Ярослав Соколов
Город ночь. Песни песков

Город Ночь

Город Ночь

«Я вернулся в мой город, знакомый до слёз…»

Осип Мандельштам

 
Город Ночь мне навстречу протянет проспекты,
Объятий сожмёт окружное кольцо.
Пилигриму из пустоши белого света
До боли знакомо его лицо.
 
 
Город-сказка, исполненный воспоминаний,
Всегда в меня верил, давно меня ждал,
Возвращаюсь сюда, словно вечный изгнанник,
К тому, кто все тайны мои разгадал.
 
 
Город Ночь – это площади встреч неслучайных,
Памятник прошлых разлук и потерь,
Ожиданий вокзалы, причалы печалей,
Извилистый путь от «тогда» до «теперь».
 
 
Освещают тропу лишь бродячие звёзды,
Фонарь одинокий моргнул и угас,
Я бреду в темноте между «рано» и «поздно»,
Открытая книга для пристальных глаз.
 
 
Я по лунной тропе прохожу как по водам,
Смыкая судьбы разводные мосты,
Город Ночь – откровенье струящейся коды,
Слова и аккорды прозрачно чисты.
 
 
Я хотел сохранить это чувство свободы,
Тоску одолеть, злую боль превозмочь,
Наяву оживить все мгновенья полёта,
Но они воскресают лишь в городе Ночь.
 
 
Снова утренний колокол звоны рассыплет,
В рассвет уплывёт милый город-варяг,
И останутся вновь без ответа молитвы
Потерянных душ, одиноких бродяг.
 

Черным-бело

 
Новый день, чёрно-белый, гуашевый
замалюет извёсткой граффити зари
в городе, выцветающем заживо
пеплом потухших костров.
 
 
Догорит
мутный фонарь предрассветного облака –
сырость и смрад, ни следа от весны
в городе, где безнадёжно поблёклыми
стали все прежние детские сны.
 
 
Ни огонька, лишь измученной памятью
тлеет, дымит кинохроника лет,
плавится время и капля за каплею
мне посылает последний привет
кадрами жизни, ещё нецифрованной,
старым рэгтаймом немого кино –
страннику, бывшему столь очарованным,
сколь и потерянным.
 
 
Вырос давно
маленький мальчик, весёлый и радужный,
что на асфальте любил рисовать
город таинственный, солнечный, радостный,
где никого не дано потерять.
 
 
Смыты дождями картинки из прошлого –
ярких мелков исчезающий след
стёрт проходящими мимо подошвами
чёрных ли, белых штиблет или лет.
 
 
Я не вернусь в этот сумрак гуашевый
слушать унылый безумолчный плач,
всё, что не умерло – выжило, зажило,
преодолев чёрно-белую фальшь.
 
 
Может, и ты с этим справишься вскорости,
и, излечив застарелый недуг,
ты позабудешь напасти и горести,
встретишь рассвет новой песни, мой друг.
 

Мутные зеркала

«Не надо смотреть ни на людей, ни на вещи.

Надо смотреть только в зеркала.

Потому что зеркала отражают одни лишь маски…»

Оскар Уайльд. «Саломея»

 
В этом городе неисцелимом
на просторах, покинутых Богом,
на седых континентах
безудержных дней и несносных ночей
все гостиничные зеркала
отражают подобие дна, множа тьму,
что слагается суммой дорог,
проторённых сквозь тернии странствий,
с временами разлук и потерь
безусловных и неотвратимых –
в многотонную пыль тишины
покорённых когда-то полей и ветров.
 
 
Глядя в эту туманную гладь,
в зеркала, повидавшие виды,
испещрённые лезвием трещин,
в паутинную глубь,
негашёную известь веков,
в этих мутных мирах мимолётного смутного града,
что меня ненадолго укрыл
в ожидании смертной тоски
на пороге судьбы
я хочу хоть на миг распознать
в отраженье не призрачный облик,
не безмолвную зыбкую тень непонятно кого –
я гляжу в зеркала, возвращая себя самого.
 
 
Но назад мне уже не вернуть
ни надежд, ни истоптанных истин –
на пути к горизонтам мечты истрепалась душа,
за спиною устало сложив два потёртых крыла.
И теперь они где-то в шкафу или на антресоли
никому не нужны – ни тебе и ни мне самому,
спят, изрядно побиты, изъедены молью,
позабыты как утренний сон,
как прошедшая мимо любовь.
 

Без хлеба

«Я хлеб живый, сшедший с небес;

ядущий хлеб сей будет жить вовек;

хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя,

которую Я отдам за жизнь мира»

(Ин. 6-51)

 
В чёрством шорохе дней, опадающих с древа столетий,
В суете суеты, в мельтешении улиц и лиц
Я теряюсь в толпе безголосых немых междометий,
В темноте пустоты безучастных незрячих глазниц.
 
 
Я блуждаю в ночи, отлучён до седьмого колена
От источника Слов до скончания века Земли,
Как и весь этот мир, позабытый звездой Вифлеема,
Обречённый на голод без хлеба вселенской Любви.
 
 
Я пою о былом в маскарадном костюме паяца,
Я смеюсь и пляшу, хоть судьбою навеки разбит,
Мне не нужно быть мной, мне не нужно молить и бояться,
Обретая, терять ту одну, что прекрасна навзрыд.
 
 
Ты прекрасна как свет, ты как звёздная ночь первозданна,
Забываясь на миг, я готов снова броситься ниц,
Раствориться в слезах, утонуть в океане обмана…
Только вся эта блажь – лишь мираж одиноких зарниц.
 
 
Я блуждаю в ночи, цепенея от ветхости неба,
Я смирился с судьбой, принимая любви приговор,
Не прошу ничего – ни вина, ни тем более хлеба.
Как покинутый мир, обречённый на голод и мор.
 

Пепел

перепутье в конце начал тень огня в глубине зеркал гравитация суеты в отражениях пустоты ломит череп ритмичный стук и стекает сквозь пальцы рук серый пепел былых мостов бездыханная пыль веков страх понять, что уже мертвы страх снимать поражений швы алый крик зовёт вдалеке – сотни линий жизни в запасной руке без причины кровавый рассвет

пеплом выжег тумана бред смачным хрустом на кости лет пало время, которого нет.

Гонка

 
Сотни тысяч километров
Беспробудной гонки с ветром.
Мы давно с ним в этой теме –
Мчаться, обгоняя время.
 
 
Вслед за гаснущей зарницей
Я хочу лететь и длиться,
Умирая, воскресать –
Некого и нечего терять.
 
 
Проходить огонь и воды
Круг за кругом, год за годом.
Время истекает пылью,
Небыль прорастает былью.
 
 
Только ветер – в поле воин,
Но пытаться каждый волен
Не сдаваться, не сдавать –
Некого и нечего терять.
 
 
Нет ни страха, ни предела,
Небесам до нас нет дела,
А внутри клокочет пламя,
Каменные стены плавя.
 
 
Тают мысли, тают тени,
Сумрак времени и денег.
Падать и опять взлетать –
Некого и нечего терять.
 
 
Времена меняют лица,
Дней исчерченных страницы
Ветер разрывает в клочья
На минуты многоточий.
 
 
Время – просто поле боя,
Время – повод для погони.
Не сдаваться, не сдавать –
Некого и нечего терять.
 

Корабли

 
«Ни риф, ни мель ему не встретятся,
Но, знак печали и несчастий,
Огни святого Эльма светятся,
Усеяв борт его и снасти».
 

Николай Гумилёв. «Капитаны»

 
Полночь раскроет объятья морей,
лунным сияньем фарватеры выстелет,
путь проложив для моих кораблей,
что отплывут от таинственной пристани
 
 
в ночь, в темноту, по гряде облаков
за горизонты событий обыденных,
сквозь пелену неразборчивых снов
к новым свершениям, новым открытиям.
 
 
Пусть мне порою неведом маршрут
в дальнюю даль, незнакомую, странную,
но корабли звёздный берег найдут
по завершенью опасного странствия.
 
 
Вольному воля – я выбрал свой путь
долгих часов и ночей ожидания,
времени, где обязательно ждут,
жгут для меня маяки мироздания.
 
 
Может быть, это лишь утренний сон,
лишь предрассветные галлюцинации,
но озаряют судьбы небосклон
мачт огоньки, словно ultima ratio.
 
 
Скоро зарёй полыхнёт горизонт
город наполнится песнями пресными,
снова начнётся дождливый сезон,
он равнодушен и неинтересен мне.
 
 
Хочется плыть, как же хочется плыть! –
Моря касаться солёными крыльями,
Млечную вечность по капельке пить,
Мыслей и слов направляя флотилии.
 

Звезда

 
«Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…»
 

Иннокентий Анненский

 
Окутанный бархатом неба,
мерцающим чёрным плащом,
по зыбкому светлому следу
спешу, позабыв обо всём.
 
 
Навстречу нежданной удаче,
навстречу счастливой судьбе,
с сияющим флагом на мачте
иду я по лунной воде.
 
 
Укрывшись за тенью планеты,
незваный невидимый гость,
я танцами звёздного света
пронзён и пронизан насквозь.
 
 
Кружение вальса вселенных
меня накрывает волной –
невольный свидетель и пленник
притянут в объятья звездой.
 
 
Ответом на зов и моленье –
такой ослепительный взрыв,
что хочется пасть на колени,
смеяться и плакать навзрыд.
 
 
Так странник миров очарован,
единственной верен мечте,
и взгляд мой навеки прикован
к тебе, самой яркой звезде.
 

Я с тобой на «я»

 
Ты – моя светлая ночь,
Имя, время моё и пламя,
Та, которая снилась, точь-в-точь,
А теперь коснулась губами.
 
 
Слов не нужно, не говори –
Стёрты разграниченья «между»,
И рождающийся внутри
Мир уже не пребудет прежним.
 
 
Тайна лучшего сна,
Ветер, море, простор, волна,
Ты – дыхание огня,
Я всегда с тобой на «я».
 
 
Распахнётся в ночи окно
И сомкнется круг наших объятий,
Сердца любящего тепло –
Суть пути, поступков, понятий.
 
 
Ты – мой голос, звенящая высь,
Радость, нежность и ликованье,
Ты – иная Земля, ты – Жизнь,
Мой создатель, моё созданье.
 
 
Ты – чем среди бессмыслия
Расцвечиваю мысли я,
Ты – спасенье и маяк,
Я всегда с тобой на «я».
 

Музыка осени

 
В этой республике слов независимых,
В этой стране без названий и дат
Вновь опадаю осенними листьями
Я, безымянный безвестный солдат.
 
 
В этой республике все мы заранее
Обречены на утраты и страх,
Полнится город сердечными ранами,
Пепел и прах – на пустых этажах.
 
 
Мысли терзают, кострами осенними
Обезголосив небесную синь,
Мысли блуждают, и нет им спасения –
Некого, не о чем нынче просить.
 
 
Я не прошу – мне прощенья не выпросить,
Не оторваться от грешной земли,
Тучи тяжелые трауром выкрасив,
Осени песни затихнут вдали.
 
 
Сизое небо миноры плаксивые
Перебирает навзрыд, невпопад,
И проливается ливнями сивыми
Сквозь череду громовых канонад.
 
 
Музыку осени, шелест и шёпоты,
Перебивает тревожный набат,
Звук, угасая до робкого ропота,
Падает в небо, как павший солдат.
 

Милость павших

 
Бульвар окутан тишиной,
и этот вечер бесконечен,
борей куражит надо мной,
но от тоски и он не лечит.
Пощёчин ветра не боюсь
и воя в унисон печали –
друг друга знаем наизусть,
мы сотни раз уже встречались.
 
 
Вдруг что-то хрустнуло вверху,
где начинается бездонность,
и кто-то, крыльями взмахнув,
снежинки звёзд в мои ладони
насыпал щедро.
Лунный лик
прельщал возможностью побега,
и тень, безмолвный мой двойник,
касалась белой сути снега,
причастна тайнам бытия.
 
 
Я знал, всё в мире – повторенье,
всё это было – ночь и я,
и ветер, и снеготворенье.