Яна Перепечина
Тайный гость

Глава 1
Июнь 2008 года
Константин

Молоденький риэлтор заливался соловьём:

– Обратите внимание на прекрасный большой участок правильной формы. Близость соснового бора, хорошие соседи…

Константин Соколан слушал, осматривался и кивал. Дача ему пока нравилась. Участок и вправду оказался немаленьким, умиротворяюще пахло хвоей, дом был совсем новым и, хотя он планировал строить жилище под себя, на первое время вполне сгодился бы.

Когда парень-риэлтор дошёл до «хороших соседей», штакетина в заборе в конце участка, рядом с тем местом, где они стояли, закачалась, отодвинулась и в неё просунулась смешная девчачья мордашка, выражавшая крайнюю степень любопытства. В это же время, как по команде, со стороны соседей слева, где до этого царила благостная тишина, раздался дружный разноголосый вопль аж нескольких детей, судя по всему двух-трёх мальчишек, вышедших из младенческого возраста, и стольких же или около того крох, чей пол по голосам Константин определить затруднился.

Соколан замер. Риэлтор тоже, тут же покраснел и испуганно уставился на клиента. Он хорошо помнил странные, на его взгляд, требования этого симпатичного, молодого ещё мужика, совершенно не похожего на мизантропа: поменьше соседей и никаких детей. Категорически.

Константин посмотрел на розовые от смущения щёки мальчишки-риэлтора, на забавную любопытную мордаху между штакетинами с облупившейся зелёной краской и неожиданно для себя самого подмигнул обоим. Парень оторопело моргнул и уставился на него во все глаза, даже рот приоткрыл совсем по-детски, а девчонка потешно задёргала упругой загорелой щёчкой, тоже пытаясь изобразить что-то похожее на подмигивание.

Соколану стало жалко старательного юношу, который, как тот сам рассказал, пока они добирались до этого дачного посёлка, был старшим сыном в многодетной семье, учился на врача, а летом помогал маме-риэлтору. Мальчишка обожал своих троих младших братьев и сестёр, да и всех детей скопом, и собирался стать педиатром. И дикие, на его взгляд, требования клиента были ему явно непонятны, хотя он и старался это не демонстрировать. Но Константин, разумеется, заметил.

В возрасте риэлтора-педиатра Константин тоже бы никогда не стал настаивать на отсутствии в округе детей. Но тогда он ещё ничего не знал о своём будущем… А если бы даже и знал…

Иногда, когда он думал об этом, ему казалось, что, знай он о том, что случится, непременно что-нибудь придумал и смог бы всё изменить. А порой он очень в этом сомневался…

Немного отойдя от потрясения, юноша попытался исправить ситуацию и вновь зачастил, уже, впрочем, не надеясь на благополучный исход дела:

– …Развитая инфраструктура, водопровод, магистральный газ. Соседи только слева и сзади. Справа от этого участка… вот, посмотрите, пожалуйста… начинается сосновый бор, ухоженный, без бурелома. А ещё… – Мальчишка даже сделал театральную паузу, так ему самому нравилось то, что он собирался сказать. – Буквально в ста метрах, за деревьями, есть прекрасное чистое озеро с песчаным дном. Причём оно расположено на территории дачного кооператива и посторонним путь сюда закрыт. Большая, большая редкость!

Константин зачем-то – ведь было уже понятно, что покупать участок с такими соседями он ни за что не станет – слушал. Девчонка, которая так и торчала, просунув круглую голову между штакетинами, – тоже. Орава детей на участке слева вопила, судя по всему, играя в индейцев. А ещё щебетали птицы, пахло летом и давно забытым счастьем… И Константин вдруг кивнул:

– Меня всё устраивает. Назначайте сделку. – И не поверил сам себе.

Риэлтор тоже не поверил, снова вытаращился на него, похлопал длинными ресницами, похватал воздух ртом и, сглотнув, ошарашенно пробормотал:

– Хорошо, Константин Дмитриевич. Конечно.

Вышло это у него не слишком внятно, сдавленно. И Соколан с девчушкой дружно рассмеялись, посмотрели друг на друга и захохотали уже в голос. Потом девочка, так ничего и не сказав, исчезла. Только штакетина закачалась на единственном удерживающем её гвозде. Константин даже расстроился. Но уже через пару минут поверх забора слева, затянутого буйно разросшимся диким виноградом, показались сразу четыре головы: уже знакомая девчачья и ещё три мальчишечьи.

– Вот он, – беспардонно ткнула пальцем в Соколана девчушка.

– Здрасьте, – хором поздоровались вежливые мальчики. А потом старший, лет восьми, пацан, полностью игнорируя присутствие Константина, авторитетно сказал остальным:

– Не, он не купит. Крутой слишком. Я его тачку видел у ворот. Таким дома нужны – во. – Он широко растопырил руки и чуть не упал назад, но каким-то чудом удержался. Возможно, поддержали остальные дети. – А тут дом небольшой, бассейна или ещё чего такого нету. Папа говорит, у нас место неста… несту… не-статус-но-е. Вот. Так что не, не купит.

– А вот и купит, правда, дядь? – обратилась к Константину, словно он был её старым добрым знакомым, за подтверждением девочка. И тот в очередной – уже третий за последние десять минут – раз удивив самого себя, кивнул:

– Куплю.

Риэлтор позади него довольно запыхтел, напомнив Соколану этим ёжика, который жил у него в детстве и вот точно так же пыхтел, когда маленький Костик приносил ему еду.

Из-за детей и винограда вынырнула темноволосая женская головка.

– Здравствуйте! Простите нас, пожалуйста, – приветливо улыбнулась Константину и риэлтору молодая женщина и строго скомандовала детям:

– Дамы и господа, брысь с забора. Неприлично заглядывать на чужие участки. Не мешайте людям.

– А к вам я заглядываю, – тут же заметила неуёмная девчушка.

– А мы не чужие. – Женщина, очевидно, стала по очереди снимать детей с какой-то опоры, на которую они взгромоздились, чтобы увидеть происходящее за забором. Те попытались протестовать, но соседка погасила протесты на корню:

– Бегом мыть руки и есть мороженое.

– И я? – спросила уже не видимая из-за буйно разросшегося винограда малышка.

– Конечно.

– И я! И я! – радостно запела девочка и, судя по топоту многих ног, вместе со своими друзьями унеслась куда-то в глубь соседнего участка.

– Ещё раз прошу нас извинить, – снова выглянула соседка, – мы не всегда такие буйные и приставучие.

Из-за забора раздался дружный младенческий рёв. Женщина посмотрела на Константина, засмеялась и развела руками:

– Хотя, наверное, в это трудно поверить. – Она обернулась назад и ласково пообещала ревущим детям:

– Надя, Люба, иду.

– До свидания, – улыбнулся ей Константин.

– До свидания! – Женщина помахала ему рукой и скрылась, негромко уговаривая невидимых девочек:

– Всё, всё, мои хорошие, вот и я. Что случилось? Не плачьте.

Тут же стало тихо, будто кто нажал кнопку и выключил звук. Константин постоял молча, глядя по сторонам. Риэлтор с сомнением в голосе спросил откуда-то из разросшихся кустов жимолости, где собирал в ладошку созревшие уже ягоды:

– Ну, так как, Константин Дмитриевич?

– Назначайте сделку, Слава. Назначайте.

– Да? – снова обрадовался парень, с треском выбрался из жимолости и протянул фиолетовые, длинненькие, похожие на бусины ягодки клиенту:

– Ваш первый в этом году урожай.

Константин подставил ладонь, почувствовал, как стучат о неё пересыпающиеся ягоды, и с удовольствием сунул их в рот. Они чуть горчили, но ему почему-то показалось, что жизнь начинает налаживаться.

Вторая половина июня пролетела в работе. Но в самом конце месяца Константин выкроил в своём плотном графике неделю, собрал вещи и приехал-таки на дачу. Свою собственную дачу. О которой он так давно мечтал, но которую никак не мог купить. Потому что крепче крепкого был привязан к Москве и её больницам…

Эта самая дача самым радикальным образом отличалась от того, к чему Соколан привык за последний год. Почти каждый день в его жизни были шикарные отели, изумительная еда, вышколенный персонал, самые разные, в том числе экзотические, страны, многочисленные удовольствия и радости жизни. А также прекрасные машины, СВ (редко) или перелёты только бизнес-классом (часто, очень часто, до двухсот перелётов в год). Суета сует.

Здесь же, на его собственной, первой в жизни даче, всё было совсем по-другому. Никакой экзотики, простой дом, несколько грядок с трудноразличимыми среди пышных сорняков посадками неизвестно чего и родная неяркая подмосковная природа. По его субъективному мнению, самая лучшая природа на Земле.

Едва выйдя из машины, Константин ощутил себя попавшим в другое измерение, в котором время течёт медленнее и не хочется никакой роскоши. Он глубоко вздохнул и неторопливо отправился осматривать свои владения.

На большом, довольно запущенном участке стоял дом – не дом, баня – не баня. А этакий гибрид того и другого. Домобаня. Или банедом. На первом этаже размещалась сауна, судя по виду которой, ей ни разу никто и не пользовался. Рядом с ней имелся душ, тоже новый, вполне современный. Там же, внизу, хватило места и для просторной комнаты, одновременно выполняющей функции кухни, столовой и гостиной. На втором этаже располагались три спальни. Никаких излишеств. Всё очень добротное, чистое, но совсем не похожее на то, что окружало Константина на работе. Абсолютно не похожее. И это ему очень нравилось.

Было часов восемь утра: Константин, накануне вернувшийся из очередной командировки в Грецию, специально выехал пораньше, чтобы весь день провести уже здесь, на своей свежеприобретённой даче. И сейчас он наслаждался тишиной и нежарким пока солнцем. Соседских детей не было слышно, видимо, ещё спали. Он неспешно перетаскал вещи в гибрид дома и бани, налил воды в ведро и забрался по крутой лестнице на второй этаж – собрался мыть там полы.

В это время захлопали двери у соседей слева. Немного стыдясь своего интереса, Константин всё-таки не удержался и подошёл к окну. Первым из дома выскочил самый маленький – лет четырёх – мальчишка. За ним, как горох, – старшие братья, возраст которых Соколан ещё в первую их встречу определил на глаз: среднему лет шесть, старшему – около восьми. Следом за мальчиками вышел высокий русоволосый молодой мужчина, судя по всему, отец детей. На руках он нёс двух хорошеньких девчушек, светленьких и совсем маленьких, едва ли не годовалых. Константин присвистнул: в жизни ему пока ещё не встречались такие многодетные семьи. А тут вдруг подряд: риэлтор Слава с его братьями-сёстрами и новые соседи с пятью детьми от года до восьми лет.

Молодая женщина, которая в первый его приезд снимала детей с забора, вышла на высокое крыльцо, залитое солнцем, и весело крикнула:

– Доброе утро! Умывайтесь и бегом есть!

– А что у нас на завтрак? – громко поинтересовался один из мальчишек, уже добравшийся до уличного умывальника и двумя указательными пальцами осторожно и безо всякого удовольствия моющий глаза и щёки.

– Блины с клубникой.

– Блинчики! Блинчики! – вразнобой обрадовались остальные дети и помчались умываться.

– Мамины блинчики – самые вкусные на свете! – провозгласил старший брат. Остальные поддержали его лозунг и, умывшись, дружно принялись скандировать:

– Блины нашей мамы – лучшие на свете!

Большая семья в полном составе скрылась в доме. Константин невесело улыбнулся. Его сын никогда не был таким, как эти дети. Никогда не бегал, не смеялся, не маршировал под собственные лозунги, не радовался солнцу, утру и обещанным блинчикам с клубникой. И даже никогда не сидел на руках у него, Константина. Потому что не мог делать ничего из того, что так легко делали соседские чада. А ещё его сын умер два года назад. Ему было восемь лет. Столько же, сколько сейчас старшему сыну его соседей.

Глава 2
1997–1998 годы
Константин

Женился Константин не так чтобы рано. Но и не поздно. В двадцать четыре года. Его юная жена была на шесть лет моложе и только что стала совершеннолетней. Они познакомились случайно, на улице. Костя помог встречной девушке дотащить тяжеленные сумки. Как оказалось, она получала учебники на новый учебный год в институтской библиотеке. Тренированный, крепкий лейтенант Соколан легко подхватил ношу и играючи донёс её до общежития, в котором обитала Светлана, так звали девушку. А донеся, пригласил её погулять. Сентябрьский вечер был довольно тёплым, и они долго бродили по улочкам, разговаривали и смеялись. Почему-то им было очень весело тогда. Теперь уже Константин и не вспомнил бы почему.

Хорошенькая миниатюрная блондинка Света рассказала ему, что она из подмосковного Клина. Но ездить оттуда в институт далековато, да и живёт она там с тётей, потому что мама уже давно умерла, а отца у неё никогда не было, вот и обосновалась в общежитии. Костя был сыном разведённых родителей, отца с тех пор, как тот женился на молодой женщине, не видел ни разу. А мама его умерла за год до его встречи со Светланой. И он тоже, как и Света, чувствовал себя одиноким. Ни братьев, ни сестёр у обоих молодых людей не было. Поэтому ли или по какой-то другой причине, но, встретившись всего несколько раз, Костя со Светой уже не мыслили жизни друг без друга. Вскоре Светлана со своими тремя сумками, в двух из которых лежали всё те же учебники и лишь в одной её личные вещи, перебралась в однокомнатную квартиру Кости. Там они и зажили, удивительно легко и быстро привыкнув друг к другу.

Светлана оказалась неплохой хозяйкой. Костя в свою очередь старался во всём ей помогать. Дома он из-за работы бывал нечасто, но молодая жена не сердилась, не устраивала скандалов, а училась, занималась хозяйством и с удовольствием хлопотала вокруг мужа, когда тот всё же оказывался дома. И оба чувствовали себя вполне счастливыми. Костя даже умудрился взять на работе путёвки в их ведомственный дом отдыха, и они отправились в настоящее свадебное путешествие. Света до этого на море никогда не бывала. И всё, от пицундских сосен до длинного Маркхотского хребта, вытянувшегося вдоль берега Чёрного моря аж на несколько десятков километров, приводило её в неописуемый восторг. Она то и дело брала Костю за руку и шептала:

– Костик, спасибо тебе!

И он чувствовал себя волшебником.

Дело было в ноябре, дули холодные ветра, вода в море была чересчур бодрящей, а бассейна в доме отдыха не имелось, но их ничто не огорчало. Они часами бродили вдоль серого неласкового моря, иногда даже не разговаривая, а просто довольствуясь молчаливой близостью родного человека. Светлана собирала красивые оранжевые и сиреневые ракушки и камни, а Костя с готовностью носил их за ней в пакете и любовался почти опустевшим приморским городом. Им обоим было хорошо и спокойно.

А через два месяца после свадьбы оказалось, что ещё до конца недавно наступившего тысяча девятьсот девяносто восьмого года у них родится ребёнок. Этого ни Костя, ни тем более совсем юная Света не ожидали. Им хотелось не вопящего младенца, а свободы и праздника. Но когда они узнали, что скоро станут родителями, то снова, как и после свадьбы, на удивление быстро перестроились под новую реальность. Стали мечтать уже о том, что будут брать во все поездки маленькую хорошенькую дочку или славного крепенького сына. А значит, и дома сидеть не придётся. Зато у них будет настоящая семья. И жизнь стала казаться им обоим ещё лучше, чем раньше.

Узнав, что они ждут мальчика, Костя и Света очень обрадовались и принялись скупать одёжки, игрушки, пелёнки и прочее младенческое добро, нужное не столько ребёнку, сколько родителям. И ждали, очень ждали рождения Костика. Света настаивала на том, что хочет назвать сына только так, в честь мужа. Будущему отцу эта идея не слишком нравилась, но он любил жену и не хотел спорить, а потому согласился.

На пятом месяце беременности Света прочитала статью про совместные роды и очень захотела, чтобы Костя был рядом с ней во время рождения их ребёнка. Она даже нашла в одном из городков ближайшего Подмосковья роддом, где практиковали такое. Там ей подсказали, что есть специальные курсы, на которых готовят будущих мам и пап к совместным родам. Света громко, с выражением прочитала статью мужу, пока он ужинал, рассказала про удивительный роддом, сделала умоляющие глаза, и Костя согласился два раза в неделю ходить на подготовительные занятия.

Курсы оказались интересными, и Косте даже понравились. Весёлые муж-доктор и жена-воспитатель детского сада рассказывали слушателям, как отрабатывали свою систему на себе, показывали фотографии свои и своих детей, а также счастливых семейных пар, уже рожавших у них, и красивых малышей, сидящих на руках у сияющих родителей. Это и на Костю, и на Светлану произвело сильное впечатление. Было решено рожать только в этом потрясающем роддоме при помощи этих замечательных людей. Доктор Семён Степанович Синьков пообещал собственноручно принимать их ребёнка. Светлана была счастлива и рожать совершенно не боялась.

Так получилось, что у всех пар из их довольно большой группы подготовки к родам дети появились на свет раньше, чем у Соколанов. И Светлана восторженно рассказывала, что ей звонили уже и Лиза, и Оксана, и Маша, и у всех всё прошло замечательно. Как по маслу прошло. Родились здоровые, крепенькие детишки. Все сокурсницы взахлёб хвалили доктора Синькова и были ему очень благодарны. И они, разумеется, не лукавили. Он и вправду был хорошим, опытным врачом и многим помог. Но с Соколанами всё вышло по-другому.

Света перехаживала беременность, и её положили в предродовое отделение, ожидая начала схваток с минуты на минуту. В тот день Костя задержался на работе. Ставший уже старшим лейтенантом, Соколан себе всё так же не принадлежал и был вынужден подчиниться приказу. Освободившись, наконец, он, волнуясь, позвонил в роддом, и ему сказали, что жена уже рожает. Костя на своей голубой «шестёрке» мчался, нарушая все мыслимые правила, и не попал в аварию только чудом. Но, когда он прилетел-таки к жене, мальчик, их сын, уже появился на свет. И Светлана, счастливая, хотя и очень бледная, лежала в чистенькой красивой одноместной палате.

– Светка, прости, я опоздал, – почти простонал чувствовавший себя подлецом и негодяем, бросившим жену в самый важный момент, Костя и сунул ей в руки огромный букет роз. Света не удержала его, и цветы усыпали одеяло. Жена улыбнулась и устало откинулась на подушку, на мгновение прикрыв глаза.

«Как в гробу лежит», – в ту же секунду уколола страшная, несвоевременная мысль. Костя сердито мотнул головой и прогнал её. Он был счастлив: у него родился сын.

– А можно я мальчика посмотрю? – спросил он у доктора Синькова, которого встретил, выйдя из палаты в коридор, чтобы попросить у медсестёр вазу для цветов (в этом потрясающем роддоме были продуманы даже такие мелочи). Доктор пробежал было мимо, но, узнав Костю, остановился.

– Можно, отчего нет, – ответил он чуть поспешно, пожал плечами и провёл молодого отца в большую светлую палату в конце коридора, где в специальных кроватках лежали сразу несколько младенцев. Семён Степанович подвёл Константина к малышу, лежащему у окна. Прошелестела какая-то бумажка, и врач отступил в сторону, рукой показав на ребёнка:

– Вот ваш сын.

Малыш, туго стянутый пелёнкой с жёлтыми утятами, спал. Красное, чуть припухшее личико было спокойно. Головка ребёнка показалась Косте асимметричной и несоразмерно большой. Но он тут же вспомнил всё то, что рассказывали им на занятиях, и успокоился. Новоиспечённый отец пару минут разглядывал ребёнка, благодарно пожал доктору руку и снова пошёл к жене. Семён Степанович остался в детской, переходя от кроватки к кроватке.

– Ты его видел? – спросила Светлана, с надеждой и волнением вглядываясь в лицо мужа.

– Да. Он очень красивый, – уверенно соврал Костя, которому младенец не слишком понравился, но он знал, что почти все дети поначалу не отличаются красотой, а потом хорошеют и начинают походить на ангелочков (об этом им тоже рассказывали на занятиях). Света спокойно и гордо улыбнулась.

А Костя, чтобы доставить ей удовольствие, добавил ещё несколько деталей:

– У него пелёнка с утятами и голубой чепчик. А одеяльце в клеточку, зелёненькое.

– Там не холодно? – заволновалась Света.

– Нет. Тепло. Ты не переживай. Он спал и был совершенно доволен жизнью.

– Его, наверное, скоро кормить принесут, – блаженно улыбаясь и глядя мимо Кости нежным, ласковым взглядом, тихо сказала жена. И Костя понял, что у него в её сердце теперь появился конкурент. Но не заревновал, а умилился.

Посидев у жены ещё немного, счастливый отец собрался ехать домой. Ему нужно было сообщить радостную весть родным и друзьям.

В роддоме было тихо. Врачи, кроме дежурных, уже разъехались по домам. Медсёстры, выполнив все назначения, отдыхали. В полутёмном пустом коридоре к Косте подошла немолодая санитарка и, озираясь по сторонам, шепнула:

– Вас обманули. Вам показали чужого ребёнка. А ваш сын сейчас в реанимации. Так получилось, что его уронили почти сразу после рождения.

Выглядело всё это, словно сцена из какого-то глупого сериала, но почему-то Костя ей сразу поверил. И тут же заработала его профессиональная наблюдательность, до этого притупившаяся из-за сумасшедшего счастья, накатившего на него, когда он узнал о рождении сына. Вспомнились растерянные взгляды медсестёр, пока он шёл, вернее, почти бежал с огромным букетом к Свете, и то, как одна из них вскочила при его появлении и поспешила куда-то. Вспомнился странный, преувеличенно бодрый тон доктора Синькова. И шелест бумажки, когда врач подошёл к кроватке с ребёнком. С чужим ребёнком. Теперь-то Константин понял, что мужчина просто снимал с бортика бумажный ярлычок с фамилией матери. Потому что ребёнок был не их и фамилия тоже.

Костя с полубезумным видом кивнул нянечке и, резко развернувшись, пошёл к детской палате. Из сестринской доносился звук включённого телевизора, в котором весёлый громогласный дядька радовался, что кому-то выпал сектор «Приз». С того дня Костя ненавидел эту передачу и дядьку тоже. Хотя он-то, конечно, ни в чём не был виноват.

В детской тоже никого, кроме малышей, не было. Костя подошёл к окну. На кроватке ребёнка в пелёнке с жёлтыми утятами и голубом чепчике висела табличка с незнакомой фамилией – уже успели вставить. На всякий случай Костя просмотрел таблички на всех кроватках. И своего сына не нашёл.

Он вышел в коридор и снова отыскал ту нянечку. Увидев его, женщина отставила в сторону швабру и сострадательно посмотрела на Костю.

– В этой палате все дети? – Костя махнул рукой в сторону детской. – Или они в нескольких местах лежат?

– Все здоровые здесь, – вздохнула нянечка. – А ваш на другом этаже, в реанимации.

– Как это получилось? – спросил Костя, в голове у которого билась одна мысль: как он будет об этом рассказывать жене?

– Он родился крепеньким и совершенно здоровым. Но его случайно уронили. Так бывает.

– Часто? – страшным мёртвым голосом спросил зачем-то Соколан.

– Что «часто»? – не поняла добрая нянечка.

– Часто у вас детей роняют?

– Нет, что ты. На моей памяти только раз такое было. Но это ещё в другом роддоме. А здесь никогда.

– Понятно. Значит, нам не повезло.

Косте Соколану было двадцать пять лет, и он многое повидал на своей работе. Но когда он представлял, как крохотного голенького новорождённого малыша чьи-то равнодушные руки выронили на холодный твёрдый кафель пола, ему хотелось выть. И он застонал, сжав зубы так, что они заскрипели.

Нянечка потянулась и шершавой тяжёлой рукой погладила его по голове. Он отшатнулся, не в силах принять эту простую человеческую поддержку.

– Он будет жить?

– Врачи говорили, что да. Но вот только что это будет за жизнь? – еле слышно прошептала нянечка.

– Почему они нам сразу не сообщили?

– Мне подруга, она медсестра, сказала, что надеялись, что в ближайшие дни отказничек какой будет, они бы его за вашего сына и выдали, а вашего – за того отказничка. У нашего главврача связи и в других роддомах. Так что они нашли бы и поменяли…

– А что бы они жене сказали, почему кормить ребёнка не приносят?

– А ей приносят. Тут мамочка одна лежит, кормить сразу отказалась, за грудь боится. Так ей говорят, что малыша кормят смесью. А на самом деле носят вашей жене.

– И что, если бы нашли отказничка, моя жена не поняла бы, что это не тот ребёнок, которого они ей приносили кормить?

– Ну, придумали бы что-нибудь. Сказали бы, что дети меняются, или ещё что наплели. Она у вас молоденькая совсем, неопытная.

– Понятно, – Косте не хотелось жить, и он от отчаянья сорвался на ни в чём не повинную нянечку: – А вы что? Денег хотите? Поэтому рассказали?

Женщина посмотрела на него грустно и покачала головой:

– Если бы ваш ребёнок умер, я бы молчала. Вы бы взяли отказничка и были счастливы. Но ваш ребёнок жив. Доктор говорит, он будет инвалидом. Но жить будет. А ты знаешь, каково живётся больным детям, от которых отказались родители?.. Я посмотрела на твою жену, на тебя и подумала, что вы его не бросите. Не такие вы люди. Поэтому и рассказала. Чтобы у вашего сына был шанс.

Костя помолчал и убито кивнул:

– Спасибо… Извините меня.

– Да ничего, ничего, – кивнула нянечка, – тебе тяжело сейчас. Но будет легче. Вот увидишь.

Но следующие восемь лет им не было легче.

Тогда, в девяносто восьмом, Костя поднял на уши весь роддом. Им все рассказали, конечно, и даже извинились. Света была в шоке и дня два вообще не говорила. Только лежала, повернувшись лицом к стене. А Костя бегал, пытаясь найти врачей, которые могут хоть чем-то помочь. И нашёл. Мальчик, их сын, выжил. Костя по наивности тогда подумал, что всё закончилось. Но это было не так. Потому что на самом деле всё только начиналось. Даже врагам, если бы они у него были, Константин не пожелал того, что пережили они со Светланой в следующие восемь лет. Невыносимо долгие восемь лет без надежды.