Воль
Режь пуповину. Разрезай
– А что такое розы, мама?
– Ах, твоё сердце привязано, как мне его уберечь!? – мать садится на колени к дочери и берёт в свои ладони личико Элли. Заглядывает в нежные красные глаза. – Как мне тебя защитить, пока вокруг бушуют войны, злоба и предательство? Мы связаны – я сразу почуяла тебя в опасности-и-и. Мы связаны – ты была рождена из меня. Ты так хотела знать солнце и дала себя разить, посмотри на кожу – оно опасно для тебя. Слушай меня, свою маму, лишь я могу защитить тебя. Лишь я твою душу способна уберечь. Ни солнцу, не демонам, никому не отдам, ты будешь здесь и будешь навсегда.
Действие III
Мать уходит за дверь. После неё в гостиной остаётся Элли. Она сидит в кресле, её рука связана плотной верёвкой, что была привязана к батарее. Больше чем на метр от кресла Элли не могла уйти.
Элли сидит и смотрит в стеклянный шкаф, в котором находится хрустальная посуда. Преломляется её отражение – видит Элли себя, сложенную в несколько частей. А на щеке горит синий ожог. Переводит девица взгляд с хрусталя да стекла в коридор, а оттуда – на кухню, где окно было заколочено досками и имелась лишь щель, через которую только мать могла смотреть.
– Что там дальше, кроме света ока драконов? Льётся ли лава, летают дьяволы и смотрят на меня? Я была непослушна: мать хотела сберечь меня. Оно хотела, что б я поняла, как поступают дьяволы, поэтому поцеловала меня жёстко, но почему… я хочу оказаться там, за деревянным занавесом? Почему… будто сердце плачет. Почему слёзы продолжают стекать по щекам, если я должна быть счастливой? Я в безопасности, и больше солнце не обожжёт меня. Вот таково имя дракона, что поджидает меня? Солнце. Солнце светит каждый день. Солнце даёт тепло, обманывая им, чтоб душу украсть. И снова я одна. Мама идёт биться с ним, чтоб Солнца не стало. И тогда оно перестанет светит и будет мне не опасно, но… почему? Будто сердце плачет, а я хочу туда? Я. Хочу. Туда, – Элли дёргает рукой, верёвка не рвётся. Элли опускает голову. – Я не хочу – это всё обман. Происки дьяволов!
Элли считает, сколько минут нет матери. Луч Солнца, из щели, становится всё меньше. Элли включает торшер и берёт в книге отобранную мамой книгу. Она начинает читать вслух, по слогам.
– В од-ной стра-не жи-ла ко-ро-ле-ва, пропуск, и бы-ла у неё дочь. Од-наж-ды зла-я ведь-ма, и снова пропуск. Пропуск. Пропуск! – девочка скребёт по жёлтым листам пальчиком. – Какой смысл читать, если всё пропуск? Мама на каждой странице оставляет линии, вычёркивает ими слова. Что за ними? Ещё один занавес, что не даёт узнать форму Солнца. Раньше не задавалась вопросами, считала, что так надо. Но помню её, как в ночи стучала мама молотком. Она забивала занавес досками, но вся комната ночью, пока доски не стали стеной, была озарена электрическим светом. Мама не погибла, свет не обжёг. В полной ночи свет электрический! Я хотела встать на цыпочки, но не успела. Так что там за чертой? Какой свет, какой был монстр? Почему на множестве слов мать приставляла к концу буквы «а» и зачёркивала «и»? Комод был, стена была, солнце было – в чём различие слов, если для каждого буква своя? Ещё одна стена, за который следует перелезть. Ещё одна стена. Если я стану сильней, смогу ли долг матери облегчить? Тогда мы обе будем биться с оком драконов и никто не будет её одежду рвать? Я буду храброй дочерью её.
Мать заходит в квартиру и вешает пальто на вешалку. Затем она цыпочках заходит в зал и снимает путы с руки дочери, целует в макушку и уходит готовить ужин.
– Ты пришла поздно, мама.
– Меня задержали драконы, милая. Потише будь, их рёв до сих пор слышу! – просит мать и ставит кастрюли на плиту.
Девица послушно оставляет мать и начинает ходить по квартире: в туалет, в свою комнату, по залу. Танцевать, играть с кубиками разных форм, заглядывать на кухню, чтобы насладиться ароматами домашней еды. После того, как мать вновь попросила покоя, Элли решает поиграть.
– И в два прыжка я доберусь до коридора, в пять – гостиной. Раз, – прыгает. – Два. – прыгает. – Раз! – Элли хочет прыгнуть, как замечает нечто странное лежащее на полу, прямиком у входной двери. Элли подходит к двери и видит оранжевый лист, который по обыкновению имеются на деревьях – так говорилось в книжках. Элли берёт его в руки и обнюхивает.
– Влажный. Сырой. Затхлый как в антресолях… – Элли поднимает аккуратно лист над собой и смотрит, как свет из кухни пронзает осенний лист с пятью зубьями, как ладошка человека.
– Элли, что ты там делаешь? – кричит мама с кухни. Элли прячет лист за спиной и делает прыжок.
– Ничего, мамочка. Я просто устала прыгать.
– И не прыгай. Твои ножки слабые. Лучше иди ко мне!
Элли в кровати. Она смотрит на лист в ночи, крутит его в руках.
– Я хочу знать, откуда ты пришёл. Как от драконов спасся. Тебя принесла спина мать – она защитила тебя. И через тебя проходит электрический свет – таких много, как ты. Я видела лишь в книге, на обложке, дерева лист, но он совсем не похож на тебя, не ведьма ли ты? На тоненькой ножке, как решето, пахнешь сырой землёй, как немытая влажная клубника или картофель. Но мой нос почуял сладость и холод приятный, ты похитил сердце моё. Хочу увидеть твоих друзей, лист! Что там за стеной? Так что там за чертой? Если имеются такие покорные листья, так разве всё несёт опасность? Как… как появляются листья? Вы рождаетесь из других листьев? Вы так слабы как я, на тоненькой ножке, я могу подуть – и ты поднимешься вверх. Так что там за чертой? Если будет вас много, сойду ли я с ума от запаха вашего? – Элли кладёт в книгу лист и прячет её под подушкой. – Я хочу знать.
Элли смотрит на себя в зеркале. Бледна, стройна, похожая на лист, так же слаба и бесполезна.
– Как мне сильней стать, чтоб храбрей быть?
Мать кличет дочь, чтоб привязать.
Дочь послушно садится в кресло, а рядом с ней новая книга. Мать уходит, дочь – читать. Искать занавесы в строках.
– Боль – прошла, страх – обнял, душа – вышла. У королевы дочь родилась. Она была непослушна. Мать и дочь – как я и мама. И здесь всё неизменно. Хоть тысячи историй я прочту, всегда я буду неразумной. И каждой из историй только мать права, сильна, тогда… как мне мамой стать? В нашем доме когда-то тараканы завелись. Были маленькие и большие. Большие – мамы, маленькие – дети. Но некоторые большие будто были колпачком и ручкой. Мама, увидев их, давить стала и мне запретила видеть. А я помню. Всего их было трое.
