рассталась. Потом были еще такие же короткие связи, и Лиза с гордостью мне рассказывала о них, причем в подробностях, от которых меня бросало в жар. Но она всегда отличалась излишней откровенностью и прямолинейной грубоватостью. Хотя лично меня именно эта ее открытость, простота и легкость характера притягивали. Но даже с ней я не делилась своими мечтами. Как ни странно, о том, что я люблю фантазировать, знал лишь мой отец. Конечно, всего я ему не рассказывала, и тем более о своих эротических грезах. Просто как-то упомянула, что люблю в своем воображении создавать фильмы с подвижными сюжетами и мне доставляет удовольствие придумывать различные варианты развития событий. Отец заинтересовался и попросил рассказать. Я кое-что описала ему, и он заметил, что у меня, несомненно, креативный склад ума, мне нужно учиться на режиссера или клипмейкера. Возможно, даже писать книги. С его подачи я и решила поступать именно в этот институт. Но мама всегда хотела, чтобы я выучилась на врача. Родители обсуждали эту тему по телефону. Я слышала, как мама сердилась и очень резко отвечала отцу. А потом буквально приперла меня к стенке и выясняла, что это за бредни по поводу моего поступления в ВУЗ на режиссера.

– И куда? – возмущалась она. – Во ВГИК или ГИТИС? У меня нет таких средств, чтобы оплачивать твою учебу! А на бюджетное ты не поступишь! Там нереальный конкурс. Это все знают. Сотни человек на одно место…

– Мама, это просто разговоры, – пыталась я ее успокоить. – Папа считает, что из меня получился бы неплохой режиссер клипов или рекламных роликов. А это сейчас востребовано. Вот и все, о чем мы говорили.

– Врач и только врач! – настаивала она. – Эта профессия всегда востребована. И я не хочу, чтобы отец оплачивал твою учебу, – уже тише добавила она.

Вот в этом все дело, и я это отлично понимала. Для меня все еще оставалось загадкой, почему мама так упорно отказывалась от материальной помощи со стороны бывшего мужа. Она никогда не брала у него деньги и даже отказалась от алиментов. Когда мне исполнилось 16 лет и я получила паспорт, отец открыл счет на мое имя в банке и положил на него сумму, казавшуюся мне огромной. Но он строго-настрого запретил говорить об этом маме.

– Это твои деньги, – сказал он, когда отдавал мне пластиковую карточку, – и ты можешь распоряжаться ими на свое усмотрение. Но сама понимаешь, если вдруг заявишься домой в дорогущем норковом жакете, то у мамы, естественно, возникнет вопрос. И тогда наш маленький секрет будет раскрыт. Поэтому трать деньги с умом. И не волнуйся, я буду постоянно пополнять счет, чтобы моя единственная и любимая дочка ни в чем не нуждалась.

Конечно, я ничего не сказала маме и снимала понемногу со счета, когда хотела что-нибудь купить из вещей. Ценой она, как правило, особо не интересовалась, а если и спрашивала, то я значительно приуменьшала стоимость. Поначалу меня мучили угрызения совести, что я скрываю это от нее. Но потом я решила, что так действительно лучше. Мама спокойна, ничего не знает, а я имею полное право пользоваться помощью родного отца и вовсе не обязана ни перед кем отчитываться.

Но после окончания школы, когда встал вопрос о моем поступлении в выбранный институт, между родителями произошел разговор. И он был настолько серьезным, что меня попросили удалиться из гостиной. Уж не знаю каким образом отцу удалось убедить маму, но обучение было оплачено, я благополучно подала документы и прошла собеседование. И вот с сентября начала учиться.

Я вышла из ванной, мама уже ждала меня в гостиной. В ее руках я увидела подарочный пакет. Она поцеловала меня и поздравила.

– Давай к столу, – сказала она. – Твой любимый пирог уже готов.

– Я быстро, – ответила я и скрылась в своей комнате.

В пакет я глянула мельком и положила его в кресло. Я знала, что там находится, мама всегда покупала подарки, заранее обсуждая со мной, чего бы мне хотелось. Это было практично, но лишало меня приятных неожиданностей. В этот раз я попросила эпилятор и получила его.

Когда мы выпили чай, мама спросила, не передумала ли я отмечать день рождения в ночном клубе. Я видела, что эта идея ей не нравится. Но мне совершенно не хотелось собирать друзей в нашей квартире, как я обычно это делала. Мама все готовила, накрывала стол, но сама никогда не уходила. А при ней мы не могли чувствовать себя свободно. В прошлом году я решила собрать всех в небольшом кафе на соседней улице, но публика там оказалась неподходящей. Мы заняли два столика, но очень скоро к нам начали приставать какие-то подвыпившие личности, как я поняла, завсегдатаи этого заведения. И скоро мы ушли. И вот в этом году Лиза предложила отметить день рождения в клубе «Релакс». Он находился неподалеку от метро «Пролетарская». Мы жили на Воронцовской улице, почти посередине между станциями «Пролетарская» и «Таганская». И до клуба можно было дойти минут за пятнадцать.

– Мам, тут же рядом, – ответила я, – потусуемся и все вместе вернемся. Ты зря волнуешься. Меня проводят до подъезда. А ты ложись спать и не жди меня.

– Слава тебя проводит? – уточнила она.

– Да, – кивнула я. – Ну и Лиза тоже.

– Куда ж без нее? – вздохнула она. – Только вот не пойму, что там хорошего? Музыка гремит, все курят, толком не пообщаешься. Что за программа сегодня?

– Doom-metal, – ответила я. – Ну, ты все равно не знаешь. Короче, тяжелый рок, если это тебе о чем-нибудь говорит.

– В общем, как я и думала, бессмысленные вопли хрипатых волосатых парней, – констатировала мама и вздохнула.

– А ты битлов слушала, сама рассказывала, и также тебя родители не понимали, – мягко заметила я. – А вот мне именно такая музыка нравится. Что тут такого? К тому же сегодня я могу делать, что хочу.

– Нет, чтобы к нам пригласить ребят, чаю бы выпили…

– Ага, еще скажи, и мультики про кота Леопольда посмотрели, – недовольно проговорила я.

Фест начинался в 16.00. Сегодня выступали семь групп, играющих в стиле dark-gothic-doom. Но мы решили пойти часам к семи, так как планировали еще остаться на пати Gothic Princess Night, которое начиналось в 23.00. Я заранее купила кое-какие вещи и оставила их у Лизы. Знала, что мама будет категорически против такого внешнего вида. И спорить с нею было бесполезно, в этом я уже не раз убеждалась. И мне было проще тайком переодеться.

Когда я пришла к Лизе, было уже шесть вечера. Она встретила меня восторженно, ее большие карие глаза ненормально блестели.

– Ну, и где ты так долго? – быстро и возбужденно заговорила она. – Надо еще имидж поменять! А то твой вид примерной девочки не вполне подходит для готик-пати.

– С мамой по магазинам проходили долго, – ответила я. – А ты чего такая перевозбужденная?

– Чего купили? – не ответив на мой вопрос, затараторила она. – Чего-нибудь стильное? Или опять отстой? Мать упорно пытается тебя одеть, как придурошную благовоспитанную барышню? Тебе это вовсе не идет! Да и краситься не разрешает. Ты уже вполне взрослая! А Славка тоже с нами? – без перехода спросила она.

– Тоже, – кивнула я, заходя в ее комнату. – Напросился практически.

– Он на тебя точно запал, – констатировала Лиза и вздохнула. – Шампанское хочешь? Я уже начала. Хорошо, предки умотали в гости.

– То-то ты такая взвинченная! – улыбнулась я. – Пьешь тут и без меня? Мы с мамой чуть сухого вина, правда, выпили.

– Да-а? – удивленно протянула Лиза. – Что это с ней? Она ведь у тебя вроде вообще против алкоголя.

– Против! Но позволяет себе иногда по чуть-чуть, – нехотя ответила я и начала снимать джинсы и кофточку. – Где там мои готичные вещички?

Лиза достала из шкафа объемный пакет и бросила его на диван. Мы начали переодеваться. Я надела черные узкие джинсы с очень низкой талией, широкий кожаный ремень, усеянный металлическими звездочками, черную обтягивающую кофточку с рисунком серой летучей мыши на груди. Лиза оглядела меня скептически.

– Как-то не очень готично, – констатировала она. – Ну ничего, сейчас мейкап сделаем соответствующий. И будет вполне на уровне.

Лиза нарядилась в пышную черную капроновую юбку, напоминающую балетную пачку и черный кожаный корсет. На шею навесила крупные металлические цепи, на руки натянула высокие перчатки. Они до локтя были из эластичной ткани, а затем переходили в крупное черное кружево и доходили почти до плеч. На ноги Лиза надела колготки с узором из паутины и тяжелые на вид, высокие сапоги на толстой подошве. Они были усеяны металлическими заклепками и застегивались на хлястики с крупными квадратными пряжками. Черные, поднятые в высокий хвост волосы довершили образ. Лиза густо накрасила глаза и ресницы, нанесла черную помаду, а тон на кожу наложила мертвенно-белый. Оглядев себя в зеркало и восхищенно заметив, что она просто супер и выглядит как самая настоящая gothic princess, Лиза взялась за меня. Она словно фокусник вытащила из шкафа парик в форме короткого каре. Он был угольно черного цвета.

– Вот, – удовлетворенно заметила она, – гляди, что достала. У соседки снизу выпросила. Она в театральном кружке…

Я заворожено посмотрела на парик. Волосы блестели, как натуральные. Лиза натянула его на меня, причесала челочку, она была в форме треугольника, конец которого спускался меж бровей, поправила и отошла.

– Феерично! – заметила она. – Тебе безумно идет! Ты та-а-ак преобразилась. Сейчас глаза подкрасим, и тебя невозможно будет узнать. У наших пацанов челюсти отвиснут!

Она захихикала. Затем ловко подвела мне верхние веки, наложила темно-коричневые тени и нанесла тушь на ресницы.

– Я не хочу черную помаду, – воспротивилась я.

– Не вопрос! – не стала настаивать Лиза. – Белая тоже будет в тему.

Она наложила на мои губы необычайно светлую помаду, еле заметного розового тона и обвела контур черным карандашом.

– Другой человек! – восхитилась она, оглядев меня с ног до головы.

Когда Слава зашел за нами, то мне доставило удовольствие видеть его округлившиеся глаза.

– Класс, девчонки! – заметил он. – Вас и не узнать!

Он поцеловал вначале Лизу, затем обнял меня и уткнулся носом в парик, втягивая воздух.

– Ты моя готическая принцесса, – прошептал он. – Тебе идет этот образ!

– Но-но! – строго произнесла Лиза. – Нечего сразу хватать девушку. Знаю я тебя! Любишь идти напролом, а мы создания нежные, пора уже усвоить.

– Не заводись, Лизка! – засмеялся он. – Лучше лицо мне припудри. Я буду в образе вампира.

– Чего? – расхохоталась она. – Ты же блондин у нас! К тому же пышущий здоровьем, кровь с молоком. А вампиры бледные, я бы даже сказала, немощные.

– А ты их видела? – улыбнулся Слава. – А вы не заметили, что я весь в черном? И еще клыки купил, вот!

И он достал из кармана куртки упаковку с белыми пластмассовыми заостренными клыками. Надев их, оскалился и бросился на меня.

– Дурак! – сказала я, увертываясь и отталкивая его.

– А чего? Прикольно, кстати, – заметила Лиза. – Давай я тебе бледное лицо сделаю и кровавые губы?

– Давай! – явно обрадовался Слава.

Мы договорились встретиться возле метро «Пролетарская» с «мартышками». Так прозвали в нашем бывшем классе Сашу и Наташу, неразлучную парочку, постоянно обнимающую. И когда мы подошли, они вначале открыли рты, а потом прыснули.

– Не вижу ничего смешного, – сурово заметила Лиза. – А вот вы что-то не в образах.

«Мартышки» были одеты в обычные джинсы, свитера и куртки.

– Да мы не над тобой, – сказала Наташа, – ты выглядишь супер! Славка уж очень прикольный с этими клыками. Слав, а они тебе не мешают? Слюна не капает?

– Капает, а как же, – засмеялся он и обнажил клыки. – Кровушки свежей хочется!

Проходившая мимо старушка окинула нас ехидным взглядом, сплюнула, пробормотала, что драть нас надо, безбожников, как сидоровых коз, и отправилась дальше.

– Лучше сразу на костер! – крикнул ей вслед Слава, но она не оглянулась и ускорила шаг.

– Пошли? – предложила я, чувствуя неудобство от своего вида. – Чего мы тут у метро застряли? Впечатление на старух производить?

– Пиво пьем, – пояснил Саша и помахал банкой. – А то в клубе дорого.

– Ладно, мартышечки, это же мой день рождения, – заметила я с улыбкой. – Так что вся выпивка за мой счет!

Они дружно заулыбались, обнялись и поцеловались. Мы двинулись в подземный переход.

Из блокнота Грега:

 
Ты роза или крест? Я сам не понимаю…
Вдруг колются шипы, ты в боль со мной играешь.
И душу распинаю я, любя.
Всхожу на крест забыть тебя… себя.
 

В клубе «Релакс» мы оказались около восьми вечера. По правде говоря, я не очень люблю это заведение. Я не курю, а там плохая вытяжка, и обычно на концертах самая настоящая дымовая завеса из табачного дыма. В клубе три зала. Вначале мы зашли в тот, где сцена. Концерт шел вовсю. В этот момент выступала группа из Пензы под названием «Янтарные слезы». Они играли в стиле folk- doom. Мы послушали пару композиций, затем перешли в другой зал, дальний от сцены. Ребята заказали коктейли, мы заняли столик и начали болтать, поглядывая по сторонам.

Публика собралась самая разношерстная. Были обычные ребята, одетые стандартно в джинсы и рубашки или футболки, между ними выделялись множеством металлических аксессуаров, черной кожей и длинными волосами рокеры и уже начали появляться готы. Их специфический макияж, черные волосы, обилие символики смерти, пирсинг на лице сразу притягивали взгляд. Я обратила внимание на только что вошедшую в зал пару. Парень показался мне знакомым, хотя я никак не могла понять, почему у меня возникло такое ощущение. Я его явно не знала. Он был высок, строен, одет во все черное. На обтягивающей водолазке заметила замысловатый крупный кулон, висящий на длинной цепочке. Украшение усыпали камешки, которые так искрились, что мгновенно привлекали внимание. Белые длинные волосы незнакомца разметались по плечам. Бледное лицо с густо подведенными светлыми глазами и ярко-красным ртом вызывало неприязнь высокомерным выражением, хотя черты были правильными и утонченными. Его спутница выбрала имидж эмочки^[2] с претензией. Длинная черная челка с ядовито-розовой прядью закрывала ей пол-лица, черное с розовым сердцем на груди платье было коротким и скорее напоминало удлиненную футболку. Высокие почти до края платья гетры в черно-сиреневую узкую полоску довершали образ. Но странным в этом наряде выглядел атласный черный корсет, туго затягивающий ее узкую талию. Она жалась к спутнику и поглядывала на всех из-под челки с нарочито обиженным видом. Лиза тоже заметила их и незаметно толкнула меня локтем в бок.

– Смотри, какой стильный мальчик! – прошептала она. – Только он с девкой! И она типа эмо. Хотя на вид позерка.

– Ничего особенного, – ответила я ей на ухо. – Тут полно пацанов намного симпатичнее.

– Ну не скажи! – усмехнулась Лиза. – Этот выглядит очень брутально. Он вроде в стиле вампира.

– О чем шепчетесь? – вмешался Слава, который сидел напротив меня и потягивал коктейль. – Не иначе меня обсуждаете?

И он пересел ко мне и положил руку на мое колено, слегка сжав его. Я тут же отодвинулась. И увидела, как парень, который так привлек наше внимание, остро глянул на нас. Хотя тут же отвел глаза. Но меня словно током пронзило от его взгляда, даже ладони вспотели от непонятного волнения. Я зачем-то пригладила парик и встала.

– Ты куда? – хором спросили Лиза и Слава, глянули друг на друга и дружно рассмеялись.

– Пойду в бильярд поиграю, – ответила я. – «Мартышки» уже там. Не хотите?