Вячеслав Александрович Демин
Кому на Руси жить?
в конце концов они все были биты…
***
Но я отвлекся – век Екатерины
блестящим был, но вовсе не простым:
любимица дворян, народной сердцевины -
она не знала. По России дым
шел черный-черный, а крестьянской долей
был рабский беспросветный труд;
народ роптал и вспоминал о воле,
И Емельян Иваныч поднял кнут.
Пылают барские хоромы,
И снова взбудоражена земля:
Пожары, пытки и погромы,
Страх Петербурга, дрожь Кремля.
И кровь – закат или заря -
Над обезумевшим народом,
Над перепуганною властью?
И черный дым в небесных сводах,
И снова над страной ненастье.
Несправедлива и не нова
Мораль чертовской западни,
Что угнетение одних
Счастливым делает другого.
И месть народа, снова месть,
И всяк спешит следы заместь.
И как в любую бойню-смуту
Мгновенный суд – сейчас и здесь!
В крови замешанная круто,
Месть билась в тысячах сердец.
Но был предатель, наложивший путы,
Всё кончилось в течении минуты,
Весь мир устал от крови, наконец.
Лжепётр-третий, дерзнувший на трон,
В бою с Суворовым, по счастью, не столкнулся,
И был без боя им пленен.
И как над Разиным, топор над ним взметнулся.
***
По счастью на Суворовских руках
Народной крови не было ни грамма.
Но ужас наводил и страх
Он на врагов в далёких странах.
Богатыри! Богатыри!
Вот кто историю творит!
А в вышине – орла круги,
Россия – где твои враги?
Все расползлись, забились в щели.
Неужто всех их одолели?
Твой подвиг не опишет бард –
Вот Измаил, вот Сент-Готард!
О, восходящий свет зари,
Победно русский штык горит!
Но, нет! Суворова не стало,
И Александра с пьедестала,
Как шулера с колодой карт,
Убрал с дороги Бонапарт.
Как к казни приговор – Тильзит,
И вот французам путь открыт!
………
С какой тоской, с какою болью,
Суворов, твои раны солью,
Посыпали, но было нам дано
Надеждою скупой – Бородино!
Миг перед смертью очень краткий,
Не всем дано в глаза ей посмотреть.
Нет нужды повторять в каком порядке
За строем строй выкашивала смерть.
Бородино! Там кровью истекать
Сто тысяч воинов осталось.
Отдав Москву – Россию отстоять -
Решенье горькое в то время принималось.
Как в Смуту – через двести лет –
Склонился стольный град без боя –
Венцом наполеоновских побед,
А после – самой страшной болью –
Когда он понял, что спасенья нет…
Москва впитала его силы, соки,
Пошли из-за добычи склоки,
И вилы партизан – острее, чем стилет.
Москва сгорела, в довершенье бед,
И тут расплаты подоспели сроки
Тогда он понял, что спасенья нет!
И он бежал, и вслед за ним,
В метельных северных просторах,
Развеян его славы дым,
Но не фельдмаршалом седым,
Народом, что непобедим,
Солдатом выучки Суворова.
***
Народ, который спас страну,
Бесправным был еще пол века.
Удобно получать в казну
Доход с раба, не с человека.
Корабль дал течь и шел ко дну.
Запасом прочности махина,
Еще держалась на плаву,
Но курс проложен был – на льдину,
Что возвышалась наяву.
***
На рубеже столетий двух,
На лезвии эпох, на грани,
Родился гений, чей свободный дух
Традиции и моды протаранил,
Возрадовался русский слух,
Отверг французам плату дани.
Без Пушкина мы были бы сироты.
Его великий, нежный дар
Создал поэзии российской соты,
Куда с тех пор стекается нектар.
На мир глядя с огромной высоты,
Откуда мелочи-условности незримы,
Корабль он создал в море красоты,
Волшебный парусник скитальцев-пилигримов.
С тех самых пор в миру проходят мимо
Года, столетья, войны, мор и глад,
Сверкнув-мелькнув клубком неповторимым.
Преодоление преград -
Сменили мы на сон ленивый.
И только Пушкин, вечный эталон,
всем, кто душою молод и влюблён.
***
Когда сел Николай на трон,
снег обагрился кровью чистой;
честнейшей кровью декабристов
в свой первый день умылся он.
Увы, печальная свобода
держалась далеко от входа.
Царь шел не разбирая брода,
концы бросая, как и трупы, – в воду.
Лишь сын его в свой звездный час
изрек придворным величаво:
Коль не отменим это право,
тогда оно отменит нас!
Ну вот и пробил час народа-
царь лично объявил свободу!
Увы, ее так долго ждали,
Что, отупели и устали…
Конечно, многое нарушил
тот Манифест в крестьянских душах.
Холопов вроде бы не стало,
но счастья…счастья было мало.
Холопство – это ведь не вши,
а состояние души.
Словами в приказном порядке
не вытравить холопство с грядки.
Уж если Чехов, как из пакли,
раба выдавливал по капле,
то сколько надо поколений,
какой кумир тут нужен, гений,
чтоб вековое зло отбить, -
не ненавидеть, а любить.
Кого? За что? Какою мерой?
Немедленно встаёт вопрос.
Как близок ад с кипящей серой,
как далеко от нас Христос.
Две тыщи лет – и всё одно и то же:
И мы сожгли мосты и корабли.
Куда пришли мы? Что-то непохоже,
Что в царство обетованной земли.
Она была красивей и моложе,
И празднично смотрелась издали.
Ругать, однако, землю нам не гоже –
Не из её ли сами мы пыли?
И эти все две тыщи лет –
Абсурд и суета сует.
Ах, сколько раз, отринув дух сомненья,
Мы брали штурмом пики высоты.
Не думая, что путы у мечты
Скрываются не в силах тяготенья,
А в нас самих, и в линиях черты,
Что нам даётся с самого рожденья,
И пропадет лишь в недрах пустоты.
И дело не в российской лени,
Не в нашей скидке на «авось».
Россия! Милая! Тебе всё время тернии,
Не мясо, а обглоданная кость.
Увы и ах!
В моих стихах,
обрывках фраз и междометиях-
кошмар и страх
ужасных метастаз
грядущего тысячелетия…
А мы, как куры, севши на насест,
Кудахчем и гордимся и куражимся.
Попробуйте-ка сдвинуть Эверест,
И мало, уверяю, не покажется!
Вот вам неизвестное пророчество:
Не родился гений одиночества.
Как родится – час настанет мщения,
И конец для гения общения…
***
В простом городишке Симбирске,
В захлюпанном городе нищем,
Родился титан богатырский,
И больше такого не сыщешь.
И в миг, когда нашей Отчизне,
Почти что сломали хребет,
На поминальной тризне
Раздалось могучее «нет»!
Нет рабству и нет – унижению,
Мир хижинам, горе – дворцам,
Конец вековому сомнению,
И бой, смертный бой подлецам!
***
Пока я помню тех, кто с нами жил,
Они во тьме бесследно не исчезнут.
Не памятники помню я, могил,
Они лишь вехи на просторах бездны.
Людей я помню, а не тени их.
Порою гневных, а порою кротких.
Пусть помянет их вольный стих –
Мы – экипаж подводной лодки,
Несущейся неведомо куда,
Построенной с космическим размахом.
Пока мы помним – не страшны года,
Хоть велики глаза у страха.
Пока мы помним – жизнь как многоточие.
Но горе – если позабудем.
Законы вечности не в строчках,
Бессмертье скрыто в смертных людях.
Вопрос ко всем, кто раньше был:
Куда уходите вы, люди?
Что там – за холодом могил?
За гранью отгоревших судеб?
***
Я помню Ленина. Он камень заложил
в основу нового таинственного храма.
Жил для людей, но он без Бога жил
мечтой о справедливости туманной…
Ушел – и веет холодом могил.
Из-под надгробий вылезают хамы.
И в жизнь ползут и сеют в людях страх -
по селам, городам и странам,
неся с собою вместо света мрак,
заклятьем сатанинским бранным.
От смены власти больше всех страдает
простой народ – избытком новых бед.
Незаменимый все таки бывает.
Провалы начинаются с побед…
В размытости добра и зла,
В неясности границ соседей,
история всегда везла
причину всех своих трагедий.
Нам, современникам, дано
познать лишь мизерную малость.
Мы брагу пьем, а не вино-
вино еще не настоялось.
***
Был пряник мал и был огромен кнут-
мы с болью видим лишь оскал владыки.
А смысл потомки разберут,
признав эпоху истинно великой.
Заботы, страхи – вот что нас гнетет.
Среди деревьев нам не видно леса.
И мы истории воспринимаем ход
как палку в колесе прогресса.
Да, Сталин с палкою идет,
своих, чужих ли – больно бьёт,
но – за России интересы.
Он время на сто лет вперед
опередил, и вскрылся лёд -
не мудрено, что столько бесов,
проснувшись в этот ледоход,
как от церковной лезли мессы.
Но лед сошел. Плотины вал
великий зодчий создавал
иначе б нас взорвали стрессы…
……..
Рубить сплеча – лишь сильным по плечу.
Сказать я вовсе этим не хочу,
что вождь, крутой имея нрав,
но озарив собой столетье,
пред будущим всё же прав.
На деле, а не на словах -
стряхнул он у порога прах,
и потому не в двух словах -
пред Высшим судией ответит.
Не судьи мы тебе, не адвокаты.
Страна тобой была богата,
страна тобой была бедна,
но чашу вместе вы до дна
испили: гений и народ.
ответит Сталин в свой черед
за череду своих ошибок,
за путь, что шаток был и зыбок,
за недолет и перелет.
Но не тираном предстает
он тем, кто шел с ним в бой, вперед,
и тенью жил его улыбок.
Ответит Сталин в свой черед
виновен ли он в сделке с змеем.
И белый ангел поведет
