Вольтер
Пришествие на нашу землю и пребывание на ней Микромегаса из сочинений г. Вольтера

Микромегас тихонько протянул руку к тому месту, где то ему показалось, продвинул два пальца, и что бы не ошибиться, разняв их и сжав, ухватил легонько корабль, на котором те господа ехали, и так же и его еще положил на ноготь, не гораздо жав его, что бы не раздавить. – Вот какой очень отличный от первого зверек, – говорил Сатурнский карла. Сириянец мнимого зверька положил на ладонь. Обретающиеся на корабле чаяли, что они неким бурным ветром вознесены на превеликий камень: пришли все в движение: матросы хватались за винные бочки, бросали на Микромегасову руку, и сбросились сами после. Землемеры забрав все свои к обмериванию надобности, сошли на Сириянцовы пальцы. Столько было их, что он, наконец, почувствовал, что у него на пальцах нечто ворошится, и их щекочет. В указательный его палец вбили они железную палку на ступень мерою. Как его кольнуло, раззудил он, что что-нибудь из того зверка, которого он держал, вышло, а больше тотчас и мыслить ему было нечего. Микроскоп, которой взору кита и корабль едва изобразить мог, не имел добычи в такой малой твари, каковы люди. Я не стараюсь чьей-нибудь коснуться тщетности, только прошу важных людей, чтоб они при этом сделали со мною маленькое примечание. Взяв стан человеческий ступеней пяти, не имеем мы больше вида, как на ядре десяти ступеней вокруг, зверек около шестисот тысячной части ширины большого пальца вышиной. Вообрази себе существо, которое нашу землю может взять в руку, и у которого члены по размеру наших. Да и очень может статься, что таковых существ по всей вселенной великое множество. Так представь себе, прошу я, что бы они подумали о сих сражениях, которые нам две деревни стоили, и которые от нас обратно отданы. Думаю, что когда-нибудь гранодерский Капитан прочтет сие сочинение. Он ступенями двумя превышает шапки своих подчиненных, а я его уведомляю, что и он и подчиненные его пребудут навсегда в бесконечных малостях.

Какое пречудное искусство надлежало иметь лучшему Сирийскому Философу; рассмотреть те пылинки, о которых я говорил! Когда Левенгек и Гартсекер первые увидели, или чаяли, что увидели, крупинки, от которых мы зачинаемся, далеко не подошли они открытием своим к сему преудивительному открытию. Какое утешение ощущал Микромегас, видя, что тельца маленьких сих тварей ворочаются. Рассматривая все их обращения, следуя им во всех их действиях, как закричал он! с какою радостью отдал он один из своих микроскопов в руки своего товарища! Вижу, говорили они оба вдруг. Видит ли, как они бремена носят, как наклоняются, как подымаются? Говоря им это, от радости, что видят такую новизну, и от страха, чтоб не лишиться сего к исследованию зрения, руки у них дрожали. Сатурниянец из непомерной вероятности пришел в непомерную вероятность, чаял, что он приметил, что они уже и сочетаются. Ах! говорил он, Все естественные действия открылись мне, однако в кажущемся виде обманулся он, какие обманчивости и без микроскопа и с микроскопом часто бывают.

Микромегас лучший примечатель, нежели его карла, ясно увидел, что сии пылинки разговаривают, и показал то своему товарищу, который стыдясь, обманувшись произращением сочетания, не хотел верить, что такие мелкие твари могут друг другу сообщать свои мысли, а он дарования языков имел так как и Сириянец. Не слышал он, как иные пылинки говорили, и из того заключил, что они не говорят. В прочем, удобно ли таким мелким тварям иметь устроенные для Произношения голоса члены, да и что им говорить? для разговоров потребны мысли; а ежели б они мыслили, так бы должны были они иметь нечто подобное душе. Дать некое подобие души, такой малой твари, казалось быть ему весьма странно. А ты думал, говорил Сириянец, что они в сей час упражнялись в любовных действиях. Или ты думаешь, что и без мысли любиться можно, Не произнеся ни одного слова, или, по крайней мере, не дав себя разуметь: не полагаешь ли ты, что удобнее делать доказательство, нежели ребенка? – Мне, – говорил он, – и то и другое не понятно. Я не смею ни верить, ни отрицать, говорил карла, я ни какого об этом не имею мнения, рассмотрим прежде гадов сих, и после о них рассуждать станем. – Это очень хорошо сказано, – отвечал Микромегас, и тотчас вынул ножницы, которыми он обрезывал ногти, и из отрезки своего ногтя сделал превеликую трубу, как широкую воронку, которой горло приставил к своему уху. Окружение сей воронки и корабль и всех слезших с корабля охватило, и самой слабой голос сквозь ногтевую трубу проходил, так что сим искусством Философ из высоты совершенно слышал в низу журчанье обретенных гадов. По немногих часах стал он разделять слова, и на последок узнал он, что они говорят по-французски. Узнал то и карла, только с большею трудностью. Удивление сих путешествователей усугублялось по всякую минуту. Слышали они, что червячки говорят с изрядным рассуждением. Сия игра природы казалась им уходящая от толкования. Можно поверить, что Сириянец и карла его нетерпением горели, что бы с сими пылинками утвердить обхождение. Боялись они, чтобы громкие их голоса, а паче Микромегасов, вместо того чтоб сии червячки их влияли, не оглушил их. Умалили силу его. Сириянец держал карлу на коленях, а корабль со всем прибором на ногте. На конец, употребив все свои предосторожности, речь свою начал: невидимые твари, которые рука создателя благоволила произвести в бездне бесконечные малости! Я его благодарю, что открыл он мне таковые тайны, которые казались быть непроницаемы. Может быть другие вами гнушаться станут, но я ни кого не презираю и обещаю вам свое покровительство.